Хотя и контингент у такого театра был подходящий: сплошь рабочий класс, либо какие-то бездельники. Приличного, интеллектуального общества в подобных театрах не бывает. Разумеется, эти простаки легко поверили в то, что им хотелось – в мистическую и пугающую тайну.
Двигаемся дальше. Досье погибшей женщины. Аманда Фарли, 34 года, швея. Это, собственно, вся основная информация. Указаны еще вес, цвет волос, рост и т.д. Но нет никаких подробностей биографии или информации, связанной с ее работой. Похоже, что она вообще работала на дому. В семейном положении стоит “не замужем”, однако есть двенадцатилетний сын по имени Брайан Гиб.
Так-так. Мужа нет и никогда не было, зато есть ребенок с другой фамилией. Ну что же, это о многом говорит. Нужно будет пообщаться с этим мальчиком, он уже достаточно большой, чтобы сообщить какие-нибудь любопытные сведения. Быть может, смерть этой женщины никак не связана с походом в тот злополучный театр, но почему-то интуиция комиссара буквально вопила о том, что Лесли Хоуп что-то скрывает, и это что-то связано с гибелью женщины. А комиссар Джэкобсон привык доверять своей интуиции.
Где сейчас мальчик? Ага, уже направлен в приют. Нигде нет записей допроса, похоже, что его не стали травмировать еще и вопросами сразу после гибели матери. Ну что же, пошли уже вторые сутки, так что остается надеяться, что Брайн уже успел совладать с эмоциями и с ним можно будет поговорить.
Так, документы на театр… Комиссар не успел прочитать и строчки – кто-то снова осторожно открыл дверь его кабинета.
3
- Комиссар Джэкобсон?
Комиссар с удивлением поднял голову и увидел смущенное лицо незнакомого мужчины потрепанного вида. Может он и не являлся нищим, но был очень близок к этой незавидной категории населения. И, видимо, давно привык не замечать недовольного и даже презрительного взгляда, которым его невольно встретил Джэкобсон. Тем не менее, комиссар вполне вежливо ответил:
- Да, это я. Что вам угодно?
Незваный посетитель неловко переступил с ноги на ногу, явно чувствуя себя лишним в этом кабинете.
- Мое имя Сэм Роуллс, я работаю в театре мистера Хоупа. Занимаюсь бумагами, билетами и кассой.
- Точно, я припоминаю вас в списке допрошенных сотрудников, - кивнул Джэкобсон, заметно оживившись и поспешно пролистывая только что изученные страницы, - Вы хотите что-то добавить к своим словам?
- Так и есть, - едва слышно подтвердил Сэм Роуллс.
Он выглядел таким нерешительным, что Джэкобсон предложил ему сесть и выпить стакан воды, пока свидетель не передумал говорить. Роуллс вежливо поблагодарил, но так и не притронулся к предложенному стакану. Неудобно устроившись на самом краешке стула, он снова заговорил с прежним смущением, а его чуть дрожащие руки принялись нервно крутить засаленную шляпу.
- Поймите меня, сэр, я не хочу вредить мистеру Хоупу. Он всегда хорошо относился ко мне и другим работникам. И, хоть и платил мало, но зато всегда в срок и полностью. Мне нравится мистер Хоуп, и я боюсь, как бы мои слова…ээ…не сделали его вновь подозреваемым.
- Мистер Роуллс, - твердо произнес Джэкобсон, - Если вам что-то известно по этому делу, вы обязаны мне сообщить. Даже если это какая-нибудь несущественная мелочь.
- Это действительно мелочь, сэр, - Роуллс, казалось, обрадовался, ухватившись за это слово, - Просто я вспомнил кое-что и подумал – вдруг это как-то поможет следствию.
- Я внимательно вас слушаю.
Роуллс набрал в грудь побольше воздуха и единым духом отчеканил свой отчет:
- На допросе меня спросили – не встречал ли я прежде погибшую мисс Аманду Фарли. И я подумал, что, возможно, когда-то действительно видел ее - лицо бедной женщины показалось мне смутно знакомым. Но все-таки я сказал, что никогда не встречался с ней. Но тут я…меня утром словно стукнуло…
- В общем, вы узнали ее? – в нетерпении прервал комиссар.
- Да. Я вспомнил, кто она. Аманда Фарли шила разные костюмы, и мистер Хоуп регулярно заказывал ей не только свою одежду, но и сценические костюмы для своих кукол. Давно-давно я видел ее, когда мистер Хоуп сильно торопился и попросил меня заехать к мисс Фарли и забрать у нее свой заказ.
Комиссар с довольной улыбкой поставил локти на стол и соединил пальцы перед самым лицом.
- Любопытно, а мистер Хоуп ни слова об этом не упоминал во время своих допросов, - задумчиво произнес он.
- Правда? – искренно удивился Роуллс, - Как странно. Возможно, мистер Хоуп просто подумал, что это не имеет значения для дела.
- Возможно-возможно, - согласился Джэкобсон с этим наивным заявлением, лишь бы свидетель продолжал говорить.
- Благодаря этому она и попала на спектакль, - добавил Роуллс и приступил к своей истории, - Незадолго до начала спектакля, я заметил, что денег в кассе не хватает. В тот злополучный вечер планировался почти аншлаг – наконец-то было продано целых двадцать два билета, но денег было только за двадцать один. Я испугался, что меня обвинят в краже и сразу же сообщил об этом мистеру Хоупу, пока тот сам не обнаружил недостачу. И мистер Хоуп был настолько любезен, что объяснил мне эту странность. Оказывается, у его ведущей куклы Данте совсем износился костюм, и мистер Хоуп заказал для нее новый. Работа была очень простая и не стоила больших денег, но даже такой суммы у мистера Хоупа не оказалось. Честно говоря, дела у него идут совсем плохо, но только он не любит этого показывать посторонним людям. Пытаясь как-то исправить эту неприятность, он предложил швее взять вместо денег билет на сегодняшний спектакль в его театре. Видимо, он убедил ее, будто билет стоит больших денег, а его театр пользуется огромным успехом. В общем, она согласилась на такую сделку. И только сегодня утром я вспомнил, что швеей мистера Хоупа была та самая Аманда Фарли – та самая погибшая женщина в театре!
- Благодарю вас, мистер Роуллс, вы очень помогли следствию и выполнили свой гражданский долг! – торжественно произнес комиссар, поднимаясь с места и пожимая руку польщенному свидетелю.
Сэм Роуллс буквально просиял, узнав, что он сделал такое важное дело, и вышел из кабинета в полном восторге от своей храбрости. О том, что он, возможно, действительно навредил своему обожаемому работодателю, Сэм, видимо, уже не задумывался.
Итак, теперь понятно, как погибшая попала на этот злополучный спектакль. И ясно, что Лесли Хоуп намеренно скрыл тот факт, что на самом деле был знаком с Амандой Фарли. Этот козырь можно пока припасти, еще успеется увидеть лицо мистера Хоупа, когда он узнает, что следствию известно об их знакомстве. А пока – самое время наведаться к мальчишке.
Оставив несколько рабочих поручений, комиссар накинул на плечи поношенное, бывалое пальто, схватил шляпу и бодрым шагом покинул полицейский участок через черный ход. Ловко выскочив за дверь, он мгновенно смешался с толпой митингующих и, не привлекая к себе внимания, успешно миновал проулок, полностью оккупированный этими бездельниками.
Стоило комиссару покинуть участок, как суета, царившая в нем с позавчерашнего дня, приняла несколько иной оборот. Всех словно магнитом потянуло к той части здания, в которой располагались тюремные камеры. Сейчас в них находились только Вещатель и его кукла, и каждый из многочисленных обитателей полицейского участка считал своим долгом хотя бы мельком увидеть кого-нибудь из них, а то и обоих, если особенно повезет. В целях безопасности куклу поместили отдельно, в самой дальней камере, и приставили к ней дополнительную охрану. А вот камера с живым подозреваемым располагалась в самом начале и почти никак не охранялась. На самом деле Вещателя должны были вовсе отпустить, ведь теперь главным подозреваемым официально был признан Данте, однако комиссар намеренно задержал какой-то документ, и Лесли Хоупу приходилось теперь коротать в своей камере лишние несколько часов.
“Великий Вещатель” абсолютно никого не интересовал. Едва взглянув на него, все понимали, что это был самый обыкновенный человек с неинтересной внешностью, которая забывалась уже через полчаса. К тому же он вел себя тихо и вежливо, хоть и слегка самоуверенно, словно и вправду был величайшим артистом.
Все внимание своеобразной публики, состоявшей из любопытных молодых полицейских, было приковано исключительно к Данте. Хоть сторожа и пытались прогнать всех из коридора, рядовые полицейские, прознавшие об отлучке комиссара, так и норовили хотя бы одним глазком увидеть дьявольскую куклу. А Данте в это время спокойно сидел на тюремной койке и равнодушно взирал на всех своими искусственными глазами.
4
- Эй, Джимми! Псс!
Охранники, стоявшие возле самой камеры, с недовольным видом в очередной раз обернулись. Из-за приоткрытой двери, ведущей в соседний коридор выглядывали несколько веселых голов.
- Мы же друзья! – звал один из парней, подбадриваемый остальными, - Помнишь, как я тебя тогда прикрыл и тебе не досталось от комиссара? Ну брось, дружище, мы только быстро взглянем на нее и уйдем. Эрни и Дилу ты ведь разрешил посмотреть.
Бедный Джимми растерянно покосился на своих коллег, но те со смехом кивнули. Хоть всем и пытались внушить серьезный настрой, ведь все-таки погибла женщина, в воздухе все равно продолжал витать опасный вирус смеха, быстро распространявшийся по всему участку – настолько забавна была мысль о том, что четверо вооруженных до зубов, специально отобранных агентов стояли сейчас возле камеры с арестованной театральной куклой.
Получив это своеобразное разрешение, группа полицейских тут же пробилась вперед, и все эти молодые лица с жадным интересом прижались к самой решетке, словно разглядывали редкого зверя в зоопарке.
- Ну и рожа!
- Да тут не только баба померла бы от страха. Вот так чудище!
- Лыбится деревяшка!
Кукла спокойно слушала эту веселую болтовню, прерываемую приглушенным смехом, и ее стеклянные глаза, казалось, следили одновременно за каждым. Нарисованные зрачки были устроены хитрым образом, чтобы у каждого создавалось впечатление, что они обращены именно к нему. Такой прием можно было встретить в живописи, и тогда впечатление от картины становилось в разы сильнее, и даже делалось немного не по себе, словно ожившая картина и вправду следила за каждым движением своего беспечного зрителя.
Резкий и хриплый – он прозвучал совершенно неожиданно, заставив всех мгновенно замолчать. Отвратительный голос внезапно заговорил прямо из глубины камеры, перекрыв голоса молодых людей:
- Пришли посмеяться над убийством?
Несколько человек тут же обернулись, чтобы с ужасом убедиться, что коридор и ближайшие камеры позади них действительно пусты, остальные продолжали молча таращиться на куклу, рот которой, тем не менее, оставался неподвижным в своей зловещей улыбке.
- Я спрашиваю вас, вы находите это смешным? То, что я – Данте – убил женщину?
Мороз пробегал по спине от этого спокойного хрипа, в котором, с одной стороны, не было прямой угрозы, но в то же время скрывалось нечто страшное. Слова легко можно было разобрать, и все же голос казался нечеловеческим и вселял необъяснимый ужас.
- Кукла…говорит… - слабо выдавил кто-то.
- Вы удивлены? – продолжал голос, - Вы ведь за этим сюда пришли. Хотели посмотреть на живую куклу. Что же вы, любуйтесь!
Вдруг кукла залилась неистовым, оглушительным хохотом, заставившим всех в панике отшатнуться от решетки. Кто-то споткнулся и оказался на полу, кто-то бросился бежать в другой коридор, а кто-то просто застыл на месте, оцепенев от страха. Охранники, приставленные к Данте, выхватили оружие.
Вдруг один из полицейских помчался вперед и остановился возле самой первой камеры – единственной занятой, не считая камеру Данте.
- Это все Вещатель! – завопил он, - Это Вещатель заставляет куклу говорить!
Несколько человек бросились за ним и тоже остановились возле решетки. Их взору предстала не менее спокойная и одновременно не менее пугающая картина: Лесли Хоуп медленно пил воду из своего стакана, пока ужасный смех все еще продолжал сотрясать все тюремное отделение.
- Делает вид, что пьет, - сказал кто-то.
И тут же, словно желая опровергнуть эти обидные слова, Вещатель пролил немного воды на свой подбородок и воротник. Его горло двигалось, от губ стекали капли воды – он действительно пил воду.
- Черт возьми! Что же это!
Осушив стакан последними мощными глотками, Вещатель бросил его в сторону, заставив всех снова вздрогнуть от звона разбитого стекла, и вдруг заговорил тем же голосом, которым только что говорила кукла, только теперь голос раздавался уже из его собственной камеры, а в той стороне, где находился Данте, повисла тишина.
- Поверили, мои юные друзья? – с усмешкой спросил он, а затем уже добавил своим обычным голосом, - Простите, не мог удержаться!
Глядя на остолбеневших, смущенных полицейских, он залился нормальным человеческим смехом, невероятно гордый своим трюком.
- Клоун! – бросил кто-то, и остальные поддержали его одобрительным гулом.
И тем не менее, когда полицейские покидали тюремное отделение, у каждого из них на душе было неспокойно. И с того момента желающих взглянуть на куклу больше не было.
Развлечениям Вещателя окончательно пришел конец, когда в участок вернулся комиссар, и вместе с его появлением сразу же восстановилась прежняя железная дисциплина. Джэкобсон вернулся не один. Он не только снова пробрался незамеченным через черный ход, но и сумел тайно провести с собой мальчика-подростка. С виду мальчик выглядел совершенно нормально, только печать немой, глубокой грусти, казалось, навсегда застыла на его еще детском, но уже совсем не наивном лице. За все время, что комиссар вел его по многочисленным лестницам и коридорам, заполнял бумаги и что-то ему объяснял, маленький посетитель не проронил ни слова. На самом деле, его официальный допрос уже давно кончился, и бумаги об этом лежали на столе комиссара, но все же какое-то дело вынудило Джэкобсона неожиданно привести ребенка в участок.
Комиссар был еще более мрачен, огрызался на всех подчиненных и постоянно что-то говорил мальчику вполголоса, но единственное, что тот наконец произнес, было тихое “уверен”. И Джэкобсон сдался окончательно. В ту же минуту Лесли Хоупа вытащили из его камеры и снова повели в допросную комнату.
- Что вам еще нужно? – то и дело спрашивал чревовещатель, однако никто так и не дал ему ответ.
Хоупа усадили на прежний стул и ненадолго оставили одного. Затем дверь распахнулась, и на пороге появился комиссар Джэкобсон в сопровождении незнакомого мальчика. Когда они вошли в комнату, Вещатель раскачивался на стуле и выглядел так, словно вычислял в уме сложные математические примеры. Увидев вошедших, он тут же расцвел своей неуместной, слащавой улыбкой и вопросительно воззрился на комиссара. Тот презрительно скривил губы и громко сказал:
- Десять минут. Не больше.
С этими словами он покинул допросную комнату, а мальчик так и остался стоять на месте. Какое-то время они с Хоупом внимательно разглядывали друг друга, словно уже начали негласный диалог. Вещатель выглядел таким же беспечным и ничего не понимающим, а мальчик смотрел на него с холодным отчуждением.
- Как твое имя? – наконец первым сдался Хоуп.
- Брайан Гиб, - был тихий ответ, - я сын Аманды Фарли, которая умерла в твоем театре.
Идиотская улыбка мгновенно исчезла с лица Вещателя.
Двигаемся дальше. Досье погибшей женщины. Аманда Фарли, 34 года, швея. Это, собственно, вся основная информация. Указаны еще вес, цвет волос, рост и т.д. Но нет никаких подробностей биографии или информации, связанной с ее работой. Похоже, что она вообще работала на дому. В семейном положении стоит “не замужем”, однако есть двенадцатилетний сын по имени Брайан Гиб.
Так-так. Мужа нет и никогда не было, зато есть ребенок с другой фамилией. Ну что же, это о многом говорит. Нужно будет пообщаться с этим мальчиком, он уже достаточно большой, чтобы сообщить какие-нибудь любопытные сведения. Быть может, смерть этой женщины никак не связана с походом в тот злополучный театр, но почему-то интуиция комиссара буквально вопила о том, что Лесли Хоуп что-то скрывает, и это что-то связано с гибелью женщины. А комиссар Джэкобсон привык доверять своей интуиции.
Где сейчас мальчик? Ага, уже направлен в приют. Нигде нет записей допроса, похоже, что его не стали травмировать еще и вопросами сразу после гибели матери. Ну что же, пошли уже вторые сутки, так что остается надеяться, что Брайн уже успел совладать с эмоциями и с ним можно будет поговорить.
Так, документы на театр… Комиссар не успел прочитать и строчки – кто-то снова осторожно открыл дверь его кабинета.
3
- Комиссар Джэкобсон?
Комиссар с удивлением поднял голову и увидел смущенное лицо незнакомого мужчины потрепанного вида. Может он и не являлся нищим, но был очень близок к этой незавидной категории населения. И, видимо, давно привык не замечать недовольного и даже презрительного взгляда, которым его невольно встретил Джэкобсон. Тем не менее, комиссар вполне вежливо ответил:
- Да, это я. Что вам угодно?
Незваный посетитель неловко переступил с ноги на ногу, явно чувствуя себя лишним в этом кабинете.
- Мое имя Сэм Роуллс, я работаю в театре мистера Хоупа. Занимаюсь бумагами, билетами и кассой.
- Точно, я припоминаю вас в списке допрошенных сотрудников, - кивнул Джэкобсон, заметно оживившись и поспешно пролистывая только что изученные страницы, - Вы хотите что-то добавить к своим словам?
- Так и есть, - едва слышно подтвердил Сэм Роуллс.
Он выглядел таким нерешительным, что Джэкобсон предложил ему сесть и выпить стакан воды, пока свидетель не передумал говорить. Роуллс вежливо поблагодарил, но так и не притронулся к предложенному стакану. Неудобно устроившись на самом краешке стула, он снова заговорил с прежним смущением, а его чуть дрожащие руки принялись нервно крутить засаленную шляпу.
- Поймите меня, сэр, я не хочу вредить мистеру Хоупу. Он всегда хорошо относился ко мне и другим работникам. И, хоть и платил мало, но зато всегда в срок и полностью. Мне нравится мистер Хоуп, и я боюсь, как бы мои слова…ээ…не сделали его вновь подозреваемым.
- Мистер Роуллс, - твердо произнес Джэкобсон, - Если вам что-то известно по этому делу, вы обязаны мне сообщить. Даже если это какая-нибудь несущественная мелочь.
- Это действительно мелочь, сэр, - Роуллс, казалось, обрадовался, ухватившись за это слово, - Просто я вспомнил кое-что и подумал – вдруг это как-то поможет следствию.
- Я внимательно вас слушаю.
Роуллс набрал в грудь побольше воздуха и единым духом отчеканил свой отчет:
- На допросе меня спросили – не встречал ли я прежде погибшую мисс Аманду Фарли. И я подумал, что, возможно, когда-то действительно видел ее - лицо бедной женщины показалось мне смутно знакомым. Но все-таки я сказал, что никогда не встречался с ней. Но тут я…меня утром словно стукнуло…
- В общем, вы узнали ее? – в нетерпении прервал комиссар.
- Да. Я вспомнил, кто она. Аманда Фарли шила разные костюмы, и мистер Хоуп регулярно заказывал ей не только свою одежду, но и сценические костюмы для своих кукол. Давно-давно я видел ее, когда мистер Хоуп сильно торопился и попросил меня заехать к мисс Фарли и забрать у нее свой заказ.
Комиссар с довольной улыбкой поставил локти на стол и соединил пальцы перед самым лицом.
- Любопытно, а мистер Хоуп ни слова об этом не упоминал во время своих допросов, - задумчиво произнес он.
- Правда? – искренно удивился Роуллс, - Как странно. Возможно, мистер Хоуп просто подумал, что это не имеет значения для дела.
- Возможно-возможно, - согласился Джэкобсон с этим наивным заявлением, лишь бы свидетель продолжал говорить.
- Благодаря этому она и попала на спектакль, - добавил Роуллс и приступил к своей истории, - Незадолго до начала спектакля, я заметил, что денег в кассе не хватает. В тот злополучный вечер планировался почти аншлаг – наконец-то было продано целых двадцать два билета, но денег было только за двадцать один. Я испугался, что меня обвинят в краже и сразу же сообщил об этом мистеру Хоупу, пока тот сам не обнаружил недостачу. И мистер Хоуп был настолько любезен, что объяснил мне эту странность. Оказывается, у его ведущей куклы Данте совсем износился костюм, и мистер Хоуп заказал для нее новый. Работа была очень простая и не стоила больших денег, но даже такой суммы у мистера Хоупа не оказалось. Честно говоря, дела у него идут совсем плохо, но только он не любит этого показывать посторонним людям. Пытаясь как-то исправить эту неприятность, он предложил швее взять вместо денег билет на сегодняшний спектакль в его театре. Видимо, он убедил ее, будто билет стоит больших денег, а его театр пользуется огромным успехом. В общем, она согласилась на такую сделку. И только сегодня утром я вспомнил, что швеей мистера Хоупа была та самая Аманда Фарли – та самая погибшая женщина в театре!
- Благодарю вас, мистер Роуллс, вы очень помогли следствию и выполнили свой гражданский долг! – торжественно произнес комиссар, поднимаясь с места и пожимая руку польщенному свидетелю.
Сэм Роуллс буквально просиял, узнав, что он сделал такое важное дело, и вышел из кабинета в полном восторге от своей храбрости. О том, что он, возможно, действительно навредил своему обожаемому работодателю, Сэм, видимо, уже не задумывался.
Итак, теперь понятно, как погибшая попала на этот злополучный спектакль. И ясно, что Лесли Хоуп намеренно скрыл тот факт, что на самом деле был знаком с Амандой Фарли. Этот козырь можно пока припасти, еще успеется увидеть лицо мистера Хоупа, когда он узнает, что следствию известно об их знакомстве. А пока – самое время наведаться к мальчишке.
Оставив несколько рабочих поручений, комиссар накинул на плечи поношенное, бывалое пальто, схватил шляпу и бодрым шагом покинул полицейский участок через черный ход. Ловко выскочив за дверь, он мгновенно смешался с толпой митингующих и, не привлекая к себе внимания, успешно миновал проулок, полностью оккупированный этими бездельниками.
Стоило комиссару покинуть участок, как суета, царившая в нем с позавчерашнего дня, приняла несколько иной оборот. Всех словно магнитом потянуло к той части здания, в которой располагались тюремные камеры. Сейчас в них находились только Вещатель и его кукла, и каждый из многочисленных обитателей полицейского участка считал своим долгом хотя бы мельком увидеть кого-нибудь из них, а то и обоих, если особенно повезет. В целях безопасности куклу поместили отдельно, в самой дальней камере, и приставили к ней дополнительную охрану. А вот камера с живым подозреваемым располагалась в самом начале и почти никак не охранялась. На самом деле Вещателя должны были вовсе отпустить, ведь теперь главным подозреваемым официально был признан Данте, однако комиссар намеренно задержал какой-то документ, и Лесли Хоупу приходилось теперь коротать в своей камере лишние несколько часов.
“Великий Вещатель” абсолютно никого не интересовал. Едва взглянув на него, все понимали, что это был самый обыкновенный человек с неинтересной внешностью, которая забывалась уже через полчаса. К тому же он вел себя тихо и вежливо, хоть и слегка самоуверенно, словно и вправду был величайшим артистом.
Все внимание своеобразной публики, состоявшей из любопытных молодых полицейских, было приковано исключительно к Данте. Хоть сторожа и пытались прогнать всех из коридора, рядовые полицейские, прознавшие об отлучке комиссара, так и норовили хотя бы одним глазком увидеть дьявольскую куклу. А Данте в это время спокойно сидел на тюремной койке и равнодушно взирал на всех своими искусственными глазами.
4
- Эй, Джимми! Псс!
Охранники, стоявшие возле самой камеры, с недовольным видом в очередной раз обернулись. Из-за приоткрытой двери, ведущей в соседний коридор выглядывали несколько веселых голов.
- Мы же друзья! – звал один из парней, подбадриваемый остальными, - Помнишь, как я тебя тогда прикрыл и тебе не досталось от комиссара? Ну брось, дружище, мы только быстро взглянем на нее и уйдем. Эрни и Дилу ты ведь разрешил посмотреть.
Бедный Джимми растерянно покосился на своих коллег, но те со смехом кивнули. Хоть всем и пытались внушить серьезный настрой, ведь все-таки погибла женщина, в воздухе все равно продолжал витать опасный вирус смеха, быстро распространявшийся по всему участку – настолько забавна была мысль о том, что четверо вооруженных до зубов, специально отобранных агентов стояли сейчас возле камеры с арестованной театральной куклой.
Получив это своеобразное разрешение, группа полицейских тут же пробилась вперед, и все эти молодые лица с жадным интересом прижались к самой решетке, словно разглядывали редкого зверя в зоопарке.
- Ну и рожа!
- Да тут не только баба померла бы от страха. Вот так чудище!
- Лыбится деревяшка!
Кукла спокойно слушала эту веселую болтовню, прерываемую приглушенным смехом, и ее стеклянные глаза, казалось, следили одновременно за каждым. Нарисованные зрачки были устроены хитрым образом, чтобы у каждого создавалось впечатление, что они обращены именно к нему. Такой прием можно было встретить в живописи, и тогда впечатление от картины становилось в разы сильнее, и даже делалось немного не по себе, словно ожившая картина и вправду следила за каждым движением своего беспечного зрителя.
Резкий и хриплый – он прозвучал совершенно неожиданно, заставив всех мгновенно замолчать. Отвратительный голос внезапно заговорил прямо из глубины камеры, перекрыв голоса молодых людей:
- Пришли посмеяться над убийством?
Несколько человек тут же обернулись, чтобы с ужасом убедиться, что коридор и ближайшие камеры позади них действительно пусты, остальные продолжали молча таращиться на куклу, рот которой, тем не менее, оставался неподвижным в своей зловещей улыбке.
- Я спрашиваю вас, вы находите это смешным? То, что я – Данте – убил женщину?
Мороз пробегал по спине от этого спокойного хрипа, в котором, с одной стороны, не было прямой угрозы, но в то же время скрывалось нечто страшное. Слова легко можно было разобрать, и все же голос казался нечеловеческим и вселял необъяснимый ужас.
- Кукла…говорит… - слабо выдавил кто-то.
- Вы удивлены? – продолжал голос, - Вы ведь за этим сюда пришли. Хотели посмотреть на живую куклу. Что же вы, любуйтесь!
Вдруг кукла залилась неистовым, оглушительным хохотом, заставившим всех в панике отшатнуться от решетки. Кто-то споткнулся и оказался на полу, кто-то бросился бежать в другой коридор, а кто-то просто застыл на месте, оцепенев от страха. Охранники, приставленные к Данте, выхватили оружие.
Вдруг один из полицейских помчался вперед и остановился возле самой первой камеры – единственной занятой, не считая камеру Данте.
- Это все Вещатель! – завопил он, - Это Вещатель заставляет куклу говорить!
Несколько человек бросились за ним и тоже остановились возле решетки. Их взору предстала не менее спокойная и одновременно не менее пугающая картина: Лесли Хоуп медленно пил воду из своего стакана, пока ужасный смех все еще продолжал сотрясать все тюремное отделение.
- Делает вид, что пьет, - сказал кто-то.
И тут же, словно желая опровергнуть эти обидные слова, Вещатель пролил немного воды на свой подбородок и воротник. Его горло двигалось, от губ стекали капли воды – он действительно пил воду.
- Черт возьми! Что же это!
Осушив стакан последними мощными глотками, Вещатель бросил его в сторону, заставив всех снова вздрогнуть от звона разбитого стекла, и вдруг заговорил тем же голосом, которым только что говорила кукла, только теперь голос раздавался уже из его собственной камеры, а в той стороне, где находился Данте, повисла тишина.
- Поверили, мои юные друзья? – с усмешкой спросил он, а затем уже добавил своим обычным голосом, - Простите, не мог удержаться!
Глядя на остолбеневших, смущенных полицейских, он залился нормальным человеческим смехом, невероятно гордый своим трюком.
- Клоун! – бросил кто-то, и остальные поддержали его одобрительным гулом.
И тем не менее, когда полицейские покидали тюремное отделение, у каждого из них на душе было неспокойно. И с того момента желающих взглянуть на куклу больше не было.
Развлечениям Вещателя окончательно пришел конец, когда в участок вернулся комиссар, и вместе с его появлением сразу же восстановилась прежняя железная дисциплина. Джэкобсон вернулся не один. Он не только снова пробрался незамеченным через черный ход, но и сумел тайно провести с собой мальчика-подростка. С виду мальчик выглядел совершенно нормально, только печать немой, глубокой грусти, казалось, навсегда застыла на его еще детском, но уже совсем не наивном лице. За все время, что комиссар вел его по многочисленным лестницам и коридорам, заполнял бумаги и что-то ему объяснял, маленький посетитель не проронил ни слова. На самом деле, его официальный допрос уже давно кончился, и бумаги об этом лежали на столе комиссара, но все же какое-то дело вынудило Джэкобсона неожиданно привести ребенка в участок.
Комиссар был еще более мрачен, огрызался на всех подчиненных и постоянно что-то говорил мальчику вполголоса, но единственное, что тот наконец произнес, было тихое “уверен”. И Джэкобсон сдался окончательно. В ту же минуту Лесли Хоупа вытащили из его камеры и снова повели в допросную комнату.
- Что вам еще нужно? – то и дело спрашивал чревовещатель, однако никто так и не дал ему ответ.
Хоупа усадили на прежний стул и ненадолго оставили одного. Затем дверь распахнулась, и на пороге появился комиссар Джэкобсон в сопровождении незнакомого мальчика. Когда они вошли в комнату, Вещатель раскачивался на стуле и выглядел так, словно вычислял в уме сложные математические примеры. Увидев вошедших, он тут же расцвел своей неуместной, слащавой улыбкой и вопросительно воззрился на комиссара. Тот презрительно скривил губы и громко сказал:
- Десять минут. Не больше.
С этими словами он покинул допросную комнату, а мальчик так и остался стоять на месте. Какое-то время они с Хоупом внимательно разглядывали друг друга, словно уже начали негласный диалог. Вещатель выглядел таким же беспечным и ничего не понимающим, а мальчик смотрел на него с холодным отчуждением.
- Как твое имя? – наконец первым сдался Хоуп.
- Брайан Гиб, - был тихий ответ, - я сын Аманды Фарли, которая умерла в твоем театре.
Идиотская улыбка мгновенно исчезла с лица Вещателя.
