Я схватил ее стакан с водой и высыпал туда весь порошок, который нашел. Я надеялся, что это мгновенно отравит ее, и она… В общем, она выпила весь этот стакан. Но с ней ничего не случилось, абсолютно ничего. На нее только напала сонливость, но она была так возбуждена тем, что наконец-то куда-то идет, что не обратила на это внимание. Она ушла, а я тут же раскаялся во всем, что сделал. Я благодарил Бога за то, что она не умерла и клялся, что теперь стану идеальным сыном и буду во всем ей помогать, даже если она так и не полюбит меня и будет продолжать бить.
- Но она все-таки умерла, - спокойно закончил Лесли, - Каким-то чудом ей хватило сил прийти на спектакль и даже выдержать его начало. Это случилось, когда спектакль шел уже минут десять. Возможно, она уже почти засыпала. Тут я сказал устами Данте свою обычную, глупую шутку, которая так нравится публике, она громко засмеялась и, видимо, это вызвало какую-то реакцию в организме, – неизбежную реакцию – и она умерла от передозировки снотворным. Похоже, это был сердечный приступ.
Пока Лесли отрешенно констатировал факты, по щекам обычно невозмутимого Брайана текли слезы, но мальчик не позволил себе ни звука.
- Признаюсь, когда ты пришел ко мне в камеру и сразу же сказал о том, что это ты убил собственную мать и явился, чтобы освободить меня своим признанием, я был шокирован и поначалу не поверил. Но потом я взглянул на тебя и почему-то понял, что ты говоришь правду. У меня всегда была хорошо развита интуиция, и в этот раз она снова не подвела меня.
- Я узнал обо всем, когда к нам домой пришли полицейские, - вновь заговорил Брайан, словно не слышал слов Вещателя, и только чуть дрожащий голос выдавал его волнение, - Они сказали, что моя мама погибла на концерте, и что теперь я должен отправиться в приют. Я не подумал о том, что мне не дадут просто уйти, что таких детей, как я, обязательно отдают в приют. О, сэр, какое это ужасное место! Гораздо хуже моего дома. Меня, конечно, никто не бил, но со мной обращались очень строго, а другие дети… какие же они жестокие! И еда была отвратительная, по ночам бегали крысы и тараканы…
- Это все не так интересно, - грубо перебил Лесли, - Как же ты узнал о том, что в убийстве обвинили меня?
- Ко мне пришел комиссар Джэкобсон – он расследовал убийство мамы и хотел со мной поговорить обо всем. Я рассказал о том, как она со мной обращалась и даже хотел сразу признаться, что я сделал, но так и не решился.
- А на убийство все-таки решился? – недобро усмехнулся Вещатель.
Мальчик застыл с выражением искреннего ужаса, и Лесли поспешил снова перейти на отеческий тон:
- Прости, я не то сказал. Продолжай, пожалуйста.
И Брайану ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
7
- Когда комиссар уже уходил, он сказал, чтобы я не волновался – убийца мамы понесет заслуженное наказание. Он рассказал, что арестовали Лесли Хоупа – артиста, на представление которого пошла мама. Комиссар был абсолютно уверен, что именно вы убили маму. Я испугался еще больше! Теперь из-за меня еще и невинный человек должен был оказаться в тюрьме. Я так хотел рассказать все комиссару, но снова не решился. И тогда я попросил встречи с вами – якобы хочу взглянуть на того, кто убил маму. Комиссар, кажется, растерялся, но я был настойчив, и он не смог мне отказать. Так я добился, чтобы меня тайно привезли в полицейский участок и пустили к вам. Остальное вы знаете. Не знаю почему, но вам я сразу же во всем признался – так просто и так быстро. Но вы не только не воспользовались моим признанием, чтобы выйти на свободу, но и потребовали, чтобы я немедленно ушел и никому больше не рассказывал о том, что произошло на самом деле.
- Теперь ты знаешь, почему я так поступил. Не дело слышать все это двенадцатилетнему мальчику, однако ты сам пожелал повзрослеть слишком рано, так что тебе придется принять всю грязь взрослого мира. Итак, я спрашиваю тебя еще раз, Брайан Гиб, будешь ли ты моим учеником и артистом моего театра?
Брайан в ответ на это усмехнулся почти также недобро, как и сам Лесли несколько минут назад.
- Это жестокий вопрос, сэр. Выбора у меня на самом деле нет.
Отеческая улыбка появилась на тонких губах Вещателя.
- В таком случае, Брайан, забудь обо всем, что было до сегодняшнего дня. Теперь ты мой сын, мой ученик и напарник моей лучшей куклы Данте. Всего остального больше для тебя не существует.
Каждый вечер новая публика содрогалась от ужаса и отвращения, когда юный Брайан выступал на сцене с комедийными спектаклями вместе со своим неживым напарником Данте и знаменитым Вещателем. Веселый мальчик звонко смеялся и гримасничал, вытворял легкие акробатические трюки, дурачился и шутил, как заправский клоун. Он уже постепенно овладевал тонким искусством чревовещания, но пока это были только начальные шаги. Брайан постоянно демонстративно касался Данте, чем вызывал громкие восклицания из зрительного зала – испуганные или гневные. Тут могло быть лишь два объяснения: либо мальчик был слишком глуп, чтобы понять, какое чудовищное преступление против памяти покойной матери он совершает, либо он был настолько бессовестен, что уже забыл о несчастной матушке и теперь стремился только к славе и богатству вместе с приемным отцом.
Комиссар Джэкобсон попытался прийти на один из таких спектаклей, но почти бегом покинул театр уже спустя десять минут представления. Невыносимо было смотреть, как этот бедный ребенок, сам превратившийся в послушную марионетку Вещателя, смеется во весь голос, катая на своих плечах злорадно скалившегося Данте.
На этом странности не заканчивались. После очередного представления на финальный поклон всегда выходил один Вещатель. А мальчик, едва исполнив свою роль, мгновенно исчезал в лабиринте подсобных помещений и больше никому не показывался на глаза до следующего спектакля. Это еще больше разжигало интерес толпы, что было на руку Вещателю. Поползли даже слухи о том, что, возможно, мальчик просто невменяемый и правда не понимает того, что происходит.
Хоупа пытались призвать к ответу, делая упор на то, что мальчик не ходит в школу. Но Лесли предоставил доказательства того, что Брайан учится на дому с частными учителями, и недругам артиста снова пришлось замолчать. Медицинская экспертиза тоже ничего не дала – во всех справках значилось, что Брайан Гиб совершенно здоров.
Но что же делал этот одинокий, запутавшийся в себе ребенок, когда со всех ног уносился со сцены и бежал до тех пор, пока рев ненавистной толпы полностью не растворялся в многочисленных коридорах? Бежать, бежать как можно дальше! Прочь от этих раскатов оглушающих, мерзких звуков, от этих искаженных лиц. Единственным убежищем мог служить кабинет Вещателя. Мальчик влетал сюда и поспешно закрывал за собой дверь, и только тогда он мог вздохнуть свободно и насладиться тишиной и одиночеством. Здесь было хорошо, тепло, тихо и безопасно – большего и нельзя было желать.
Все остальное время, когда Брайан не выступал на сцене, он просиживал в этом кабинете, где мастерил новых кукол или разучивал очередные глупые сценки. Иногда упражнялся в приемах Чревовещания, фокусах или акробатике, а иногда просто сидел, уставившись неподвижным взглядом в одну точку и погрузившись в недоступные никому мысли. В такие моменты его действительно можно было принять за умалишенного. Этот мальчик начинал все больше пугать самого Вещателя. Несколько раз тот замечал, что его приемный сын разговаривает с куклами. Это легко объяснялось тем, что Брайану все же недоставало человеческого общения и единственными его друзьями были сам Вещатель и его куклы, но все же по спине пробегал легкий мороз, когда мальчик с непонятной улыбкой что-то нашептывал на ухо одной из кукол и ласково гладил ее жесткие волосы. Не было ничего умиляющего в такой картине, как если бы обычный ребенок играл и разговаривал со своей любимой куклой. Нет, это скорее было похоже на взрослого, сломанного человека, окончательно потерявшего нить реальности и своих фантазий, вынужденного искать единственное утешение в мертвом предмете.
Однажды Лесли все-таки узнал, о чем были эти странные беседы с куклами, и это открытие заставило его еще больше опасаться собственного ученика, рассудок которого уже сложно было считать нормальным. В тот вечер Вещатель как обычно возвращался в свой кабинет после очередного успешного спектакля. В отличие от Брайана, он всегда очень долго оставался на сцене, наслаждаясь либо бурными аплодисментами, либо страхом и отвращением толпы. Сколько же удовольствия было в таких моментах, когда он возвышался над людьми, широко раскрывал руки и, казалось, впитывал в себя всю энергетику зрителей, вместо того, чтобы отдавать ее, как и положено настоящему артисту. Предел всех честолюбивых мечтаний был достигнут, и Вещатель не скрывал своего торжества над побежденной публикой. Вдоволь напитавшись этими эмоциями, он покидал сцену и неспешно двигался по тем же самым коридорам, по которым совсем недавно летел как безумный его ученик.
Обычно Лесли сразу же входил в рабочий кабинет, в самом дальнем углу которого уже сидел Брайан, поджав под себя тощие колени и глядя перед собой своим обычным затравленным взглядом. Но в этот раз хозяина кабинета остановил тихий голос мальчика, доносившийся из-за закрытой двери. Тот снова разговаривал с куклами, и Лесли успел отчетливо услышать имя Данте. Вещатель тут же замер на месте, напрягая слух. Мальчик говорил быстро и сбивчиво, но разобрать слова все-таки было можно:
- Данте, Данте… Зачем ты убил мою матушку? Не притворяйся, будто ты всего лишь кукла! Я знаю, что ты живой. Я знаю, что это ты убил ее! Чудовище!
Этот дрожащий детский голос заставил Лесли похолодеть. Неприятное, колющее чувство овладело им, и по всему телу прошла дрожь. Постояв еще минуту в нерешительности, Вещатель развернулся и быстрым шагом отправился прочь от своей мастерской – подальше от этого обезумевшего ребенка.
Так отец и сын жили годами, оба в вечном страхе и одиночестве. Лесли всем сердцем мечтал избавиться от пугавшего его все больше мальчика, но без него театр снова пришел бы в упадок – публика все еще проявляла интерес к его истории, к тому же с годами Брайан великолепно овладел искусством чревовещания и стал ведущим актером. Потому Лесли не решался оставить его. В этом не было ни капли жалости, гуманности или родственной любви, и Брайан это прекрасно осознавал, а потому все больше замыкался в себе и уже практически ни с кем не разговаривал, кроме своих кукол. Убежденность в том, что Данте убил его мать, с годами только крепла. Лесли пробовал осторожно напомнить мальчику, что он сам стал виновником ее гибели, а Данте – обычная кукла. Брайан полностью с ним согласился, а ночью вновь принялся громким шепотом ругать Данте за то, что тот убил несчастную Аманду.
Но ничто не могло помешать продолжению знаменитого шоу, и спектакли давались почти каждый вечер. Лесли постоянно обновлял программу, выдумывал новые сценки и трюки, и Брайан, которому уже почти исполнилось пятнадцать, исполнял все, что ему велели, с невероятным усердием и талантом. И никто не догадывался, что следующая постановка Лесли Хоупа окажется последней.
8
В театре Вещателя давался очередной комедийный спектакль “Неверная жена”, в котором Данте играл ревнивого мужа одной из кукольных женщин, Вещатель – рассказчика, а Брайан – лихого соседского паренька, с которым и гуляла неверная жена. Реквизита, как всегда, было много, а по краям сцены по давней традиции театра Вещателя, располагались высокие подсвечники с зажженными свечами. Эти же самые подсвечники Лесли ставил в своем прежнем, дешевом театре, пытаясь сэкономить на электричестве. Сейчас необходимости в этом не было, но Лесли пожелал оставить их как напоминание о том, какой славы он достиг. Так что теперь сцена озарялась не только специальной, дорогой подсветкой, но и старомодными подсвечниками.
Спектакль продвигался вполне успешно. Публика хорошо принимала пошлые шутки и восхищалась тем, как куклы весело болтали и издавали разные звуки, пока Брайан и Вещатель держали губы совершенно закрытыми, перемещались по сцене или выполняли между собой какие-то забавные сценки. Наступала кульминация, Данте поставили на специальную высокую тумбу посреди сцены, и Вещатель провозгласил его хриплым голосом особенно сложную реплику:
- Бессовестная женщина! Я Данте, и я убью тебя, прелюбодейка!
Дальше должна была последовать смешная сценка, в которой Брайан героически спасает свою игрушечную возлюбленную. Однако ничего не происходило, и публика выжидательно продолжала смотреть на Данте. Вещатель с удивлением обернулся, не понимая, что происходит. Брайан стоял как вкопанный и, подобно остальным зрителям, не отрываясь смотрел на Данте. Только в его блестевших, широко раскрытых глазах было не удивление или ожидание, но одна лишь ненависть, заставившая Вещателя содрогнуться.
- Брайан, - шепотом позвал он, специально повернувшись спиной к зрителям и делая взмах руками, как будто готовил очередной трюк, - Брайан, дальше твой выход!
- Он собирается снова убить… - последовал тихий ответ.
- Что ты?..
Вдруг шепот перешел на крик, и Брайан провозгласил на весь театр:
- ДАНТЕ СНОВА ХОЧЕТ УБИТЬ ЖЕНЩИНУ!
Публика на мгновение застыла от ужаса, затем женщины громко ахнули и прижали руки к губам, несколько мужчин вскочили на ноги. Кто-то, мало знакомый с трагической историей, случившейся несколько лет назад, непонимающе оглядывался по сторонам. Но большинство все еще помнили то загадочное убийство и знали, кто такой Брайан Гиб и как он связан с куклой Данте.
Брайан перевел взгляд на оцепеневшую толпу, словно в поисках поддержки. Но никто не произнес ни слова, и никто не двинулся к нему навстречу. Тогда он обернулся к приемному отцу и увидел на его покрасневшем лице только бессильную ярость.
- Брайан! – предупреждающе произнес он, тщательно скрывая собственный страх перед мальчиком.
- Тогда я сам! – вскричал Брайан и, прежде чем кто-либо сумел предугадать его действия, бросился к одному из подсвечников, выдернул две свечи и кинулся обратно к Данте.
Несколько человек в ужасе закричали, Вещатель попытался его перехватить, но было поздно – деревянный Данте мгновенно загорелся, а вместе с ним и весь пьедестал, а затем и часть сцены. Все было из дерева, и пожар распространялся с невероятной быстротой. Вещатель поспешно отступил назад, а люди, сбивая друг друга с ног, бросились к выходам из зала. Ломались стулья, кричали женщины, слышался кашель. Едкий темный дым резал глаза и не позволял нормально дышать, а жар от необузданного огня распространялся по всему залу.
И все это время Брайан продолжал неподвижно стоять рядом с Данте, словно не замечая жара и копоти, готовых поглотить его через пару мгновений.
- Брайан! – севшим голосом звал Вещатель, толкаемый со всех сторон перепуганными людьми, - Мальчик мой! Беги! Уходи оттуда!
Все мечты об избавлении от этого проклятого ребенка, все страхи от его затравленного взгляда и пугающих слов отступили на фоне яростного огня, готового проглотить своего создателя. Лесли в отчаянии тянул руки к этой худой, слабой фигуре, непоколебимо стоявшей на сцене, но толпа все больше увлекала его к спасительному выходу.
- Но она все-таки умерла, - спокойно закончил Лесли, - Каким-то чудом ей хватило сил прийти на спектакль и даже выдержать его начало. Это случилось, когда спектакль шел уже минут десять. Возможно, она уже почти засыпала. Тут я сказал устами Данте свою обычную, глупую шутку, которая так нравится публике, она громко засмеялась и, видимо, это вызвало какую-то реакцию в организме, – неизбежную реакцию – и она умерла от передозировки снотворным. Похоже, это был сердечный приступ.
Пока Лесли отрешенно констатировал факты, по щекам обычно невозмутимого Брайана текли слезы, но мальчик не позволил себе ни звука.
- Признаюсь, когда ты пришел ко мне в камеру и сразу же сказал о том, что это ты убил собственную мать и явился, чтобы освободить меня своим признанием, я был шокирован и поначалу не поверил. Но потом я взглянул на тебя и почему-то понял, что ты говоришь правду. У меня всегда была хорошо развита интуиция, и в этот раз она снова не подвела меня.
- Я узнал обо всем, когда к нам домой пришли полицейские, - вновь заговорил Брайан, словно не слышал слов Вещателя, и только чуть дрожащий голос выдавал его волнение, - Они сказали, что моя мама погибла на концерте, и что теперь я должен отправиться в приют. Я не подумал о том, что мне не дадут просто уйти, что таких детей, как я, обязательно отдают в приют. О, сэр, какое это ужасное место! Гораздо хуже моего дома. Меня, конечно, никто не бил, но со мной обращались очень строго, а другие дети… какие же они жестокие! И еда была отвратительная, по ночам бегали крысы и тараканы…
- Это все не так интересно, - грубо перебил Лесли, - Как же ты узнал о том, что в убийстве обвинили меня?
- Ко мне пришел комиссар Джэкобсон – он расследовал убийство мамы и хотел со мной поговорить обо всем. Я рассказал о том, как она со мной обращалась и даже хотел сразу признаться, что я сделал, но так и не решился.
- А на убийство все-таки решился? – недобро усмехнулся Вещатель.
Мальчик застыл с выражением искреннего ужаса, и Лесли поспешил снова перейти на отеческий тон:
- Прости, я не то сказал. Продолжай, пожалуйста.
И Брайану ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
7
- Когда комиссар уже уходил, он сказал, чтобы я не волновался – убийца мамы понесет заслуженное наказание. Он рассказал, что арестовали Лесли Хоупа – артиста, на представление которого пошла мама. Комиссар был абсолютно уверен, что именно вы убили маму. Я испугался еще больше! Теперь из-за меня еще и невинный человек должен был оказаться в тюрьме. Я так хотел рассказать все комиссару, но снова не решился. И тогда я попросил встречи с вами – якобы хочу взглянуть на того, кто убил маму. Комиссар, кажется, растерялся, но я был настойчив, и он не смог мне отказать. Так я добился, чтобы меня тайно привезли в полицейский участок и пустили к вам. Остальное вы знаете. Не знаю почему, но вам я сразу же во всем признался – так просто и так быстро. Но вы не только не воспользовались моим признанием, чтобы выйти на свободу, но и потребовали, чтобы я немедленно ушел и никому больше не рассказывал о том, что произошло на самом деле.
- Теперь ты знаешь, почему я так поступил. Не дело слышать все это двенадцатилетнему мальчику, однако ты сам пожелал повзрослеть слишком рано, так что тебе придется принять всю грязь взрослого мира. Итак, я спрашиваю тебя еще раз, Брайан Гиб, будешь ли ты моим учеником и артистом моего театра?
Брайан в ответ на это усмехнулся почти также недобро, как и сам Лесли несколько минут назад.
- Это жестокий вопрос, сэр. Выбора у меня на самом деле нет.
Отеческая улыбка появилась на тонких губах Вещателя.
- В таком случае, Брайан, забудь обо всем, что было до сегодняшнего дня. Теперь ты мой сын, мой ученик и напарник моей лучшей куклы Данте. Всего остального больше для тебя не существует.
Каждый вечер новая публика содрогалась от ужаса и отвращения, когда юный Брайан выступал на сцене с комедийными спектаклями вместе со своим неживым напарником Данте и знаменитым Вещателем. Веселый мальчик звонко смеялся и гримасничал, вытворял легкие акробатические трюки, дурачился и шутил, как заправский клоун. Он уже постепенно овладевал тонким искусством чревовещания, но пока это были только начальные шаги. Брайан постоянно демонстративно касался Данте, чем вызывал громкие восклицания из зрительного зала – испуганные или гневные. Тут могло быть лишь два объяснения: либо мальчик был слишком глуп, чтобы понять, какое чудовищное преступление против памяти покойной матери он совершает, либо он был настолько бессовестен, что уже забыл о несчастной матушке и теперь стремился только к славе и богатству вместе с приемным отцом.
Комиссар Джэкобсон попытался прийти на один из таких спектаклей, но почти бегом покинул театр уже спустя десять минут представления. Невыносимо было смотреть, как этот бедный ребенок, сам превратившийся в послушную марионетку Вещателя, смеется во весь голос, катая на своих плечах злорадно скалившегося Данте.
На этом странности не заканчивались. После очередного представления на финальный поклон всегда выходил один Вещатель. А мальчик, едва исполнив свою роль, мгновенно исчезал в лабиринте подсобных помещений и больше никому не показывался на глаза до следующего спектакля. Это еще больше разжигало интерес толпы, что было на руку Вещателю. Поползли даже слухи о том, что, возможно, мальчик просто невменяемый и правда не понимает того, что происходит.
Хоупа пытались призвать к ответу, делая упор на то, что мальчик не ходит в школу. Но Лесли предоставил доказательства того, что Брайан учится на дому с частными учителями, и недругам артиста снова пришлось замолчать. Медицинская экспертиза тоже ничего не дала – во всех справках значилось, что Брайан Гиб совершенно здоров.
Но что же делал этот одинокий, запутавшийся в себе ребенок, когда со всех ног уносился со сцены и бежал до тех пор, пока рев ненавистной толпы полностью не растворялся в многочисленных коридорах? Бежать, бежать как можно дальше! Прочь от этих раскатов оглушающих, мерзких звуков, от этих искаженных лиц. Единственным убежищем мог служить кабинет Вещателя. Мальчик влетал сюда и поспешно закрывал за собой дверь, и только тогда он мог вздохнуть свободно и насладиться тишиной и одиночеством. Здесь было хорошо, тепло, тихо и безопасно – большего и нельзя было желать.
Все остальное время, когда Брайан не выступал на сцене, он просиживал в этом кабинете, где мастерил новых кукол или разучивал очередные глупые сценки. Иногда упражнялся в приемах Чревовещания, фокусах или акробатике, а иногда просто сидел, уставившись неподвижным взглядом в одну точку и погрузившись в недоступные никому мысли. В такие моменты его действительно можно было принять за умалишенного. Этот мальчик начинал все больше пугать самого Вещателя. Несколько раз тот замечал, что его приемный сын разговаривает с куклами. Это легко объяснялось тем, что Брайану все же недоставало человеческого общения и единственными его друзьями были сам Вещатель и его куклы, но все же по спине пробегал легкий мороз, когда мальчик с непонятной улыбкой что-то нашептывал на ухо одной из кукол и ласково гладил ее жесткие волосы. Не было ничего умиляющего в такой картине, как если бы обычный ребенок играл и разговаривал со своей любимой куклой. Нет, это скорее было похоже на взрослого, сломанного человека, окончательно потерявшего нить реальности и своих фантазий, вынужденного искать единственное утешение в мертвом предмете.
Однажды Лесли все-таки узнал, о чем были эти странные беседы с куклами, и это открытие заставило его еще больше опасаться собственного ученика, рассудок которого уже сложно было считать нормальным. В тот вечер Вещатель как обычно возвращался в свой кабинет после очередного успешного спектакля. В отличие от Брайана, он всегда очень долго оставался на сцене, наслаждаясь либо бурными аплодисментами, либо страхом и отвращением толпы. Сколько же удовольствия было в таких моментах, когда он возвышался над людьми, широко раскрывал руки и, казалось, впитывал в себя всю энергетику зрителей, вместо того, чтобы отдавать ее, как и положено настоящему артисту. Предел всех честолюбивых мечтаний был достигнут, и Вещатель не скрывал своего торжества над побежденной публикой. Вдоволь напитавшись этими эмоциями, он покидал сцену и неспешно двигался по тем же самым коридорам, по которым совсем недавно летел как безумный его ученик.
Обычно Лесли сразу же входил в рабочий кабинет, в самом дальнем углу которого уже сидел Брайан, поджав под себя тощие колени и глядя перед собой своим обычным затравленным взглядом. Но в этот раз хозяина кабинета остановил тихий голос мальчика, доносившийся из-за закрытой двери. Тот снова разговаривал с куклами, и Лесли успел отчетливо услышать имя Данте. Вещатель тут же замер на месте, напрягая слух. Мальчик говорил быстро и сбивчиво, но разобрать слова все-таки было можно:
- Данте, Данте… Зачем ты убил мою матушку? Не притворяйся, будто ты всего лишь кукла! Я знаю, что ты живой. Я знаю, что это ты убил ее! Чудовище!
Этот дрожащий детский голос заставил Лесли похолодеть. Неприятное, колющее чувство овладело им, и по всему телу прошла дрожь. Постояв еще минуту в нерешительности, Вещатель развернулся и быстрым шагом отправился прочь от своей мастерской – подальше от этого обезумевшего ребенка.
Так отец и сын жили годами, оба в вечном страхе и одиночестве. Лесли всем сердцем мечтал избавиться от пугавшего его все больше мальчика, но без него театр снова пришел бы в упадок – публика все еще проявляла интерес к его истории, к тому же с годами Брайан великолепно овладел искусством чревовещания и стал ведущим актером. Потому Лесли не решался оставить его. В этом не было ни капли жалости, гуманности или родственной любви, и Брайан это прекрасно осознавал, а потому все больше замыкался в себе и уже практически ни с кем не разговаривал, кроме своих кукол. Убежденность в том, что Данте убил его мать, с годами только крепла. Лесли пробовал осторожно напомнить мальчику, что он сам стал виновником ее гибели, а Данте – обычная кукла. Брайан полностью с ним согласился, а ночью вновь принялся громким шепотом ругать Данте за то, что тот убил несчастную Аманду.
Но ничто не могло помешать продолжению знаменитого шоу, и спектакли давались почти каждый вечер. Лесли постоянно обновлял программу, выдумывал новые сценки и трюки, и Брайан, которому уже почти исполнилось пятнадцать, исполнял все, что ему велели, с невероятным усердием и талантом. И никто не догадывался, что следующая постановка Лесли Хоупа окажется последней.
8
В театре Вещателя давался очередной комедийный спектакль “Неверная жена”, в котором Данте играл ревнивого мужа одной из кукольных женщин, Вещатель – рассказчика, а Брайан – лихого соседского паренька, с которым и гуляла неверная жена. Реквизита, как всегда, было много, а по краям сцены по давней традиции театра Вещателя, располагались высокие подсвечники с зажженными свечами. Эти же самые подсвечники Лесли ставил в своем прежнем, дешевом театре, пытаясь сэкономить на электричестве. Сейчас необходимости в этом не было, но Лесли пожелал оставить их как напоминание о том, какой славы он достиг. Так что теперь сцена озарялась не только специальной, дорогой подсветкой, но и старомодными подсвечниками.
Спектакль продвигался вполне успешно. Публика хорошо принимала пошлые шутки и восхищалась тем, как куклы весело болтали и издавали разные звуки, пока Брайан и Вещатель держали губы совершенно закрытыми, перемещались по сцене или выполняли между собой какие-то забавные сценки. Наступала кульминация, Данте поставили на специальную высокую тумбу посреди сцены, и Вещатель провозгласил его хриплым голосом особенно сложную реплику:
- Бессовестная женщина! Я Данте, и я убью тебя, прелюбодейка!
Дальше должна была последовать смешная сценка, в которой Брайан героически спасает свою игрушечную возлюбленную. Однако ничего не происходило, и публика выжидательно продолжала смотреть на Данте. Вещатель с удивлением обернулся, не понимая, что происходит. Брайан стоял как вкопанный и, подобно остальным зрителям, не отрываясь смотрел на Данте. Только в его блестевших, широко раскрытых глазах было не удивление или ожидание, но одна лишь ненависть, заставившая Вещателя содрогнуться.
- Брайан, - шепотом позвал он, специально повернувшись спиной к зрителям и делая взмах руками, как будто готовил очередной трюк, - Брайан, дальше твой выход!
- Он собирается снова убить… - последовал тихий ответ.
- Что ты?..
Вдруг шепот перешел на крик, и Брайан провозгласил на весь театр:
- ДАНТЕ СНОВА ХОЧЕТ УБИТЬ ЖЕНЩИНУ!
Публика на мгновение застыла от ужаса, затем женщины громко ахнули и прижали руки к губам, несколько мужчин вскочили на ноги. Кто-то, мало знакомый с трагической историей, случившейся несколько лет назад, непонимающе оглядывался по сторонам. Но большинство все еще помнили то загадочное убийство и знали, кто такой Брайан Гиб и как он связан с куклой Данте.
Брайан перевел взгляд на оцепеневшую толпу, словно в поисках поддержки. Но никто не произнес ни слова, и никто не двинулся к нему навстречу. Тогда он обернулся к приемному отцу и увидел на его покрасневшем лице только бессильную ярость.
- Брайан! – предупреждающе произнес он, тщательно скрывая собственный страх перед мальчиком.
- Тогда я сам! – вскричал Брайан и, прежде чем кто-либо сумел предугадать его действия, бросился к одному из подсвечников, выдернул две свечи и кинулся обратно к Данте.
Несколько человек в ужасе закричали, Вещатель попытался его перехватить, но было поздно – деревянный Данте мгновенно загорелся, а вместе с ним и весь пьедестал, а затем и часть сцены. Все было из дерева, и пожар распространялся с невероятной быстротой. Вещатель поспешно отступил назад, а люди, сбивая друг друга с ног, бросились к выходам из зала. Ломались стулья, кричали женщины, слышался кашель. Едкий темный дым резал глаза и не позволял нормально дышать, а жар от необузданного огня распространялся по всему залу.
И все это время Брайан продолжал неподвижно стоять рядом с Данте, словно не замечая жара и копоти, готовых поглотить его через пару мгновений.
- Брайан! – севшим голосом звал Вещатель, толкаемый со всех сторон перепуганными людьми, - Мальчик мой! Беги! Уходи оттуда!
Все мечты об избавлении от этого проклятого ребенка, все страхи от его затравленного взгляда и пугающих слов отступили на фоне яростного огня, готового проглотить своего создателя. Лесли в отчаянии тянул руки к этой худой, слабой фигуре, непоколебимо стоявшей на сцене, но толпа все больше увлекала его к спасительному выходу.
