***
Хорошо у нас. Душе спокойно. И глаза красотам здешним радуются. Обычно… Но сегодня ничего не трогало душу. Не вызывало на губах улыбку. Хотелось плакать в три ручья, несмотря на то, что у меня всего два глаза. И выть на луну, которую за тучами не углядеть.
Сердце болело, разрывалось на части. А все потому, что батюшка с матушкой вознамерились меня за Григория отдать. Мужчина он, говорят, знатный, богатый, да и красивый. Жаль только, что красота эта давно с него слезла, словно шерсть со старого волка. Еще говорят, что из-за меня он в Лукоморье задержался. Все под окнами ходит, высматривает ненаглядную свою. И не смущает родных, что это он за мной подглядывает, пока я переодеваюсь или волосы расчесываю. Уже никакие занавески от его взгляда не скрывают. Приходится по углам прятаться. Чтобы чего не надо не углядел. Мой Ярослав как это узнал, сразу разбираться с загостившимся в наших краях богатеем пошел. Да толку-то? Староста разгневался, когда Григорий к нему с жалобой пришел. Привязали моего милого к дереву и два дня есть не давали. Только воду и носили. В наказание… И это по зиме! Да он чуть жизни не лишился. Наверное, на то и был расчет.
Не оставила я Ярослава. Пока никто не видел носила ему еду и горячие отвары, не боясь гнева родителей и старосты. А что они сделать могут? Я давно для себя решила, что кроме Яра мне никто и не нужен. А тут… замуж… За Григория! И ничего сделать нельзя. Отец сразу пригрозил, что если воспротивлюсь, Ярослава снова к дереву привяжут и тогда он точно к богам отправится. Задержался на этом свете, окаянный.
Как я тогда плакала. Казалось, стены дома сотрясались от моих рыданий. И Григорий, чтобы ему икалось, снова через окна меня углядеть пытался. Тогда я разозлилась, да и саданула его по голове тем, что под руку попалось. Хорошо, что утром я пол метелкой подметала. Вот, снова пригодилась. Окно резко распахнула, чуть по лбу горе-жениху не заехала (жаль, что промахнулась), да и с размаху огрела его по голове дурной. Надеялась, что дурные мысли из нее выбью. Просчиталась. Мыслей этих, кажется, стало еще больше. Потому как Григорий потребовал у родителей, чтобы свадебка у нас как можно раньше случилась. Вот честно, еле удержалась, чтобы снова за метелку не ухватиться.
Ярославу о своих злоключениях больше не говорила. Чтобы он не пошел к Григорию снова разбираться. Горе у него от меня одно случается, а не счастье. Вот и… сейчас сижу на ступенях крыльца, обхватив себя за колени, и смотрю прямо перед собой. И ничего глаз не радует. И плакать все горше хочется. Родители уже два раза домой зазывали, а я не иду. Ноги не слушаются. Холод совсем не ощущается, поэтому и не знаю, заболею потом или нет. Лучше бы и правда заболела. Тогда бы на свадьбе была сопливая и с красным носом. Пусть жених «обрадуется» моей красоте неземной.
Вздохнула горестно, все-таки шмыгнула носом. Не потому, что заболела, просто снова разреветься в голос захотелось. Чтобы родители снова услышали, как я о своей жизни загубленной тоскую. Не надеялась, что проникнутся и вернут свое родительское слово обратно. Даруют мне свободу, дадут благословение на замужество с любимым.
Ни на что уже не надеялась…
***
Мухоморкина шла по заснеженной дороге и пинала мыском сапога пушистый, легкий снег. Хорошо, морозно. Тучи только над головой сгустились. Того и гляди снег повалит с такой силой, что ничего не видно будет. А посмотреть здесь, в Лукоморье, было на что. Красиво… Только люди какие-то хмурые и неприветливые. Впрочем, они частенько посматривали на чужаков настороженно. А Муха для них была сплошной загадкой. Лица под пестрым платком не разглядеть. Только глаза большие, темные и было видно. Фигуру полностью скрывали такие же, как и платок яркие одежды. Эх, хорошо!
Так бы и шла Мухоморкина, любуясь красотами, если бы что-то не удержало ее на одном месте. Возле обычного на первый взгляд дома. Тропинка тут была вытоптана. Но не это заинтересовало ведьму. Подумаешь, какое дело. Нет, ничего необычного в этом не было. А вот небольшой мешочек, валяющийся в снегу у самого забора, вызвал любопытство.
Перед тем, как поднять свою находку, Муха проверила, не поджидает ли ее опасность, не прячется ли какая ловушка.
Осмотревшись по сторонам и убедившись, что никто за ней не подсматривает, Муха вытянула перед собой руку и слегка шевельнула пальцами. С самых кончиков слетели золотистые искорки. Подхватываемые порывами ветра, они полетели прямо к мешочку и зависли над ним, проверяя. Нет, никакая опасность здесь не поджидала. Иначе хотя бы одна искорка, да и окрасилась бы в красный цвет.
Наклонившись, Мухоморкина подняла мешочек и стала отряхивать от снега. Ну и что там такое лежит? Посмотреть сейчас или подождать? Впрочем, она ведь не торопится. Потом утолит свое любопытство. Поймет, кому этот мешочек принадлежит и подумает, возвращать или нет. Чужое ей было не нужно. Но если поймет, что находка несет в себе какую-то опасность, то не раздумывая уничтожит. Опыта в этом деле у нее было предостаточно.
Спрятав мешочек в потайной кармашек юбки, Мухоморкина, насвистывая веселую мелодию, направилась дальше по дороге.
***
- А я говорю, пойдешь, как миленькая! – выкрикнул отец, с силой ударяя кулаком по столу. Тот жалобно скрипнул, показалось даже, что ножки подломились. – Это не обсуждается. Вот тебе мое родительское слово. И только попробуй поперек его пойти! Единственная дочь, а такой характер!
Нормальный у меня характер, свободолюбивый. А если быть точнее, однолюбивый. Я за Яра замуж хочу, а не за этого… Григория. Еще немного и начну думать, что родители хотят меня со свету сжить.
Отвернулась от родителя, вздохнула горестно, еле в глазах слезы сдерживая, да и плюнула. Мысленно, разумеется. Хотят, чтобы я замуж за богача вышла? А вот шиш им с маслом! Сбегу из дому, только меня и видели. Поговорю с Ярославом. Не бросит он меня, уверена. Мы с ним с детства знакомы. И полюбили друг друга давно. Пожениться договорились еще когда слова правильно выговаривать не научились. И родители знают об этом! И чувства мои для них секретом не были. Тогда за что со мной так жестоко поступают?
Выскочила из комнаты, с силой хлопнула дверью, а затем, быстро пройдя сени, выбежала на улицу. Вот так, просто в рубахе и сарафане, с непокрытой головой. Холод сразу стал колоть кожу, но мне не было до этого никакого дела. Слезы, горячие и горькие, обжигали. Пусть и не согревали совсем. Сердце в груди болезненно билось о ребра. Дыхание быстро сбилось. Ну, вот куда я бегу, спрашивается? И дом мой уже далеко позади. Да в избушку Ярослава я прошла. Она совсем в другой стороне находится.
Остановилась лишь когда поняла, что вошла в лес. Сама не знала, как так получилось. Словно вело что-то.
Осмотревшись, в который раз отметила про себя красоту этого места. Тут, казалось, и каждое деревце по-особенному красиво. И снег лежит ровно, словно кроме меня никто сюда отродясь не захаживал. На одной из веток заметила снегиря. Он внимательно наблюдал за мной. Удивлялся, небось, что тут человек забыл.
- Мр-р-р-р-р… - раздалось снизу, у самых корней дерева. Как раз на одном из них, запорошенных снегом, и восседала черная зеленоглазая кошка. Усищи у нее были длиннющими, белоснежными. Пожалуй, подобной представительницы усатых мне встречать еще не приходилось. У нас в Лукоморье в основном либо трехцветные разгуливали, либо обычные, серые. А черных я давно не видела. – Мр-р-р-руяу… - промяукав это, кошечка выгнулась в спине, открыла пасть, показывая острые зубки, прикрыла глаза. Потом снова села на корень дерева. Приоткрыла один глаз и хитро воззрилась на меня.
- Что ты здесь забыла? – спросила у кошки, особо не рассчитывая на ответ. Его, ожидаемо, и не последовало.
Зато ответил мне кто-то другой:
- А ты что тут делаешь, красавица? – глубокий и вместе с тем, мягкий голос. – Одна и в лесу. Не боишься, что волк нападет? Или разбойник какой.
- Не боюсь, - проговорила, медленно поднимая взгляд на говорившую.
Первое, что бросилось в глаза, это пестрая юбка, сшитая будто из лоскутков ткани. Потом шел меховой длинный жилет. Рукава красной рубахи были широкими. На предплечьях, на зеленых вставках красовались обережные символы. Волосы черные, частично спрятаны под, опять же, пестрым платком. Глаза у женщины были большие, карие. Кожа смуглая. Либо цыганка, либо хорошо ей притворяющаяся воровка. Впрочем, это почти одно и то же.
- Тогда чего трясешься? Неужто морозы? – хмыкнула женщина. Или девушка… Из-за густо подведенных глаз и ярких губ сложно было определить ее возраст. С одной стороны посмотришь – женщина. Взрослая, серьезная, хитрая. А если с другой – девушка. Мягкая, мечтательная, настороженная.
- Нет, - покачала головой. – В другом проблема.
- А-а-а-а-а, - протянула незнакомка. Извлекла из потайного кармашка юбки колоду карт, сделала резкое движение кистью, и вот перед ней веер из картинок. – Посмотрим…
- Может, не стоит? – пролепетала, обхватывая себя руками за плечи. И в самом деле холодно. Пока торопилась покинуть дом, не замечала, что настолько продрогла. Зато сейчас, стоя в заснеженном лесу, ощутила это довольно четко.
- Погоди ты, непутевая, - шикнула на меня гадалка. Ну точно она. А иначе зачем ей в карты так пристально смотреть. Словно книгу интересную читает. – Очень интересно… И забавно.
- Что забавно? – пробормотала, уже отчетливо стуча зубами. Вот заболею и в самом деле на свадьбе буду с красным носом и больными глазами. Это если меня поймать получится. Сама домой ни за что не вернусь.
- Забавно получится, - стали объяснять мне. – Вот сколько раз у вас была, а с таким в первые сталкиваюсь. Это же надо так вляпаться. Не буду говорить, во что именно.
Сама в курсе, во что. Толку-то от этого знания?
- Если ты все знаешь, то может подскажешь, что теперь с этим делать? – спросила с надеждой в голосе.
- А что делать? – незнакомка довольно заулыбалась. Во взгляде появился блеск азарта. – Красть тебя буду, красавица. Чтобы твоему Григорию неповадно было.
- Что? – опешила от такого заявления. – Как красть? Зачем?
- А затем, - продолжая улыбаться, снова заговорила женщина.
Медленно подошла ко мне ближе, зачаровывая своим темным взглядом. Приподняла правую руку на уровень моего лица и щелкнула пальцами. С самых кончиков сорвались золотистые искорки. Я засмотрелась на них и не сразу поняла, что куда-то проваливаюсь.
***
Было неудобно и тесно. Заелозила, пытаясь принять более привычное для своего тела положение, но ничего не получилось. Закрутила головой, надеясь рассмотреть хоть что-то, но было очень темно. Зато одно поняла сразу – меня куда-то несут. Именно несут, а не везут или тащат по земле. А вскоре слуха коснулась и тихая ругань:
- Мелкая, а тяжелая…
- Мр-р-р-р… - промурчали откуда-то снизу.
- И не говори. Всегда знала, что Лукоморье богатая на поесть деревня, но чтобы так ребенка закармливать…
Вообще-то, я не ребенок. Весной восемнадцать лет исполнится. Подружки мои уже смеются, что я в таком возрасте и все не при муже. А мне боязно как-то было. И вот… добоялась. Теперь за Григория отдают. А могла бы уже замужем за Ярославом быть. Горя бы не знала.
- Куда вы меня несете? – спросила громко и снова закопошилась. Если моей похитительнице тяжело, то может она не удержит мешок в руках, отпустит его. А там уже я подсуечусь как-нибудь. Если он, конечно, не завязан.
- Куда надо, туда и несу, - фыркнули в ответ.
- Я сама идти могу.
- Добровольно бы не пошла. А у меня тут дело, касаемое тебя, есть.
- Это какое?
- Ш! – шикнули на меня.
- Так какое же? – не обратила на шипение гадалки никакого внимания.
- Ш, тебе говорят, - раздраженно проговорила женщина. – Замуж за своего непутевого хочешь?
Замерла, не веря в услышанное. Откуда она про моего непутев… про Ярослава, то есть, знает? Я ей не говорила. Душу, опять же не раскрывала. Вообще нет у меня такой привычки, перед чужаками языком чесать.
- Чего притихла? – довольно спросила гадалка. – Хочешь или нет?
- Х-хочу, - запнувшись, пролепетала. Ох и зашлось у меня сердечко, как только она про моего родненького заговорила!
- Тогда сиди смирно. Ничего тебе я не сделаю. Сейчас, пока никто не видит, в терем один принесу, там отсидишься, пока я с твоим Ярославом разговоры разговаривать буду, - пыхтя, сказали мне.
- Но зачем тебе это? – Не то, чтобы я сразу ей поверила. Но уже не так бодро елозила, пытаясь выбраться из мешка. Прислушивалась внимательно, боясь пропустить хотя бы слово.
- Жалко мне тебя, - тяжелый вздох. – Пропадешь ты с другим. Сгинешь где-нибудь в болоте. Или в реке утопнешь. Вижу ведь, что девка ты толковая. Просто замуж тебе за того самого надо. Иначе никак. Родители твои это, увы, не понимают. Ну так ничего. Вдвоем не пропадете.
- Все равно не понимаю…
- Молчи, болтливая, - перебили меня. – Сейчас кто тебя услышит, сразу весь план коту под хвост пойдет.
- Мр? – удивленное в ответ.
- Не тебе, Ночка, успокойся.
- Мр… - облегченное.
- Ты же кошка. А я про кота говорила.
- Мр-р-р-р-р! – а это уже прозвучало возмущенно.
Я прикрыла рот ладонью, чтобы сдержать смех. Ну разве можно воспринимать эту странную особу разбойницей? Нет, она не вызывала во мне того страха, что поселился бы у меня в душе, если бы я на самом деле была похищена. Вместо этого во мне просыпалось любопытство. И удивление. Все-таки эта хрупкая на первый взгляд женщина несла меня на себе. В большом мешке… Картинка со стороны казалась очень странной. Я живо себе ее представила. И снова чуть было не рассмеялась. Это колдунье повезло, что я не в шубке и зимних сапогах. Иначе бы весу за счет верхней одежды и обувки на меху стало бы больше.
Шли недолго. В какой-то момент скрип снега под ногами незнакомки сменился жалобным плачем досок. Избушка точно была старой. А таких «плачущих» у нас в деревне было всего три. В одной из них жил Ярослав, во второй – местный кузнец, а в третьей – старушка-знахарка. Кажется, именно к последней моя похитительница и пришла. Когда же услышала скрипучий старческий голос, убедилась в своем предположении окончательно.
- Акулина, душенька, что у тебя там? – спросила баба Вася.
- Невеста, - ответила гадалка, которую, оказывается, звал Акулина. Красивое, необычное имя. И очень ей подходящее. – Украла.
- Что? – удивилась бабушка, по звукам, ближе подходя к мешку. – Да ты брешешь… - сказав это, она тыкнула пальцем в мешок с такой силой, что я дернулась. Попала прямо по ребрам. – Ишь ты! Нечистая сила! Никак ты черта в мешок посадила?
- Нет, бабуль, - бодро заговорила Акулина, - невесту. Сказала же.
И тут меня не очень-то аккуратно бросили на пол. Я ударилась о доски тем самым местом, на которое умудрилась найти приключения. Взвыла, потому что было больно.
- Ох, горемычная, - запричитала гадалка и стала помогать мне избавиться от мешка. – Не дергайся, невеста. Иначе привяжу.
- Куда? - щурясь от света яркого солнца, что пробивался через окна, спросила. Вставать с пола не торопилась. Ноги почему-то не слушались.
- Не куда, а к чему, - поправила меня Акулина. – Да хотя бы к ножке стола, - кивок головы в сторону, собственно, стола, что стоял посередине единственной в этой избушке комнаты. – Он здесь тяжелый, прочный. Не высвободишься.
