В отличие от него, Илис не понимал моих переживаний и слишком снисходительно относился к жалобам. Арранушу же и вовсе жаловаться было бесполезно.
Зато Рован оказался просто подарком судьбы. Он слушал и молчал и, кажется, даже сопереживал.
— Никто меня не любит, — ныла я, поглаживая покоящуюся на моих ногах тяжеленную голову.
— Р-р-ру-у-у, — понимающе поддакнул Рован.
— Никто меня не ценит, — не унималась я.
— Р-р-роу, — не спорил со мной самый замечательный линорм на свете.
— Никто меня не понимает.
Генерал лишь сострадательно вздохнул, не оставляя меня без поддержки. Он готов был слушать мои жалобы часами, и единственное, чего требовал взамен — немного ласки.
Илис, конечно, хороший хозяин, но как и всякий боевик, будь он хоть тысячу раз замечательным, с проявлением чувств имеет серьезные проблемы. Он в принципе не умел быть нежным. И если мне еще иногда перепадало немного ласки, пробивающейся сквозь наработанный панцирь его суровости, то Рован был лишен и этого.
На то, чтобы научиться отпирать вольеры самостоятельно, мне понадобилось три похода в виварий под неусыпным надзором Илли. На четвертый я уже сама довольно сносно вскрывала генеральский вольер, и необходимость в присутствии работников или деспотичной совы отпала.
Но если у рабочих были специальные браслеты, позволяющие открывать любые вольеры и работать, не опасаясь нападения какого-нибудь хищника, я могла похвастаться только непонятной вязью подчиняющего плетения, едва различимого на белой коже. Оно тоже неплохо справлялось с открытием вольеров, но защитить от их обитателей не могло.
Путем проб и ошибок я получила относительную самостоятельность, и навещать генерала могла в любое время, чем очень часто и пользовалась. Виварий оказался довольно тихим местом, что казалось мне особенно ценным. Встретить здесь кого-то, кроме редких боевиков-старшекурсников или специальных рабочих, было нельзя.
Так продолжалось примерно месяц, а потом меня заметил аспид.
Одним пасмурным днем, задумавшись об отварах и снадобьях, я прошла вольер генерала и остановилась, только когда справа меня позвали знакомым голосом.
— Пушис-с-стая, что ты здес-с-сь делаешь?
Вздрогнув, я вынырнула из безрадостных дум и огляделась. Кадай, чуть покачиваясь, вытянулся в вольере слева от меня. Его черная чешуя сквозь зачарованное стекло отливала синевой.
Я невольно обернулась назад, туда, где меня ждал линорм. Кажется, я даже слышала его растерянное ворчание.
— Пришла проведать генерала.
В последнее время, каждый вечер после ужина, я сбегала от хозяина и его друзей. Особенно боялась оставаться наедине с Наей, которая Касю щупала меньше, чем Морру, и проводила добрых два часа у генерала, рассказывая, как меня все достали и почему я считаю, что люди то еще зло. Похуже блох. Блох хотя бы можно вывести, а с людьми что делать? Они же живучие, их много и всем от меня что-то нужно.
Чаще я жаловалась на Велу и Аррануша, порой доставалось Нае, изредка и Илис получал свое. Рован молчал, слушал и сочувственно вздыхал, подставляя бока для почесывания. Мы в полной мере наслаждались обществом друг друга.
— Меня тоже можно проведывать, пушис-с-стая, — с намеком произнес аспид.
— Приму это к сведению, — осторожно пообещала я, сделав сразу два шага назад. Зря, наверное. Если бы отступала постепенно, может, он этого и не заметил бы.
— Куда с-с-собралась? — гневно зашипел змей. — Вольер открой!
— А с чего бы мне это делать? — Кадай помрачнел. — К тому же ты и сам умеешь выбираться...
— Эти глупые мяс-с-сные деликатесы на ножках что-то заподозрили. Теперь с-с-стараются не ходить ко мне в одиночку и обвешиваются вс-с-семи возможными оберегами против ментального воздействия.
— А почему они на тебя не пожаловались?
— И что они скажут? Что им кажется, будто я на них как-то воздействую? Никаких доказательств нет.
— М-да-а-а...
И этого типа Керст выбрал себе в качестве подчиненной нечисти. Какую же серьезную ошибку он совершил.
— Пушис-с-стая, выпусти меня.
— Вообще-то я... Морра.
— Морра, лапушка, будь душкой, сделай, как он просит, — проурчали справа, — и меня вниманием не обдели.
Напротив Кадая жил илистый кот. Ну кто бы сомневался?
Самым грустным во всей этой ситуации было то, что я их действительно выпустила и даже не сильно ворчала, когда они решили обустроиться в вольере Рована. С тех пор у меня появилось целых три слушателя. Понимающих и сочувствующих, к которым я ходила каждый день излить душу.
Иногда Кадай жаловался на Керста, но чаще всего мы с котом наперебой ныли, жалуясь на все без разбору. Рован молчал и слушал. Молчал он до середины весны, исправно выполняя роль слушателя и изредка тихо рыча на аспида, стоило тому подползти ко мне, по мнению линорма, слишком близко.
Илиса такое положение дел вполне устраивало.
Черствый хозяин радовался, что слушать меня приходится генералу, а не ему, и всячески потворствовал моим каждодневным походам к линорму. Пару раз даже сам тащил меня в виварий, не слушая стенаний и требований прекратить издеваться над беспомощной рагрой.
— Это негуманно! — утверждала я, на что Илис только пожимал плечами и увеличивал скорость.
Со временем я перестала сопротивляться и послушно семенила за хозяином, демонстративно сопя ему в спину. Его это раздражало. Я это прекрасно знала, и он тоже знал, что я знаю, отчего раздражался только сильнее.
В тот день хозяин, не изменяя себе, тащил меня сквозь дождь в виварий, набросив мне на голову свой китель и почему-то считая, что этого достаточно.
Этого было недостаточно. Легкие замшевые сапожки промокли за первые три минуты; все остальное время они копили влагу, чтобы не высыхать подольше или, если очень повезет, испортиться и оказаться в мусорке. Такое странное стремление самоубиться. Потому, оказавшись в виварии, я, не глядя по сторонам, поспешила к линорму — жаловаться на хозяина.
Следом за мной, не отставая, скользил аспид, которого я заметила, лишь открыв вольер генерала. Мимо меня на приличной скорости проползло длинное черное тело, первым оказавшись внутри.
Когда Илис узнал, что свободное время я провожу не только в компании линорма, но и пары хищной и не вызывающей доверия нечисти, он стребовал с Аррануша браслет, какие носили работники вивария. Теперь напавшая на меня нечисть рисковала серьезно огрести. Я могла чувствовать себя полностью защищенной и уже хотя бы здесь ничего не бояться. Но почему-то все равно продолжала бояться. Парадокс. Наверное, Илли была права, и это особенность моего вида. Лучше бы наш вид умел летать, честное слово.
Именно поэтому, когда мимо меня пронеслась огромная черная змеюка, о присутствии которой я знать ничего не знала, шарахнулась в сторону и чуть не растянулась на полу. Рован, все прекрасно видевший и искренне возмутившийся поведением аспида, сделал то, чего от него никто не ждал.
— Съем, — хрипло, с трудом выдавил он, мрачно глядя на змея.
— Меня? — удивился Кадай, не до конца еще осознав всю чудесность происходящего.
Генерал уверенно кивнул.
— Но я несъедобный.
Я по личному опыту знала, что такое утверждение хищную нечисть обычно не останавливает. Особенно если эта хищная нечисть большая, сильная и ничего не знает о расстройстве желудка.
— Съем, — уверенно повторил линорм, а я наконец-то вышла из транса.
— Говорит, — прошептала непослушными губами и бросилась прочь от вольера, спеша к хозяину и не переставая верещать: — говорит-говорит-говорит!
Вслед мне неслось раскатистое «Мор-р-р-р-ра!». И это точно кричал не Кадай.
Генерал наконец-то стал разговаривать.
— Говорит! — взвизгнула я, врываясь в комнату.
— Мы тебя слышали, — подтвердил Керст, чья самая лучшая часть укоротилась на добрых пятнадцать сантиметров около трех недель назад.
Во время одного из практических занятий защитник, с которым Керст стоял в паре, налажал со щитом. Тот оказался недостаточно сильным и не смог сдержать натиск противника.
В итоге Керст лишился значительной части своей косы и неделю лежал в лазарете, пока жутковатого вида ожог в половину левого бока не начал заживать.
Навещать обгорельца я ходила исключительно в виде рагры. Так было проще объяснить, почему я каждый раз настолько долго и искренне рыдала над его увечной косой. Поведение Каси ему казалось милым, но что-то подсказывало: если поплакать пришла бы Морра, Керст бы очень удивился.
— Ты не понимаешь!
Я была счастлива и чувствовала себя легким перышком. Хотелось смеяться и кого-нибудь расцеловать. Последний порыв искренне удивил, но понизить градус радости был не в состоянии. В конце концов, там, в вольере, говорящий генерал. Его и расцелую.
— Илис, пошли!
Хозяин, до моего появления копавшийся в небольшой горке кристаллов, лежавших на столе, подозрительно прищурился:
— Куда?
— Генерал же! — очень эмоционально выдала я, подлетев к нему. Три шага, и я вцепилась в его руку с четким намерением дотащить до линорма, чего бы мне это ни стоило. — Генерал заговорил!
Дотащу, чего бы мне это ни стоило? Какая наивная самоуверенность. До вольера Рована хозяин тащил меня сам, а я едва за ним поспевала.
—— Нет, ты с-с-скажи! — настаивал Кадай, отойдя от шока и убедившись, что есть его пока не будут.
— Отстань, — просипел генерал.
— Мы уже поняли, что ты умеешь произнос-с-сить слова и ос-с-сознаешь их смысл, — терпеливо проговорил аспид. — А теперь давай целую фраз-с-с-су. Это несложно.
— Отстань, — угрюмо потребовал линорм.
— Рован, — позвал хозяин.
— Рован-Рован, — тихо поддакнула я, притопывая на месте от распирающей меня радости.
— Хозяин, — серьезно посмотрел на Илиса генерал, мотнул в сторону аспида головой и отрубил: — он надоел.
Кадая надо было видеть. Неспособная выражать сильные эмоции, его морда забавно вытянулась.
— Это все благодаря мне, — уверенно выдала я, заглядывая хозяину в лицо, — это я его научила, точно тебе говорю. Больше, чем я, с ним никто не разговаривал.
Линорм не спорил. Илис тоже молчал, со странным выражением лица разглядывая свою заговорившую нечисть. Я стояла рядом с Илисом, даже не пытаясь вытащить руку из больно сжавших мою ладонь хозяйских пальцев, и радовалась жизни.
Мокрые сапоги были давно позабыты.
В котле что-то взорвалось, выбросив в воздух облачко серого дыма.
Я невольно присела, втягивая голову в плечи. В прошлый раз, когда раздалось вот такое же вялое «ба-бах», мне прямо в лоб прилетел плохо измельченный корень аира. После этого я стала осторожнее и в котел заглядывать не пыталась.
Оторвавшись от тетради, в которую что-то усердно записывал, Илис оценивающе осмотрел котел, варево в котором больше не подавало признаков жизни; меня, топтавшуюся рядом и не имеющую никакого понятия, что делать дальше, и велел:
— Переделывай.
Лекарскую лабораторию, вполне светлую и уютную, я уже тихо ненавидела.
Утром меня привела сюда Вела и не выпускала вплоть до обеда, заставляя резать, измельчать, отмерять и смешивать.
— Ты никуда не уйдешь, пока не приготовишь хотя бы один отвар, — сказала она, устанавливая в круглую дыру на столе чугунный пятилитровый котелок.
Тогда я еще не знала, насколько это все сложно и, соответственно, не боялась.
Ближе к обеду, когда Вела с совершенно непроницаемым лицом выливала мой неудачный шестой отвар, я начала нервничать.
В первом часу на смену некромантке пришел Илис, чьи занятия на сегодня закончились. Вела ушла, а я продолжила свои мучения, так толком и не наевшись парочкой бутербродов, принесенных хозяином. Меня и правда не собирались выпускать из лаборатории, пока я что-нибудь не сварю. А время близилось к ужину. Я начинала впадать в отчаяние.
Постепенно в голову стали закрадываться подозрения. А вдруг это не я криворукая? Вдруг это в рецепте что-то не так? Ингредиентов для создания укрепляющего отвара было всего семь, но каждый раз, как я закидывала корень в кипящую смесь, что-то шло не так.
— Илис...
— Ты должна сварить сегодня хоть что-нибудь, — напомнил он, уделив все свое внимание тетради.
Может, разреветься? Проверенное же средство.
Кажется, хозяин что-то почувствовал, потому что медленно поднял на меня глаза и миролюбиво пообещал:
— Если у тебя ничего не получится до ужина, отложим на завтра.
Я приободрилась. Лучше бы, наверное, отчаялась. На этот раз мои кропотливые старания накрылись подозрительного вида гадостью, с угрожающим шипением выползающей из котла. Вместо отвара получилась какая-то студенистая едкая масса, вполне сносно прожигавшая и стол, и деревянную ложку на длинной ручке, которой я все это помешивала и, подозреваю, меня бы тоже прожгла, сунься я ближе.
— Что делать? Что делать? Что делать?
Я металась вокруг стола, не зная, что делать и как спасать положение. К такому меня не готовили ни книги, ни Вела с Илли. Вот совершенно не представляла, как со всем этим разбираться.
Илис тоже едва ли понимал, что происходит, но это не помешало ему затолкать меня к себе в тыл, и, не опасаясь редких, вырывающихся из котла брызг, опустить руку на столешницу, еще не изъеденную моим отваром.
Котел накрыла легкая полупрозрачная сфера, отрезая доступ воздуха. В отличие от защитников, боевики плохо разбирались в щитах и охранных сферах, но знаний хозяина оказалось вполне достаточно.
— Но это же не огонь, — робко заметила я, выглядывая из-за его плеча.
Как оказалось, если смотреть на все из-за Илиса, катастрофа выглядит не такой уж и страшной. Моя студенистая гадость и правда была не огнем. Ей понадобилось значительно меньше времени, чтобы высосать из воздуха весь кислород и зачахнуть от его недостатка.
Я с нездоровым любопытством смотрела на то, как вся эта бурая мерзость иссыхает, превращаясь в пористую, темнеющую массу, истаивавшую с характерным пенным шипением.
Когда Илис убрал сферу, на столешнице покрытой темными оспинами ожогов, виднелся мертвый круг, расположенный по краю выемки для котла и расходящийся на добрые тридцать сантиметров. Размах трагедии поражал. Я угробила стол.
— Вела меня убьет, — пробормотала грустно, не находя в себе сил, чтобы отвести взгляд от этого кошмара. Кажется, котел тоже погиб.
— Сомневаюсь, — подал голос Илис. Он разглядывал огрызок корня, который я использовала в своих отварах. — Откуда ты его взяла?
— Из шкафа, — ответила осторожно, подозревая самое плохое. Подумалось, что расправа не заставит себя ждать и мне влетит от хозяина. Влетит так сильно, что Веле потом останется меня только пожалеть.
— Из того?
Он кивнул на шкаф с дверцами темного стекла, из которого я сегодня доставала все свои ингредиенты.
— Ну... да.
— Вела видела, откуда ты его взяла?
— Нет, она отдала мне рецепт, велела собрать необходимые ингредиенты и ушла за котлом…
Я немного воспряла духом. А вдруг меня не будут ругать?
— И, конечно, ее не насторожил тот факт, что твой отвар ведет себя странно? — пробормотал хозяин, крутя в пальцах корень. — Странно даже для зелья, не говоря о немагическом отваре.
— А она должна была насторожиться?
— Если бы была лекарем, то да. Но она некромант, а все их рецепты подразумевают магическую составляющую...
— То есть, это не я виновата? — обрадовалась я, но радость моя длилось ровно три секунды. — Подожди, что значит «магическую составляющую»?
— Там, — хозяин ткнул корнем в злополучный шкаф, — хранятся напитанные магией или заговоренные ингредиенты. Все для зелий.
Зато Рован оказался просто подарком судьбы. Он слушал и молчал и, кажется, даже сопереживал.
— Никто меня не любит, — ныла я, поглаживая покоящуюся на моих ногах тяжеленную голову.
— Р-р-ру-у-у, — понимающе поддакнул Рован.
— Никто меня не ценит, — не унималась я.
— Р-р-роу, — не спорил со мной самый замечательный линорм на свете.
— Никто меня не понимает.
Генерал лишь сострадательно вздохнул, не оставляя меня без поддержки. Он готов был слушать мои жалобы часами, и единственное, чего требовал взамен — немного ласки.
Илис, конечно, хороший хозяин, но как и всякий боевик, будь он хоть тысячу раз замечательным, с проявлением чувств имеет серьезные проблемы. Он в принципе не умел быть нежным. И если мне еще иногда перепадало немного ласки, пробивающейся сквозь наработанный панцирь его суровости, то Рован был лишен и этого.
На то, чтобы научиться отпирать вольеры самостоятельно, мне понадобилось три похода в виварий под неусыпным надзором Илли. На четвертый я уже сама довольно сносно вскрывала генеральский вольер, и необходимость в присутствии работников или деспотичной совы отпала.
Но если у рабочих были специальные браслеты, позволяющие открывать любые вольеры и работать, не опасаясь нападения какого-нибудь хищника, я могла похвастаться только непонятной вязью подчиняющего плетения, едва различимого на белой коже. Оно тоже неплохо справлялось с открытием вольеров, но защитить от их обитателей не могло.
Путем проб и ошибок я получила относительную самостоятельность, и навещать генерала могла в любое время, чем очень часто и пользовалась. Виварий оказался довольно тихим местом, что казалось мне особенно ценным. Встретить здесь кого-то, кроме редких боевиков-старшекурсников или специальных рабочих, было нельзя.
Так продолжалось примерно месяц, а потом меня заметил аспид.
Одним пасмурным днем, задумавшись об отварах и снадобьях, я прошла вольер генерала и остановилась, только когда справа меня позвали знакомым голосом.
— Пушис-с-стая, что ты здес-с-сь делаешь?
Вздрогнув, я вынырнула из безрадостных дум и огляделась. Кадай, чуть покачиваясь, вытянулся в вольере слева от меня. Его черная чешуя сквозь зачарованное стекло отливала синевой.
Я невольно обернулась назад, туда, где меня ждал линорм. Кажется, я даже слышала его растерянное ворчание.
— Пришла проведать генерала.
В последнее время, каждый вечер после ужина, я сбегала от хозяина и его друзей. Особенно боялась оставаться наедине с Наей, которая Касю щупала меньше, чем Морру, и проводила добрых два часа у генерала, рассказывая, как меня все достали и почему я считаю, что люди то еще зло. Похуже блох. Блох хотя бы можно вывести, а с людьми что делать? Они же живучие, их много и всем от меня что-то нужно.
Чаще я жаловалась на Велу и Аррануша, порой доставалось Нае, изредка и Илис получал свое. Рован молчал, слушал и сочувственно вздыхал, подставляя бока для почесывания. Мы в полной мере наслаждались обществом друг друга.
— Меня тоже можно проведывать, пушис-с-стая, — с намеком произнес аспид.
— Приму это к сведению, — осторожно пообещала я, сделав сразу два шага назад. Зря, наверное. Если бы отступала постепенно, может, он этого и не заметил бы.
— Куда с-с-собралась? — гневно зашипел змей. — Вольер открой!
— А с чего бы мне это делать? — Кадай помрачнел. — К тому же ты и сам умеешь выбираться...
— Эти глупые мяс-с-сные деликатесы на ножках что-то заподозрили. Теперь с-с-стараются не ходить ко мне в одиночку и обвешиваются вс-с-семи возможными оберегами против ментального воздействия.
— А почему они на тебя не пожаловались?
— И что они скажут? Что им кажется, будто я на них как-то воздействую? Никаких доказательств нет.
— М-да-а-а...
И этого типа Керст выбрал себе в качестве подчиненной нечисти. Какую же серьезную ошибку он совершил.
— Пушис-с-стая, выпусти меня.
— Вообще-то я... Морра.
— Морра, лапушка, будь душкой, сделай, как он просит, — проурчали справа, — и меня вниманием не обдели.
Напротив Кадая жил илистый кот. Ну кто бы сомневался?
Самым грустным во всей этой ситуации было то, что я их действительно выпустила и даже не сильно ворчала, когда они решили обустроиться в вольере Рована. С тех пор у меня появилось целых три слушателя. Понимающих и сочувствующих, к которым я ходила каждый день излить душу.
Иногда Кадай жаловался на Керста, но чаще всего мы с котом наперебой ныли, жалуясь на все без разбору. Рован молчал и слушал. Молчал он до середины весны, исправно выполняя роль слушателя и изредка тихо рыча на аспида, стоило тому подползти ко мне, по мнению линорма, слишком близко.
Илиса такое положение дел вполне устраивало.
Черствый хозяин радовался, что слушать меня приходится генералу, а не ему, и всячески потворствовал моим каждодневным походам к линорму. Пару раз даже сам тащил меня в виварий, не слушая стенаний и требований прекратить издеваться над беспомощной рагрой.
— Это негуманно! — утверждала я, на что Илис только пожимал плечами и увеличивал скорость.
Со временем я перестала сопротивляться и послушно семенила за хозяином, демонстративно сопя ему в спину. Его это раздражало. Я это прекрасно знала, и он тоже знал, что я знаю, отчего раздражался только сильнее.
В тот день хозяин, не изменяя себе, тащил меня сквозь дождь в виварий, набросив мне на голову свой китель и почему-то считая, что этого достаточно.
Этого было недостаточно. Легкие замшевые сапожки промокли за первые три минуты; все остальное время они копили влагу, чтобы не высыхать подольше или, если очень повезет, испортиться и оказаться в мусорке. Такое странное стремление самоубиться. Потому, оказавшись в виварии, я, не глядя по сторонам, поспешила к линорму — жаловаться на хозяина.
Следом за мной, не отставая, скользил аспид, которого я заметила, лишь открыв вольер генерала. Мимо меня на приличной скорости проползло длинное черное тело, первым оказавшись внутри.
Когда Илис узнал, что свободное время я провожу не только в компании линорма, но и пары хищной и не вызывающей доверия нечисти, он стребовал с Аррануша браслет, какие носили работники вивария. Теперь напавшая на меня нечисть рисковала серьезно огрести. Я могла чувствовать себя полностью защищенной и уже хотя бы здесь ничего не бояться. Но почему-то все равно продолжала бояться. Парадокс. Наверное, Илли была права, и это особенность моего вида. Лучше бы наш вид умел летать, честное слово.
Именно поэтому, когда мимо меня пронеслась огромная черная змеюка, о присутствии которой я знать ничего не знала, шарахнулась в сторону и чуть не растянулась на полу. Рован, все прекрасно видевший и искренне возмутившийся поведением аспида, сделал то, чего от него никто не ждал.
— Съем, — хрипло, с трудом выдавил он, мрачно глядя на змея.
— Меня? — удивился Кадай, не до конца еще осознав всю чудесность происходящего.
Генерал уверенно кивнул.
— Но я несъедобный.
Я по личному опыту знала, что такое утверждение хищную нечисть обычно не останавливает. Особенно если эта хищная нечисть большая, сильная и ничего не знает о расстройстве желудка.
— Съем, — уверенно повторил линорм, а я наконец-то вышла из транса.
— Говорит, — прошептала непослушными губами и бросилась прочь от вольера, спеша к хозяину и не переставая верещать: — говорит-говорит-говорит!
Вслед мне неслось раскатистое «Мор-р-р-р-ра!». И это точно кричал не Кадай.
Генерал наконец-то стал разговаривать.
— Говорит! — взвизгнула я, врываясь в комнату.
— Мы тебя слышали, — подтвердил Керст, чья самая лучшая часть укоротилась на добрых пятнадцать сантиметров около трех недель назад.
Во время одного из практических занятий защитник, с которым Керст стоял в паре, налажал со щитом. Тот оказался недостаточно сильным и не смог сдержать натиск противника.
В итоге Керст лишился значительной части своей косы и неделю лежал в лазарете, пока жутковатого вида ожог в половину левого бока не начал заживать.
Навещать обгорельца я ходила исключительно в виде рагры. Так было проще объяснить, почему я каждый раз настолько долго и искренне рыдала над его увечной косой. Поведение Каси ему казалось милым, но что-то подсказывало: если поплакать пришла бы Морра, Керст бы очень удивился.
— Ты не понимаешь!
Я была счастлива и чувствовала себя легким перышком. Хотелось смеяться и кого-нибудь расцеловать. Последний порыв искренне удивил, но понизить градус радости был не в состоянии. В конце концов, там, в вольере, говорящий генерал. Его и расцелую.
— Илис, пошли!
Хозяин, до моего появления копавшийся в небольшой горке кристаллов, лежавших на столе, подозрительно прищурился:
— Куда?
— Генерал же! — очень эмоционально выдала я, подлетев к нему. Три шага, и я вцепилась в его руку с четким намерением дотащить до линорма, чего бы мне это ни стоило. — Генерал заговорил!
Дотащу, чего бы мне это ни стоило? Какая наивная самоуверенность. До вольера Рована хозяин тащил меня сам, а я едва за ним поспевала.
—— Нет, ты с-с-скажи! — настаивал Кадай, отойдя от шока и убедившись, что есть его пока не будут.
— Отстань, — просипел генерал.
— Мы уже поняли, что ты умеешь произнос-с-сить слова и ос-с-сознаешь их смысл, — терпеливо проговорил аспид. — А теперь давай целую фраз-с-с-су. Это несложно.
— Отстань, — угрюмо потребовал линорм.
— Рован, — позвал хозяин.
— Рован-Рован, — тихо поддакнула я, притопывая на месте от распирающей меня радости.
— Хозяин, — серьезно посмотрел на Илиса генерал, мотнул в сторону аспида головой и отрубил: — он надоел.
Кадая надо было видеть. Неспособная выражать сильные эмоции, его морда забавно вытянулась.
— Это все благодаря мне, — уверенно выдала я, заглядывая хозяину в лицо, — это я его научила, точно тебе говорю. Больше, чем я, с ним никто не разговаривал.
Линорм не спорил. Илис тоже молчал, со странным выражением лица разглядывая свою заговорившую нечисть. Я стояла рядом с Илисом, даже не пытаясь вытащить руку из больно сжавших мою ладонь хозяйских пальцев, и радовалась жизни.
Мокрые сапоги были давно позабыты.
***
В котле что-то взорвалось, выбросив в воздух облачко серого дыма.
Я невольно присела, втягивая голову в плечи. В прошлый раз, когда раздалось вот такое же вялое «ба-бах», мне прямо в лоб прилетел плохо измельченный корень аира. После этого я стала осторожнее и в котел заглядывать не пыталась.
Оторвавшись от тетради, в которую что-то усердно записывал, Илис оценивающе осмотрел котел, варево в котором больше не подавало признаков жизни; меня, топтавшуюся рядом и не имеющую никакого понятия, что делать дальше, и велел:
— Переделывай.
Лекарскую лабораторию, вполне светлую и уютную, я уже тихо ненавидела.
Утром меня привела сюда Вела и не выпускала вплоть до обеда, заставляя резать, измельчать, отмерять и смешивать.
— Ты никуда не уйдешь, пока не приготовишь хотя бы один отвар, — сказала она, устанавливая в круглую дыру на столе чугунный пятилитровый котелок.
Тогда я еще не знала, насколько это все сложно и, соответственно, не боялась.
Ближе к обеду, когда Вела с совершенно непроницаемым лицом выливала мой неудачный шестой отвар, я начала нервничать.
В первом часу на смену некромантке пришел Илис, чьи занятия на сегодня закончились. Вела ушла, а я продолжила свои мучения, так толком и не наевшись парочкой бутербродов, принесенных хозяином. Меня и правда не собирались выпускать из лаборатории, пока я что-нибудь не сварю. А время близилось к ужину. Я начинала впадать в отчаяние.
Постепенно в голову стали закрадываться подозрения. А вдруг это не я криворукая? Вдруг это в рецепте что-то не так? Ингредиентов для создания укрепляющего отвара было всего семь, но каждый раз, как я закидывала корень в кипящую смесь, что-то шло не так.
— Илис...
— Ты должна сварить сегодня хоть что-нибудь, — напомнил он, уделив все свое внимание тетради.
Может, разреветься? Проверенное же средство.
Кажется, хозяин что-то почувствовал, потому что медленно поднял на меня глаза и миролюбиво пообещал:
— Если у тебя ничего не получится до ужина, отложим на завтра.
Я приободрилась. Лучше бы, наверное, отчаялась. На этот раз мои кропотливые старания накрылись подозрительного вида гадостью, с угрожающим шипением выползающей из котла. Вместо отвара получилась какая-то студенистая едкая масса, вполне сносно прожигавшая и стол, и деревянную ложку на длинной ручке, которой я все это помешивала и, подозреваю, меня бы тоже прожгла, сунься я ближе.
— Что делать? Что делать? Что делать?
Я металась вокруг стола, не зная, что делать и как спасать положение. К такому меня не готовили ни книги, ни Вела с Илли. Вот совершенно не представляла, как со всем этим разбираться.
Илис тоже едва ли понимал, что происходит, но это не помешало ему затолкать меня к себе в тыл, и, не опасаясь редких, вырывающихся из котла брызг, опустить руку на столешницу, еще не изъеденную моим отваром.
Котел накрыла легкая полупрозрачная сфера, отрезая доступ воздуха. В отличие от защитников, боевики плохо разбирались в щитах и охранных сферах, но знаний хозяина оказалось вполне достаточно.
— Но это же не огонь, — робко заметила я, выглядывая из-за его плеча.
Как оказалось, если смотреть на все из-за Илиса, катастрофа выглядит не такой уж и страшной. Моя студенистая гадость и правда была не огнем. Ей понадобилось значительно меньше времени, чтобы высосать из воздуха весь кислород и зачахнуть от его недостатка.
Я с нездоровым любопытством смотрела на то, как вся эта бурая мерзость иссыхает, превращаясь в пористую, темнеющую массу, истаивавшую с характерным пенным шипением.
Когда Илис убрал сферу, на столешнице покрытой темными оспинами ожогов, виднелся мертвый круг, расположенный по краю выемки для котла и расходящийся на добрые тридцать сантиметров. Размах трагедии поражал. Я угробила стол.
— Вела меня убьет, — пробормотала грустно, не находя в себе сил, чтобы отвести взгляд от этого кошмара. Кажется, котел тоже погиб.
— Сомневаюсь, — подал голос Илис. Он разглядывал огрызок корня, который я использовала в своих отварах. — Откуда ты его взяла?
— Из шкафа, — ответила осторожно, подозревая самое плохое. Подумалось, что расправа не заставит себя ждать и мне влетит от хозяина. Влетит так сильно, что Веле потом останется меня только пожалеть.
— Из того?
Он кивнул на шкаф с дверцами темного стекла, из которого я сегодня доставала все свои ингредиенты.
— Ну... да.
— Вела видела, откуда ты его взяла?
— Нет, она отдала мне рецепт, велела собрать необходимые ингредиенты и ушла за котлом…
Я немного воспряла духом. А вдруг меня не будут ругать?
— И, конечно, ее не насторожил тот факт, что твой отвар ведет себя странно? — пробормотал хозяин, крутя в пальцах корень. — Странно даже для зелья, не говоря о немагическом отваре.
— А она должна была насторожиться?
— Если бы была лекарем, то да. Но она некромант, а все их рецепты подразумевают магическую составляющую...
— То есть, это не я виновата? — обрадовалась я, но радость моя длилось ровно три секунды. — Подожди, что значит «магическую составляющую»?
— Там, — хозяин ткнул корнем в злополучный шкаф, — хранятся напитанные магией или заговоренные ингредиенты. Все для зелий.
