— А ты откуда знаешь?
— Однажды в качестве наказания помогал профессору проводить здесь урок зельеварения.
— А я...
— А ингредиенты для твоего отвара там, — мне показали на совершенно неприметный, грубо сколоченный шкаф, с вязью рун по краю дверцы. — Сейчас я принесу новый котел, и ты попробуешь еще раз.
С ингредиентами из второго шкафа у меня все получилось со второго раза. И отвар мой больше ничем не плевался и не пытался сбежать. А к красивому шкафу с дверцами из темного стекла я пообещала себе больше никогда не подходить.
Я бежала вперед, распугивая новичков, только получивших результаты и еще не знавших, что им делать и куда податься со своими документами. Где находится деканат? К кому обратиться, чтобы заселили в общежитие? Неужели, это все правда и они теперь будут здесь учиться?
Студенты и кадеты, начиная со второго курса, не особо пугались, когда видели несущуюся прямо на них растрепанную девицу с горящими глазами. Некоторые даже не пытались уйти с дороги, заставляя меня маневрировать, чтобы избежать столкновения.
Я ругалась сквозь сжатые зубы, но скорость не сбавляла.
Мне срочно нужно было на этаж мужского общежития. Очень-очень нужно. Там сейчас разбирал свою сумку Илис. И знать не знал, что я поступила и научилась наконец сама заплетать себе волосы.
И если с поступлением мне помогал Аррануш, что исключало всякую возможность провалиться на экзаменах, то с косой я разбиралась сама. И ведь даже разобралась, о чем очень хотела рассказать хозяину! Хотела, но не могла.
Его не было ровно два месяца. Его и генерала, который сначала отправился с хозяином на летнюю практику, а потом к родственникам на летние каникулы, с серьезным директорским повелением не возвращаться в академию до конца лета, дабы не срывать ему опыты и не нервировать меня.
С началом лета у Аррануша стало меньше работы, а значит, больше свободного времени, которое он мог уделить своему эксперименту. Мне, то есть. Как пережила эти два месяца, я так и не поняла. Наверное, все дело в исключительной рагровской живучести.
В любом случае, я выжила, и к концу лета уже вполне спокойно могла в одиночку пройтись от дома директора до продуктовых рядов. И даже что-нибудь купить. Как утверждала Илли, я уже совсем очеловечилась, но меня ее слова не воодушевляли.
На мужском этаже за время моего отсутствия ничего не изменилось. Все те же мрачные коридоры, зябкие сквозняки и едва ощутимый, но так и не выветрившийся до конца бражный дух. Вдохнув полной грудью этот запах, я расслабилась. Ощущение было такое, будто я домой вернулась после долгого отсутствия.
Дверь в комнату хозяина была приоткрыта.
— Илис, ты не поверишь! — громко ворвалась я к нему, с чувством вдарив дверью об стену, и сама же вздрогнула от этого грохота.
Хозяин обернулся. Волосы его слегка выгорели, приобретя какой-то пыльный серебристый оттенок, а сам он был какой-то незнакомый. Усталый, загорелый и очень удивленный.
Я застыла, растерянно глядя на него. В первое мгновение даже подумала, что ошиблась дверью. Выглядел Илис непривычно.
— И во что же я не поверю? — с улыбкой спросил он, оставив в покое сумку, которую разбирал.
Сумка послушно осталась лежать на заправленной кровати. Полупустая и смирная.
«Прыгать или не прыгать?» — пронеслась в голове быстрая и дурацкая мысль. Была бы я сейчас пушистой, уже давно висела бы на хозяйской рубашке, поливая ее слезами, и выла о том, что соскучилась. Но сейчас я вроде как была человеком. Сомневаюсь, что людям свойственны подобные порывы.
Илис вопросительно приподнял бровь.
«Прыгать», — решила я. И в три прыжка оказавшись рядом, повисла на его шее, радостно болтая ногами.
— Кхе…
Мой искренний порыв хозяин едва ли оценил, но обнять обнял и даже позволил так немного повисеть, терпеливо снося мою искреннюю, болезненную для него радость.
— Я теперь совсем самостоятельная, представляешь? И умная. И даже платья носить умею. Я их целых три раза надевала. Брюки, конечно, лучше, но представляешь, я все равно теперь умею! И уже почти никогда не падаю. И подол в ногах не путается. И с любым человеком заговорить могу. Представляешь? Даже если он незнакомый, а я не рагра.
— Молодец.
Не переставая посмеиваться, Илис поставил меня на пол и аккуратно разжал мои руки, высвобождая свою шею.
— И я поступила, — выдохнула я, преданно гладя ему в глаза. Пусть теперь хвалит, я вон какая молодец.
Вот только хвалить он не спешил, рассматривал меня, чуть склонив голову, и улыбался. Раздражающе так, снисходительно и с явным ощущением своего превосходства. Нежная ранимая душа частично очеловечившейся рагры не выдержала такого издевательства.
Ткнув кулаком в его плечо, я угрожающе потребовала, почти прорычала:
— Хвали меня!
Хозяин вздохнул, зачем-то пригладил мне волосы и обнял уже сам, опустив подбородок на мою макушку.
— Ты молодец, и сама это знаешь.
Замерев на секунду, неуверенно обняла его за талию.
— Хвалить ты совсем не умеешь. На удивление бездарный тип.
Илис хмыкнул, а я тихо сказала то, что, будучи рагрой, уже повторила бы раз сто:
— Но я очень по тебе соскучилась.
Объятия стали крепче.
Молчание затягивалось, и я начинала нервничать.
Быть человеком оказалось непросто. У меня как у Морры тараканов в голове было больше, чем у меня как у Каси. И если бы я сейчас была Касей, то уже громко возмущалась, почему это он молчит и так сильно рискует потерять статус горячо любимого хозяина.
Но я была Моррой, потому стояла, затаив дыхание, и ждала, что он скажет, отсчитывая размеренные удары чужого сердца и все больше нервничая. Когда уже начала подумывать о том, чтобы поступить в лучших рагровских традициях и устроить-таки разборки, Илис отмер:
— Я тоже скучал.
И непонятно: то ли он угрозу почувствовал и решил отделаться малой кровью, то ли так долго в себе разбирался? Люди на удивление сложные существа. Я даже представить не могу, как они живут со всеми этими чувствами и эмоциями.
А теперь мне и самой предстоит с ними как-то жить.
— Однажды в качестве наказания помогал профессору проводить здесь урок зельеварения.
— А я...
— А ингредиенты для твоего отвара там, — мне показали на совершенно неприметный, грубо сколоченный шкаф, с вязью рун по краю дверцы. — Сейчас я принесу новый котел, и ты попробуешь еще раз.
С ингредиентами из второго шкафа у меня все получилось со второго раза. И отвар мой больше ничем не плевался и не пытался сбежать. А к красивому шкафу с дверцами из темного стекла я пообещала себе больше никогда не подходить.
Глава восемнадцатая. Поступательная
Я бежала вперед, распугивая новичков, только получивших результаты и еще не знавших, что им делать и куда податься со своими документами. Где находится деканат? К кому обратиться, чтобы заселили в общежитие? Неужели, это все правда и они теперь будут здесь учиться?
Студенты и кадеты, начиная со второго курса, не особо пугались, когда видели несущуюся прямо на них растрепанную девицу с горящими глазами. Некоторые даже не пытались уйти с дороги, заставляя меня маневрировать, чтобы избежать столкновения.
Я ругалась сквозь сжатые зубы, но скорость не сбавляла.
Мне срочно нужно было на этаж мужского общежития. Очень-очень нужно. Там сейчас разбирал свою сумку Илис. И знать не знал, что я поступила и научилась наконец сама заплетать себе волосы.
И если с поступлением мне помогал Аррануш, что исключало всякую возможность провалиться на экзаменах, то с косой я разбиралась сама. И ведь даже разобралась, о чем очень хотела рассказать хозяину! Хотела, но не могла.
Его не было ровно два месяца. Его и генерала, который сначала отправился с хозяином на летнюю практику, а потом к родственникам на летние каникулы, с серьезным директорским повелением не возвращаться в академию до конца лета, дабы не срывать ему опыты и не нервировать меня.
С началом лета у Аррануша стало меньше работы, а значит, больше свободного времени, которое он мог уделить своему эксперименту. Мне, то есть. Как пережила эти два месяца, я так и не поняла. Наверное, все дело в исключительной рагровской живучести.
В любом случае, я выжила, и к концу лета уже вполне спокойно могла в одиночку пройтись от дома директора до продуктовых рядов. И даже что-нибудь купить. Как утверждала Илли, я уже совсем очеловечилась, но меня ее слова не воодушевляли.
На мужском этаже за время моего отсутствия ничего не изменилось. Все те же мрачные коридоры, зябкие сквозняки и едва ощутимый, но так и не выветрившийся до конца бражный дух. Вдохнув полной грудью этот запах, я расслабилась. Ощущение было такое, будто я домой вернулась после долгого отсутствия.
Дверь в комнату хозяина была приоткрыта.
— Илис, ты не поверишь! — громко ворвалась я к нему, с чувством вдарив дверью об стену, и сама же вздрогнула от этого грохота.
Хозяин обернулся. Волосы его слегка выгорели, приобретя какой-то пыльный серебристый оттенок, а сам он был какой-то незнакомый. Усталый, загорелый и очень удивленный.
Я застыла, растерянно глядя на него. В первое мгновение даже подумала, что ошиблась дверью. Выглядел Илис непривычно.
— И во что же я не поверю? — с улыбкой спросил он, оставив в покое сумку, которую разбирал.
Сумка послушно осталась лежать на заправленной кровати. Полупустая и смирная.
«Прыгать или не прыгать?» — пронеслась в голове быстрая и дурацкая мысль. Была бы я сейчас пушистой, уже давно висела бы на хозяйской рубашке, поливая ее слезами, и выла о том, что соскучилась. Но сейчас я вроде как была человеком. Сомневаюсь, что людям свойственны подобные порывы.
Илис вопросительно приподнял бровь.
«Прыгать», — решила я. И в три прыжка оказавшись рядом, повисла на его шее, радостно болтая ногами.
— Кхе…
Мой искренний порыв хозяин едва ли оценил, но обнять обнял и даже позволил так немного повисеть, терпеливо снося мою искреннюю, болезненную для него радость.
— Я теперь совсем самостоятельная, представляешь? И умная. И даже платья носить умею. Я их целых три раза надевала. Брюки, конечно, лучше, но представляешь, я все равно теперь умею! И уже почти никогда не падаю. И подол в ногах не путается. И с любым человеком заговорить могу. Представляешь? Даже если он незнакомый, а я не рагра.
— Молодец.
Не переставая посмеиваться, Илис поставил меня на пол и аккуратно разжал мои руки, высвобождая свою шею.
— И я поступила, — выдохнула я, преданно гладя ему в глаза. Пусть теперь хвалит, я вон какая молодец.
Вот только хвалить он не спешил, рассматривал меня, чуть склонив голову, и улыбался. Раздражающе так, снисходительно и с явным ощущением своего превосходства. Нежная ранимая душа частично очеловечившейся рагры не выдержала такого издевательства.
Ткнув кулаком в его плечо, я угрожающе потребовала, почти прорычала:
— Хвали меня!
Хозяин вздохнул, зачем-то пригладил мне волосы и обнял уже сам, опустив подбородок на мою макушку.
— Ты молодец, и сама это знаешь.
Замерев на секунду, неуверенно обняла его за талию.
— Хвалить ты совсем не умеешь. На удивление бездарный тип.
Илис хмыкнул, а я тихо сказала то, что, будучи рагрой, уже повторила бы раз сто:
— Но я очень по тебе соскучилась.
Объятия стали крепче.
Молчание затягивалось, и я начинала нервничать.
Быть человеком оказалось непросто. У меня как у Морры тараканов в голове было больше, чем у меня как у Каси. И если бы я сейчас была Касей, то уже громко возмущалась, почему это он молчит и так сильно рискует потерять статус горячо любимого хозяина.
Но я была Моррой, потому стояла, затаив дыхание, и ждала, что он скажет, отсчитывая размеренные удары чужого сердца и все больше нервничая. Когда уже начала подумывать о том, чтобы поступить в лучших рагровских традициях и устроить-таки разборки, Илис отмер:
— Я тоже скучал.
И непонятно: то ли он угрозу почувствовал и решил отделаться малой кровью, то ли так долго в себе разбирался? Люди на удивление сложные существа. Я даже представить не могу, как они живут со всеми этими чувствами и эмоциями.
А теперь мне и самой предстоит с ними как-то жить.
