— Шани! Раньше ты никогда меня не била.
— Раньше ты не вел себя как избалованный ребенок. — огрызнулась я.
Йен поник.
— Прости. Я был очень рад вновь тебя увидеть и немного забылся. Но от своих слов не отказываюсь. Выбери меня.
Не найдясь с ответом, я всплеснула руками, не зная, как выразить свое негодование.
— Что у тебя в голове творится?
— Знавал я одного альса, который задавался таким же вопросом. — со странной улыбкой признался Йен. Произнес он это так, что меня против воли заинтересовала судьба того альса.
— И что он сделал? — Я отвернулась, собирая оставшуюся выпечку на один поднос, и не видела, с каким выражением лица Йен произнес:
— Попытался вскрыть мой череп.
Слова прозвучали легко и беспечно.
Когда я обернулась, Йен уже откинул крышку прилавка и пробирался ко мне.
— Давай я помогу.
— Ты… Ты же в порядке? — ни на мгновение я не усомнилась в его честности. О ментальных магах, любивших не только воздействовать на людей магией, но и изучать их мозги в лабораториях, ходили страшные легенды. Поговаривали, что менталистам как-то удавалось держать подопытных в сознании во время проведения операций. Многие сходили с ума, но никто точно не знал, случалось ли это из-за воздействия на мозг или из-за невыразимого ужаса, что ощущали люди во время операции, полностью осознающие происходящее, но бессильные хоть что-то сделать.
Еще говорили, что у тех немногих, кто выжил после опытов, менялся характер, а порой и вся личность.
И если у Йена в мозгах кто-то копался, это многое бы объяснило…
— Что со мной станется? — отмахнулся он. — Я убил его раньше, чем он успел залезть мне в голову. Мое первое убийство.
Я опасливо покосилась на дверь пекарни.
— Ты не можешь быть хоть немного осмотрительнее? Что, если тебя кто-то услышит?
Йен замер, недоверчиво глядя на меня.
— Ты действительно беспокоишься не о том, что я кого-то убил, а о том, что меня кто-то мог услышать? Или ты считаешь, что я шучу?
— Я тебе верю и не думаю, что ты врешь. Просто переживаю за тебя.
— И ты не считаешь меня чудовищем из-за того, что я убивал? — осторожно спросил он.
— Не могу сказать, что меня это не тревожит, но у меня уже давно нет сил беспокоиться о ком-то, кроме тех, кто мне важен.
Я хорошо помнила, как Йен попал к альсам. В том, что он вырос таким, была и моя вина. Я не могла отвернуться от него только потому, что мне претили его взгляды на жизнь или пугала та легкость, с которой он говорил об убийствах. Ведь вполне возможно, что Йен стал таким из-за решений, что когда-то принимала я.
— То есть, я для тебя важен? — просиял он. В нем не осталось ничего от того мальчика, доверие которого давным-давно я пыталась завоевать булочками.
Сердце заныло, словно я потеряла что-то ценное.
— Ты же сейчас не притворяешься? — спросила я, надеясь услышать ответ, который меня успокоит.
Йен перестал улыбаться. Между нами повисла тяжелая тишина. Его глаза медленно выцветали, и мне все больших усилий стоило выдерживать его взгляд. Не опустить глаз, не сдаться. От Йена не исходило никакой угрозы, он не представлял для меня опасности, но находиться рядом с ним в эти мгновения было мучительно.
— Я… действительно так сильно изменился? — спросил он, когда я уже готова была позорно бежать на кухню, подальше от его стеклянного взгляда и лишенного всяких эмоций лица.
— Все меняются, это нормально. — Я уже жалела о своем вопросе. Зачем рот открыла? И Йена расстроила, и только больше все запутала. — Я глупость спросила. Не бери в голову.
Он заторможено кивнул. Разговор казался завершенным, но в воздухе все еще ощущалась неловкость. Я лихорадочно пыталась придумать новую тему для разговора, чтобы как-то заполнить тишину.
Нераспроданная выпечка лежала на деревянном подносе. На витрине осталось всего две булочки. Я потянулась к ним, но быстро передумала и оставила их, чтобы взять с собой перед выходом из пекарни.
Йен выхватил поднос у меня из рук.
— Я помогу.
Спорить я не стала. Придержала дверь, ведущую из зала в короткий коридорчик, а потом и на кухню. Йен шел впереди, и я не могла сдержать улыбку. Рука сама собой потянулась потрепать его по голове… И замерла на уровне плеча. Прошло шесть лет, об этом невозможно было забыть, глядя на повзрослевшего Йена, но в то же время, в короткие и одновременно невообразимо длинные мгновения, я будто возвращалась в прошлое.
На кухне, когда он обернулся ко мне, ожидая дальнейших указаний, глаза его снова были светло-серыми. Йен заметил мой любопытный взгляд, улыбнулся.
— Спрашивай.
— Что у тебя с глазами?
— Магия. — Освободив руки, он провел ладонью перед лицом. Раз — и его глаза вновь нечеловечески белые, еще раз — и к ним вернулся серый цвет. — Первое, что нужно освоить альсу, если он собирается жить среди людей — простейшая маскировка. Я в этом не так хорош, как хотелось бы, но самое необходимое освоить сумел.
Мне хотелось спросить о многом, узнать, как он жил эти шесть лет. Заново познакомиться с ним, понять, правда ли от прежнего Йена в нем остались только воспоминания.
В том, что он все расскажет, не сомневалась, но не была уверена, что смогу справиться с услышанным.
Что раньше, что сейчас, я была никчемной трусихой.
Фартук я накинула на крючок, вбитый в стену. Поговаривали, что его, в порыве гнева, вколотила туда лично мистрис Малия, своей любимой скалкой. Но слегка перестаралась, отчего крючок вошел значительно глубже необходимого, а по кирпичу пошли тонкие трещины.
Я этим слухам верила. Мистрис была сильной женщиной с взрывным характером.
— Нам пора. — Я повела Йена обратно в зал. Задержалась ненадолго у витрины и вышла на улицу следом за ним, со свертком подмышкой.
Солнце стояло в зените, уничтожив любой намек на тень на тихой и уютной Цветочной улице. Несмотря на название, ни цветочных магазинов, ни парков, ни даже разбитых поблизости клумб здесь не было. Только название, мощеная дорога, не предусмотренная для транспорта, и блестящие на солнце витрины и окна зданий.
Единственное, что хотя бы отдаленно подходило названию улицы — двустворчатые арочные двери одного из зданий, украшенные цветочной росписью. Яркие и красивые, они привлекали взгляд каждого, кто проходил мимо. И никогда не открывались.
— Мы договорились встретиться у фонтана.
Я повела Йена в центр города.
Столицей империи Эвдемония стала всего двадцать лет назад. Когда на престол взошел действующий император. Город и раньше был богатым и большим. Он манил мягкими зимами, возможностями и сказочными пейзажами.
Похожий на лоскутное одеяло, собранный из разных построек разных годов и стилей, этот город был прекрасен и притягателен в кругу городских стен и отталкивал своим видом, если случалось забрести в старые кварталы, за стену, на территорию тех, кто не имел ничего, кроме своей жизни. Да и той почти не мог распоряжаться.
От пекарни до фонтана, у которого мы должны были встретиться с Келом, нужно было пройти всего три улицы.
— Шани, — позвал Йен, стараясь подстроиться под мой шаг. Что его, что Кела жизнь наградила до обидного длинными ногами, — можно я возьму тебя за руку?
— Нет.
— Почему?
— Кругом люди.
Йен скептически осмотрел полупустую улицу. Кроме нас, пожилой пары и девушки, занятой чтением книги на ходу, вокруг никого не было. До парада оставалось меньше двух часов. Все, кто хотели занять хорошее место, уже давно толпились на центральной улице.
— Тебе неприятны мои прикосновения?
— Дело не в этом.
— Тогда в чем?
Я молчала, не решаясь признаться, что ответила так непроизвольно. Потому что с недавних пор предпочитала избегать чужих прикосновений.
Признаваться в этом было стыдно.
— Что б тебя, — я взяла Йена за руку и потянула за собой.
Небольшая круглая площадь, центром которой был фонтан со статуей журавля, обычно была многолюдной и шумной. Но сегодня, в день парада, вокруг было тихо.
На скамье на другой стороне площади сидела влюбленная пара. В тени раскидистого дерева, за торговой тележкой, дремал немолодой мужчина.
Я тянула Йена дальше, к высоким кустам, полукругом обступавшим низкую каменную скамью. Это было наше с Келом любимое место. Свежий воздух от фонтана достигал этой скамьи, а любопытные взгляды останавливала пушистая зелень кустов.
Все утро солнечные лучи грели белый камень, но теперь, когда солнце оказалось в зените, ветки дерева укрывали это укромное место от полуденной жары.
— Садись, — велела я. И села первой. Зашуршала свертком.
Йен подчинился, с интересом осматривая площадь. И удивленно замер, когда я сунула ему прямо под нос булочку.
— Держи.
Он медленно принял ее из моих рук, не отрывая взгляда. Словно это была не простая выпечка, а что-то невероятно ценное.
— Булочки, как в пекаре госпожи Джазе, в столице, конечно, не пекут. Но эта даже вкуснее. Тебе понравится.
— Шани?
— Ммм?
— Можно я тебя обниму?
Вопрос застал меня врасплох.
— Что это с тобой? Помнится, ночью ты не был таким нерешительным.
Йен фыркнул, сдерживая смех. Его распирало от счастья. Он весь светился.
— Не говори такие двусмысленные вещи, Шани. Что, если кто-то услышит? Тебя могут неправильно понять. — Задумавшись на мгновение, он широко улыбнулся: — И мне, чтобы спасти твою честь, придется на тебе жениться.
Не найдясь с ответом, я предпочла сделать вид, что ничего не слышала.
Поняв, что я не собираюсь никак реагировать, Йен решил напомнить о своей просьбе:
— Обнять тебя…
— Нельзя.
— Почему? — Он склонился ко мне.
Я кивнула вперед. К нам с мрачным видом на хорошей скорости приближался высокий парень в парадной форме имперского гвардейца — белой с золотой отделкой.
Кел неправильно понял происходящее и спешил избавить меня от навязчивого внимания слишком наглого парня. А Йен и правда со стороны мог показаться наглым. Сидел слишком близко, заглядывал в лицо, делал все, чтобы привлечь мое внимание.
— Это Кел? — Он с интересом следил за приближением гвардейца.
— Да.
Я встала и вышла вперед, чтобы избежать неловкой сцены. Похлопала по спине влетевшего в мои объятия брата и произнесла раньше, чем он успел сдвинуть меня в сторону:
— Посмотри, Кел, кто заглянул в гости.
— Кто? — спросил он с явной угрозой, глядя на Йена поверх моей головы.
Я уже и не помнила, в какой момент мы поменялись местами и заботиться стали обо мне. Старшей все так же была я, но незаметно для себя стала излишне опекаемой. Если бы я хотела завести семью, это могло бы стать проблемой, но я не имела ничего против статуса старой девы и ничего не собиралась менять. Я больше не хотела брать на себя ответственность ни за одну жизнь.
— Йен. — Произнесла я, обернувшись через плечо. Отпускать меня брат не торопился.
Кел замер, недоверчиво глядя на того, кого уже записал в развратники и готовился пинками гнать прочь. Йен поднялся, представ перед ним во всей красе. В детстве он уступал Келу в росте и в развороте плеч. Прошло столько лет, но ничего не изменилось.
На фоне брата Йен казался изящным и хрупким…
Так и не скажешь, что он мог бы хоть кого-то убить.
— Волче? — Недоверчиво позвал Кел.
Йен недовольно поморщился.
— Не зови меня так.
Напряжение, витавшее в воздухе, рассеивалось. Келэн больше не планировал никого колотить. Он улыбался. Растерянно и немного робко.
— Тогда… Йенни? — Весело предложил он.
Йен закатил глаза.
— Ты неисправим.
Кел засмеялся. Мне всегда нравился его смех, жаль, после переезда в столицу, слышала его я редко.
— Зато ты изменился. Просто не узнать.
Я сдавленно пискнула, когда мои ноги оторвались от земли. Кел просто поднял меня, все так же прижимая к себе, шагнул к Йену. И я оказалась зажата между двух тел.
— Я так рад, что мы снова все вместе…
— Это ненадолго, если ты продолжишь так же сжимать. — Придушенно прошептал Йен.
— Разве не ты хотел обниматься? — Сдавленно напомнила я, исключительно из вредности. Объятия брата и правда были излишне крепкими. — Чем же теперь недоволен?
Йен издал странный звук глухого негодования.
Вернув долгожданную свободу, я сунула в руки Кела оставшуюся булочку и с гордостью за хорошо выполненную работу вытерла чистые руки о бока платья — дурная привычка, появившаяся у меня после того, как стала носить фартук.
Под рукой что-то зашуршало, и я вспомнила о цветке, в который Йен превратил записку, и который мне пришлось разобрать. Вытащить его я не успела. Йен, разделив пополам свою булочку, протянул часть мне. Это было очень трогательно, но я отвела его руку.
— Теперь я могу позволить себе куда больше, чем раньше. Просто ешь.
Кел покосился на него с усмешкой.
— Шани теперь работает в одной из популярнейших пекарен столицы, — произнес он с важным видом. Будто и не отговаривал меня четыре года назад принимать предложение мистрис Малии. Ему казалось подозрительным, что такая состоятельная дама хочет переманить к себе простую работницу какой-то захудалой кондитерской.
Тогда мне тоже это показалось странным, но я решила рискнуть. И ни секунды об этом не пожалела.
Мистрис так толком и не смогла объяснить, чем именно я ей приглянулась. Когда я спросила ее об этом, она просто пожала плечами и призналась:
— Мне понравилась твоя улыбка. Сразу захотелось что-нибудь у тебя купить.
Вероятно, за свое место работы благодарить я должна была обучившую меня всему, госпожу Джазе…
Я вытащила из кармана записку. Йен узнал ее сразу. Расцвел.
— Сделай как было, — я протянула ему листок.
До парада оставалось чуть больше часа, у нас еще было время в запасе.
Он послушно принялся вертеть бумагу в пальцах, загибая и разглаживая. Не прошло и нескольких минут, как Йен отдал мне бумажный цветок.
Кел присвистнул. Отнял его у меня, заинтересованно рассматривая белые лепестки.
— Похоже на камелию.
— Так и есть, — Йен был горд собой.
-- .? . --
На языке цветов камелия:
Белая — восхищение, «Ты восхитительна!»
Красная — огонь, пламя, «Ты — пламя в моем сердце!»
Розовая — тоска по кому-то, «Тоскую по тебе».
-- .? . --
Я забрала цветок обратно, пока брат не успел прибрать его к рукам. Уж слишком заинтересованно Кел рассматривал белые лепестки.
— Если понравилось. Попроси, может Йен и тебе сделает. А это мое.
— Зачем бы мне, — насупился он, отвернувшись. Келу нравилось много того, в чем он стыдился признаваться, считая это недостойным мужчины. — Но я и не представлял, что альсы занимаются чем-то настолько… невинным.
— Меня обучал не альс.
О старике из меерцев Йен рассказывал с теплотой. О том, как они не могли понять друг друга, не зная языка, и о том, как, несмотря на это, старик сумел обучить его такому необычайному умению. Были знакомы они всего год, но Йен успел привязаться к старику. Это было видно.
Я опустила глаза на цветок, страшась того темного и злого, что кольнуло мое сердце. Мне было радостно от того, что за эти шесть лет в жизни Йена было и что-то хорошее, и в то же время меня мучило унизительное чувство ревности от ощущения, что меня заменили.
Я хорошо знала это чувство. Часто испытывала его в детстве, после того, как родился Кел. Родителям пришлось разделить заботу и любовь на нас двоих, я стала получать меньше внимания и винила во всем брата, пока не поняла, как глупа была моя ревность.
Конечно, тогда я не могла еще дать название своим чувствам, но уже понимала, что они меня только разрушают.
— Раньше ты не вел себя как избалованный ребенок. — огрызнулась я.
Йен поник.
— Прости. Я был очень рад вновь тебя увидеть и немного забылся. Но от своих слов не отказываюсь. Выбери меня.
Не найдясь с ответом, я всплеснула руками, не зная, как выразить свое негодование.
— Что у тебя в голове творится?
— Знавал я одного альса, который задавался таким же вопросом. — со странной улыбкой признался Йен. Произнес он это так, что меня против воли заинтересовала судьба того альса.
— И что он сделал? — Я отвернулась, собирая оставшуюся выпечку на один поднос, и не видела, с каким выражением лица Йен произнес:
— Попытался вскрыть мой череп.
Слова прозвучали легко и беспечно.
Когда я обернулась, Йен уже откинул крышку прилавка и пробирался ко мне.
— Давай я помогу.
— Ты… Ты же в порядке? — ни на мгновение я не усомнилась в его честности. О ментальных магах, любивших не только воздействовать на людей магией, но и изучать их мозги в лабораториях, ходили страшные легенды. Поговаривали, что менталистам как-то удавалось держать подопытных в сознании во время проведения операций. Многие сходили с ума, но никто точно не знал, случалось ли это из-за воздействия на мозг или из-за невыразимого ужаса, что ощущали люди во время операции, полностью осознающие происходящее, но бессильные хоть что-то сделать.
Еще говорили, что у тех немногих, кто выжил после опытов, менялся характер, а порой и вся личность.
И если у Йена в мозгах кто-то копался, это многое бы объяснило…
— Что со мной станется? — отмахнулся он. — Я убил его раньше, чем он успел залезть мне в голову. Мое первое убийство.
Я опасливо покосилась на дверь пекарни.
— Ты не можешь быть хоть немного осмотрительнее? Что, если тебя кто-то услышит?
Йен замер, недоверчиво глядя на меня.
— Ты действительно беспокоишься не о том, что я кого-то убил, а о том, что меня кто-то мог услышать? Или ты считаешь, что я шучу?
— Я тебе верю и не думаю, что ты врешь. Просто переживаю за тебя.
— И ты не считаешь меня чудовищем из-за того, что я убивал? — осторожно спросил он.
— Не могу сказать, что меня это не тревожит, но у меня уже давно нет сил беспокоиться о ком-то, кроме тех, кто мне важен.
Я хорошо помнила, как Йен попал к альсам. В том, что он вырос таким, была и моя вина. Я не могла отвернуться от него только потому, что мне претили его взгляды на жизнь или пугала та легкость, с которой он говорил об убийствах. Ведь вполне возможно, что Йен стал таким из-за решений, что когда-то принимала я.
— То есть, я для тебя важен? — просиял он. В нем не осталось ничего от того мальчика, доверие которого давным-давно я пыталась завоевать булочками.
Сердце заныло, словно я потеряла что-то ценное.
— Ты же сейчас не притворяешься? — спросила я, надеясь услышать ответ, который меня успокоит.
Йен перестал улыбаться. Между нами повисла тяжелая тишина. Его глаза медленно выцветали, и мне все больших усилий стоило выдерживать его взгляд. Не опустить глаз, не сдаться. От Йена не исходило никакой угрозы, он не представлял для меня опасности, но находиться рядом с ним в эти мгновения было мучительно.
— Я… действительно так сильно изменился? — спросил он, когда я уже готова была позорно бежать на кухню, подальше от его стеклянного взгляда и лишенного всяких эмоций лица.
— Все меняются, это нормально. — Я уже жалела о своем вопросе. Зачем рот открыла? И Йена расстроила, и только больше все запутала. — Я глупость спросила. Не бери в голову.
Он заторможено кивнул. Разговор казался завершенным, но в воздухе все еще ощущалась неловкость. Я лихорадочно пыталась придумать новую тему для разговора, чтобы как-то заполнить тишину.
Нераспроданная выпечка лежала на деревянном подносе. На витрине осталось всего две булочки. Я потянулась к ним, но быстро передумала и оставила их, чтобы взять с собой перед выходом из пекарни.
Йен выхватил поднос у меня из рук.
— Я помогу.
Спорить я не стала. Придержала дверь, ведущую из зала в короткий коридорчик, а потом и на кухню. Йен шел впереди, и я не могла сдержать улыбку. Рука сама собой потянулась потрепать его по голове… И замерла на уровне плеча. Прошло шесть лет, об этом невозможно было забыть, глядя на повзрослевшего Йена, но в то же время, в короткие и одновременно невообразимо длинные мгновения, я будто возвращалась в прошлое.
На кухне, когда он обернулся ко мне, ожидая дальнейших указаний, глаза его снова были светло-серыми. Йен заметил мой любопытный взгляд, улыбнулся.
— Спрашивай.
— Что у тебя с глазами?
— Магия. — Освободив руки, он провел ладонью перед лицом. Раз — и его глаза вновь нечеловечески белые, еще раз — и к ним вернулся серый цвет. — Первое, что нужно освоить альсу, если он собирается жить среди людей — простейшая маскировка. Я в этом не так хорош, как хотелось бы, но самое необходимое освоить сумел.
Мне хотелось спросить о многом, узнать, как он жил эти шесть лет. Заново познакомиться с ним, понять, правда ли от прежнего Йена в нем остались только воспоминания.
В том, что он все расскажет, не сомневалась, но не была уверена, что смогу справиться с услышанным.
Что раньше, что сейчас, я была никчемной трусихой.
Фартук я накинула на крючок, вбитый в стену. Поговаривали, что его, в порыве гнева, вколотила туда лично мистрис Малия, своей любимой скалкой. Но слегка перестаралась, отчего крючок вошел значительно глубже необходимого, а по кирпичу пошли тонкие трещины.
Я этим слухам верила. Мистрис была сильной женщиной с взрывным характером.
— Нам пора. — Я повела Йена обратно в зал. Задержалась ненадолго у витрины и вышла на улицу следом за ним, со свертком подмышкой.
Солнце стояло в зените, уничтожив любой намек на тень на тихой и уютной Цветочной улице. Несмотря на название, ни цветочных магазинов, ни парков, ни даже разбитых поблизости клумб здесь не было. Только название, мощеная дорога, не предусмотренная для транспорта, и блестящие на солнце витрины и окна зданий.
Единственное, что хотя бы отдаленно подходило названию улицы — двустворчатые арочные двери одного из зданий, украшенные цветочной росписью. Яркие и красивые, они привлекали взгляд каждого, кто проходил мимо. И никогда не открывались.
— Мы договорились встретиться у фонтана.
Я повела Йена в центр города.
ГЛАВА 3. Неприглядная правда. Часть 1
Столицей империи Эвдемония стала всего двадцать лет назад. Когда на престол взошел действующий император. Город и раньше был богатым и большим. Он манил мягкими зимами, возможностями и сказочными пейзажами.
Похожий на лоскутное одеяло, собранный из разных построек разных годов и стилей, этот город был прекрасен и притягателен в кругу городских стен и отталкивал своим видом, если случалось забрести в старые кварталы, за стену, на территорию тех, кто не имел ничего, кроме своей жизни. Да и той почти не мог распоряжаться.
От пекарни до фонтана, у которого мы должны были встретиться с Келом, нужно было пройти всего три улицы.
— Шани, — позвал Йен, стараясь подстроиться под мой шаг. Что его, что Кела жизнь наградила до обидного длинными ногами, — можно я возьму тебя за руку?
— Нет.
— Почему?
— Кругом люди.
Йен скептически осмотрел полупустую улицу. Кроме нас, пожилой пары и девушки, занятой чтением книги на ходу, вокруг никого не было. До парада оставалось меньше двух часов. Все, кто хотели занять хорошее место, уже давно толпились на центральной улице.
— Тебе неприятны мои прикосновения?
— Дело не в этом.
— Тогда в чем?
Я молчала, не решаясь признаться, что ответила так непроизвольно. Потому что с недавних пор предпочитала избегать чужих прикосновений.
Признаваться в этом было стыдно.
— Что б тебя, — я взяла Йена за руку и потянула за собой.
Небольшая круглая площадь, центром которой был фонтан со статуей журавля, обычно была многолюдной и шумной. Но сегодня, в день парада, вокруг было тихо.
На скамье на другой стороне площади сидела влюбленная пара. В тени раскидистого дерева, за торговой тележкой, дремал немолодой мужчина.
Я тянула Йена дальше, к высоким кустам, полукругом обступавшим низкую каменную скамью. Это было наше с Келом любимое место. Свежий воздух от фонтана достигал этой скамьи, а любопытные взгляды останавливала пушистая зелень кустов.
Все утро солнечные лучи грели белый камень, но теперь, когда солнце оказалось в зените, ветки дерева укрывали это укромное место от полуденной жары.
— Садись, — велела я. И села первой. Зашуршала свертком.
Йен подчинился, с интересом осматривая площадь. И удивленно замер, когда я сунула ему прямо под нос булочку.
— Держи.
Он медленно принял ее из моих рук, не отрывая взгляда. Словно это была не простая выпечка, а что-то невероятно ценное.
— Булочки, как в пекаре госпожи Джазе, в столице, конечно, не пекут. Но эта даже вкуснее. Тебе понравится.
— Шани?
— Ммм?
— Можно я тебя обниму?
Вопрос застал меня врасплох.
— Что это с тобой? Помнится, ночью ты не был таким нерешительным.
Йен фыркнул, сдерживая смех. Его распирало от счастья. Он весь светился.
— Не говори такие двусмысленные вещи, Шани. Что, если кто-то услышит? Тебя могут неправильно понять. — Задумавшись на мгновение, он широко улыбнулся: — И мне, чтобы спасти твою честь, придется на тебе жениться.
Не найдясь с ответом, я предпочла сделать вид, что ничего не слышала.
Поняв, что я не собираюсь никак реагировать, Йен решил напомнить о своей просьбе:
— Обнять тебя…
— Нельзя.
— Почему? — Он склонился ко мне.
Я кивнула вперед. К нам с мрачным видом на хорошей скорости приближался высокий парень в парадной форме имперского гвардейца — белой с золотой отделкой.
Кел неправильно понял происходящее и спешил избавить меня от навязчивого внимания слишком наглого парня. А Йен и правда со стороны мог показаться наглым. Сидел слишком близко, заглядывал в лицо, делал все, чтобы привлечь мое внимание.
— Это Кел? — Он с интересом следил за приближением гвардейца.
— Да.
Я встала и вышла вперед, чтобы избежать неловкой сцены. Похлопала по спине влетевшего в мои объятия брата и произнесла раньше, чем он успел сдвинуть меня в сторону:
— Посмотри, Кел, кто заглянул в гости.
— Кто? — спросил он с явной угрозой, глядя на Йена поверх моей головы.
Я уже и не помнила, в какой момент мы поменялись местами и заботиться стали обо мне. Старшей все так же была я, но незаметно для себя стала излишне опекаемой. Если бы я хотела завести семью, это могло бы стать проблемой, но я не имела ничего против статуса старой девы и ничего не собиралась менять. Я больше не хотела брать на себя ответственность ни за одну жизнь.
— Йен. — Произнесла я, обернувшись через плечо. Отпускать меня брат не торопился.
Кел замер, недоверчиво глядя на того, кого уже записал в развратники и готовился пинками гнать прочь. Йен поднялся, представ перед ним во всей красе. В детстве он уступал Келу в росте и в развороте плеч. Прошло столько лет, но ничего не изменилось.
На фоне брата Йен казался изящным и хрупким…
Так и не скажешь, что он мог бы хоть кого-то убить.
— Волче? — Недоверчиво позвал Кел.
Йен недовольно поморщился.
— Не зови меня так.
Напряжение, витавшее в воздухе, рассеивалось. Келэн больше не планировал никого колотить. Он улыбался. Растерянно и немного робко.
— Тогда… Йенни? — Весело предложил он.
Йен закатил глаза.
— Ты неисправим.
Кел засмеялся. Мне всегда нравился его смех, жаль, после переезда в столицу, слышала его я редко.
— Зато ты изменился. Просто не узнать.
Я сдавленно пискнула, когда мои ноги оторвались от земли. Кел просто поднял меня, все так же прижимая к себе, шагнул к Йену. И я оказалась зажата между двух тел.
— Я так рад, что мы снова все вместе…
— Это ненадолго, если ты продолжишь так же сжимать. — Придушенно прошептал Йен.
— Разве не ты хотел обниматься? — Сдавленно напомнила я, исключительно из вредности. Объятия брата и правда были излишне крепкими. — Чем же теперь недоволен?
Йен издал странный звук глухого негодования.
Вернув долгожданную свободу, я сунула в руки Кела оставшуюся булочку и с гордостью за хорошо выполненную работу вытерла чистые руки о бока платья — дурная привычка, появившаяся у меня после того, как стала носить фартук.
Под рукой что-то зашуршало, и я вспомнила о цветке, в который Йен превратил записку, и который мне пришлось разобрать. Вытащить его я не успела. Йен, разделив пополам свою булочку, протянул часть мне. Это было очень трогательно, но я отвела его руку.
— Теперь я могу позволить себе куда больше, чем раньше. Просто ешь.
Кел покосился на него с усмешкой.
— Шани теперь работает в одной из популярнейших пекарен столицы, — произнес он с важным видом. Будто и не отговаривал меня четыре года назад принимать предложение мистрис Малии. Ему казалось подозрительным, что такая состоятельная дама хочет переманить к себе простую работницу какой-то захудалой кондитерской.
Тогда мне тоже это показалось странным, но я решила рискнуть. И ни секунды об этом не пожалела.
Мистрис так толком и не смогла объяснить, чем именно я ей приглянулась. Когда я спросила ее об этом, она просто пожала плечами и призналась:
— Мне понравилась твоя улыбка. Сразу захотелось что-нибудь у тебя купить.
Вероятно, за свое место работы благодарить я должна была обучившую меня всему, госпожу Джазе…
Я вытащила из кармана записку. Йен узнал ее сразу. Расцвел.
— Сделай как было, — я протянула ему листок.
До парада оставалось чуть больше часа, у нас еще было время в запасе.
Он послушно принялся вертеть бумагу в пальцах, загибая и разглаживая. Не прошло и нескольких минут, как Йен отдал мне бумажный цветок.
Кел присвистнул. Отнял его у меня, заинтересованно рассматривая белые лепестки.
— Похоже на камелию.
— Так и есть, — Йен был горд собой.
-- .? . --
На языке цветов камелия:
Белая — восхищение, «Ты восхитительна!»
Красная — огонь, пламя, «Ты — пламя в моем сердце!»
Розовая — тоска по кому-то, «Тоскую по тебе».
-- .? . --
Я забрала цветок обратно, пока брат не успел прибрать его к рукам. Уж слишком заинтересованно Кел рассматривал белые лепестки.
— Если понравилось. Попроси, может Йен и тебе сделает. А это мое.
— Зачем бы мне, — насупился он, отвернувшись. Келу нравилось много того, в чем он стыдился признаваться, считая это недостойным мужчины. — Но я и не представлял, что альсы занимаются чем-то настолько… невинным.
— Меня обучал не альс.
О старике из меерцев Йен рассказывал с теплотой. О том, как они не могли понять друг друга, не зная языка, и о том, как, несмотря на это, старик сумел обучить его такому необычайному умению. Были знакомы они всего год, но Йен успел привязаться к старику. Это было видно.
Я опустила глаза на цветок, страшась того темного и злого, что кольнуло мое сердце. Мне было радостно от того, что за эти шесть лет в жизни Йена было и что-то хорошее, и в то же время меня мучило унизительное чувство ревности от ощущения, что меня заменили.
Я хорошо знала это чувство. Часто испытывала его в детстве, после того, как родился Кел. Родителям пришлось разделить заботу и любовь на нас двоих, я стала получать меньше внимания и винила во всем брата, пока не поняла, как глупа была моя ревность.
Конечно, тогда я не могла еще дать название своим чувствам, но уже понимала, что они меня только разрушают.
