Именно бросил, отрёкшись от престола в суровый час… Я не могу назвать это по-другому. Это — предательство. Конечно, может я и не прав. Может сужу слишком поверхностно и слишком сурово. Но… По-другому не могу.
Я выхожу из собора, сыпет мелкий дождь вперемешку со снегом. Впереди видна мачта сигнальной башни. Жаль, что сейчас не полдень и полуденной пушки сегодня уже не услышишь. Сейчас мой путь лежит к Невским воротам.
Я прохожу мимо Екатерининского дома. И опять эти толстые и нагло ухмыляющиеся бронзовые зайцы. Тьфу… Кто вас только тут понатыкал… Но вот слева от меня показалось длинное и низкое серое здание. Алексеевский равелин…
У нас дома неплохая библиотека. И в детстве у нас с сестрой Верой было немало хороших детских книг. Жаль, что детская библиотека не сохранилась по не зависевшим от нас обстоятельствам. Так вот… В детстве у нас в домашней библиотеке была интересная книга. Повесть С. Алексеева «Декабристы». Алексеевскому равелину там была посвящена целая глава: «…Петропавловская крепость. Алексеевский равелин. Равелин - это крепость в крепости. В казематах холод и мрак. Каменный пол. Каменный потолок. Сырость кругом. Стены, как в бане, стоят вспотевшие. <…> Страшное место Алексеевский равелин…». Когда-то была Петропавловская крепость тюрьмой. И именно сюда — в Алексеевский равелин — были заключены декабристы. Здесь был музей. Не знаю, есть ли он сейчас. У входа видна табличка, но яркий плакат гласит о прохождении в равелине какой-то выставки. Но мне, если честно, не очень-то интересна эта выставка, и я вхожу в сумрачный тоннель Невских ворот.
В эту поездку мне не удалось побывать на берегу Финского залива (лишь издалека — за Адмиралтейством — удалось увидеть среди ночной темноты бесконечный тёмный простор), но простор Большой Невы я всё же увижу при дневном свете. Вот и она, Большая Нева. Широкий простор, скованный февральским льдом. Вот Дворцовый мост, Зимний, Биржа, Ростральные Колонны… Я веду фотоаппаратом, снимая панораму. Но что-то бросилось на секунду в объектив. Переплетение такелажа… Вдали виднеется парусный корабль… Что это за судно? Судя по рангоуту — трёхмачтовый фрегат. Насколько я помню, раньше в Кронверкском проливе стоял на своей последней стоянке «Сириус», превращённый в плавучий ресторан «Кронверк». Но «Сириус» — баркентина. Одна из последних советских учебных баркентин. Шхуна-барк, несущая прямые паруса лишь на фок-мачте. А здесь реи на всех трёх мачтах… Но мысли о неизвестном паруснике прерывают мысли о «Сириусе». Невесёлые мысли… Потому что нельзя так поступать с кораблями. Нельзя превращать парусник, споривший с ветром и волнами, в пивную. Свой путь корабли должны завершать с честью. А это — бесчестие для них.
Мне сразу вспоминается Крапивинская «Баркентина с именем звезды». Правда там говорилось о другой баркентине — баркентине «Капелла». В повести Мальчик спасает корабль от бесчестья — преломлённые в подаренном ему зеркальце от секстана лучи звезды Капелла сжигают баркентину-тёзку. В реальности участь «Капеллы» была такой же, как и у «Сириуса» — её превратили в плавучее кафе, только не в Питере, а в Риге. Ребята из «Каравеллы» «познакомились» с ней во время игры «Нептун Балтийского моря» и описали это в одной из юнкоровских книг, кажется — «Чем крепче ветер!».
Впрочем, и «Сириус» «засветился» в книгах Командора. В Питере бытовала городская легенда (во всяком случае, я слышал её ещё школьником) о том, что местные мальчишки пытались спасти баркентину, угнав её и бросив на камни. Возможно, Владислав Петрович слышал о ней, когда писал в повести «Трое с площади Карронад» о отчаянном поступке Тимселя: мальчишка пытался спасти в Севастополе от такой участи баркентину «Сатурн» (в реальности, правда, не существовавшую), решив угнать её и бросить на камни в одной из бухт. Несмотря на отчаянную смелость Тима затея не удалась. Впрочем, как и у героев Питерской легенды…
А всё-таки, что это за корабль? Вообще-то не так уж далеко от крепости, можно сходить и посмотреть. А сейчас я выхожу из Невских ворот и сворачиваю к Дому Коменданта. Опять встречаю бронзового зайца. Тьфу на вас, ушастых, ещё раз…
Незаметно летит время, я уже вдоволь нагулявшись, вновь оказываюсь на Иоанновском мосту. Попасть к кораблю не удалось. Встретившиеся на мосту коллеги, с которыми я был в командировке, уводят в Александровский парк… А потом, уже в сумерках, глянув на часы, я мысленно хватаюсь за голову — 19-00! Поезд в 22, надо ещё забежать в гостиницу — собрать вещи!
20 февраля, 20-30
И вот я вновь выхожу из метро на площади Восстания. Только теперь мой путь лежит не на Невский проспект, а к Московскому вокзалу. Уже у дверей вокзала я оборачиваюсь. Город над вольной Невой… Вот передо мной стела Города-героя, площадь, Невский и Литейный проспекты… Да, Ленинград — это город, в который можно влюбиться. И который, однажды встретившись с тобой, уже не отпустит никогда… Есть три города, в которые я безоглядно влюблён: Москва, Петербург и Севастополь. Конечно, в эту поездку не везде удалось побывать. В Кунсткамере, на Сенатской, у Ростральных колонн на стрелке Васильевского острова. Не удалось увидеть «Аврору» и побывать на берегу Финского залива, чтобы увидеть необъятную морскую ширь суровой Балтики… Ничего. Я это сделаю в следующий раз. Ведь я не прощаюсь с тобой, Ленинград. Я обязательно вернусь к тебе! И не в холодные февральские дни! Я вернусь в пору белых ночей, когда с негаснущего неба опускается на твои загадочные улицы настоящее волшебство, рассыпаясь незримой серебристой пылью в воздухе светлой июньской ночи.
До свидания, Ленинград! Я обязательно вернусь к тебе!
Над площадью проносится порыв ветра. Он шелестит в проводах и ветках кустов. И я явственно слышу в этом шорохе: «Я буду ждать тебя…»
Конец
Я выхожу из собора, сыпет мелкий дождь вперемешку со снегом. Впереди видна мачта сигнальной башни. Жаль, что сейчас не полдень и полуденной пушки сегодня уже не услышишь. Сейчас мой путь лежит к Невским воротам.
Я прохожу мимо Екатерининского дома. И опять эти толстые и нагло ухмыляющиеся бронзовые зайцы. Тьфу… Кто вас только тут понатыкал… Но вот слева от меня показалось длинное и низкое серое здание. Алексеевский равелин…
У нас дома неплохая библиотека. И в детстве у нас с сестрой Верой было немало хороших детских книг. Жаль, что детская библиотека не сохранилась по не зависевшим от нас обстоятельствам. Так вот… В детстве у нас в домашней библиотеке была интересная книга. Повесть С. Алексеева «Декабристы». Алексеевскому равелину там была посвящена целая глава: «…Петропавловская крепость. Алексеевский равелин. Равелин - это крепость в крепости. В казематах холод и мрак. Каменный пол. Каменный потолок. Сырость кругом. Стены, как в бане, стоят вспотевшие. <…> Страшное место Алексеевский равелин…». Когда-то была Петропавловская крепость тюрьмой. И именно сюда — в Алексеевский равелин — были заключены декабристы. Здесь был музей. Не знаю, есть ли он сейчас. У входа видна табличка, но яркий плакат гласит о прохождении в равелине какой-то выставки. Но мне, если честно, не очень-то интересна эта выставка, и я вхожу в сумрачный тоннель Невских ворот.
В эту поездку мне не удалось побывать на берегу Финского залива (лишь издалека — за Адмиралтейством — удалось увидеть среди ночной темноты бесконечный тёмный простор), но простор Большой Невы я всё же увижу при дневном свете. Вот и она, Большая Нева. Широкий простор, скованный февральским льдом. Вот Дворцовый мост, Зимний, Биржа, Ростральные Колонны… Я веду фотоаппаратом, снимая панораму. Но что-то бросилось на секунду в объектив. Переплетение такелажа… Вдали виднеется парусный корабль… Что это за судно? Судя по рангоуту — трёхмачтовый фрегат. Насколько я помню, раньше в Кронверкском проливе стоял на своей последней стоянке «Сириус», превращённый в плавучий ресторан «Кронверк». Но «Сириус» — баркентина. Одна из последних советских учебных баркентин. Шхуна-барк, несущая прямые паруса лишь на фок-мачте. А здесь реи на всех трёх мачтах… Но мысли о неизвестном паруснике прерывают мысли о «Сириусе». Невесёлые мысли… Потому что нельзя так поступать с кораблями. Нельзя превращать парусник, споривший с ветром и волнами, в пивную. Свой путь корабли должны завершать с честью. А это — бесчестие для них.
Мне сразу вспоминается Крапивинская «Баркентина с именем звезды». Правда там говорилось о другой баркентине — баркентине «Капелла». В повести Мальчик спасает корабль от бесчестья — преломлённые в подаренном ему зеркальце от секстана лучи звезды Капелла сжигают баркентину-тёзку. В реальности участь «Капеллы» была такой же, как и у «Сириуса» — её превратили в плавучее кафе, только не в Питере, а в Риге. Ребята из «Каравеллы» «познакомились» с ней во время игры «Нептун Балтийского моря» и описали это в одной из юнкоровских книг, кажется — «Чем крепче ветер!».
Впрочем, и «Сириус» «засветился» в книгах Командора. В Питере бытовала городская легенда (во всяком случае, я слышал её ещё школьником) о том, что местные мальчишки пытались спасти баркентину, угнав её и бросив на камни. Возможно, Владислав Петрович слышал о ней, когда писал в повести «Трое с площади Карронад» о отчаянном поступке Тимселя: мальчишка пытался спасти в Севастополе от такой участи баркентину «Сатурн» (в реальности, правда, не существовавшую), решив угнать её и бросить на камни в одной из бухт. Несмотря на отчаянную смелость Тима затея не удалась. Впрочем, как и у героев Питерской легенды…
А всё-таки, что это за корабль? Вообще-то не так уж далеко от крепости, можно сходить и посмотреть. А сейчас я выхожу из Невских ворот и сворачиваю к Дому Коменданта. Опять встречаю бронзового зайца. Тьфу на вас, ушастых, ещё раз…
Незаметно летит время, я уже вдоволь нагулявшись, вновь оказываюсь на Иоанновском мосту. Попасть к кораблю не удалось. Встретившиеся на мосту коллеги, с которыми я был в командировке, уводят в Александровский парк… А потом, уже в сумерках, глянув на часы, я мысленно хватаюсь за голову — 19-00! Поезд в 22, надо ещё забежать в гостиницу — собрать вещи!
20 февраля, 20-30
И вот я вновь выхожу из метро на площади Восстания. Только теперь мой путь лежит не на Невский проспект, а к Московскому вокзалу. Уже у дверей вокзала я оборачиваюсь. Город над вольной Невой… Вот передо мной стела Города-героя, площадь, Невский и Литейный проспекты… Да, Ленинград — это город, в который можно влюбиться. И который, однажды встретившись с тобой, уже не отпустит никогда… Есть три города, в которые я безоглядно влюблён: Москва, Петербург и Севастополь. Конечно, в эту поездку не везде удалось побывать. В Кунсткамере, на Сенатской, у Ростральных колонн на стрелке Васильевского острова. Не удалось увидеть «Аврору» и побывать на берегу Финского залива, чтобы увидеть необъятную морскую ширь суровой Балтики… Ничего. Я это сделаю в следующий раз. Ведь я не прощаюсь с тобой, Ленинград. Я обязательно вернусь к тебе! И не в холодные февральские дни! Я вернусь в пору белых ночей, когда с негаснущего неба опускается на твои загадочные улицы настоящее волшебство, рассыпаясь незримой серебристой пылью в воздухе светлой июньской ночи.
До свидания, Ленинград! Я обязательно вернусь к тебе!
Над площадью проносится порыв ветра. Он шелестит в проводах и ветках кустов. И я явственно слышу в этом шорохе: «Я буду ждать тебя…»
Конец
