На секунду Изабо показалось, что так неловко «воскресить» мог только дилетант, новичок. Но у кого могла быть такая сила? О ребенке она не подумала – он же еще младенец, мог "подсматривать, прятаться", но не воскрешать!
Перед тем, как уйти, она решила подбодрить Кларису.
- А у вас есть характер, - комплимент игуменьи был искренним – без помощи Кларисы у нее бы ничего не получилось – только она знала дорогу и в склепе, несмотря на непредвиденные обстоятельства, самообладания не потеряла. - Из вас получилась бы неплохая игуменья – хладнокровие, милосердие и ум – три кита, на которых держится управление женской общиной.
- Моей семье это не помогло, - ответила Клариса, хотя и была польщена. Сколько жила на свете, а таких отзывов о себе от мужа не слышала. Добрые слова были очень кстати. Сомнение, что она допустила ошибку, позволив "выкрасть" из монастыря тело покойной дочери, наконец ушло. Обещание, что она когда-нибудь увидит своего внука, стало для нее путеводной звездой - ради этого она пошла на безрассудный поступок, а значит и жалеть было не о чем. - Буду ждать от вас вестей. Если понадобиться мое участие еще в каком-то приключении, зовите. От моей семьи почти ничего не осталось. Отец Инес найдет утешение в своих молитвах, как и раньше, когда прятался за ними от семейных проблем. А что делать мне?
- Жить и уповать на мудрость Создателя. Только не живите надеждой. Это может вас иссушить и отобрать последние силы. Может статься, что они вам еще понадобятся.
- Да будет так, мать Изабо, помолитесь за меня. И за Инес...
- Скажу вам то, что может вас задеть, но выслушайте. Попросив меня о молитве, вы хотите тем самым переложить ответственность на меня. Я не отказываюсь и постараюсь. Но боюсь, что моих молитв недостаточно. Научитесь молиться сами. Пока ваша душа страдает, у вас может получиться. Молитва сработает, если будет омыта слезами вашей души. Прощайте.
Теодора, устроившись в корнях старого тутового дерева, крепко спала - усталость так ее измотала, что не найди они этого дерева, которое их приютило, она уснула бы прямо на обочине. Младенец уже выспался, потянулся и начал высвобождать себе руки, чтобы откинуть с лица уголок платка, который закрывал обзор, а на самом деле защищал его личико от солнца и ветра. Он еще раз потянулся, с наслаждением втянул воздух, будто глотнул его и заулыбался. Ребенок деловито распеленался, понюхал и недовольно сморщился. Он все это старался делать аккуратно, чтобы не разбудить Теодору. Голопопый карапуз сел рядом с ней стал изучать – осмотрел ее лицо, брови, потрогал волосы, погладил по щеке.
Теодора почувствовала прикосновение и открыла глаза.
-Ты? Как ты выбрался? – она смотрела на младенца почти с испугом. – «Это же ребенок демона, что удивляться? Как бы он не придушил меня и не покусал, пока я сплю».
Ребенок почмокал губами, демонстративно сунул в рот палец и начал сосать, не сводя с Теодоры глаз.
- Хочешь есть? Что же мне делать? Ведь у меня нет молока.
Теодора осмотрела себя и дотронулась до креста, единственно ценной вещи, которая была при ней – остальное осталось в монастыре.
- Нам пора, - сказала она младенцу и начала заворачивать его снова. Он не мешал ей. Но когда она попыталась закрыть ему личико, решительно запротестовал, откинув ткань и строго посмотрел на нее. Теодора оставила лицо открытым, пусть смотрит, если хочет.
Дорога в город заняла около часа. Разыскав рынок, Теодора первым делом прошла туда, где торговали молоком. У одной из молочниц, которая показалась ей не такой суровой, тихо спросила, показывая свой крест:
-Сколько молока ты мне дашь взамен этого?
Увидев крест, торговка оживилась – по виду он был дорогим. Осмотрев женщину с младенцем, торговка прикинула, что можно выгодно обменять молоко на вещь, о ценности которой, похоже, эта оборванка не подозревала – за такой крест можно было кормить ее ребенка недели две и самой накупить лепешек.
- Кувшин, - сказала она, недовольно оттопырив нижнюю губу. - Целый кувшин!
- Один кувшин?
- А тебе десять надо? Ты собираешься кормить ребенка или купать в молоке?
- Хорошо, не кричите. Я отдам вам крест, а вы пообещайте мне каждый день давать по пять стаканов молока. Я буду приходить сюда ежедневно.
- И сколько ты собираешься ходить сюда? – торговка поняла, что женщина не даст себя одурачить. Названное количество молока было значительным, а его стоимость сопоставима с тем, что можно было за крест выручить. В любом случае, сделка была выгодной.
- Неделю.
Торговка согласилась, схватила крест и дала Теодоре молока, как она и просила.
Отойдя в сторону, Теодора скрутила из платка подобие детской соски, опустила один конец в кувшин, другой поднесла ко рту младенца. Он сразу понял, что надо делать и зачмокал, прикрыв от удовольствия глаза. Теодора смотрела на него, а у самой в животе раздавалось урчание – пустой желудок напоминал о том, что тоже хочет есть. Но о себе Теодора не подумала. Ребенок открыл глаза, он тоже услышала «музыку», внимательно на нее посмотрел и продолжил свое дело.
По пути на рынок Теодора приметила развалины сарая и решила, что это сгодится в качестве временного жилья, пока ребенок немного не окрепнет, а она не придумает, что делать дальше.
- Здесь мы будем с тобой жить. Хоть какая крыша над головой. Главное, что у нас теперь есть для тебя молоко!
Теодора опустила глаза и остолбенела – у нее под ногами валялась серебряная монета.
- Вот удача! Я смогу купить себе лепешек! Счастье за сегодня улыбнулось нам дважды!
Неделя полетела быстро. Найденной монеты хватило ненадолго. Дошло до того, что однажды Теодоре пришлось чуть ли не подраться с мальчишками, которые бегали по рынку, хватали с прилавков еду, какая попадалась и сбегали, а потом, прятались в укромном месте, делили добычу и ели. Один из них обронил рыбу – она выскользнула у него из рук. Серебристая кефаль валялась в пыли у самых ног Теодоры. Она не растерялась, наклонилась, схватила рыбу и прижала к себе.
- А ну, отдай! Это наше!
- Ваше? Что-то вы не похожи на торговцев. Вы ее украли!
- Вот еще! Отдай! Или мы заберем ее силой.
Теодора прикинула, что мальчишки вполне могут лишить ее еды, которая досталась ей пусть и таким не очень честным способом. Но рыба и так была краденная. Она прищурила один глаз и сказала:
- Раз так, давайте поступим мудро.
- Это как?
- Очень просто – мы поделим рыбу – одну половину вам, другую мне.
Мальчишки посовещались и решили, что такой вариант подойдет. Драться со взрослой женщиной им тоже не хотелось - по ее виду, она была голодна не меньше их и билась бы по-настоящему.
- Мы согласны. Как будем делить?
- Вот так, - Теодора разломила рыбу на две примерно равные части. – А теперь кинем жребий, кому что достанется.
Теодоре достался хвост и большая часть икры, которая находилась в рыбьем брюхе. Мальчишки скривились, но договор есть договор. На том и разошлись. Теодора собралась съесть рыбу сырой – развести огонь было нечем. Но не успела она начать, как снова заметила что-то подозрительно интересное в углу сарая. Теодора удивилась бы меньше, если бы снова нашла деньги – на этот раз развалины одарили ее сосудом, доверху наполненным «греческим огнем». Теодора умела им пользоваться потому, что много раз наблюдала, как слуги его готовили, смешивая расплавленную серу, деготь, голубиный помет и что-то еще. Все это заливали кислотой, закупоривали в стеклянный сосуд и клали в печь. Зелье томилось там дней двадцать, а когда его вынимали, греческий огонь был готов. В него окунали факелы, которые буквально вспыхивали от одной искры.
- Видимо, осталось от прежних хозяев или кто-то это украл и спрятал. Теперь это наше и у нас с тобой будет огонь! – Теодора была счастлива, что смогла решить сразу несколько проблем – пожарить рыбу и согреться – ночи были прохладными, она боялась, что ребенок, может заболеть. Теперь можно было об этом не думать.
Ребенок наблюдал за Теодорой и заливался от смеха.
- Чему ты смеешься? А, я кажется, знаю - тебе так же весело, как и мне – наши желания исполняются, как в сказке! В жизни такое случается не часто. Обычно все наоборот. Нам просто очень повезло. Спи, малыш, завтра будет новый день и новые чудеса. Спи…
Теодора не заметила, как снова заснула первой. А малыш, как и в предыдущие ночи, до утра всматривался в темноту, не идет ли кто – сторожил. Когда Теодора просыпалась, буквально за секунду до того, как она открывала глаза, ребенок смыкал свои отяжелевшие веки и погружался в сон, совсем не детский и беззаботный. Так засыпают вымотанные до предела взрослые - сон приходит не сразу, а подкрадывается осторожно, будто не верит, что в нем есть нужда и его прогонят, как назойливого пса, чтоб не мешал. Теодоре приходилось ждать его пробуждения намного дольше, чем раньше. Она удивлялась – какой же он соня, но секрета такой чрезмерной сонливости так и не разгадала.
Наконец настал последний день, когда Теодора должна была получить последний стакан молока. Ребенок поел.
- Ну вот, что дальше, ума не приложу. Больше мне продать нечего. Разве что себя.
Теодоре пришло на ум то, что приходило многим в таком же безвыходном положении. Эта мысль не шокировала ее, напротив, сейчас грех ей казался возможностью выжить. Побираться и есть помои она могла, но как накормить этим ребенка? Теодора стала присматривать, где в этом городе могло быть подобное заведение. Младенец смотрел на нее и сосал палец.
-Ты голодный? Потерпи, скоро у тебя будет еда каждый день. Я еще молодая, только вот вымою лицо и разберу свои волосы. Расчески у меня нет и лент тоже, но они пышные и вьются, это мужчинам нравится. Эх, что добру пропадать, - Теодора в сердцах ударила себя в грудь и вскрикнула от боли – что-то царапнуло ее и это что-то было под ее рубахой.
- «Что там?» - удивилась она – ведь крест был уже продан. Теодора решила, что это соломинка или травинка, которая случайно попала под одежду, когда они спали в сарае на ворохе старой соломы.
Теодора полезла рукой себе за пазуху и нащупала цепочку. Потянув за нее, вытащила крест.
- Но как…Зевс всемогущий…, - Теодора была христианкой, но в этот момент у нее вырвалось обращение к древнему богу – в его существование она была готова поверить быстрее, чем в то, что крест снова был у нее.
Она услышала заливистый смех. Младенец даже покраснел от натуги, не имея навыка справляться с приступами такого веселья, закашлялся. Теодора похлопала его по спине.
- Ты снова надо мной смеешься? Будто что-то понимаешь?
Ребенок пожевал губками и улыбнулся.
- Хочешь сказать, что ты все знаешь? Может это ты все устроил? – предположение было абсурдным, Теодора это понимала, сказала просто так, не зная, как объяснить странное поведение ребенка. Но он в ответ поднял маленький пальчик и показал им в сторону рынка.
- Хочешь сказать, что ты стащил крест у торговки? – спросила Теодора, не отводя от ребенка глаз. От предположения, что ее нелепая догадка может быть правдой, у Теодоры перехватило дыхание. – Нет, это все неправда. Я сплю. Нет никакого креста. Малыш, не шути так со мной. Ты сводишь меня с ума!
Ребенок покрутил головой, сунул палец в рот и занялся любимым делом – начал его сосать. Теодора так и осталась стоять, пытаясь совладать с собой и не растерять, как она думала, остатки своего разума. Этого она боялась больше всего...
Прошло несколько дней, а Теодора никак не могла обрести душевного равновесия – история с «обретенным» крестом ее выбила из колеи.
- «Я знаю, что это ребенок демона. Потому приписываю ему то, о чем в глубине души мечтаю сама и жду помощи! Случайные совпадения кажутся мне волшебством…», - Теодора задумалась. – А разве это не так? Разве такие находки – это не чудо?»
Теодора ничем не отличалась от других людей, кто предпочитал добиваться всего сам, не дожидаясь «манны с небес» и, если она на них падала, относились к этому, как к случайности и на повторение не рассчитывали. Везение, повторившееся дважды, ее испугало. Радость, что насущные проблемы решены, сменилась опасением за свой разум.
Теодора долго смотрела на ребенка, дольше обычного. Сейчас, когда он снова спал, он казался ей таким маленьким и беззащитным, что она не смогла сдержать слез – непрошенные, они полились из ее глаз. Несколько капель упало на личико ребенка. Он нахмурился во сне, но не проснулся. Теодора обхватила голову руками и запричитала:
– Как я смогу о нем заботиться, если моя голова перестанет мне повиноваться и вместо того, чтобы что-то делать, я буду высматривать по углам, нет ли там еще какого-нибудь подарка? В нашем положении это опаснее, чем голод, который нас мучал. Но мне было спокойнее, чем теперь, хотя у нас есть крыша над головой – дырявая, но есть! Стоит мне подумать о еде, как тут же нахожу под ногами серебряные монеты! Нужен огонь – пожалуйста! Хоть рыбу добыла сама, слава богам! – похвалила себя Теодора, зная, что украсть рыбу, как мальчишки, она бы не смогла. Не потому, что ей стыдно – стыд привилегия благополучия и достатка – если бы ее поймали, кто бы позаботился о ребенке..?
В рассуждениях Теодора смысл был. Он выражался в том, что удача притупляла в ней способность бороться, охотиться. Хочешь избавиться от зверя – приучи его к «халяве», а потом выпусти на волю, сделай «доброе дело» - зверь, каким бы мощным он не был рожден, станет легкой добычей для более слабого, кто не позарился на «подарки судьбы», предпочел им навыки охоты, более надежные. В мире, который окружал Теодору и младенца, выжить можно было, уповая на свои силы.
- Хватит ныть. Я знаю, что мне делать. Надо заняться поиском, кто захотел бы меня за небольшую плату и тогда всякие глупости не будут лезть мне в голову, - эти слова Теодора проговорила вслух.
Ей почти удалось себя уговорить, она даже успокоилась. Но рука нащупала под одеждой крест и в душе снова поселился страх. Пока Теодора убеждала себя, что ей придется «продавать» себя, ребенок проснулся, но лежал тихо и наблюдал за ней. Заметив, что он не спит, Теодора покраснела – ей показалось, что ребенок не только слышал ее слова, но и отлично понимал, о чем они.
- Не понравился сон или я разбудила тебя своей глупой болтовней? – она сказала это просто так, чтобы скрыть неловкость, которую чувствовала. – «Если так пойдет и дальше, я начну его стесняться. Хорошенькое дельце. Как же я буду менять ему лопухи, когда он обкакается? Вот! Это и есть – сходить с ума…». – Малыш, почему ты так на меня смотришь? Хочешь что-то сказать? – Теодора откровенно провоцировала ребенка. Если он притворяется «малышом», а сам уже не пойми что, она заставит его признаться. Но ребенок отреагировал в соответствии с возрастом – моргнул, пару раз гукнул и сунул палец в рот - это и был его ответ.
- Хорошо, - Теодора не собиралась сдаваться, она чувствовала, что ребенок что-то скрывает и по-своему морочит ей голову. Слишком много чудесного происходило за последнее время - они почти ни в чем не нуждались, учитывая их положение, но в этом ее заслуги не было.
Перед тем, как уйти, она решила подбодрить Кларису.
- А у вас есть характер, - комплимент игуменьи был искренним – без помощи Кларисы у нее бы ничего не получилось – только она знала дорогу и в склепе, несмотря на непредвиденные обстоятельства, самообладания не потеряла. - Из вас получилась бы неплохая игуменья – хладнокровие, милосердие и ум – три кита, на которых держится управление женской общиной.
- Моей семье это не помогло, - ответила Клариса, хотя и была польщена. Сколько жила на свете, а таких отзывов о себе от мужа не слышала. Добрые слова были очень кстати. Сомнение, что она допустила ошибку, позволив "выкрасть" из монастыря тело покойной дочери, наконец ушло. Обещание, что она когда-нибудь увидит своего внука, стало для нее путеводной звездой - ради этого она пошла на безрассудный поступок, а значит и жалеть было не о чем. - Буду ждать от вас вестей. Если понадобиться мое участие еще в каком-то приключении, зовите. От моей семьи почти ничего не осталось. Отец Инес найдет утешение в своих молитвах, как и раньше, когда прятался за ними от семейных проблем. А что делать мне?
- Жить и уповать на мудрость Создателя. Только не живите надеждой. Это может вас иссушить и отобрать последние силы. Может статься, что они вам еще понадобятся.
- Да будет так, мать Изабо, помолитесь за меня. И за Инес...
- Скажу вам то, что может вас задеть, но выслушайте. Попросив меня о молитве, вы хотите тем самым переложить ответственность на меня. Я не отказываюсь и постараюсь. Но боюсь, что моих молитв недостаточно. Научитесь молиться сами. Пока ваша душа страдает, у вас может получиться. Молитва сработает, если будет омыта слезами вашей души. Прощайте.
Прода от 20.09.2023, 13:56
Глава 21
Теодора, устроившись в корнях старого тутового дерева, крепко спала - усталость так ее измотала, что не найди они этого дерева, которое их приютило, она уснула бы прямо на обочине. Младенец уже выспался, потянулся и начал высвобождать себе руки, чтобы откинуть с лица уголок платка, который закрывал обзор, а на самом деле защищал его личико от солнца и ветра. Он еще раз потянулся, с наслаждением втянул воздух, будто глотнул его и заулыбался. Ребенок деловито распеленался, понюхал и недовольно сморщился. Он все это старался делать аккуратно, чтобы не разбудить Теодору. Голопопый карапуз сел рядом с ней стал изучать – осмотрел ее лицо, брови, потрогал волосы, погладил по щеке.
Теодора почувствовала прикосновение и открыла глаза.
-Ты? Как ты выбрался? – она смотрела на младенца почти с испугом. – «Это же ребенок демона, что удивляться? Как бы он не придушил меня и не покусал, пока я сплю».
Ребенок почмокал губами, демонстративно сунул в рот палец и начал сосать, не сводя с Теодоры глаз.
- Хочешь есть? Что же мне делать? Ведь у меня нет молока.
Теодора осмотрела себя и дотронулась до креста, единственно ценной вещи, которая была при ней – остальное осталось в монастыре.
- Нам пора, - сказала она младенцу и начала заворачивать его снова. Он не мешал ей. Но когда она попыталась закрыть ему личико, решительно запротестовал, откинув ткань и строго посмотрел на нее. Теодора оставила лицо открытым, пусть смотрит, если хочет.
***
Дорога в город заняла около часа. Разыскав рынок, Теодора первым делом прошла туда, где торговали молоком. У одной из молочниц, которая показалась ей не такой суровой, тихо спросила, показывая свой крест:
-Сколько молока ты мне дашь взамен этого?
Увидев крест, торговка оживилась – по виду он был дорогим. Осмотрев женщину с младенцем, торговка прикинула, что можно выгодно обменять молоко на вещь, о ценности которой, похоже, эта оборванка не подозревала – за такой крест можно было кормить ее ребенка недели две и самой накупить лепешек.
- Кувшин, - сказала она, недовольно оттопырив нижнюю губу. - Целый кувшин!
- Один кувшин?
- А тебе десять надо? Ты собираешься кормить ребенка или купать в молоке?
- Хорошо, не кричите. Я отдам вам крест, а вы пообещайте мне каждый день давать по пять стаканов молока. Я буду приходить сюда ежедневно.
- И сколько ты собираешься ходить сюда? – торговка поняла, что женщина не даст себя одурачить. Названное количество молока было значительным, а его стоимость сопоставима с тем, что можно было за крест выручить. В любом случае, сделка была выгодной.
- Неделю.
Торговка согласилась, схватила крест и дала Теодоре молока, как она и просила.
Отойдя в сторону, Теодора скрутила из платка подобие детской соски, опустила один конец в кувшин, другой поднесла ко рту младенца. Он сразу понял, что надо делать и зачмокал, прикрыв от удовольствия глаза. Теодора смотрела на него, а у самой в животе раздавалось урчание – пустой желудок напоминал о том, что тоже хочет есть. Но о себе Теодора не подумала. Ребенок открыл глаза, он тоже услышала «музыку», внимательно на нее посмотрел и продолжил свое дело.
По пути на рынок Теодора приметила развалины сарая и решила, что это сгодится в качестве временного жилья, пока ребенок немного не окрепнет, а она не придумает, что делать дальше.
- Здесь мы будем с тобой жить. Хоть какая крыша над головой. Главное, что у нас теперь есть для тебя молоко!
Теодора опустила глаза и остолбенела – у нее под ногами валялась серебряная монета.
- Вот удача! Я смогу купить себе лепешек! Счастье за сегодня улыбнулось нам дважды!
***
Неделя полетела быстро. Найденной монеты хватило ненадолго. Дошло до того, что однажды Теодоре пришлось чуть ли не подраться с мальчишками, которые бегали по рынку, хватали с прилавков еду, какая попадалась и сбегали, а потом, прятались в укромном месте, делили добычу и ели. Один из них обронил рыбу – она выскользнула у него из рук. Серебристая кефаль валялась в пыли у самых ног Теодоры. Она не растерялась, наклонилась, схватила рыбу и прижала к себе.
- А ну, отдай! Это наше!
- Ваше? Что-то вы не похожи на торговцев. Вы ее украли!
- Вот еще! Отдай! Или мы заберем ее силой.
Теодора прикинула, что мальчишки вполне могут лишить ее еды, которая досталась ей пусть и таким не очень честным способом. Но рыба и так была краденная. Она прищурила один глаз и сказала:
- Раз так, давайте поступим мудро.
- Это как?
- Очень просто – мы поделим рыбу – одну половину вам, другую мне.
Мальчишки посовещались и решили, что такой вариант подойдет. Драться со взрослой женщиной им тоже не хотелось - по ее виду, она была голодна не меньше их и билась бы по-настоящему.
- Мы согласны. Как будем делить?
- Вот так, - Теодора разломила рыбу на две примерно равные части. – А теперь кинем жребий, кому что достанется.
Теодоре достался хвост и большая часть икры, которая находилась в рыбьем брюхе. Мальчишки скривились, но договор есть договор. На том и разошлись. Теодора собралась съесть рыбу сырой – развести огонь было нечем. Но не успела она начать, как снова заметила что-то подозрительно интересное в углу сарая. Теодора удивилась бы меньше, если бы снова нашла деньги – на этот раз развалины одарили ее сосудом, доверху наполненным «греческим огнем». Теодора умела им пользоваться потому, что много раз наблюдала, как слуги его готовили, смешивая расплавленную серу, деготь, голубиный помет и что-то еще. Все это заливали кислотой, закупоривали в стеклянный сосуд и клали в печь. Зелье томилось там дней двадцать, а когда его вынимали, греческий огонь был готов. В него окунали факелы, которые буквально вспыхивали от одной искры.
- Видимо, осталось от прежних хозяев или кто-то это украл и спрятал. Теперь это наше и у нас с тобой будет огонь! – Теодора была счастлива, что смогла решить сразу несколько проблем – пожарить рыбу и согреться – ночи были прохладными, она боялась, что ребенок, может заболеть. Теперь можно было об этом не думать.
Ребенок наблюдал за Теодорой и заливался от смеха.
- Чему ты смеешься? А, я кажется, знаю - тебе так же весело, как и мне – наши желания исполняются, как в сказке! В жизни такое случается не часто. Обычно все наоборот. Нам просто очень повезло. Спи, малыш, завтра будет новый день и новые чудеса. Спи…
Теодора не заметила, как снова заснула первой. А малыш, как и в предыдущие ночи, до утра всматривался в темноту, не идет ли кто – сторожил. Когда Теодора просыпалась, буквально за секунду до того, как она открывала глаза, ребенок смыкал свои отяжелевшие веки и погружался в сон, совсем не детский и беззаботный. Так засыпают вымотанные до предела взрослые - сон приходит не сразу, а подкрадывается осторожно, будто не верит, что в нем есть нужда и его прогонят, как назойливого пса, чтоб не мешал. Теодоре приходилось ждать его пробуждения намного дольше, чем раньше. Она удивлялась – какой же он соня, но секрета такой чрезмерной сонливости так и не разгадала.
Наконец настал последний день, когда Теодора должна была получить последний стакан молока. Ребенок поел.
- Ну вот, что дальше, ума не приложу. Больше мне продать нечего. Разве что себя.
Теодоре пришло на ум то, что приходило многим в таком же безвыходном положении. Эта мысль не шокировала ее, напротив, сейчас грех ей казался возможностью выжить. Побираться и есть помои она могла, но как накормить этим ребенка? Теодора стала присматривать, где в этом городе могло быть подобное заведение. Младенец смотрел на нее и сосал палец.
-Ты голодный? Потерпи, скоро у тебя будет еда каждый день. Я еще молодая, только вот вымою лицо и разберу свои волосы. Расчески у меня нет и лент тоже, но они пышные и вьются, это мужчинам нравится. Эх, что добру пропадать, - Теодора в сердцах ударила себя в грудь и вскрикнула от боли – что-то царапнуло ее и это что-то было под ее рубахой.
- «Что там?» - удивилась она – ведь крест был уже продан. Теодора решила, что это соломинка или травинка, которая случайно попала под одежду, когда они спали в сарае на ворохе старой соломы.
Теодора полезла рукой себе за пазуху и нащупала цепочку. Потянув за нее, вытащила крест.
- Но как…Зевс всемогущий…, - Теодора была христианкой, но в этот момент у нее вырвалось обращение к древнему богу – в его существование она была готова поверить быстрее, чем в то, что крест снова был у нее.
Она услышала заливистый смех. Младенец даже покраснел от натуги, не имея навыка справляться с приступами такого веселья, закашлялся. Теодора похлопала его по спине.
- Ты снова надо мной смеешься? Будто что-то понимаешь?
Ребенок пожевал губками и улыбнулся.
- Хочешь сказать, что ты все знаешь? Может это ты все устроил? – предположение было абсурдным, Теодора это понимала, сказала просто так, не зная, как объяснить странное поведение ребенка. Но он в ответ поднял маленький пальчик и показал им в сторону рынка.
- Хочешь сказать, что ты стащил крест у торговки? – спросила Теодора, не отводя от ребенка глаз. От предположения, что ее нелепая догадка может быть правдой, у Теодоры перехватило дыхание. – Нет, это все неправда. Я сплю. Нет никакого креста. Малыш, не шути так со мной. Ты сводишь меня с ума!
Ребенок покрутил головой, сунул палец в рот и занялся любимым делом – начал его сосать. Теодора так и осталась стоять, пытаясь совладать с собой и не растерять, как она думала, остатки своего разума. Этого она боялась больше всего...
Глава 22.
Прошло несколько дней, а Теодора никак не могла обрести душевного равновесия – история с «обретенным» крестом ее выбила из колеи.
- «Я знаю, что это ребенок демона. Потому приписываю ему то, о чем в глубине души мечтаю сама и жду помощи! Случайные совпадения кажутся мне волшебством…», - Теодора задумалась. – А разве это не так? Разве такие находки – это не чудо?»
Теодора ничем не отличалась от других людей, кто предпочитал добиваться всего сам, не дожидаясь «манны с небес» и, если она на них падала, относились к этому, как к случайности и на повторение не рассчитывали. Везение, повторившееся дважды, ее испугало. Радость, что насущные проблемы решены, сменилась опасением за свой разум.
Теодора долго смотрела на ребенка, дольше обычного. Сейчас, когда он снова спал, он казался ей таким маленьким и беззащитным, что она не смогла сдержать слез – непрошенные, они полились из ее глаз. Несколько капель упало на личико ребенка. Он нахмурился во сне, но не проснулся. Теодора обхватила голову руками и запричитала:
– Как я смогу о нем заботиться, если моя голова перестанет мне повиноваться и вместо того, чтобы что-то делать, я буду высматривать по углам, нет ли там еще какого-нибудь подарка? В нашем положении это опаснее, чем голод, который нас мучал. Но мне было спокойнее, чем теперь, хотя у нас есть крыша над головой – дырявая, но есть! Стоит мне подумать о еде, как тут же нахожу под ногами серебряные монеты! Нужен огонь – пожалуйста! Хоть рыбу добыла сама, слава богам! – похвалила себя Теодора, зная, что украсть рыбу, как мальчишки, она бы не смогла. Не потому, что ей стыдно – стыд привилегия благополучия и достатка – если бы ее поймали, кто бы позаботился о ребенке..?
В рассуждениях Теодора смысл был. Он выражался в том, что удача притупляла в ней способность бороться, охотиться. Хочешь избавиться от зверя – приучи его к «халяве», а потом выпусти на волю, сделай «доброе дело» - зверь, каким бы мощным он не был рожден, станет легкой добычей для более слабого, кто не позарился на «подарки судьбы», предпочел им навыки охоты, более надежные. В мире, который окружал Теодору и младенца, выжить можно было, уповая на свои силы.
- Хватит ныть. Я знаю, что мне делать. Надо заняться поиском, кто захотел бы меня за небольшую плату и тогда всякие глупости не будут лезть мне в голову, - эти слова Теодора проговорила вслух.
Ей почти удалось себя уговорить, она даже успокоилась. Но рука нащупала под одеждой крест и в душе снова поселился страх. Пока Теодора убеждала себя, что ей придется «продавать» себя, ребенок проснулся, но лежал тихо и наблюдал за ней. Заметив, что он не спит, Теодора покраснела – ей показалось, что ребенок не только слышал ее слова, но и отлично понимал, о чем они.
- Не понравился сон или я разбудила тебя своей глупой болтовней? – она сказала это просто так, чтобы скрыть неловкость, которую чувствовала. – «Если так пойдет и дальше, я начну его стесняться. Хорошенькое дельце. Как же я буду менять ему лопухи, когда он обкакается? Вот! Это и есть – сходить с ума…». – Малыш, почему ты так на меня смотришь? Хочешь что-то сказать? – Теодора откровенно провоцировала ребенка. Если он притворяется «малышом», а сам уже не пойми что, она заставит его признаться. Но ребенок отреагировал в соответствии с возрастом – моргнул, пару раз гукнул и сунул палец в рот - это и был его ответ.
- Хорошо, - Теодора не собиралась сдаваться, она чувствовала, что ребенок что-то скрывает и по-своему морочит ей голову. Слишком много чудесного происходило за последнее время - они почти ни в чем не нуждались, учитывая их положение, но в этом ее заслуги не было.
