Сейчас я направляюсь в Суугдин, а, возвращаясь домой, снова пройду мимо Истомари. Путь и пребывание займут никак не менее трех недель. За это время проверь обеспечительные бумаги и добейся их обналичивания в Торговом доме. Разрешение на твое имя я приложу к письму. Если же какие бумаги будут недействительными, сообщи мне об этом, чтобы я мог успеть стрясти деньги с обманщика!
Еще поручения по торговым делам: прежде всего...
(из письма купца Гролака Олла своему сыну)
Купцу Гролаку Оллу, заслужившему интерес торгового наместника Тирафа Крината, вольно было рассуждать о том, что за стенами серого пояса город кончается. На деле же за ними находился еще один город - Черный, или Отребный город, как его привыкли называть. Одним краем он упирался в гранитную стену, другим - примыкал к порту, и был огорожен самым простым земляным валом с врытыми кольями. Все понимали: случись война - и город отребья будет сметен за минуты, как песочный куличик, что в погожие дни строят на берегу моря маленькие дети. Потому никто не заботился о порядке и благоустройстве этой части города.
Узкие извилистые улочки, у которых не было начала и конца, застроенные разномастными домами, халупами и мазанками. Вечные вонючие лужи, не пересыхающие даже летом. Развешенное в переулках серое белье. Лавки старьевщиков и низкопробные бордели, таверны для моряков и вонючие кожевенные мастерские, склады для недорогих товаров и свалки гниющей рыбы. Достать для развлечения синеволосую женщину из далекого Тарока здесь было так же просто, как захлебнуться в канаве с нечистотами, купить мешок дурманной травы или получить удар ножа в бок. Бурлящий грязный котел отбросов общества - вот что было Черным городом. Вот почему почтенный Олл даже не упомянул о его существовании.
Однако для Кари и других детей из ее стайки жизнь только и была здесь - в городе Отребья. А "унылый" Серый город в их глазах был волшебным чертогом, путь в который преграждали суровые стражники, неотлучно стоящие на воротах близ Черного рынка (с утра и до позднего вечера - когда ворота закрывались на ночь).
Но все же было здесь место, где появлялись, притом не тайком, добропорядочные люди из "верхних" поясов - Черный портовый рынок. Ведь именно здесь местные крестьяне продавали свежайшую зелень, овощи, молоко и сыры, сюда приносили свой утренний улов рыбаки, тут моряки тайком от капитана сбывали свои товары, привезенные из дальних краев. И потому даже служанки из Розового города порой удостаивали рынок своим посещением.
Для бродяжек это было поистине райское местечко. Вечером после закрытия можно было порыться в оставленных ящиках и найти что-то съедобное и не совсем сгнившее. Временами везло с потерянной монеткой, забытой шалью или оброненной булавкой. А днем можно было пробежаться мимо зазевавшегося продавца, схватив с прилавка кусок свежей булки или румяное яблоко. Или сесть на углу, состроив жалостливую рожицу и выпрашивать монетки у сердобольных горожанок верхних поясов (правда, при этом надо было зорко подглядывать по сторонам, чтобы не подловили стражники или профессиональные нищие - старухи, слепцы, калеки). Самые ловкие эти монетки не выпрашивали, а вытаскивали из кошельков. Правда, застигнутых на таком преступлении никогда не прощали - отвешивали по двадцать ударов плетью и ломали пальцы на руках, чтобы неповадно было воровать.
Так пропал Дани - самый старший из их компании. Та зимняя неделя выдалась голодной, перед визитом наместника по городу все груды отбросов спешно вывезли на свалку. А детям на свалку ходу не было - ей заправляла крепкая банда из взрослых наглых парней. Рынок был под контролем другой шайки. Но дела мелочи были для них слишком незначительны - и тем порой позволялось копаться в остатках товаров. Но не в эту неделю.
Двое самых младших, Колин и Ческа, окончательно ослабели от холода и отсутствия пищи. Однажды утром они не проснулись, устав бороться. Да и остальные были не так далеки от подобного исхода.
Доведенный до отчаяния, Дани попытался пытался раздобыть хоть пару монеток, но отсутствие опыта его подвело. Покупатель, чуть не лишившийся тощего кошелька, поднял такой крик, словно у него пытались украсть не меньше, чем все богатства императорской сокровищницы. Стражники, бывшие на взводе из-за грядущего визита, не стали щадить восьмилетнего мальчишку и высекли его всерьез, не жалея силы. Тонкая мальчишеская кожа, натянутая на худых рёбрах и спине, легко рвалась под ударами плети. Потом раны на спине воспалились и начали гнить, а что могли дети? Только промывать их холодной водой да прикладывать кору ивы. Будь лето, нашли бы и ромашку, и подорожник, и тысячелистник, но где их отыскать зимой?
А без хоть какого-то подношения никто не поможет, даже спившийся аптекарь, доживающий свои дни в грязном сарайчике в обществе низкопробной браги. Нет, они бы ничего не пожалели, но откуда было взяться монетам или еде? Провалявшись в горячке неделю, Дани умер.
Кари возненавидела наместника по городу. Это из-за его визита все случилось.
- Когда-нибудь, - шептала она, - он расплатится за это.
Жизнь их была больше похожа на жизнь маленьких затравленных зверьков. Почти все время прятаться, постоянно искать новые укрытия - то на чердаке, то в полуподвале разрушенного дома, то в забытом углу старого склада. Им приходилось бороться не только с холодом, голодом и нуждой,окриками и побоями взрослых. Им приходилось уживаться с другими шайками - и хоть порой, доведенные до отчаяния, они огрызались, но чаще приходилось отступать: слишком маленькой была их стайка, слишком слабыми они были. Все они казались похожими друг на друга - остренькие лица, торчащие локти, грязные одежки и затравленные взгляды исподлобья.
Но были в их жизни и светлые часы, хорошие моменты, память о которых согревала их в другое время.
Летние погожие деньки, когда можно было уйти из Черного города в порт, а там - осторожно пройти вдоль скал, затем протиснуться в трещину и оказаться в своей тайной бухте. Больше никто из местной детворы не знал об этом чудесном месте и потому можно было не бояться, не прятаться, не ждать подвоха или удара.
Здесь можно было было снять свои лохмотья, не опасаясь, что их тут же утащат другие бродяжки, и с наслаждением вытряхнуть всех затаившихся насекомых. А если день теплый - выстирать их и выкупаться самому. И не беда, что высохшая одежда потом стояла колом - на соленую ткань потом долго не цеплялись клопы и вши.
А еще по берегу сновали деловитые крабы, на подводной поверхности скалы гроздьями висели съедобные ракушки. Девчонки сплели из своих волос неуклюжую сетку, которая худо-бедно позволяла поймать несколько мелких рыбешек.
Если собрать сушняк, выброшенный на берег, развести среди камней маленький незаметный костерок и испечь на его углях всю добычу, то для маленькой компании получится большой пир. И о пресной воде беспокоиться не приходилось - несколько ручейков струилось из трещин, даря чистую вкусную воду, какой нигде не найдешь в Черном городе.
Жаль, что лето длилось не вечно, а осенью бухту захлестывали злые шторма. Но эти бродяжки привыкли жить одним днем и радовались тому, что имели сейчас.
И вот, когда, уставшие от купания, разморенные и сонные после редкой в их жизни сытной трапезы, дети лениво валялись на берегу, становилось ясно, что все они друг от друга отличаются.
Асси после гибели Дани стала самой старшей из их компании. Жёсткие черные волосы, крупный нос с горбинкой, к которому словно стекались все остальные черты лица, маленькие, близко посаженные черные глазки, в которых светились ум и хитрость. Девчонка отлично чуяла травы: что можно добавить в похлебку, чем можно вылечить кашель, а что лучше привязать к одежде, чтобы не так докучали насекомые. Асси была похожа на кедерских морских цыган, что давно позабыли родную землю, проводя на своих кораблях-ковчегах всю жизнь.
Их суда были особой территорией со своими законами и правителями. Жёсткими, порой жестокими, и особо опасными для чужаков. Два раза в год, на особые праздники, кедерские цыгане собирались вместе и скрепляли свои ковчеги в единую колоссальную площадку, на которой проводили ярмарку, длящуюся две недели подряд. Здесь можно было купить и легальные товары по невероятно низкой цене, и запрещенные артефакты, и редкие вещи (зачастую испачканные в крови их прежних владельцев), и дурманные травы, и даже человеческий товар. Грязь, обман, убийства всюду сопровождали цыган. Их презирали и сторонились днем, но потом под покровом ночи возвращались обратно в поисках лёгкой наживы или запретных удовольствий.
Осенью эта ярмарка проводилась в южной Росетте, знаменитой своими фруктами и салком. А весной собиралась в Истомари. Возможно, именно весной Асси и потерялась. Она не помнила. Хотя вряд ли цыгане бросили своего ребенка, за родную кровь они держались крепко. Скорее, какой-нибудь цыган очаровал местную молодку, и та не успела избавиться от плода до срока. А, затем, разглядев постепенно проступающие кедерские черты, выбросила дитя на улицу.
Асси была хитра и изворотлива, именно она всегда была негласным лидером их маленькой стайки. И правда, она умела принимать нужные решения: когда сняться с места и перебраться в новое убежище, когда не стоит ходить на рынок, чтобы избежать облавы стражи. Как она в свое время уговаривала Дани не рисковать! Было в ней какое-то почти звериное чутье опасности...
А находил для них новые убежища и укромные уголки, вроде этой тихой бухты, шестилетний Энчи. Из-под темно-русых прядей волос смотрели ясные голубые глаза, вечно горящие любопытством. И никакие жизненные невзгоды не могли притушить этот огонь. Энчи воспринимал любой закрытый переулок, заброшенное здание или трещину в скале, как вызов себе. Он всегда стремился находить новое - не ради выгоды, а ради утоления этого любопытства. Худенькое жилистое тело обладало невероятной гибкостью и цепкостью, позволяющей протиснуться в самые узкие щели на высоте трёх ростов. И, конечно, Энчи был их главным разведчиком.
Правда, порой ему не хватало здравого смысла и умения вовремя остановиться. Его горячность помогал сдерживать семилетний Метти. У Метти было крепкое тело, темно-рыжие волосы и целая россыпь веснушек на лице. Но, хоть прохожие и любили называть его "огоньком", мальчик отличался редкой рассудительностью и чувством справедливости. Поэтому именно ему доверяли делить еду между членами стайки, распределять лохмотья так, чтобы никто не замерз, рассчитывать дрова. Если кому-то выпадала удача добыть денег, отдавали их тоже Метти. Ведь он единственный немного умел считать.
И ещё Метти помнил своего отца. Имени не помнил, ведь он привык называть его "папа". Его отец был моряком, видимо, хороших чинов, долгое время вполне удачливым. По крайней мере, мальчик помнил, как ему позволяли играть с медными и серебряными монетками, чтобы учиться счёту. Отца часто не было дома и Метти дожидался его в небольшой усадьбе под присмотром кормилицы, о которой он помнил только запах: молока, пота и свежей сдобы.
Однажды отец приехал за сыном и повез в Истомари. Въехав в ворота ближе к закату, они не стали останавливаться на постоялом дворе, а сразу же отправились в порт. Там мужчина гордо показал мальчику своё приобретение - уже не новый, но хорошо слаженный и крепкий барк.
Стать капитаном собственного судна, пусть и небольшого, было заветной мечтой моряка, к ней он шел всю жизнь. И вот она осуществилась, впереди путешествия, в которые он возьмёт и сына, и тот станет юнгой - так говорил отец, крепко обнимая Метти, которого переполняли восторг и предвкушение чуда. Этот вечер, случившийся год назад, был последним, когда мальчик чувствовал себя по-настоящему счастливым...
Потому что, по несчастному стечению обстоятельств, именно этой ночью дейские купцы, растранжирившие половину выручки в игорных домах Истомари, решили вернуть деньги за счет страховой выплаты за сгоревшие корабли.
Для храбрости они немало выпили, не сразу отыскали свои суда, разлили слишком много горючей воды - и после того, как один из них добыл искру из зажигательного амулета, разом запылал целый десяток кораблей.
Глупцы наказали себя сами. Оказавшись в середине пожара, они уже не могли спастись, несмотря на усилия прибывших магов-пожарных. Пламя удалось остановить, но четыре из десяти кораблей оказались уничтожены полностью.
Тот самый барк был одним из них.
Когда недобрые вести принесли на постоялый двор, где ночевала маленькая семья, отец не хотел верить слухам. Но когда он добрался до порта и на месте своей воплощенной мечты увидел полузатонувший обгорелый остов, то побелел как мел, и рухнул на обугленные доски причала.
Хорошо, что случились поблизости знакомые моряка, что помогли донести его в комнату постоялого двора и вызвали лекаря. Тот, осмотрев мужчину, сокрушенно поджал губы и покачал головой:
- Надежды немного. Сильное потрясение.
Шестилетний Метти не смел вдохнуть от ужаса.
Приятели были люди честные. Но им пора было отправляться в короткий, на пару дней рейс. Наказали хозяину двора внимательно следить за больным и подкрепили просьбу звонкой монетой. Хотели забрать с собой Метти, но тот вцепился в едва теплую, обмякшую руку отца и попросил их возвращаться поскорее.
Моряки мысленно облегчённо вздохнули: водиться на корабле с шестилетним мальчонкой - та ещё докука. Пообещав вернуться на третий день, они отбыли.
А отец умер назавтра утром. Метти, притулившийся на ночь под родным боком, проснулся от того, что отец гладил его по голове. И его окатило горячей бешеной волной счастья: теперь все будет в порядке.
Но это счастье было слишком скоротечным - поглядев на сына, мужчина только и смог, что напоследок улыбнуться и прошептать:
- Будь хорошим моряком, сынок.
На рыдания мальчика пришел хозяин постоялого двора, благообразный хромой мужчина средних лет по имени Флоитт. Смекнув, что сможет без труда обвести ребенка вокруг пальца, он пообещал ему устроить лучшие похороны для отца. И Метти послушно отдал доброму дядьке весь кошель, полный серебра и меди.
Надо отдать должное Флоитту, все же остатки совести у него сохранились: моряка тщательно завернули в выбеленные льняные полотнища, положили в отдельную могилу и сверху придавили гранитной плитой с выбитым именем.
Но взял за это старый лис столько, будто полотнища были из салка, для могилы отвели кусок Кладбища Высоких, плита была из розового мрамора, а отпевание устроили не самые молодые (и потому дешевые) жрецы и жрицы Пятерых, а сами Пятеро.
Когда же стало ясно, что из-за непрекращающихся штормов друзья моряка задерживаются на неопределенный срок, хозяин постоялого двора забрал у мальчишки все мало-мальски ценное (даже щегольской теплый кафтанчик), переселил его в чулан возле кухни и начал гонять его по мелким поручениям: принеси-подай, протри-убери.
В общем-то, жизнь была не так плоха, мальчика не обижали и кормили досыта. И, возможно, Метти спокойно дождался бы друзей отца, если бы Флоитт не питал пагубной страсти к игре. Кости и карты он презирал за простоту, однако любил мудреные правила "Встречи в облаках", где на исход партии влиял не случай, а исключительно хитроумие и коварство игроков. На счастье владельца постоялого двора, вокруг было не так много знатоков этой игры, иначе бы он проводил за доской целые дни.
Еще поручения по торговым делам: прежде всего...
(из письма купца Гролака Олла своему сыну)
Купцу Гролаку Оллу, заслужившему интерес торгового наместника Тирафа Крината, вольно было рассуждать о том, что за стенами серого пояса город кончается. На деле же за ними находился еще один город - Черный, или Отребный город, как его привыкли называть. Одним краем он упирался в гранитную стену, другим - примыкал к порту, и был огорожен самым простым земляным валом с врытыми кольями. Все понимали: случись война - и город отребья будет сметен за минуты, как песочный куличик, что в погожие дни строят на берегу моря маленькие дети. Потому никто не заботился о порядке и благоустройстве этой части города.
Узкие извилистые улочки, у которых не было начала и конца, застроенные разномастными домами, халупами и мазанками. Вечные вонючие лужи, не пересыхающие даже летом. Развешенное в переулках серое белье. Лавки старьевщиков и низкопробные бордели, таверны для моряков и вонючие кожевенные мастерские, склады для недорогих товаров и свалки гниющей рыбы. Достать для развлечения синеволосую женщину из далекого Тарока здесь было так же просто, как захлебнуться в канаве с нечистотами, купить мешок дурманной травы или получить удар ножа в бок. Бурлящий грязный котел отбросов общества - вот что было Черным городом. Вот почему почтенный Олл даже не упомянул о его существовании.
Однако для Кари и других детей из ее стайки жизнь только и была здесь - в городе Отребья. А "унылый" Серый город в их глазах был волшебным чертогом, путь в который преграждали суровые стражники, неотлучно стоящие на воротах близ Черного рынка (с утра и до позднего вечера - когда ворота закрывались на ночь).
Но все же было здесь место, где появлялись, притом не тайком, добропорядочные люди из "верхних" поясов - Черный портовый рынок. Ведь именно здесь местные крестьяне продавали свежайшую зелень, овощи, молоко и сыры, сюда приносили свой утренний улов рыбаки, тут моряки тайком от капитана сбывали свои товары, привезенные из дальних краев. И потому даже служанки из Розового города порой удостаивали рынок своим посещением.
Для бродяжек это было поистине райское местечко. Вечером после закрытия можно было порыться в оставленных ящиках и найти что-то съедобное и не совсем сгнившее. Временами везло с потерянной монеткой, забытой шалью или оброненной булавкой. А днем можно было пробежаться мимо зазевавшегося продавца, схватив с прилавка кусок свежей булки или румяное яблоко. Или сесть на углу, состроив жалостливую рожицу и выпрашивать монетки у сердобольных горожанок верхних поясов (правда, при этом надо было зорко подглядывать по сторонам, чтобы не подловили стражники или профессиональные нищие - старухи, слепцы, калеки). Самые ловкие эти монетки не выпрашивали, а вытаскивали из кошельков. Правда, застигнутых на таком преступлении никогда не прощали - отвешивали по двадцать ударов плетью и ломали пальцы на руках, чтобы неповадно было воровать.
Так пропал Дани - самый старший из их компании. Та зимняя неделя выдалась голодной, перед визитом наместника по городу все груды отбросов спешно вывезли на свалку. А детям на свалку ходу не было - ей заправляла крепкая банда из взрослых наглых парней. Рынок был под контролем другой шайки. Но дела мелочи были для них слишком незначительны - и тем порой позволялось копаться в остатках товаров. Но не в эту неделю.
Двое самых младших, Колин и Ческа, окончательно ослабели от холода и отсутствия пищи. Однажды утром они не проснулись, устав бороться. Да и остальные были не так далеки от подобного исхода.
Доведенный до отчаяния, Дани попытался пытался раздобыть хоть пару монеток, но отсутствие опыта его подвело. Покупатель, чуть не лишившийся тощего кошелька, поднял такой крик, словно у него пытались украсть не меньше, чем все богатства императорской сокровищницы. Стражники, бывшие на взводе из-за грядущего визита, не стали щадить восьмилетнего мальчишку и высекли его всерьез, не жалея силы. Тонкая мальчишеская кожа, натянутая на худых рёбрах и спине, легко рвалась под ударами плети. Потом раны на спине воспалились и начали гнить, а что могли дети? Только промывать их холодной водой да прикладывать кору ивы. Будь лето, нашли бы и ромашку, и подорожник, и тысячелистник, но где их отыскать зимой?
А без хоть какого-то подношения никто не поможет, даже спившийся аптекарь, доживающий свои дни в грязном сарайчике в обществе низкопробной браги. Нет, они бы ничего не пожалели, но откуда было взяться монетам или еде? Провалявшись в горячке неделю, Дани умер.
Кари возненавидела наместника по городу. Это из-за его визита все случилось.
- Когда-нибудь, - шептала она, - он расплатится за это.
Жизнь их была больше похожа на жизнь маленьких затравленных зверьков. Почти все время прятаться, постоянно искать новые укрытия - то на чердаке, то в полуподвале разрушенного дома, то в забытом углу старого склада. Им приходилось бороться не только с холодом, голодом и нуждой,окриками и побоями взрослых. Им приходилось уживаться с другими шайками - и хоть порой, доведенные до отчаяния, они огрызались, но чаще приходилось отступать: слишком маленькой была их стайка, слишком слабыми они были. Все они казались похожими друг на друга - остренькие лица, торчащие локти, грязные одежки и затравленные взгляды исподлобья.
Но были в их жизни и светлые часы, хорошие моменты, память о которых согревала их в другое время.
Летние погожие деньки, когда можно было уйти из Черного города в порт, а там - осторожно пройти вдоль скал, затем протиснуться в трещину и оказаться в своей тайной бухте. Больше никто из местной детворы не знал об этом чудесном месте и потому можно было не бояться, не прятаться, не ждать подвоха или удара.
Здесь можно было было снять свои лохмотья, не опасаясь, что их тут же утащат другие бродяжки, и с наслаждением вытряхнуть всех затаившихся насекомых. А если день теплый - выстирать их и выкупаться самому. И не беда, что высохшая одежда потом стояла колом - на соленую ткань потом долго не цеплялись клопы и вши.
А еще по берегу сновали деловитые крабы, на подводной поверхности скалы гроздьями висели съедобные ракушки. Девчонки сплели из своих волос неуклюжую сетку, которая худо-бедно позволяла поймать несколько мелких рыбешек.
Если собрать сушняк, выброшенный на берег, развести среди камней маленький незаметный костерок и испечь на его углях всю добычу, то для маленькой компании получится большой пир. И о пресной воде беспокоиться не приходилось - несколько ручейков струилось из трещин, даря чистую вкусную воду, какой нигде не найдешь в Черном городе.
Жаль, что лето длилось не вечно, а осенью бухту захлестывали злые шторма. Но эти бродяжки привыкли жить одним днем и радовались тому, что имели сейчас.
И вот, когда, уставшие от купания, разморенные и сонные после редкой в их жизни сытной трапезы, дети лениво валялись на берегу, становилось ясно, что все они друг от друга отличаются.
Асси после гибели Дани стала самой старшей из их компании. Жёсткие черные волосы, крупный нос с горбинкой, к которому словно стекались все остальные черты лица, маленькие, близко посаженные черные глазки, в которых светились ум и хитрость. Девчонка отлично чуяла травы: что можно добавить в похлебку, чем можно вылечить кашель, а что лучше привязать к одежде, чтобы не так докучали насекомые. Асси была похожа на кедерских морских цыган, что давно позабыли родную землю, проводя на своих кораблях-ковчегах всю жизнь.
Их суда были особой территорией со своими законами и правителями. Жёсткими, порой жестокими, и особо опасными для чужаков. Два раза в год, на особые праздники, кедерские цыгане собирались вместе и скрепляли свои ковчеги в единую колоссальную площадку, на которой проводили ярмарку, длящуюся две недели подряд. Здесь можно было купить и легальные товары по невероятно низкой цене, и запрещенные артефакты, и редкие вещи (зачастую испачканные в крови их прежних владельцев), и дурманные травы, и даже человеческий товар. Грязь, обман, убийства всюду сопровождали цыган. Их презирали и сторонились днем, но потом под покровом ночи возвращались обратно в поисках лёгкой наживы или запретных удовольствий.
Осенью эта ярмарка проводилась в южной Росетте, знаменитой своими фруктами и салком. А весной собиралась в Истомари. Возможно, именно весной Асси и потерялась. Она не помнила. Хотя вряд ли цыгане бросили своего ребенка, за родную кровь они держались крепко. Скорее, какой-нибудь цыган очаровал местную молодку, и та не успела избавиться от плода до срока. А, затем, разглядев постепенно проступающие кедерские черты, выбросила дитя на улицу.
Асси была хитра и изворотлива, именно она всегда была негласным лидером их маленькой стайки. И правда, она умела принимать нужные решения: когда сняться с места и перебраться в новое убежище, когда не стоит ходить на рынок, чтобы избежать облавы стражи. Как она в свое время уговаривала Дани не рисковать! Было в ней какое-то почти звериное чутье опасности...
А находил для них новые убежища и укромные уголки, вроде этой тихой бухты, шестилетний Энчи. Из-под темно-русых прядей волос смотрели ясные голубые глаза, вечно горящие любопытством. И никакие жизненные невзгоды не могли притушить этот огонь. Энчи воспринимал любой закрытый переулок, заброшенное здание или трещину в скале, как вызов себе. Он всегда стремился находить новое - не ради выгоды, а ради утоления этого любопытства. Худенькое жилистое тело обладало невероятной гибкостью и цепкостью, позволяющей протиснуться в самые узкие щели на высоте трёх ростов. И, конечно, Энчи был их главным разведчиком.
Правда, порой ему не хватало здравого смысла и умения вовремя остановиться. Его горячность помогал сдерживать семилетний Метти. У Метти было крепкое тело, темно-рыжие волосы и целая россыпь веснушек на лице. Но, хоть прохожие и любили называть его "огоньком", мальчик отличался редкой рассудительностью и чувством справедливости. Поэтому именно ему доверяли делить еду между членами стайки, распределять лохмотья так, чтобы никто не замерз, рассчитывать дрова. Если кому-то выпадала удача добыть денег, отдавали их тоже Метти. Ведь он единственный немного умел считать.
И ещё Метти помнил своего отца. Имени не помнил, ведь он привык называть его "папа". Его отец был моряком, видимо, хороших чинов, долгое время вполне удачливым. По крайней мере, мальчик помнил, как ему позволяли играть с медными и серебряными монетками, чтобы учиться счёту. Отца часто не было дома и Метти дожидался его в небольшой усадьбе под присмотром кормилицы, о которой он помнил только запах: молока, пота и свежей сдобы.
Однажды отец приехал за сыном и повез в Истомари. Въехав в ворота ближе к закату, они не стали останавливаться на постоялом дворе, а сразу же отправились в порт. Там мужчина гордо показал мальчику своё приобретение - уже не новый, но хорошо слаженный и крепкий барк.
Стать капитаном собственного судна, пусть и небольшого, было заветной мечтой моряка, к ней он шел всю жизнь. И вот она осуществилась, впереди путешествия, в которые он возьмёт и сына, и тот станет юнгой - так говорил отец, крепко обнимая Метти, которого переполняли восторг и предвкушение чуда. Этот вечер, случившийся год назад, был последним, когда мальчик чувствовал себя по-настоящему счастливым...
Потому что, по несчастному стечению обстоятельств, именно этой ночью дейские купцы, растранжирившие половину выручки в игорных домах Истомари, решили вернуть деньги за счет страховой выплаты за сгоревшие корабли.
Для храбрости они немало выпили, не сразу отыскали свои суда, разлили слишком много горючей воды - и после того, как один из них добыл искру из зажигательного амулета, разом запылал целый десяток кораблей.
Глупцы наказали себя сами. Оказавшись в середине пожара, они уже не могли спастись, несмотря на усилия прибывших магов-пожарных. Пламя удалось остановить, но четыре из десяти кораблей оказались уничтожены полностью.
Тот самый барк был одним из них.
Когда недобрые вести принесли на постоялый двор, где ночевала маленькая семья, отец не хотел верить слухам. Но когда он добрался до порта и на месте своей воплощенной мечты увидел полузатонувший обгорелый остов, то побелел как мел, и рухнул на обугленные доски причала.
Хорошо, что случились поблизости знакомые моряка, что помогли донести его в комнату постоялого двора и вызвали лекаря. Тот, осмотрев мужчину, сокрушенно поджал губы и покачал головой:
- Надежды немного. Сильное потрясение.
Шестилетний Метти не смел вдохнуть от ужаса.
Приятели были люди честные. Но им пора было отправляться в короткий, на пару дней рейс. Наказали хозяину двора внимательно следить за больным и подкрепили просьбу звонкой монетой. Хотели забрать с собой Метти, но тот вцепился в едва теплую, обмякшую руку отца и попросил их возвращаться поскорее.
Моряки мысленно облегчённо вздохнули: водиться на корабле с шестилетним мальчонкой - та ещё докука. Пообещав вернуться на третий день, они отбыли.
А отец умер назавтра утром. Метти, притулившийся на ночь под родным боком, проснулся от того, что отец гладил его по голове. И его окатило горячей бешеной волной счастья: теперь все будет в порядке.
Но это счастье было слишком скоротечным - поглядев на сына, мужчина только и смог, что напоследок улыбнуться и прошептать:
- Будь хорошим моряком, сынок.
На рыдания мальчика пришел хозяин постоялого двора, благообразный хромой мужчина средних лет по имени Флоитт. Смекнув, что сможет без труда обвести ребенка вокруг пальца, он пообещал ему устроить лучшие похороны для отца. И Метти послушно отдал доброму дядьке весь кошель, полный серебра и меди.
Надо отдать должное Флоитту, все же остатки совести у него сохранились: моряка тщательно завернули в выбеленные льняные полотнища, положили в отдельную могилу и сверху придавили гранитной плитой с выбитым именем.
Но взял за это старый лис столько, будто полотнища были из салка, для могилы отвели кусок Кладбища Высоких, плита была из розового мрамора, а отпевание устроили не самые молодые (и потому дешевые) жрецы и жрицы Пятерых, а сами Пятеро.
Когда же стало ясно, что из-за непрекращающихся штормов друзья моряка задерживаются на неопределенный срок, хозяин постоялого двора забрал у мальчишки все мало-мальски ценное (даже щегольской теплый кафтанчик), переселил его в чулан возле кухни и начал гонять его по мелким поручениям: принеси-подай, протри-убери.
В общем-то, жизнь была не так плоха, мальчика не обижали и кормили досыта. И, возможно, Метти спокойно дождался бы друзей отца, если бы Флоитт не питал пагубной страсти к игре. Кости и карты он презирал за простоту, однако любил мудреные правила "Встречи в облаках", где на исход партии влиял не случай, а исключительно хитроумие и коварство игроков. На счастье владельца постоялого двора, вокруг было не так много знатоков этой игры, иначе бы он проводил за доской целые дни.
