Эдвард обещал нелюдям из его войска отдавать хлебные богатые земли за озером Балтан – прадед четко следовал и этому. В результате: больше половины нелюдей из войска ушли, прадед только указы успевал подписывать.
Двадцать лет его правления стали поистине печальными в истории Туринии. Армия ослабела, северные районы стали малочисленны, тогда как южные, наоборот, были перенаселены. А нелюди, уже владельцы южных угодий– стали воевать уже друг с другом за спорные земли. А так как силы и способности у всех были разные – выигрывал сильнейший, то есть смертность обученных и способных воинов резко возросла.
Прадед умер, так и не сумев понять, что же он делал неправильно. Ведь его кумир –Эдвард Завоеватель, издавший такие законы, прославился в веках.
Дед Аквиана, пришедший к власти, был поклонником Корена Жестокого. Естественно, он сразу же отменил все законы, принятые его отцом, и в своей политике придерживался жестких правил, основанных в основном на наказаниях и штрафах.
Он запретил оставшемуся на северных землях бедному люду куда-либо переселяться, поднял планку налогов на южных землях, в результате чего буквально за три прошедших года большая часть крестьян и ремесленников разорилась и вынуждена была двинуться в обратный путь на северные земли, где налоги оставались низкими.
Нелюдей, владельцев южных земель, он обязал пять лет отслужить в герцогской армии, которая к тому времени выглядела совсем плачевно, урезал их вольности, не спешил утвердить подавших ему прошения в благородном чине. И, вообще, больше склонялся к привилегиям людей, чем нелюдей.
При его правлении начались бунты и смуты, герцогство стало ослабевать, и вечные противники – герцоги Фаринии – рассматривали возможность новой войны.
Хорошо, что дед здоровьем был слаб – от невоздержанности в еде и питье – и покинул этот мир весьма вовремя, не доведя ситуацию до полного краха.
Отец Аквиана был очень хорошо образован. И это была заслуга не деда, а бабки – та в своей жизни больше всего любила учиться. Причем, всему и сразу. Женщин в те времена не баловали образованием, но бабке Аквиана повезло родиться в знатной, богатой и просвещенной семье. И своего единственного внука она очень любила, а потому сама занималась его воспитанием с всепоглощающей страстью.
Так вот, Конрад, вступив на престол после смерти отца, решил привести все разрозненные части Туринии к всеобщему знаменателю, выпустив сборник законов, который бы действовал одинаково на всей территории герцогства.
Он собрал лучшие умы Туринии, образовав из них законотворческую комиссию. И принялся ждать результата.
Но умные мужи герцогства, каждый считая себя лучшим и неповторимым, договориться не смогли, и частенько заседания комиссии заканчивались общим мордобоем. Потерпев так где-то лунника три, Конрад засучил рукава и стал писать законы сам.
И через какое-то время так втянулся, что уже представить себе не мог жизни без полезного законотворчества. А так как законы – это субстанция довольно-таки серьезная и польза или вред от них определяется не сразу, то требовалась еще одна комиссия, которая бы определяла – полезен ли тот или другой закон или, наоборот, категорически вреден.
Комиссия была создана из тех же ученых мужей, которые не оправдали себя в деле сотворения этих самых законов, но, как думал герцог, способных разобраться, что идет на пользу герцогству, а что категорически противопоказано.
Итак, Конрад Законник писал законы, комиссия собирала сведения, оценивала и выносила свой вердикт. И этот вердикт не всегда был в пользу его писавшего. Тогда Конрад исправлял то, что было написано ранее и это спускалось сверху до низу с приказом исполнения.
И столько поправок, а иногда зеркально противоположных законов было издано за это время, что не только власти на местах, но и сам герцог начал путаться в своем законотворчестве. Но, как человек целеустремленный и последовательный, дела своего он не бросал, а продолжал творить разумное, доброе, вечное. Так и творил до самой смерти.
Можете себе представить, что, когда его душа ушла в мир иной, в герцогстве Туриния царил такой бардак, что нарочно не придумаешь.
Аквиан принял титул герцога уже в двадцать девять лет. До тридцати не хватало всего лунника. Он принял в свое владение самое большое, самое богатое, но и самое непредсказуемое герцогство.
На юге возобновилась междоусобица между нелюдями за землю, благородные южные господа-люди были тоже недовольны, что их – отпрысков благородных семейств – оттесняли от власти пришлые вояки.
Южные земли до сих пор были переполнены, и, хотя давали богатый урожай, цены на него резко упали, потому что конкуренция была бешеной, а торговые сухопутные пути так и не были нормально налажены. Развелось столько лихих людей, не желающих работать, а существовавших лишь за счет грабежей и лихоимства, что каждый снаряженный торговый караван требовал защиты как минимум хорошего отряда.
На южных морях корабли были, и можно было бы, конечно, возить южные фрукты и овощи, зерно и масла через Карийское море в Каринтию, а через Дунийское море в Ларинтию. Но что туда повезешь? Там такой же южный климат, такие же плодородные почвы, и фрукты и ягоды там такие же.
А вот отправиться по морю и довезти свои южные дары до северных Провинций – было решительно невозможно. Ни один из океанов не пускал людские корабли дальше определенных мест.
Много смелых людей пытались полностью обойти материк на своих кораблях, но каждый раз сталкивался с преградой. Вставала перед ними светящаяся огромная стена – от водной глади и до неба, светилась и переливалась она разными огнями, как на севере сияние небес, и не пускала никого дальше.
Как не изощрялись люди, но ничего не могли сделать. И на хитрости пускались, пытаясь на маленьких стругах идти по мелководью максимально близко к берегу.
Куда там…
Стена обязательно появлялась, причем не в одном и том же месте, а в разных и по-разному.
Были смельчаки, которые махнув рукой на безопасность, пробовали прорваться. Итог был один – вспыхивал человек яркой вспышкой и сгорал вместе с тем на чем плыл.
Жуткая была смерть. И красивая одновременно.
Вот почему в мире Ариния не было морских путей, только по внутренним морям. Север и юг, запад и восток были разъединены. И именно поэтому на юге Туринии было все неладно. И Аквиану нужно было что-то с этим делать.
Не радовало положение дел и во вновь завоеванных северных портах – в Мулине и Крево.
За время мира разрушенный порт Мулина отстроили, сухопутный коридор в Каринтию и Галлинию появился. Но здесь возникли все те же проблемы. «Искателей удачи» после стольких войн появилось настолько много, что каждый торговый караван, решивший идти с товаром в другие герцогства посуху, делал это на свой страх и риск.
Вот такое герцогство, раздираемое противоречиями, то там, то тут появляющимися бунтами недовольных, получил Аквиан в свое пользование.
Он не стал идти по стопам своего отца, пытаясь все исправить созданием новых законов. Он избрал путь своих прадедов, сделав упор на силу и разумность в применении этой силы.
С уходом нелюдей на оседлый образ жизни, армия заметно ослабела, и первое, что сделал Аквиан – он предложил всем нелюдям, кто откликнется на его призыв, по истечение пяти лет службы давать благородные звания – баронов, виконтов, графов. Разбрасываться деньгами, как делал его предок Эдвард Завоеватель, он уже не мог. Золотые жилы Мирских гор с того времени заметно оскудели.
Нелюди откликнулись на его призыв. Не сказать, чтоб сильно много, но амбициозные и самолюбивые нашлись и среди них.
И началась глобальная чистка по всей Туринии. Устраивались засады, уничтожались все, причастные к грабежам и кражам.
Аквиан значительно расширил отряды городской стражи, где тоже старательно вычищались воровские притоны и малины.
Работа была трудной и грязной. Но за три года плоды ее стали видны всем. А еще через два года герцогство Туриния, наладив и обезопасив сухопутные пути, наконец-то стала получать первые дивиденды.
И на этом можно было бы остановиться, но Аквиану все равно чего-то не хватало. Мятежная душа привыкла к опасностям и вызовам, и спокойная размеренная жизнь ее уже не устраивала.
Прошел год, потом еще один…
Как всегда, исход дела решил случай.
Однажды, гуляя по дорожкам дворцового сада, герцог Аквиан услышал неподалеку шум борьбы и голос, который звал его.
– Ваша светлость, ваша светлость…
Аквиану стало любопытно, и он, обогнув раскидистый кустарник, который перегораживал обзор, увидел, как два его охранника-нелюдя (а в охрану себе он старался брать только нелюдей) удерживают за руки третьего.
– Это ты меня звал? – обратился он к удерживаемому. – Зачем?
– Мне необходимо поговорить с вами, ваша светлость. Мне есть, что вам предложить. Велите вашей охране отпустить меня и уделите мне несколько минут вашего драгоценного времени.
– Вот как? – Аквиан удивился.
Эта сцена смахивала на покушение и можно было бы приказать охране бросить наглеца в тюрьму, но делать ему сегодня было решительно нечего, он скучал, поэтому для разнообразия решил выслушать нелюдя.
Странный он был. Высокая, тонкая, чуть сгорбленная фигура, в беспорядке разбросанные волосы, тонкий с горбинкой нос и светлые, почти белые глаза без четко обозначенной радужки.
Странный… Неприятный…
Можно было бы бросить его в темницу, а там на допросе знающие люди разберутся кто он, и зачем ему понадобился правитель.
Но Аквиану было скучно. Так почему бы самому не допросить настырного нелюдя?
Он сделал знак охране, они перестали заламывать ему руки, но далеко от себя не отпустили.
– Ты кто? – спросил он. – Как тебя зовут?
– Я – Мигель, – с достоинством проговорил задержанный. – Я служу у вас в гвардии уже около года. Мой отец служил еще вашему деду, получил надел в южных землях, сражался с соседями за границы этого надела, пять лет назад он погиб в одной из стычек, и я стал наследником.
Аквиан только покачал головой. История знакомая. Не в силах был один нелюдь защитить свои владения от другого – более сильного. Но сколько таких развелось за последнее время…
Наверное, несчастный ищет справедливости.
Но где она?
Право сильного всегда останется правом сильного.
– И что дальше? – почему-то он не стал уходить после исповеди, решив еще послушать, что скажет этот Мигель. – Ты вступил в наследство, а соседи все-таки выжили тебя с твоей земли, и ты решил пойти в мою гвардию служить, чтобы, получив титул, вернуться и призвать к ответу обидчиков?
Аквиан даже не сомневался, что получит утвердительный ответ, потому что таких, как этот Мигель, в его гвардии было множество.
Каково же был его удивление, когда нелюдь, мотнув головой со спутанными волосами, заявил:
– Нет. Я не собираюсь возвращаться обратно. Это не мое. У меня другая судьба. Моя судьба неразрывно связана с вашей, ваша светлость.
– Да ты что… – иронично проговорил Аквиан. – С моей, значит. Это интересно. Я, пожалуй, прикажу тебя казнить. Это будет считаться, что наши судьбы связаны?
– Может быть, – спокойно ответил нелюдь, – только зачем? В этом случае ни вы не приобретёте определенных выгод, ни я.
– И о каких выгодах идет речь?
Мигель покосился на охранников.
– Об этом я смогу вам сказать только наедине. Это и в ваших интересах тоже, поверьте мне.
Аквиан сделал жест рукой.
– Отойдите на десять шагов назад, – приказал он охране. – И смотрите в оба. А ты иди сюда ближе.
Охрана отошла, нелюдь приблизился.
– Я слушаю. У тебя есть две минуты. Подумай, что ты можешь сказать, чтобы заинтересовать меня, потому что, если через две минуты этого не случится, я прикажу бросить тебя в темницу.
– Мне хватит и одной, – Мигель приблизился на несколько шагов и произнёс. – Вы хотите стать Императором всего этого мира? Я могу вам помочь.
Аквиан даже сначала не поверил в то, что услышал.
– Что ты сказал? Повтори.
– Я сказал, что, если вы хотите стать Императором всех герцогств этого мира – я могу вам помочь в этом.
– И как? – Нет, нет, конечно же Аквиан ни на секунду не поверил самозванцу.
Да он сумасшедший.
Но нелюдь выглядел абсолютно спокойным, смотрел прямо, и его светлые глаза даже как-то завораживали.
– Ты кто? – хрипло спросил он.
– Я – Мигель, – так же спокойно отвечал нелюдь. – Но я не обычный нелюдь, как все остальные. Я – менталист. Не уверен, что по всему свету найдётся хотя бы десяток таких, как я.
– Мена… мета… тьфу, какое у тебя непроизносимое прозвище, – сплюнул герцог, – а что это значит?
– Я не работаю со стихиями, как прочие ваши нелюди, я работаю с головами людей.
Аквиан непроизвольно сделал несколько шагов назад.
– Не бойтесь, ваша светлость. Это так не работает.
– А как работает? – жадно посмотрел на Мигеля, и снова придвинулся к нему.
– Вербально. Моя магия работает вербально.
– Слушай, ты не мог бы говорить проще? Я тебя не понимаю.
– Я потом вам все расскажу. Сейчас мне хотелось бы добиться принципиального согласия.
– Странный ты, Мигель. Как я могу дать тебе согласие, если не понимаю в чем суть твоей магии, и, если я соглашусь на твое предложение, мне хотелось бы знать, как все это будет происходить.
– Может быть, тогда нам перебраться в какое-нибудь помещение, где бы мы могли удобно расположиться и обговорить все вопросы?
– Да. Возможно. Пошли.
Аквиан тогда повел Мигеля в свой кабинет, где они проговорили несколько часов, и даже набросали примерный план по выполнению заветной цели.
Конечно, Аквиан хотел стать Императором. Это же неограниченная власть. Это никакой конкуренции среди остальных герцогств. Он один будет решать судьбы всего мира. А тот план, который предложил ему нелюдь, был не просто хорошим – он был гениальным. Он сразу решал множество вопросов, а в случае исполнения – закрывал их все.
Для себя нелюдь потребовал только одного – отдать ему в жены сестру Анну. Так он сразу получал и богатство, и титул, и возможность помогать Аквиану на правах родственника, быть доверенным лицом и быть всегда под рукой.
Младшей сестре Анне недавно исполнился двадцать один год, пришла пора выходить замуж. Жених тоже имелся – младший сынок герцога Амати. И, вроде, у молодых была взаимная симпатия.
Но какое это имело значение, если того стоил главный приз? Тем более, что Мигель сказал, что ему достаточно два-три разговора с сестрой наедине, чтобы она навсегда забыла жениха и воспылала нежными чувствами к нему – Мигелю.
Судьбу Анны пришлось положить на алтарь высшего блага.
Может быть, это было и неправильно, жестоко по отношению к сестре, но высшая цель это оправдывала.
И Анна, действительно, после нескольких разговоров с Мигелем сильно изменилась, ушла ее живость и веселость, она перестала резвиться как ребенок, а стала более рассудительной и спокойной.
Она перестала видеться со своим женихом наедине, а, когда на балах все-таки встречалась с ним, то вела себя с ним так, как и с остальными мужчинами, не выделяя его из толпы.
Через четыре лунника она приняла предложение руки и сердца Мигеля, предварительно посоветовавшись в этом вопросе с ним – с Аквианом.
Всё бы ничего, но сестра стала какой-то заторможенной, не от мира сего.
Двадцать лет его правления стали поистине печальными в истории Туринии. Армия ослабела, северные районы стали малочисленны, тогда как южные, наоборот, были перенаселены. А нелюди, уже владельцы южных угодий– стали воевать уже друг с другом за спорные земли. А так как силы и способности у всех были разные – выигрывал сильнейший, то есть смертность обученных и способных воинов резко возросла.
Прадед умер, так и не сумев понять, что же он делал неправильно. Ведь его кумир –Эдвард Завоеватель, издавший такие законы, прославился в веках.
Дед Аквиана, пришедший к власти, был поклонником Корена Жестокого. Естественно, он сразу же отменил все законы, принятые его отцом, и в своей политике придерживался жестких правил, основанных в основном на наказаниях и штрафах.
Он запретил оставшемуся на северных землях бедному люду куда-либо переселяться, поднял планку налогов на южных землях, в результате чего буквально за три прошедших года большая часть крестьян и ремесленников разорилась и вынуждена была двинуться в обратный путь на северные земли, где налоги оставались низкими.
Нелюдей, владельцев южных земель, он обязал пять лет отслужить в герцогской армии, которая к тому времени выглядела совсем плачевно, урезал их вольности, не спешил утвердить подавших ему прошения в благородном чине. И, вообще, больше склонялся к привилегиям людей, чем нелюдей.
При его правлении начались бунты и смуты, герцогство стало ослабевать, и вечные противники – герцоги Фаринии – рассматривали возможность новой войны.
Хорошо, что дед здоровьем был слаб – от невоздержанности в еде и питье – и покинул этот мир весьма вовремя, не доведя ситуацию до полного краха.
Отец Аквиана был очень хорошо образован. И это была заслуга не деда, а бабки – та в своей жизни больше всего любила учиться. Причем, всему и сразу. Женщин в те времена не баловали образованием, но бабке Аквиана повезло родиться в знатной, богатой и просвещенной семье. И своего единственного внука она очень любила, а потому сама занималась его воспитанием с всепоглощающей страстью.
Так вот, Конрад, вступив на престол после смерти отца, решил привести все разрозненные части Туринии к всеобщему знаменателю, выпустив сборник законов, который бы действовал одинаково на всей территории герцогства.
Он собрал лучшие умы Туринии, образовав из них законотворческую комиссию. И принялся ждать результата.
Но умные мужи герцогства, каждый считая себя лучшим и неповторимым, договориться не смогли, и частенько заседания комиссии заканчивались общим мордобоем. Потерпев так где-то лунника три, Конрад засучил рукава и стал писать законы сам.
И через какое-то время так втянулся, что уже представить себе не мог жизни без полезного законотворчества. А так как законы – это субстанция довольно-таки серьезная и польза или вред от них определяется не сразу, то требовалась еще одна комиссия, которая бы определяла – полезен ли тот или другой закон или, наоборот, категорически вреден.
Комиссия была создана из тех же ученых мужей, которые не оправдали себя в деле сотворения этих самых законов, но, как думал герцог, способных разобраться, что идет на пользу герцогству, а что категорически противопоказано.
Итак, Конрад Законник писал законы, комиссия собирала сведения, оценивала и выносила свой вердикт. И этот вердикт не всегда был в пользу его писавшего. Тогда Конрад исправлял то, что было написано ранее и это спускалось сверху до низу с приказом исполнения.
И столько поправок, а иногда зеркально противоположных законов было издано за это время, что не только власти на местах, но и сам герцог начал путаться в своем законотворчестве. Но, как человек целеустремленный и последовательный, дела своего он не бросал, а продолжал творить разумное, доброе, вечное. Так и творил до самой смерти.
Можете себе представить, что, когда его душа ушла в мир иной, в герцогстве Туриния царил такой бардак, что нарочно не придумаешь.
Аквиан принял титул герцога уже в двадцать девять лет. До тридцати не хватало всего лунника. Он принял в свое владение самое большое, самое богатое, но и самое непредсказуемое герцогство.
На юге возобновилась междоусобица между нелюдями за землю, благородные южные господа-люди были тоже недовольны, что их – отпрысков благородных семейств – оттесняли от власти пришлые вояки.
Южные земли до сих пор были переполнены, и, хотя давали богатый урожай, цены на него резко упали, потому что конкуренция была бешеной, а торговые сухопутные пути так и не были нормально налажены. Развелось столько лихих людей, не желающих работать, а существовавших лишь за счет грабежей и лихоимства, что каждый снаряженный торговый караван требовал защиты как минимум хорошего отряда.
На южных морях корабли были, и можно было бы, конечно, возить южные фрукты и овощи, зерно и масла через Карийское море в Каринтию, а через Дунийское море в Ларинтию. Но что туда повезешь? Там такой же южный климат, такие же плодородные почвы, и фрукты и ягоды там такие же.
А вот отправиться по морю и довезти свои южные дары до северных Провинций – было решительно невозможно. Ни один из океанов не пускал людские корабли дальше определенных мест.
Много смелых людей пытались полностью обойти материк на своих кораблях, но каждый раз сталкивался с преградой. Вставала перед ними светящаяся огромная стена – от водной глади и до неба, светилась и переливалась она разными огнями, как на севере сияние небес, и не пускала никого дальше.
Как не изощрялись люди, но ничего не могли сделать. И на хитрости пускались, пытаясь на маленьких стругах идти по мелководью максимально близко к берегу.
Куда там…
Стена обязательно появлялась, причем не в одном и том же месте, а в разных и по-разному.
Были смельчаки, которые махнув рукой на безопасность, пробовали прорваться. Итог был один – вспыхивал человек яркой вспышкой и сгорал вместе с тем на чем плыл.
Жуткая была смерть. И красивая одновременно.
Вот почему в мире Ариния не было морских путей, только по внутренним морям. Север и юг, запад и восток были разъединены. И именно поэтому на юге Туринии было все неладно. И Аквиану нужно было что-то с этим делать.
Не радовало положение дел и во вновь завоеванных северных портах – в Мулине и Крево.
За время мира разрушенный порт Мулина отстроили, сухопутный коридор в Каринтию и Галлинию появился. Но здесь возникли все те же проблемы. «Искателей удачи» после стольких войн появилось настолько много, что каждый торговый караван, решивший идти с товаром в другие герцогства посуху, делал это на свой страх и риск.
Вот такое герцогство, раздираемое противоречиями, то там, то тут появляющимися бунтами недовольных, получил Аквиан в свое пользование.
Он не стал идти по стопам своего отца, пытаясь все исправить созданием новых законов. Он избрал путь своих прадедов, сделав упор на силу и разумность в применении этой силы.
С уходом нелюдей на оседлый образ жизни, армия заметно ослабела, и первое, что сделал Аквиан – он предложил всем нелюдям, кто откликнется на его призыв, по истечение пяти лет службы давать благородные звания – баронов, виконтов, графов. Разбрасываться деньгами, как делал его предок Эдвард Завоеватель, он уже не мог. Золотые жилы Мирских гор с того времени заметно оскудели.
Нелюди откликнулись на его призыв. Не сказать, чтоб сильно много, но амбициозные и самолюбивые нашлись и среди них.
И началась глобальная чистка по всей Туринии. Устраивались засады, уничтожались все, причастные к грабежам и кражам.
Аквиан значительно расширил отряды городской стражи, где тоже старательно вычищались воровские притоны и малины.
Работа была трудной и грязной. Но за три года плоды ее стали видны всем. А еще через два года герцогство Туриния, наладив и обезопасив сухопутные пути, наконец-то стала получать первые дивиденды.
И на этом можно было бы остановиться, но Аквиану все равно чего-то не хватало. Мятежная душа привыкла к опасностям и вызовам, и спокойная размеренная жизнь ее уже не устраивала.
Прошел год, потом еще один…
Как всегда, исход дела решил случай.
Однажды, гуляя по дорожкам дворцового сада, герцог Аквиан услышал неподалеку шум борьбы и голос, который звал его.
– Ваша светлость, ваша светлость…
Аквиану стало любопытно, и он, обогнув раскидистый кустарник, который перегораживал обзор, увидел, как два его охранника-нелюдя (а в охрану себе он старался брать только нелюдей) удерживают за руки третьего.
– Это ты меня звал? – обратился он к удерживаемому. – Зачем?
– Мне необходимо поговорить с вами, ваша светлость. Мне есть, что вам предложить. Велите вашей охране отпустить меня и уделите мне несколько минут вашего драгоценного времени.
– Вот как? – Аквиан удивился.
Эта сцена смахивала на покушение и можно было бы приказать охране бросить наглеца в тюрьму, но делать ему сегодня было решительно нечего, он скучал, поэтому для разнообразия решил выслушать нелюдя.
Странный он был. Высокая, тонкая, чуть сгорбленная фигура, в беспорядке разбросанные волосы, тонкий с горбинкой нос и светлые, почти белые глаза без четко обозначенной радужки.
Странный… Неприятный…
Можно было бы бросить его в темницу, а там на допросе знающие люди разберутся кто он, и зачем ему понадобился правитель.
Но Аквиану было скучно. Так почему бы самому не допросить настырного нелюдя?
Он сделал знак охране, они перестали заламывать ему руки, но далеко от себя не отпустили.
– Ты кто? – спросил он. – Как тебя зовут?
– Я – Мигель, – с достоинством проговорил задержанный. – Я служу у вас в гвардии уже около года. Мой отец служил еще вашему деду, получил надел в южных землях, сражался с соседями за границы этого надела, пять лет назад он погиб в одной из стычек, и я стал наследником.
Аквиан только покачал головой. История знакомая. Не в силах был один нелюдь защитить свои владения от другого – более сильного. Но сколько таких развелось за последнее время…
Наверное, несчастный ищет справедливости.
Но где она?
Право сильного всегда останется правом сильного.
– И что дальше? – почему-то он не стал уходить после исповеди, решив еще послушать, что скажет этот Мигель. – Ты вступил в наследство, а соседи все-таки выжили тебя с твоей земли, и ты решил пойти в мою гвардию служить, чтобы, получив титул, вернуться и призвать к ответу обидчиков?
Аквиан даже не сомневался, что получит утвердительный ответ, потому что таких, как этот Мигель, в его гвардии было множество.
Каково же был его удивление, когда нелюдь, мотнув головой со спутанными волосами, заявил:
– Нет. Я не собираюсь возвращаться обратно. Это не мое. У меня другая судьба. Моя судьба неразрывно связана с вашей, ваша светлость.
– Да ты что… – иронично проговорил Аквиан. – С моей, значит. Это интересно. Я, пожалуй, прикажу тебя казнить. Это будет считаться, что наши судьбы связаны?
– Может быть, – спокойно ответил нелюдь, – только зачем? В этом случае ни вы не приобретёте определенных выгод, ни я.
– И о каких выгодах идет речь?
Мигель покосился на охранников.
– Об этом я смогу вам сказать только наедине. Это и в ваших интересах тоже, поверьте мне.
Аквиан сделал жест рукой.
– Отойдите на десять шагов назад, – приказал он охране. – И смотрите в оба. А ты иди сюда ближе.
Охрана отошла, нелюдь приблизился.
– Я слушаю. У тебя есть две минуты. Подумай, что ты можешь сказать, чтобы заинтересовать меня, потому что, если через две минуты этого не случится, я прикажу бросить тебя в темницу.
– Мне хватит и одной, – Мигель приблизился на несколько шагов и произнёс. – Вы хотите стать Императором всего этого мира? Я могу вам помочь.
Аквиан даже сначала не поверил в то, что услышал.
– Что ты сказал? Повтори.
– Я сказал, что, если вы хотите стать Императором всех герцогств этого мира – я могу вам помочь в этом.
– И как? – Нет, нет, конечно же Аквиан ни на секунду не поверил самозванцу.
Да он сумасшедший.
Но нелюдь выглядел абсолютно спокойным, смотрел прямо, и его светлые глаза даже как-то завораживали.
– Ты кто? – хрипло спросил он.
– Я – Мигель, – так же спокойно отвечал нелюдь. – Но я не обычный нелюдь, как все остальные. Я – менталист. Не уверен, что по всему свету найдётся хотя бы десяток таких, как я.
– Мена… мета… тьфу, какое у тебя непроизносимое прозвище, – сплюнул герцог, – а что это значит?
– Я не работаю со стихиями, как прочие ваши нелюди, я работаю с головами людей.
Аквиан непроизвольно сделал несколько шагов назад.
– Не бойтесь, ваша светлость. Это так не работает.
– А как работает? – жадно посмотрел на Мигеля, и снова придвинулся к нему.
– Вербально. Моя магия работает вербально.
– Слушай, ты не мог бы говорить проще? Я тебя не понимаю.
– Я потом вам все расскажу. Сейчас мне хотелось бы добиться принципиального согласия.
– Странный ты, Мигель. Как я могу дать тебе согласие, если не понимаю в чем суть твоей магии, и, если я соглашусь на твое предложение, мне хотелось бы знать, как все это будет происходить.
– Может быть, тогда нам перебраться в какое-нибудь помещение, где бы мы могли удобно расположиться и обговорить все вопросы?
– Да. Возможно. Пошли.
Аквиан тогда повел Мигеля в свой кабинет, где они проговорили несколько часов, и даже набросали примерный план по выполнению заветной цели.
Конечно, Аквиан хотел стать Императором. Это же неограниченная власть. Это никакой конкуренции среди остальных герцогств. Он один будет решать судьбы всего мира. А тот план, который предложил ему нелюдь, был не просто хорошим – он был гениальным. Он сразу решал множество вопросов, а в случае исполнения – закрывал их все.
Для себя нелюдь потребовал только одного – отдать ему в жены сестру Анну. Так он сразу получал и богатство, и титул, и возможность помогать Аквиану на правах родственника, быть доверенным лицом и быть всегда под рукой.
Младшей сестре Анне недавно исполнился двадцать один год, пришла пора выходить замуж. Жених тоже имелся – младший сынок герцога Амати. И, вроде, у молодых была взаимная симпатия.
Но какое это имело значение, если того стоил главный приз? Тем более, что Мигель сказал, что ему достаточно два-три разговора с сестрой наедине, чтобы она навсегда забыла жениха и воспылала нежными чувствами к нему – Мигелю.
Судьбу Анны пришлось положить на алтарь высшего блага.
Может быть, это было и неправильно, жестоко по отношению к сестре, но высшая цель это оправдывала.
И Анна, действительно, после нескольких разговоров с Мигелем сильно изменилась, ушла ее живость и веселость, она перестала резвиться как ребенок, а стала более рассудительной и спокойной.
Она перестала видеться со своим женихом наедине, а, когда на балах все-таки встречалась с ним, то вела себя с ним так, как и с остальными мужчинами, не выделяя его из толпы.
Через четыре лунника она приняла предложение руки и сердца Мигеля, предварительно посоветовавшись в этом вопросе с ним – с Аквианом.
Всё бы ничего, но сестра стала какой-то заторможенной, не от мира сего.
