Долгое время она просиживала у окна с рукоделием в руках, смотря ничего не видящим взглядом в одну точку, а когда кто-нибудь окликал ее, она встряхивалась, смущенно улыбалась и просила повторить вопрос.
Но ведь всё это лирика.
Мигель был хорошим мужем, на сторону не ходил, все свободное время проводил с «милой Аннушкой», но ребенка, который бы, наверное, сумел вернуть Анне утраченную живость и веселость, брак этот не дал.
Впрочем, с появлением Мигеля, у Аквиана, как он и хотел, началась очень интересная и увлекательная жизнь, и укорять себя за перемены, происшедшие с сестрой, ему было некогда.
Мигель попросил два лунника на подготовку, а, когда они прошли, то в руки Аквиану легло настоящее сокровище – клятва преданности.
«А что это?» – спросите вы.
А это была такая клятва в преданности своему сюзерену, после который ни один из нелюдей не смог бы противиться приказам. Его приказам. Иначе – смерть.
И хотя Мигель сам был нелюдем, его отношение к его сородичам, таким же нелюдям, как он сам, было резко негативным и пренебрежительным.
А его план состоял вот в чем: так как нелюди были гораздо сильнее обычных людей, то можно было связать их клятвой непосредственно к самому Аквиану (на территории Туринии в то время было их огромное число, вспомним, что еще Эдвард Завоеватель приманивал их в свою армию) и заставить воевать с теми, на кого укажет герцог Туринии. Нужно связать клятвой всех нелюдей – мужчин, женщин, детей, а потом, ничего не давая взамен, использовать их труд на благо Туринии.
Обмануть.
Заставить.
Нет преград. Только цель.
Это был первый этап гениального плана.
И сотни гонцов из Гадары с волшебным текстом договора разлетелись в разные стороны по городам и селениям Туринии. А там – во всех мэриях, поселковых советах и других учреждениях власти – вызывались нелюди целыми семьями и давали клятву правителю в своей лояльности.
Свою гвардию герцог к клятве, кстати, привел первой.
Этот этап занял какое-то время.
Аквиан и Мигель ждали.
Это был важно.
И это было сделано.
Осталось собрать урожай.
Вот как раз после сбора очередного урожая, герцог Туринии объявил всеобщую мобилизацию среди нелюдей. Причем, каждый был должен прибыть в Гадару на хорошей лошади, еще привести одну как запасную, иметь хорошее обмундирование, запас продуктов на ближайшее время и одного или двух ординарцев, которых тоже требовалось обмундировать и посадить на лошадь.
Сборы были назначены еще через лунник.
Настал момент истины.
Аквиан до конца не верил, что клятва Мигеля свяжет всех нелюдей, зная их непокорный и гордый нрав.
Но чудо произошло
В назначенный срок все уже имеющиеся казармы и новые, которые успели к этому времени построить, были битком забиты все прибывающими и прибывающими новобранцами.
По Туринии полетела тревожная молва о том, что не обошлось без Темных сил, потому как нелюди-мужчины, которые не хотели идти в армию Аквиана, стали умирать пачками – у кого сердце останавливалось, а у кого голова взрывалась. Страшные слухи вызывали беспокойство и страх.
Но с правителем теперь никто спорить не собирался. И люди присмирели тоже.
Самое время перейти ко второму этапу.
Требовалась жертва.
И не просто жертва, а кровавая и страшная жертва, которая бы всколыхнуло народное недовольство и привело в движение механизм, который должен был быть запущен.
Есть на севере герцогства Туриния два небольших приграничных села Сонма и Фориц. Ранее, давным-давно, они принадлежали герцогству Фариния, но после победоносной войны Корена Жестокого, с захватом северных портов Мулина и Крево, они само-собой отошли Туринии, отодвигая северную границу победившей стороны.
Историческая память никуда не уходит, и эти два села, помня своих предков, оставаясь в границах нового герцогства, продолжали жить по законам старого. Праздники отмечали старые, церковь осталась старая, отличная от Туринской, даже говор свой не меняли в угоду новым правителям, да еще и с гордостью говорили на фаринийском наречии, будто пытались сказать: «Ну, что? Съели?».
Когда Мигель рассказывал Аквиану о жертве, тот даже думать долго не стал, приговорив и Сонму и Фориц к смерти.
Лютой.
Жуткой.
Одним ранним осенним утром в оба эти селения ворвались всадники на бешенных конях, и порубили, сожгли и заморозили насмерть всех там живущих. Не пощадили ни стариков дряхлых, ни детей малых.
В живых осталась, и то по недоразумению, девица лет пятнадцати – головою слабая, да малыш лет трех. Девица та ночевала в конюшне, наверху в сеннике, и брата в ту ночь с собою взяла. Дом сгорел подчистую, а конюшню ироды почему-то не тронули.
Кто их знает почему?
Девица замотала брата в то, что нашла после разгрома и пешком добралась до ближайшего села. Там прерываясь, размазывая по лицу сопли и слезы, как смогла рассказала о том, что видела и слышала.
Девица была с придурью, в селе ее считали блаженной, рассказывала она не совсем складно, отрывками, но главное староста смог понять: налетели фаринийские нелюди (потому что говор был ихний), убили всех, кроме нее и брата, и смерти тех людей были ужасны.
Староста, как лицо ответственное и состоящее на службе, передал эти сведения начальникам выше него.
А те, в свою очередь, еще выше.
И еще.
И еще…
Короче, когда новость эта дошла до ушей Аквиана – прошло не менее двух декад.
Все было сделано чисто.
В ход пошла вторая часть плана.
Аквиан оповестил все герцогства о вопиющем случае насилия и жестокости со стороны нелюдей, объявил их вне закона, и призвал всех желающих, вместе со своими воинами встать под его знамёна для обуздания «распоясавшихся чудовищ».
Сроки также были определены.
Оставалось ждать.
Аквиан определил себя в письмах к герцогам других герцогств как главного. Это понравилось не всем.
Вечный враг Фариния и его герцог – Алекс Гиббс – был крайне недоволен инициативой Аквиана. Он уже тогда понял, что вся эта возня неспроста.
И, как всегда, время – наш самый лучший помощник, и время – наш самый злейший враг.
Алекс к войне не готовился, а Аквиан – готовился.
Выиграл Аквиан.
Вместе с присоединившимися к нему герцогами и другими желающими продвинуться благородными господами, они огнем и мечом прошлись почти по всей территории материка, уничтожая непокорных.
И уже никто не разбирался – человек это или нелюдь – армия Аквиана уничтожала тех, кто был непокорен лично ему.
Давний враг – Алекс Гиббс– тоже не сидел сложа руки, ему удалось объединиться с герцогом Силистрии, и вместе они собрали войско из лояльных им дворян, чтобы сражаться за свою свободу.
Война с ними и была основной. В их армии тоже были нелюди, которые сражались с ними плечом к плечу не только за свободу своих господ, но и за свободу всех нелюдей.
Прошло два года.
Аквиану удалось разбить армию мятежников, пленить и убить очень много нелюдей, а те, которые остались в живых, вынуждены были уйти в Мирские горы и в земли Ардан, в гиблые края, о которых никто ничего не знал и которые по всеобщим представлениям, были непригодны для жизни. А всех пленных определили на специальных территориях – гетто, где своим трудом на благо Империи они должны были искупить свою вину.
После великой победы, Аквиан, уже ни от кого не таясь, объявил себя Императором земли Аринии, а бывшие герцогства преобразовал в Провинции, поставив в них своих доверенных лиц наместниками.
Еще около десяти лет утрясалось законодательство, теперь общее для всех, проводились чистки несогласных, строились и заполнялись нелюдями гетто – бесплатная магическая и рабочая сила.
Клятва Мигеля – поистине гениальная находка, которая позволила стать ему Императором. Впоследствии, нелюдь доработал ее, и теперь на местах благородные господа могли также привязать к себе и своему роду нелюдей-слуг. Не бесплатно, разумеется. Казна наполнялась
Потом, опомнившись, что ему уже пятьдесят, а наследников нет (всех бастардов, которые появились у него ранее, он приказал убить во избежание борьбы за престол), пришлось срочно жениться.
В жены он взял дочь своего верного соратника – герцога Сандал – восемнадцатилетнюю Ливию.
Ему – пятьдесят, ей – восемнадцать.
Да, может быть, это было не совсем правильно, но Аквиану не нужна была верная подруга и наперсница, ему нужна была молодая здоровая женщина, способная родить наследника. А лучше двух.
Ливия была красива. Перед свадьбой его личный лекарь проверил ее и сказал, что она абсолютно здорова и может рожать без остановки.
А остановка все-таки приключилась.
Первый ребенок, не прошло и года со дня свадьбы – дочь Юнона.
Еще через год – дочь Виола.
Потом у Аквиана ухудшилось здоровье и мужская сила, и пришлось лечиться долгих четыре года, чтобы Ливия вновь забеременела, но третьим ребенком тоже стала девочка – Креола.
Нет, ну где справедливость?
Иногда он думал об этом, думал о многих загубленных им жизней. Неужели так Светлый бог наказывает его? Дает одних дочерей, чтобы восполнить хоть маленькую часть безвинно убиенных?
В последнее время, после двадцатилетнего своего правления, он стал задумываться о том, стоило ли это того? Если бы жизнь повернулась вспять, пошел бы он снова по тому пути, что выбрал тогда?
Четкого ответа у него не было.
Райан оказался прав.
Конечно же, никто в покое оставлять меня не собирался. Прошло три декады, подпольные бои закончились, и хозяин вспомнил обо мне.
– Зайди ко мне девочка, – это прозвучало однажды утром, когда я, проснувшись, но еще лежа в кровати, бездумно смотрела в потолок, гадая, чем бы заняться сегодня днем.
Я вздрогнула от удара дверью, от холодного голоса, проговорившего эти слова, и мне захотелось укрыться с головой одеялом и никуда не ходить.
Но, делать было нечего, пришлось вставать, натягивать на себя тренировочные штаны, обуваться и пёхать в соседний с моей комнатой кабинет.
Господин Гиббс сидел за своим рабочим столом, перебирая какие-то бумаги, еще более мрачный, чем я его запомнила прежде.
Я осторожно вошла, тихонько прикрыв за собой двери, подошла к столу и, молча, уставилась на хозяина.
Он аккуратно отложил бумаги в сторону, пригладив пару загнувшихся уголков, и, тоже, молча, уставился на меня испытывающим взглядом.
Играть в гляделки мне совершенно не хотелось, поэтому я перевела взгляд на потолок, тщательно его изучая.
Я молчу.
И он молчит.
Зачем тогда звал? Не понимаю.
– Как ты себя чувствуешь? – был первый вопрос, когда я уже и не ждала, что он что-то скажет.
– Нормально, – я перевела взгляд в сторону окна, пытаясь рассмотреть, какая сегодня погода.
Погода была хреновая: рассмотрела темные тяжелые тучи, качающиеся верхушки деревьев. Идти гулять по городу сразу расхотелось.
– Как ты сделала огонь? – это следующий вопрос, на который у меня не было ответа, поэтому я только пожала плечами.
– Я задал вопрос, – голос и так был замороженный, а сейчас прозвучал как будто из склепа.
– Не знаю, – честно ответила я и перевела взгляд на любимый диван, по которому было так весело прыгать.
Господин встал, обошел стол и максимально близко приблизился ко мне.
Я сделал шаг назад, меня придержали рукой за плечо, свели свои красивые брови на переносице и заговорили, теперь уже грозно:
– Послушай, Дрянь, давай я объясню тебе популярно: если я задаю вопрос, то ты должна на него отвечать.
– Я же ответила. – Нет, а чего он? – Я, действительно не знаю, как у меня получилось.
– Хорошо, пусть так. Раньше ты такое не делала?
Я отрицательно мотнула головой
– Если я задаю вопрос, то ты должна отвечать, – мое плечо с силой сжали – я присела от боли, – а не мотать головой и не квакать. Это последнее предупреждение.
– Хорошо, хорошо, хорошо, – меня слегка скособочило, я вцепилась в сжимающую меня руку, пробуя освободиться. – Нет, раньше такого огня у меня не было.
- Вот так. – Мое плечо отпустили, но он по-прежнему стоял слишком близко, и меня это стало нервировать.
Придурочный какой-то.
Я думала, что тетка Морга – зверь, что Крейг – неадекват, но этот новый господин вообще с придурью. Я же мотнула головой, подразумевая «нет». Так чего ему еще надо?
Бедная, бедная Дрянь… Похоже, что с каждым новым хозяином гайки закручиваются все туже.
– А теперь подробно расскажи мне все свои действия, начиная от того, как ты вошла в клетку. Я слушаю.
– Я вошла в клетку, – хмуро проговорила я, – а там стоит страшный мужик. Плечи – во! Ручищи – во! Борода страшная, и сам страшен как моя жизнь.
– Хорошо, – подбодрил меня хозяин, – я смотрю, что ты девочка понятливая.
– Будешь тут понятливой, – все так же хмуро ответила я, растирая поврежденное плечо.
– Дальше.
– Дальше началась жеребьевка, – я продолжила гундосить. Вспоминать, конечно, не хотелось, но новый господин вызывал у меня опасения, сейчас опять как схватит. – Мне достался двуручный меч, а тому мужику – арбалет. Ну, вот и где справедливость, я вас спрашиваю?
Я все-таки не выдержала и задала резонный вопрос.
– Не отвлекайся.
– Как вы там думали, когда устраивали эти ваши бои? Разве это справедливо: я этот меч, может быть, и подниму, если упрусь рогом. Но поднять его над головой? Да это невозможно.
– Зато интересно, – прозвучал неожиданный ответ. – Случайный выбор оружия непосредственно перед боем – это темная лошадка, шанс или проигрыш. С арены смотрелось занимательно. Прекрати пререкаться. Продолжай рассказ.
– Я даже не стала брать его, я меч имею в виду, – опять монотонно продолжила я, – я поняла, что мне конец. Закрыла глаза. А когда открыла – уже горел огонь.
– О чем ты думала тогда?
– О чем, о чем… О смерти, конечно. Я правда думала, что мне конец.
– О-о-о… а вот это интересно. То есть, ты была уверена, что умрешь?
– А вы бы не были уверены, окажись на моем месте? – Я ехидничала.
Это да.
А зачем он глупые вопросы задает?
– И теперь ты утверждаешь, что не сможешь повторить свой трюк? – этого господина трудно было сбить с панталыка.
– Утверждаю, – мрачно подтвердила я. – Я несколько раз пробовала. Не получается.
Господин резко развернулся на каблуках, потопал опять за стол, что-то черканул на листе, и подняв на меня взгляд, снова по-деловому, произнес:
– Ну, что ж. На сегодня свободна. Завтра, ближе к вечеру устроим тебе бой. И посмотрим, что ты можешь, а чего нет.
Так я и знала. Опять бой. Опять страх.
Светлый боже, когда уже это закончится?
Но спорить было бесполезно, поэтому я развернулась и пошла к себе.
Спать.
Пропади оно все пропадом.
На следующее утро меня разбудил Вихрь.
Они вообще обнаглели… Спать не дают.
– Просыпайся, шмакодявка, –сказал он, за ногу стаскивая меня с кровати.
– Встаю, встаю, – прохрипела я хриплым со сна голосом. – Ай, больно…
Он все-таки стащил меня с кровати, и я упала на пол.
На грязный пол.
После той уборки, которую сделали в моей комнате служанки, больше убираться ко мне никто не приходил, а сама я, как вы догадались, не особо люблю это дело. Поэтому комната моя была чуть-чуть лучше, чем тогда, когда мы с Лори познакомились с ней впервые.
– Ничего, – добродушно, и даже как-то воодушевленно, проговорил старый нелюдь, – заканчивается твой отдых. Пришла пора начинать работать.
Но ведь всё это лирика.
Мигель был хорошим мужем, на сторону не ходил, все свободное время проводил с «милой Аннушкой», но ребенка, который бы, наверное, сумел вернуть Анне утраченную живость и веселость, брак этот не дал.
Впрочем, с появлением Мигеля, у Аквиана, как он и хотел, началась очень интересная и увлекательная жизнь, и укорять себя за перемены, происшедшие с сестрой, ему было некогда.
Мигель попросил два лунника на подготовку, а, когда они прошли, то в руки Аквиану легло настоящее сокровище – клятва преданности.
«А что это?» – спросите вы.
А это была такая клятва в преданности своему сюзерену, после который ни один из нелюдей не смог бы противиться приказам. Его приказам. Иначе – смерть.
И хотя Мигель сам был нелюдем, его отношение к его сородичам, таким же нелюдям, как он сам, было резко негативным и пренебрежительным.
А его план состоял вот в чем: так как нелюди были гораздо сильнее обычных людей, то можно было связать их клятвой непосредственно к самому Аквиану (на территории Туринии в то время было их огромное число, вспомним, что еще Эдвард Завоеватель приманивал их в свою армию) и заставить воевать с теми, на кого укажет герцог Туринии. Нужно связать клятвой всех нелюдей – мужчин, женщин, детей, а потом, ничего не давая взамен, использовать их труд на благо Туринии.
Обмануть.
Заставить.
Нет преград. Только цель.
Это был первый этап гениального плана.
И сотни гонцов из Гадары с волшебным текстом договора разлетелись в разные стороны по городам и селениям Туринии. А там – во всех мэриях, поселковых советах и других учреждениях власти – вызывались нелюди целыми семьями и давали клятву правителю в своей лояльности.
Свою гвардию герцог к клятве, кстати, привел первой.
Этот этап занял какое-то время.
Аквиан и Мигель ждали.
Это был важно.
И это было сделано.
Осталось собрать урожай.
Вот как раз после сбора очередного урожая, герцог Туринии объявил всеобщую мобилизацию среди нелюдей. Причем, каждый был должен прибыть в Гадару на хорошей лошади, еще привести одну как запасную, иметь хорошее обмундирование, запас продуктов на ближайшее время и одного или двух ординарцев, которых тоже требовалось обмундировать и посадить на лошадь.
Сборы были назначены еще через лунник.
Настал момент истины.
Аквиан до конца не верил, что клятва Мигеля свяжет всех нелюдей, зная их непокорный и гордый нрав.
Но чудо произошло
В назначенный срок все уже имеющиеся казармы и новые, которые успели к этому времени построить, были битком забиты все прибывающими и прибывающими новобранцами.
По Туринии полетела тревожная молва о том, что не обошлось без Темных сил, потому как нелюди-мужчины, которые не хотели идти в армию Аквиана, стали умирать пачками – у кого сердце останавливалось, а у кого голова взрывалась. Страшные слухи вызывали беспокойство и страх.
Но с правителем теперь никто спорить не собирался. И люди присмирели тоже.
Самое время перейти ко второму этапу.
Требовалась жертва.
И не просто жертва, а кровавая и страшная жертва, которая бы всколыхнуло народное недовольство и привело в движение механизм, который должен был быть запущен.
Есть на севере герцогства Туриния два небольших приграничных села Сонма и Фориц. Ранее, давным-давно, они принадлежали герцогству Фариния, но после победоносной войны Корена Жестокого, с захватом северных портов Мулина и Крево, они само-собой отошли Туринии, отодвигая северную границу победившей стороны.
Историческая память никуда не уходит, и эти два села, помня своих предков, оставаясь в границах нового герцогства, продолжали жить по законам старого. Праздники отмечали старые, церковь осталась старая, отличная от Туринской, даже говор свой не меняли в угоду новым правителям, да еще и с гордостью говорили на фаринийском наречии, будто пытались сказать: «Ну, что? Съели?».
Когда Мигель рассказывал Аквиану о жертве, тот даже думать долго не стал, приговорив и Сонму и Фориц к смерти.
Лютой.
Жуткой.
Одним ранним осенним утром в оба эти селения ворвались всадники на бешенных конях, и порубили, сожгли и заморозили насмерть всех там живущих. Не пощадили ни стариков дряхлых, ни детей малых.
В живых осталась, и то по недоразумению, девица лет пятнадцати – головою слабая, да малыш лет трех. Девица та ночевала в конюшне, наверху в сеннике, и брата в ту ночь с собою взяла. Дом сгорел подчистую, а конюшню ироды почему-то не тронули.
Кто их знает почему?
Девица замотала брата в то, что нашла после разгрома и пешком добралась до ближайшего села. Там прерываясь, размазывая по лицу сопли и слезы, как смогла рассказала о том, что видела и слышала.
Девица была с придурью, в селе ее считали блаженной, рассказывала она не совсем складно, отрывками, но главное староста смог понять: налетели фаринийские нелюди (потому что говор был ихний), убили всех, кроме нее и брата, и смерти тех людей были ужасны.
Староста, как лицо ответственное и состоящее на службе, передал эти сведения начальникам выше него.
А те, в свою очередь, еще выше.
И еще.
И еще…
Короче, когда новость эта дошла до ушей Аквиана – прошло не менее двух декад.
Все было сделано чисто.
В ход пошла вторая часть плана.
Аквиан оповестил все герцогства о вопиющем случае насилия и жестокости со стороны нелюдей, объявил их вне закона, и призвал всех желающих, вместе со своими воинами встать под его знамёна для обуздания «распоясавшихся чудовищ».
Сроки также были определены.
Оставалось ждать.
Аквиан определил себя в письмах к герцогам других герцогств как главного. Это понравилось не всем.
Вечный враг Фариния и его герцог – Алекс Гиббс – был крайне недоволен инициативой Аквиана. Он уже тогда понял, что вся эта возня неспроста.
И, как всегда, время – наш самый лучший помощник, и время – наш самый злейший враг.
Алекс к войне не готовился, а Аквиан – готовился.
Выиграл Аквиан.
Вместе с присоединившимися к нему герцогами и другими желающими продвинуться благородными господами, они огнем и мечом прошлись почти по всей территории материка, уничтожая непокорных.
И уже никто не разбирался – человек это или нелюдь – армия Аквиана уничтожала тех, кто был непокорен лично ему.
Давний враг – Алекс Гиббс– тоже не сидел сложа руки, ему удалось объединиться с герцогом Силистрии, и вместе они собрали войско из лояльных им дворян, чтобы сражаться за свою свободу.
Война с ними и была основной. В их армии тоже были нелюди, которые сражались с ними плечом к плечу не только за свободу своих господ, но и за свободу всех нелюдей.
Прошло два года.
Аквиану удалось разбить армию мятежников, пленить и убить очень много нелюдей, а те, которые остались в живых, вынуждены были уйти в Мирские горы и в земли Ардан, в гиблые края, о которых никто ничего не знал и которые по всеобщим представлениям, были непригодны для жизни. А всех пленных определили на специальных территориях – гетто, где своим трудом на благо Империи они должны были искупить свою вину.
После великой победы, Аквиан, уже ни от кого не таясь, объявил себя Императором земли Аринии, а бывшие герцогства преобразовал в Провинции, поставив в них своих доверенных лиц наместниками.
Еще около десяти лет утрясалось законодательство, теперь общее для всех, проводились чистки несогласных, строились и заполнялись нелюдями гетто – бесплатная магическая и рабочая сила.
Клятва Мигеля – поистине гениальная находка, которая позволила стать ему Императором. Впоследствии, нелюдь доработал ее, и теперь на местах благородные господа могли также привязать к себе и своему роду нелюдей-слуг. Не бесплатно, разумеется. Казна наполнялась
Потом, опомнившись, что ему уже пятьдесят, а наследников нет (всех бастардов, которые появились у него ранее, он приказал убить во избежание борьбы за престол), пришлось срочно жениться.
В жены он взял дочь своего верного соратника – герцога Сандал – восемнадцатилетнюю Ливию.
Ему – пятьдесят, ей – восемнадцать.
Да, может быть, это было не совсем правильно, но Аквиану не нужна была верная подруга и наперсница, ему нужна была молодая здоровая женщина, способная родить наследника. А лучше двух.
Ливия была красива. Перед свадьбой его личный лекарь проверил ее и сказал, что она абсолютно здорова и может рожать без остановки.
А остановка все-таки приключилась.
Первый ребенок, не прошло и года со дня свадьбы – дочь Юнона.
Еще через год – дочь Виола.
Потом у Аквиана ухудшилось здоровье и мужская сила, и пришлось лечиться долгих четыре года, чтобы Ливия вновь забеременела, но третьим ребенком тоже стала девочка – Креола.
Нет, ну где справедливость?
Иногда он думал об этом, думал о многих загубленных им жизней. Неужели так Светлый бог наказывает его? Дает одних дочерей, чтобы восполнить хоть маленькую часть безвинно убиенных?
В последнее время, после двадцатилетнего своего правления, он стал задумываться о том, стоило ли это того? Если бы жизнь повернулась вспять, пошел бы он снова по тому пути, что выбрал тогда?
Четкого ответа у него не было.
Глава 4 (от Дряни)
Райан оказался прав.
Конечно же, никто в покое оставлять меня не собирался. Прошло три декады, подпольные бои закончились, и хозяин вспомнил обо мне.
– Зайди ко мне девочка, – это прозвучало однажды утром, когда я, проснувшись, но еще лежа в кровати, бездумно смотрела в потолок, гадая, чем бы заняться сегодня днем.
Я вздрогнула от удара дверью, от холодного голоса, проговорившего эти слова, и мне захотелось укрыться с головой одеялом и никуда не ходить.
Но, делать было нечего, пришлось вставать, натягивать на себя тренировочные штаны, обуваться и пёхать в соседний с моей комнатой кабинет.
Господин Гиббс сидел за своим рабочим столом, перебирая какие-то бумаги, еще более мрачный, чем я его запомнила прежде.
Я осторожно вошла, тихонько прикрыв за собой двери, подошла к столу и, молча, уставилась на хозяина.
Он аккуратно отложил бумаги в сторону, пригладив пару загнувшихся уголков, и, тоже, молча, уставился на меня испытывающим взглядом.
Играть в гляделки мне совершенно не хотелось, поэтому я перевела взгляд на потолок, тщательно его изучая.
Я молчу.
И он молчит.
Зачем тогда звал? Не понимаю.
– Как ты себя чувствуешь? – был первый вопрос, когда я уже и не ждала, что он что-то скажет.
– Нормально, – я перевела взгляд в сторону окна, пытаясь рассмотреть, какая сегодня погода.
Погода была хреновая: рассмотрела темные тяжелые тучи, качающиеся верхушки деревьев. Идти гулять по городу сразу расхотелось.
– Как ты сделала огонь? – это следующий вопрос, на который у меня не было ответа, поэтому я только пожала плечами.
– Я задал вопрос, – голос и так был замороженный, а сейчас прозвучал как будто из склепа.
– Не знаю, – честно ответила я и перевела взгляд на любимый диван, по которому было так весело прыгать.
Господин встал, обошел стол и максимально близко приблизился ко мне.
Я сделал шаг назад, меня придержали рукой за плечо, свели свои красивые брови на переносице и заговорили, теперь уже грозно:
– Послушай, Дрянь, давай я объясню тебе популярно: если я задаю вопрос, то ты должна на него отвечать.
– Я же ответила. – Нет, а чего он? – Я, действительно не знаю, как у меня получилось.
– Хорошо, пусть так. Раньше ты такое не делала?
Я отрицательно мотнула головой
– Если я задаю вопрос, то ты должна отвечать, – мое плечо с силой сжали – я присела от боли, – а не мотать головой и не квакать. Это последнее предупреждение.
– Хорошо, хорошо, хорошо, – меня слегка скособочило, я вцепилась в сжимающую меня руку, пробуя освободиться. – Нет, раньше такого огня у меня не было.
- Вот так. – Мое плечо отпустили, но он по-прежнему стоял слишком близко, и меня это стало нервировать.
Придурочный какой-то.
Я думала, что тетка Морга – зверь, что Крейг – неадекват, но этот новый господин вообще с придурью. Я же мотнула головой, подразумевая «нет». Так чего ему еще надо?
Бедная, бедная Дрянь… Похоже, что с каждым новым хозяином гайки закручиваются все туже.
– А теперь подробно расскажи мне все свои действия, начиная от того, как ты вошла в клетку. Я слушаю.
– Я вошла в клетку, – хмуро проговорила я, – а там стоит страшный мужик. Плечи – во! Ручищи – во! Борода страшная, и сам страшен как моя жизнь.
– Хорошо, – подбодрил меня хозяин, – я смотрю, что ты девочка понятливая.
– Будешь тут понятливой, – все так же хмуро ответила я, растирая поврежденное плечо.
– Дальше.
– Дальше началась жеребьевка, – я продолжила гундосить. Вспоминать, конечно, не хотелось, но новый господин вызывал у меня опасения, сейчас опять как схватит. – Мне достался двуручный меч, а тому мужику – арбалет. Ну, вот и где справедливость, я вас спрашиваю?
Я все-таки не выдержала и задала резонный вопрос.
– Не отвлекайся.
– Как вы там думали, когда устраивали эти ваши бои? Разве это справедливо: я этот меч, может быть, и подниму, если упрусь рогом. Но поднять его над головой? Да это невозможно.
– Зато интересно, – прозвучал неожиданный ответ. – Случайный выбор оружия непосредственно перед боем – это темная лошадка, шанс или проигрыш. С арены смотрелось занимательно. Прекрати пререкаться. Продолжай рассказ.
– Я даже не стала брать его, я меч имею в виду, – опять монотонно продолжила я, – я поняла, что мне конец. Закрыла глаза. А когда открыла – уже горел огонь.
– О чем ты думала тогда?
– О чем, о чем… О смерти, конечно. Я правда думала, что мне конец.
– О-о-о… а вот это интересно. То есть, ты была уверена, что умрешь?
– А вы бы не были уверены, окажись на моем месте? – Я ехидничала.
Это да.
А зачем он глупые вопросы задает?
– И теперь ты утверждаешь, что не сможешь повторить свой трюк? – этого господина трудно было сбить с панталыка.
– Утверждаю, – мрачно подтвердила я. – Я несколько раз пробовала. Не получается.
Господин резко развернулся на каблуках, потопал опять за стол, что-то черканул на листе, и подняв на меня взгляд, снова по-деловому, произнес:
– Ну, что ж. На сегодня свободна. Завтра, ближе к вечеру устроим тебе бой. И посмотрим, что ты можешь, а чего нет.
Так я и знала. Опять бой. Опять страх.
Светлый боже, когда уже это закончится?
Но спорить было бесполезно, поэтому я развернулась и пошла к себе.
Спать.
Пропади оно все пропадом.
***
На следующее утро меня разбудил Вихрь.
Они вообще обнаглели… Спать не дают.
– Просыпайся, шмакодявка, –сказал он, за ногу стаскивая меня с кровати.
– Встаю, встаю, – прохрипела я хриплым со сна голосом. – Ай, больно…
Он все-таки стащил меня с кровати, и я упала на пол.
На грязный пол.
После той уборки, которую сделали в моей комнате служанки, больше убираться ко мне никто не приходил, а сама я, как вы догадались, не особо люблю это дело. Поэтому комната моя была чуть-чуть лучше, чем тогда, когда мы с Лори познакомились с ней впервые.
– Ничего, – добродушно, и даже как-то воодушевленно, проговорил старый нелюдь, – заканчивается твой отдых. Пришла пора начинать работать.
