Тягостное, нездешнее ощущение находит всегда на путника в Эрдж-Цунгал. Не селится здесь человек, не пробегает зверь, не пролетает птица. Чуть плеснёт зеленоватый холод волн под чёрной горой да проскрипит под подошвой хуьлчеш серая, привядшая травка синз, - вот и всё, что услышишь ты за целый день в этом месте, больше ни звука, лишь откликнется многократно на твой крик насмешливое илбизмуох. Резки причудливые очертания сланцевых глыб, страшна их мертвенная, бездыханная тишина. Молчаливые громады надвигаются на тебя со всех сторон, словно сговорившись стиснуть пришельца и расплющить за то, что вторгся тот самовольно в божественные владенья, преступил нерушимый запрет – и неумолим будет закон возмездия…
Тела так и не нашли; напрасно ведун неумолчно выдувал из ц1уза призывные мелодии над водами Чанти-Орг; тщетно пускали всем селом по реке свежевыпеченную лепёшку - словом, сгинул Цхогал. Поговаривали, между прочим, перешёптываясь и обиняками, что был наказан Цхогал самим Хозяином Животных, – за что же? За то, что доводилось ему убивать зверей на охоте без нужды – не ради пропитания, а ради развлечения, из охотничьего тщеславия. Вот и покарал его Божий Ялат.
«О, если бы ты не умер, а убит был, чтобы мы могли отомстить за тебя!..» - причитали, скорбя, родственницы покойного в доме на седьмой день после его пропажи. Но мог ли Цхогал и в самом деле так просто умереть, как умирают прочие люди? – Пхагал в это верить никак не хотел. Он сам столько раз незамеченным увязывался за братом и немногим хуже его самого знает все любимые его тропинки; сейчас прямо вот отправится по следам в горы и непременно найдёт Цхогала, приведёт домой живым и невредимым, всем на удивление, разыщет во что бы то ни стало…
Светится кромка льда, прозрачная, словно замёрзшая слеза, пронизанная золотыми жилками солнечного света; крупными живыми жемчужинами пульсируют под ней пузыри воздуха; пробиваются сквозь ломкий снег дерзкие стебельки грациозных эдельвейсов... только Цхогала не встретить уже больше нигде на земле среди живых.
Не ходи по узким крутым тропкам, если не чтишь их хранителей, - здешними местами правят покровитель пещер Хагар-ерда, посягнувший некогда на красоту светлоликой Тушоли, и Мехк-нан, богиня гор. Осенью протягивает она незримую верёвку по низу Башлам-корт - кто перейдёт её, неминуемо замёрзнет... Пхагал поначалу горячо молился ей, рассчитывая заручиться помощью Мехк-нан, ибо ей лишь одной известно, где на горе среди камней сокрыты клады. Но не снизошла та, не ответила... - Покинув дом ради поисков брата, обратно Пхагал уже не стал возвращаться. Сорванное яблоко к яблоне обратно не пристанет .
Поскольку затея с кладоискательством успехом почему-то не увенчалась, - Пхагал, слегка разочаровавшись, надумал податься в проводники и некоторое время пробавлялся небольшой платой от погонщиков заморских караванов, пробиравшихся через горы с товаром. Тонкие ткани и мягкие ковры, оливковое масло, вина, пряности, снадобья, яды, стеклянные египетские и сирийские бусы, драгоценности, оружие, - какие только диковинки не водились в их бурдюках и хурджинах !.. И в пути, и на привалах наслушался он от торговцев такого множества сказаний о далёких землях на Востоке, паччахах и пери, битвах и джиннах, что теперь впору самому было легенды слагать. Рассказывали они и о семи раях, первый из которых назывался Фердовс-аль-Джаннати. Этот рай сделан был из красного золота, и омывали его два источ¬ника. В одном текла холодная ключевая вода, во втором — молоко...
Но из всех восточных преданий больше всего западали в душу Пхагала истории об отважных и благородных разбойниках, и неудивительно, что вскоре захотел он сделаться одним из них. А почему бы и нет?! Не страшили его волчьи ночи, когда лишь духи да знахари выходят на промысел; он находил даже особый вкус к темноте и опасности. Он будет не хуже брата... Тот мог бы им гордиться!
Через год после гибели Цхогала он сам пришёл к ним знакомиться в Воровские пещеры , где находилось мазант1и. Это стало его своеобразной тризной по брату.
* * *
На Пхагала хмуро взирали трое матёрых главарей – настоящих разбойников, чей свирепый и живописный вид не оставлял сомнений в их роде деятельности.
В тот вечер разбойники успешно поохотились, выследив на закате в сосново-берёзовом разнолесье небольшое стадо безоаровых козлов. Учуяв издали запах человека, «сторожевой» козёл, наблюдавший за окрестностями, пока собратья паслись, подал сигнал тревоги – предупреждающий резкий свист. Остальные козлы тут же подняли головы и осмотрели окрестности. Спасаясь от опасности, стадо мигом сорвалось с места и пустилось в бега, длинными летящими прыжками приближаясь к отвесной скале, но самому «дозорному» не удалось избежать меткой стрелы…
Теперь же шкура достославного козла просушивалась на камнях у входа в пещеру, в которой был разложен костёр, и разбойники за обе щёки уплетали палённое на огне мясо. Пхагал явился вовремя – то есть как раз к ужину.
- Значит, так! – выслушав его и вытирая засаленные пальцы о пиедзагаш , уверенно заявил ему К1унзал-Сутарби . – Сегодня ты можешь видеть перед собой трёх самых уважаемых волков-основателей нашего дела. Присоединиться к стае – большая честь, как ты уже понял! Только в этом году желающих явилось к нам раз в десять больше, чем свободных мест в наличии.
(Двое других разбойников согласно закивали с набитым ртом.)
- Но мы принимаем далеко не всех! Если ты рассчитываешь стать нашим товарищем, то должен пройти испытания. Не каждому дано с ними справиться. Во-первых: сумеешь ли ты раздобыть коней?
Пхагал долго не раздумывал. Только совершеннейший остолоп упустит такой шанс, когда он сам плывёт в руки!
- Ч1ерана нека ца 1амадо , - храбро заявил он. – Я этим одним и занимаюсь с детства!
У Пхагала была одна маленькая слабость – он любил прихвастнуть и всегда, хоть самую малость, да преувеличивал…
– Как тебя кличут-то, рыбка-пхаринг ? – вопросил заросший бородой до самых глаз мрачный смуглый тип по кличке Астах , всё это время присматривавшийся к Пхагалу. Рядом с ним лежал деревянный костыль. Именно ему сегодня удалось подстрелить козла, и потому он был героем дня.
- Пхаринг, да не совсем, - ответил тот, глядя исподлобья. - Я Пхагал из Комалхи.
Астах оценивающе оглядел ладную фигурку шустрого парнишки.
- Ничего, сгодишься, - небрежно бросил он. – Примем тебя, рыбка, – условно. Испытательный срок - месяц, понял? Из Комалхи?.. - стой, а ты Цхогала, сына кузнеца Алу, не знаешь ли? Было время, вели с ним кое-какие делишки…
- Брат мой он, - встрепенувшись, скромно ответил Пхагал с тайным ликованием в душе. Звёздная минута стояла рядом, обнимая его за плечи, и подмигивала ему с заговорщической улыбкой…
Астах подвинулся, давая пареньку место у огня:
- Подплывай, рыбка-пхаринг, попробуешь наживку. В позапрошлом году твой брат две недели в лесу со мной добычей своей делился. Без него я бы к Эл-да отправился из-за этой ноги... – он показал на костыль и заключил: - Ты из правильной семьи.
Лежиг, толстый атаман, лишь важно кивнул, подтверждая сказанное Астахом, поскольку был основательно занят увлекательным процессом обгладывания козлиной головы. Длинные, чуть сплющенные с боков рога с бугристым острым гребнем по верхнему краю торчали сбоку, будто две изогнутые аланские сабли… Пхагал засмотрелся на них.
Тут плешивый Сутарби срезал и вручил парнишке шмат козлиной ноги, и тот, с первой же попытки откусить, чуть не сломал себе зуб о жёсткую коленную мозоль ... Астах скосил глаз на подельника, хмыкнул, но вслух ничего не произнёс. Ему самому досталась лопатка.
- А куда потом рога эти пойдут, са вош ? – поинтересовался у него Пхагал. – В святилище на жертву?
- Ещё бы, - с хохотом изрёк Лежиг, услышавший его слова, - на жертву, знаешь кому? - Мелер-ерде ! Лучшему из покровителей, вел вал со! Мы славим его усердно! Будем пить из этих рогов малар, и куомал, и ч1аг1 - так часто, как только раздобыть сможем! Ты-то, пхаринг, ещё рыбка невеликая – не плавал ещё в реках Мелер-ерды, поди, глубоки они для тебя?..
И так впервые вкусил Пхагал хмельного напитка, изобретённого в подземном царстве, и распевал он с разбойниками их разбойничьи песни, причём плешивый Сутарби дирижировал остальными, размахивая в воздухе берцовой костью; и затем - рассказывал он взахлёб Астаху, как дал зарок не возвращаться домой, пока не найдёт брата - но до сих пор так и не нашёл его…
И сам не заметил он, как прикорнул там, в Воровских пещерах, и виделся ему в том сне родной дом; и там мать его Суй, давно уже унесённая оспой, была жива и здорова, проворно лепила шуьри ч1абилгиш и раздувала в очаге огонь; и Цхогал, весёлый и загорелый, вернулся домой с охоты и привёл с собою друга Астаха, а ему, Пхагалу, принёс заветную мечту восточных торговцев – вынутый из козлиного живота вишнёво-красный безоаровый камень, что ценился дороже золота и алмазов и стоил едва ль не с целое село…»
Глава 13. ПРЕВРАТНОСТИ РАЗБОЙНИЧЬЕЙ ЖИЗНИ. МЕЖ КОНЁМ И БАРСОМ
«Село Цайн-Пхьеда было похоже на первый рай из восточных сказок, - тот, что из красного золота, Фердовс-аль-Джаннати. Один край села Цайн-Пхьеда омывали холодные воды Чанти-Орг, другой - ледниковая речка Меши-хи, «Молочная река»...
Рыбка-пхаринг стремилась к этим водам душой и телом.
Потому что там, в конюшне аульского князя, находились самые красивые на свете кони!
Пхагал дал разбойникам слово. От себя – и, может быть, немного от имени Цхогала… И теперь-то он добьётся своего!
Просчитав все, даже мельчайшие детали задуманного приключения, - в третью часть ночи, когда особенно крепок человеческий сон, чувствуя себя ловким, изящным и удачливым, сам удивляясь чудесной лёгкости, поющей во всём теле, он широким парящим прыжком преодолел высокий каменный забор, - совсем как тот безоаровый козёл, мясо которого накануне они поглощали с разбойниками!
Но стрела была уготовлена и для него. - Полный колчан длинных, ядовитых, отточенных, оперённых стрел-ресниц княжеской дочки, которая застала его врасплох и вдобавок заявила, что хочет позвать стражу!!! Вот уж непрошеная свидетельница! Принесла же её нелёгкая именно этой ночью в сад! Почему, вы скажите на милость, этой капризной, избалованной девице не спится по ночам, - и как раз тогда, когда джигиту понадобилось выйти на дело, а это, между прочим - дело чести?!.
Молодой человек наскоро погасил в своём воображении потешный образ Сутарби с большущей костью в руке, чтобы не засмеяться в голос и не выдать свои истинные намерения, - коротко выдохнул и настроился на нужный тон, используя всё своё природное обаяние, а уж этого ему было не занимать…
Дальше всё стремительно пошло само собой, будто вне его совершалось, а он лишь смотрел со стороны. Он импровизировал на ходу, разливался сладкогласным соловьём. Караван фраз сам выплывал из его рта, словно стая сияющих рыбок из грота. Руки так и летали в плавных жестах. Душа его в исступлении гарцевала на кругу, выписывая небывалые фигуры, и солярные знаки, и узоры благородной тамги, и все волны морские, а ритм сам звучал мысленно в его ушах, будто хлопали ему все трое разбойников – а с ними вместе и где-то стоявший неподалёку невидимый Цхогал!..
Он поймал это лёгкое пламя, острыми языками цеплявшее тонкие медные нити вен, наполнявшее кровь золотым теплом блаженства, - оно словно бы само вело его к тому, что предназначено, чему суждено быть... Он был тогда точно палхь , в праздник пляшущий на канате перед созерцающей его искусство толпой.
Не поверил бы сам, до чего забавно всё устроилось: дочь паччаха, собственной персоной… точь-в-точь как в сказках, что рассказывали на привалах у костров погонщики караванов. Он и сам теперь стал, как они – и странником, и сказителем впридачу. Успевай только нанизывать слово за словом, словно ракушки на нитку для браслета; а она-то, что ни скажи, всему верит!.. И так смотрит, смотрит на него с надеждой и ожиданием, глазами прикормленного между делом с рук ослёнка, - вот мелюзга-то, даже жалко её немного… Будь со временем у него чуть посвободнее, он, пожалуй, уделил бы ей больше внимания, - но лёгкое, внутри летающее пламя ведёт за собой, зовёт оно, не ждёт; ковать надо железо, пока горячо! – Ему случалось раньше делать под руководством отца подковы для коней…
А кони здесь – о, уж это кони!.. Замечательная, кстати, осенила его идея насчёт совместных прогулок верхом.
Девушки? – неплохо, что они водятся на свете; встречаются средь них порой и очень милые… А она была действительно хороша, что тут говорить, - отметил он взглядом художника - и загодя начал планировать прощание и отъезд.
Эх, зря не выпало ей родиться в семействе попроще, а он бы уж находил повод к ней заглядывать, – но сейчас голос дороги звучал в нём сильней. В ближайшие планы Пхагала ну никак не входило продолжительное знакомство с княжескими дочерьми!
В придорожных «гостевых домиках» всегда можно было найти даровые ночлег и пищу, заодно и захватить с собою на дорожку долю припасов, оставленных предыдущим путником для следующего. Пхагал не гнушался иногда поживиться и приношениями, что жертвовали в святилища почитатели богов. Украшения он перепродавал восточным торговцам, убедительно клянясь, что это его фамильные драгоценности, - а те охотно скупали их у него.
Как ему казалось, он ничем и не рисковал – люди наивны, верят, - верят, как ему Марха! - без тени сомнения, что это сами боги пользуются их сокровищами. И какая в самом деле разница, кому достанутся они? – там, на горных вершинах, касающихся небес, у каждого бога и так всего много, а молодому разбойнику на земле всяко больше бы пригодилось.
Но в последние дни Пхагалу определённо не везло. И рушил его планы, как ни странно, не человек…
Едва успев вынуть руку из ниши цайн-пхьединского селинга, Пхагал застыл, внутренним чутьём уловив чей-то пристальный, немигающий взгляд в спину. Он замедленно обернулся, не хрустнув ни косточкой… - кто выследил его?!
Мощное тело снежного барса царственно возлежало на ветвях груши, длинный хвост свешивался вниз, и хризолитовые шары кошачьих глаз спокойно отмечали движения юноши, стоявшего в нескольких шагах от него.
Вот так встреча - священный зверь, по совместительству - крупный и опасный хищник!
Барс внезапно замер, ощетинился, прижал уши...
Пхагала пробрала дрожь.
Барс приподнял верхнюю губу и начал шипеть…
Он инстинктивно отступил назад, зацепился правым плечом за ветку и, торопливо высвобождаясь, вырвал целый лоскут из рукава чекменя.
Барс зашевелился и приготовился к прыжку... Крапчатый хвост нервно извивался.
Пхагал ринулся в отступление... нет, он же ещё не все дела свои завершил на этом свете! Сегодня ночью у него ещё намечена последняя, решающая встреча с Мархой.
На этот раз он приготовил для её ушей сногсшибательный рассказ о дворце Саладина в Иерусалиме и о судьбоносных его сражениях с неверными, а уж говорить будет так, как будто сам только вчера оттуда уехал.
Она, разумеется, опять всему поверит; поплачет как следует, подождёт немного, отвлечётся потом - и постепенно утешится.
