Новой шляпы у меня не было, поэтому я просто собрала волосы в хвост, завернув концы несколько раз, чтобы они казались короче, имитируя прическу местных щеголей и надеялась в темноте и издалека сойти за мужчину. А еще я была полна решимости вернуть старую шляпу, и внутренне подбадривала себя, хотя уверенность таяла с каждый шагом, приближающим меня к одиноко стоящему строению. На плече у меня колыхалась внушительная сумка, в которой лежали лоскуты от моей нижней юбки то есть бинты, иглы и нитки, ножницы, кремний и свечи, а также целебная мазь, купленную мной у знахарки для Монетки. На дно я положила несколько листов бумаги, которые подарил мне отец Мартин и огрызок грифеля. По пути я заглянула на кухню, где раздобыла несколько кусков вареного мяса и сыра, а также буханку хлеба и бурдюк с водой и орухо, припрятанный нашим поваром. Весь этот скарб ощутимо оттягивал мне плечо, но я, кряхтя, вновь преодолела тот же путь и вскоре смотрела в широкую пасть чердачного отверстия, пытаясь успокоить сбившееся от волнения дыхание.
Спустившись, я сразу ощутила его взгляд, прожигающий спину. Обернувшись, я убедилась, что пленник полулежал на том же месте, но выглядел он гораздо хуже, чем в прошлый раз. Глаза лихорадочно блестели и пот заливал лицо, я поняла, что у него начался жар. Сделав несколько шагов навстречу к англичанину и ступив в круг света присела на пол, скрестив ноги. Несколько минут мы молчали, наблюдая друг за другом. Затем я демонстративно выложила свой стилет и отбросила его в угол помещения, мои действия пленник сопроводил зловещей улыбкой. Затем я открыла сумку и начала медленно выкладывать ее содержимое на пол так, чтобы ему была видна каждая вещь, предварительно демонстративно поднимая на уровне груди. Когда я дошла до еды, он указал на меня, затем себе на рот. Я кивнула и бросила сверток, который он поймал на лету. Я с жалостью смотрела на то как он жадно есть, практически глотая мясо и хлеб. Через некоторое время, я указала на бурдюк и изобразила, что пью. Он перестал жевать и снова кивнул. Ободренная, я подползла к нему ближе, передавая воду из рук в руки и тут же вернулась на место. Когда он поел, я решила, что пора знакомиться.
-Елена, - медленно проговорила я, тыча себя пальцем в грудь, а затем указывая на него. - А тебя?
Он повторил мой жест.
-Роберт.
Мы заулыбались одновременно.
-Элен, - сказал он.
-Роберто. - повторила я.
Я хлопнула в ладоши, пытаясь избавиться от волнения.
-Ну, вот и хорошо. Пора переходить к делу, - проговорила я с воодушевлением. Англичанин приподнял одну бровь, недоуменно глядя на меня.
Я потрясла перед собой бинтами, а затем показала иглу и нитки, воспроизвела в воздухе движения швеи над своим плечом.
-Ты собираешься меня лечить? - в его голосе я расслышала недоверие и удивление.
На всякий случай я кивнула. Развернула перед собой лист бумаги и взяла грифель. Почему все, что в мыслях казалось складным и легко осуществимым, на деле оборачивается полнейшей ерундой? Моя рука замерла над бумагой. Ума не приложу, как я смогу ему нарисовать то, что хочу от него. И решила начать с главного. Я схематично изобразила невесту и подняв на него глаза, похлопала себя по груди, а затем нарисовала рядом человечка и резким жестом перечеркнула его.
-Ты вдова? - улыбнулся Роберт.
Я внимательно проследила за его реакцией и растерянно заморгала. Как я узнаю, понял ли он меня?
Я резко поднялась, отыскала в темноте стилет и несколько раз потыкала клинком в человечка, имитируя убийство.
-Его убили, - кивнул Роберт.
Я указала на англичанина и снова ткнула в изображение.
-Я убил? - переспросил мужчина. - Извини.
Я обвела пальцем невесту, а затем превратив ладонь в подобие человечка, прошагала им в сторону двери.
На лице Роберта царила растерянность. Я едва не взвыла от отчаяния, осознавая, что подобный способ общения ничего не даст. Но как-то же я должна донести до него, что помогу ему сбежать, если он убьет дона Леандро. Возможно, стоит начать объяснения, когда он выздоровеет?
С лечением оказалось проще. И спустя минут пятнадцать мой пациент уже шипел сквозь зубы, когда промыв рану подогретым орухо, я принялась накладывать стежки. И даже смущающий момент с раздеванием прошел гладко, мне не пришлось показывать на себе, англичанин сам скинул и камзол и рубашку. Прикасаясь к гладкой безволосой груди, я испытывала легкое головокружение, обнаженный мужской торс я видела и трогала впервые. Здоровой рукой, англичанин взял отставленную мной кружку, принюхался, и тут же опрокинул в себя остатки орухо. Вскоре он безвольно обмяк и почти не морщился. Когда я закончила, на его груди красовалась широкая черная повязка, а многочисленные царапины были щедро сдобрены мазью. Кое-как зашив порез на рубашке и камзоле, я растолкала осоловевшего от горячительного напитка англичанина и заставила одеться, чтобы скрыть результаты моего врачевания.
-Спасибо, - прошептал Роберт и мне было ясно, что это слово выражает благодарность. Я улыбнулась, запоминая его. Мне нравилось, как оно звучит.
-Пожалуйста, - ответила я.
Быстро побросала вещи в сумку и, прихватив шляпу, я покинула амбар. Как раз вовремя. На востоке небо едва заметно посерело и в деревне просыпались петухи. Вернувшись на этот раз в комнату без происшествий, я разделась и обессиленная рухнула на постель.
Но выспаться никто не дал, утром меня отправили в монастырь.
Две недели показались мне вечностью. Серой и унылой. Я убедилась, что быть невестой Господа ничем не лучше, чем быть просто невестой в моем случае. Закрывая за мной двери маленькой убогой кельи, мать-настоятельница злорадно ухмыльнулась и в моей голове как эхо прозвучали угрозы дона Леандро. И говорил он мне это того, как я его покусала. Я боялась предположить, что будет дальше. А дальше потянулись бесконечные дни поста, сон на полу и полное одиночество, лишь раз в день нарушаемое сестрой Терезой, которая приносила мне скромную еду и заставляла молиться, стоя на коленях. К концу недели я начала сходить с ума и беседовать сама с собой. Ни крики, ни угрозы, ни просьбы выпустить меня не действовали ни на сестру, ни на запертую дверь, но все изменилось, когда в очередной раз, в моей келье появилась новая монахиня, ставшая моей единомышленницей. Именно она возродила во мне дух бунтарства, стремительно угасающий в серых стенах обители. Она помогла мне составить послание Роберту на ломаном английском, которым отчасти владела. И когда дело было закончено, я тут же написала отцу письмо с согласием на свадьбу и просьбой вернуть меня домой. Не знаю кто из них сжалился надо мной, отец или дон Леандро, но спустя три дня я уже катилась в карете, выглядывая из окна и пытаясь надышаться свежим воздухом.
Первой радостной новостью по приезду домой было отсутствие дона Леандро, который покинул наш погрязшую в приготовлениях гасиенду и уехал к дону Дельгадо. Второй, что за мое отсутствие Роберт шел на поправку, благодаря моему лечению раны не загноились, и он по-прежнему оставался в амбаре, хоть и с приставленным за дверью охранником. Я часто думала о нем, коротая долгие дни в келье, и мысли мои не всегда имели рациональный характер. То и дело перед глазами возникало видение гладкой атласной кожи с перекатывающимися под ней буграми мышц, чудилось прикосновение твердых губ и сильных рук. Я покраснела и попыталась отвлечься, прислушиваясь к болтовне Люси, которая за десять минут успела поведать мне все сплетни.
- Ходит слух, что дон Леандро - внебрачный сын дона Дельгадо, - смешно выпучив глаза, выдала мне горничная.
-Ну и что? - усмехнулась я, - будь он хоть сыном самого папы Римского! Я не хочу замуж за этого урода.
Люсиа осенила себя крестом и неодобрительно воззрилась на меня.
-Ну, он совсем даже не урод, с тех пор как дон Леандро появился здесь, вся прислуга женского полу сходит по нему с ума. Это раз. И папа Римский не может иметь сыновей. Это два. И вы кажется, согласились. Это три.
Я хмыкнула на ее отповедь и лукаво поддела горничную, желая уйти от скользкой темы номер три.
-А ты сама? Не влюбилась часом в дона Дельгадо или как его там?
-Торрес, - поправила она меня и я подумала, что у него даже фамилия пафосная. - Неа. - продолжила Люси. - Какой-то он неискренний, будто играет какую-то роль и сам от нее в восторге.
Я рассмеялась над оценкой дона Леандро. Я вспомнила его поведение в кабинете и в саду. Он и впрямь лицемер, сомневаюсь, что отец подозревает какому чудовищу он отдает свою дочь.
-Я Педро люблю, - услышала я влюбленный вздох Люси. - А лорды вроде Торрес, или того пленного англичанина, красивые и недосягаемые не для простых девушек, вроде меня. Они вам подходят, донья Елена. - и несмотря на мой скептический вид, она продолжила. - Думаю, что дон Дельгадо копыта отбросил, потому и дон Леандро так спешно уехал. Если он правда его незаконнорожденный сын, хотя все говорят, что племянник, то старый дон, не наживший с женой законных наследников, оставил ему в наследство и титул, и поместье и невесту, - она многозначительно посмотрела на меня. - И быть вам доньей Дельгадо-Торрес через две недели. Как пить дать.
Я не стала ее переубеждать, хотя у меня имелись свои соображения на этот счет.
Поздний обед, на который меня допустили, прошел в спокойной, даже непринужденной обстановке. Отсутствие дона Леандро действовало на меня расслабляющее. После нескольких вопросов относительно монастыря, отец оставил меня в покое, чему я была бесконечно рада. Дни, проведенные в обители, вспоминать не хотелось, да и разговоры о предстоящей свадьбе, откровенно действовали на нервы. За столом велась неспешная беседа, а я, неторопливо ковыряя в тарелке, думала о своем. В лифе, согретое теплом моего тела, лежало заветное послание. Я провела достаточно много времени, разглядывая слова, написанные сестрой, чтобы выучить наизусть каждую закорючку. Я водила пальцем по салфетке, воспроизводя незнакомые мне символы и испытывая тайную радость от того, что барьер непонимания между мной и англичанином скоро падет, и я избавляюсь от ненавистного дона Леандро.
Я считала, что предложение мое весьма заманчиво для раба, особенно для дворянина, потерявшего все. Вернуться на Родину, или всю жизнь провести на галерах? Я знаю, чтобы выбрала. Я размышляла над тем, что и сама попыталась покуситься на жизнь псевдожениха, но боялась двух вещей. Во-первых, убийство – это смертный грех, а про бессмертие души мне вдалбливали с малых лет, я опасалась за нее и очень не хотела гореть в аду. А во-вторых, эту самую смерть я приближу к себе многократно, если убью дона Леандро и попадусь. Но был еще вопрос: смогу ли? Леандро выше меня на голову и он мужчина. Я вздрогнула, вновь переживая чувство беспомощности, охватившее меня тогда – никакие упражнения не помогли, и пришлось с разочарованием признать: я спасовала перед лицом грубой силы, а значит едва ли смогу довести дело до конца...
А для мужчин, тем более воинов, убийство чаще всего повод извинений за оскорбление. Я часто наблюдала, как мужчины дрались из-за сущей ерунды, нанося друг другу тяжелые увечья, так что за свободу, англичанин согласится на убийство. Я была в этом уверена. Оставалось только дождаться ночи, когда я проберусь в амбар.
Неожиданно радужные мечты, в которых я плыла, разорвала ужасающая мысль: я совсем ничего не знаю о дальнейшей судьбе англичанина. Может завтра его повезут на продажу, и он никак не сможет убить дона Леандро, или его решили казнить, а на подготовку побега нужно время… В голове замелькали одна за другой мысли, и каждая из них рушила мои идеальные планы. Я в отчаянии прикусила губу и обратила умоляющий взгляд через стол на то место, где неторопливо отрезая коротким кинжалом кусок мяса, восседал мой отец.
- Папа, а что с тем пленником, которого ты привез? – я, словно издалека услышала собственный напряженный голос, запоздало осознав, что перебила монолог одного из идальго отца.
Он поднял меня суровый взгляд, я невольно покраснела и опустила глаза. Мне казалось, что по ним отец без труда прочтет мои мысли и разгадает все замыслы.
Он лениво откинулся на стуле и заговорил:
- Молоденькую донью не должны волновать подобные вопросы, - в голосе отца звучал недвусмысленный намек: я вторгалась на запретную территорию, но зачем-то начала настаивать.
- Зато это должно интересовать хозяйку крупной гасиенды, коей я должна скоро стать, а расходные книги ведут, как ты знаешь именно женщины.
За столом послышались одобрительные шепотки, присутствующие оценили мою хозяйственность.
- Хорошо, - согласился отец. – Я скажу тебе, что собираюсь с ним сделать.
Я вся обратилась в слух.
- Я подарю его вам с Леандро на свадьбу, - огорошил меня отец. - Пусть он сам занимается переговорами.
Я нахмурилась, не совсем понимая какие переговоры он имеет ввиду, но одно уловила четко: англичанин пробудет в гасиенде до моей свадьбы, а это было как раз то, что мне нужно. Я просияла, но тут же взяла себя в руки, увидев, как нахмурился отец, сбитый с толку моей реакцией.
- Уверена, дон Леандро найдет разумное применение твоему подарку, - чопорно проговорила я, силясь вернуть лицу невозмутимое выражение.
Я едва смогла дождаться, когда в гасиенде погаснет последнее окно. Как назло это был кабинет отца, а бывая дома, отец любил засиживаться за бокалом бренди. Моя комната располагалась в правом крыле, построенном под углом по отношению ко всему зданию, потому с балкона просматривались практически все окна. Я нетерпеливо металась по комнате, то и дело выглядывая на балкон. В моей ладони лежал заветный кусочек бумаги, на полу ждала своего часа забитая припасами и медикаментами сумка. Уже облачившись в свой черный мужской костюм, я добавила плащ, сегодня ночью было достаточно прохладно. Дождавшись когда наконец потух последний огонек и потерпев для верности еще полчаса, я отправилась к пленнику.
Охранника я услышала издалека. Он шумно храпел перед дверью, увалившись прямо на землю. Мой лаз располагался с противоположной стороны здания, поэтому сладкий сон стража я не потревожила. Спускаясь к пленнику, я сморщилась, ощутив неприятный запах. Все-таки две недели сидя взаперти, ему нужно было справлять нужду, а горшок поставленный в углу выносили нечасто, судя по наполненности содержимым, а вот масленый фонарь горел даже ночью. Из нововведений я увидела также тюфяк, на котором и спал англичанин, лицо которого за это время покрылось рыжеватой бородой, а одежда стала еще грязнее. Бесшумно приблизившись, наклонившись, осторожно потрясла его за плечо. Он отреагировал мгновенно, больно ухватив за запястье. Я поморщилась, свободной рукой, сняла сомбреро и потрясла головой, освобождая волосы. Он меня узнал и сразу отпустил. Я приложила палец ко рту, призывая к молчанию, и он кивнул мне в ответ.
Первым делом я его покормила, справедливо полагая, что сытый мужчина станет более сговорчивым. И когда с едой было покончено, протянула записку. Несколько мгновений он, нахмурившись, смотрел на зажатый в моей дрожащей ладони кусок пергамента. Меня обуял страх от предположения, что англичанин не умеет читать. Как я не предусмотрела такой вариант! Столько стараний ушло насмарку! И когда я практически отчаялась, он наконец забрал у меня записку и быстро двигая глазами туда-сюда, начал читать.
Спустившись, я сразу ощутила его взгляд, прожигающий спину. Обернувшись, я убедилась, что пленник полулежал на том же месте, но выглядел он гораздо хуже, чем в прошлый раз. Глаза лихорадочно блестели и пот заливал лицо, я поняла, что у него начался жар. Сделав несколько шагов навстречу к англичанину и ступив в круг света присела на пол, скрестив ноги. Несколько минут мы молчали, наблюдая друг за другом. Затем я демонстративно выложила свой стилет и отбросила его в угол помещения, мои действия пленник сопроводил зловещей улыбкой. Затем я открыла сумку и начала медленно выкладывать ее содержимое на пол так, чтобы ему была видна каждая вещь, предварительно демонстративно поднимая на уровне груди. Когда я дошла до еды, он указал на меня, затем себе на рот. Я кивнула и бросила сверток, который он поймал на лету. Я с жалостью смотрела на то как он жадно есть, практически глотая мясо и хлеб. Через некоторое время, я указала на бурдюк и изобразила, что пью. Он перестал жевать и снова кивнул. Ободренная, я подползла к нему ближе, передавая воду из рук в руки и тут же вернулась на место. Когда он поел, я решила, что пора знакомиться.
-Елена, - медленно проговорила я, тыча себя пальцем в грудь, а затем указывая на него. - А тебя?
Он повторил мой жест.
-Роберт.
Мы заулыбались одновременно.
-Элен, - сказал он.
-Роберто. - повторила я.
Я хлопнула в ладоши, пытаясь избавиться от волнения.
-Ну, вот и хорошо. Пора переходить к делу, - проговорила я с воодушевлением. Англичанин приподнял одну бровь, недоуменно глядя на меня.
Я потрясла перед собой бинтами, а затем показала иглу и нитки, воспроизвела в воздухе движения швеи над своим плечом.
-Ты собираешься меня лечить? - в его голосе я расслышала недоверие и удивление.
На всякий случай я кивнула. Развернула перед собой лист бумаги и взяла грифель. Почему все, что в мыслях казалось складным и легко осуществимым, на деле оборачивается полнейшей ерундой? Моя рука замерла над бумагой. Ума не приложу, как я смогу ему нарисовать то, что хочу от него. И решила начать с главного. Я схематично изобразила невесту и подняв на него глаза, похлопала себя по груди, а затем нарисовала рядом человечка и резким жестом перечеркнула его.
-Ты вдова? - улыбнулся Роберт.
Я внимательно проследила за его реакцией и растерянно заморгала. Как я узнаю, понял ли он меня?
Я резко поднялась, отыскала в темноте стилет и несколько раз потыкала клинком в человечка, имитируя убийство.
-Его убили, - кивнул Роберт.
Я указала на англичанина и снова ткнула в изображение.
-Я убил? - переспросил мужчина. - Извини.
Я обвела пальцем невесту, а затем превратив ладонь в подобие человечка, прошагала им в сторону двери.
На лице Роберта царила растерянность. Я едва не взвыла от отчаяния, осознавая, что подобный способ общения ничего не даст. Но как-то же я должна донести до него, что помогу ему сбежать, если он убьет дона Леандро. Возможно, стоит начать объяснения, когда он выздоровеет?
С лечением оказалось проще. И спустя минут пятнадцать мой пациент уже шипел сквозь зубы, когда промыв рану подогретым орухо, я принялась накладывать стежки. И даже смущающий момент с раздеванием прошел гладко, мне не пришлось показывать на себе, англичанин сам скинул и камзол и рубашку. Прикасаясь к гладкой безволосой груди, я испытывала легкое головокружение, обнаженный мужской торс я видела и трогала впервые. Здоровой рукой, англичанин взял отставленную мной кружку, принюхался, и тут же опрокинул в себя остатки орухо. Вскоре он безвольно обмяк и почти не морщился. Когда я закончила, на его груди красовалась широкая черная повязка, а многочисленные царапины были щедро сдобрены мазью. Кое-как зашив порез на рубашке и камзоле, я растолкала осоловевшего от горячительного напитка англичанина и заставила одеться, чтобы скрыть результаты моего врачевания.
-Спасибо, - прошептал Роберт и мне было ясно, что это слово выражает благодарность. Я улыбнулась, запоминая его. Мне нравилось, как оно звучит.
-Пожалуйста, - ответила я.
Быстро побросала вещи в сумку и, прихватив шляпу, я покинула амбар. Как раз вовремя. На востоке небо едва заметно посерело и в деревне просыпались петухи. Вернувшись на этот раз в комнату без происшествий, я разделась и обессиленная рухнула на постель.
Но выспаться никто не дал, утром меня отправили в монастырь.
Две недели показались мне вечностью. Серой и унылой. Я убедилась, что быть невестой Господа ничем не лучше, чем быть просто невестой в моем случае. Закрывая за мной двери маленькой убогой кельи, мать-настоятельница злорадно ухмыльнулась и в моей голове как эхо прозвучали угрозы дона Леандро. И говорил он мне это того, как я его покусала. Я боялась предположить, что будет дальше. А дальше потянулись бесконечные дни поста, сон на полу и полное одиночество, лишь раз в день нарушаемое сестрой Терезой, которая приносила мне скромную еду и заставляла молиться, стоя на коленях. К концу недели я начала сходить с ума и беседовать сама с собой. Ни крики, ни угрозы, ни просьбы выпустить меня не действовали ни на сестру, ни на запертую дверь, но все изменилось, когда в очередной раз, в моей келье появилась новая монахиня, ставшая моей единомышленницей. Именно она возродила во мне дух бунтарства, стремительно угасающий в серых стенах обители. Она помогла мне составить послание Роберту на ломаном английском, которым отчасти владела. И когда дело было закончено, я тут же написала отцу письмо с согласием на свадьбу и просьбой вернуть меня домой. Не знаю кто из них сжалился надо мной, отец или дон Леандро, но спустя три дня я уже катилась в карете, выглядывая из окна и пытаясь надышаться свежим воздухом.
Первой радостной новостью по приезду домой было отсутствие дона Леандро, который покинул наш погрязшую в приготовлениях гасиенду и уехал к дону Дельгадо. Второй, что за мое отсутствие Роберт шел на поправку, благодаря моему лечению раны не загноились, и он по-прежнему оставался в амбаре, хоть и с приставленным за дверью охранником. Я часто думала о нем, коротая долгие дни в келье, и мысли мои не всегда имели рациональный характер. То и дело перед глазами возникало видение гладкой атласной кожи с перекатывающимися под ней буграми мышц, чудилось прикосновение твердых губ и сильных рук. Я покраснела и попыталась отвлечься, прислушиваясь к болтовне Люси, которая за десять минут успела поведать мне все сплетни.
- Ходит слух, что дон Леандро - внебрачный сын дона Дельгадо, - смешно выпучив глаза, выдала мне горничная.
-Ну и что? - усмехнулась я, - будь он хоть сыном самого папы Римского! Я не хочу замуж за этого урода.
Люсиа осенила себя крестом и неодобрительно воззрилась на меня.
-Ну, он совсем даже не урод, с тех пор как дон Леандро появился здесь, вся прислуга женского полу сходит по нему с ума. Это раз. И папа Римский не может иметь сыновей. Это два. И вы кажется, согласились. Это три.
Я хмыкнула на ее отповедь и лукаво поддела горничную, желая уйти от скользкой темы номер три.
-А ты сама? Не влюбилась часом в дона Дельгадо или как его там?
-Торрес, - поправила она меня и я подумала, что у него даже фамилия пафосная. - Неа. - продолжила Люси. - Какой-то он неискренний, будто играет какую-то роль и сам от нее в восторге.
Я рассмеялась над оценкой дона Леандро. Я вспомнила его поведение в кабинете и в саду. Он и впрямь лицемер, сомневаюсь, что отец подозревает какому чудовищу он отдает свою дочь.
-Я Педро люблю, - услышала я влюбленный вздох Люси. - А лорды вроде Торрес, или того пленного англичанина, красивые и недосягаемые не для простых девушек, вроде меня. Они вам подходят, донья Елена. - и несмотря на мой скептический вид, она продолжила. - Думаю, что дон Дельгадо копыта отбросил, потому и дон Леандро так спешно уехал. Если он правда его незаконнорожденный сын, хотя все говорят, что племянник, то старый дон, не наживший с женой законных наследников, оставил ему в наследство и титул, и поместье и невесту, - она многозначительно посмотрела на меня. - И быть вам доньей Дельгадо-Торрес через две недели. Как пить дать.
Я не стала ее переубеждать, хотя у меня имелись свои соображения на этот счет.
Поздний обед, на который меня допустили, прошел в спокойной, даже непринужденной обстановке. Отсутствие дона Леандро действовало на меня расслабляющее. После нескольких вопросов относительно монастыря, отец оставил меня в покое, чему я была бесконечно рада. Дни, проведенные в обители, вспоминать не хотелось, да и разговоры о предстоящей свадьбе, откровенно действовали на нервы. За столом велась неспешная беседа, а я, неторопливо ковыряя в тарелке, думала о своем. В лифе, согретое теплом моего тела, лежало заветное послание. Я провела достаточно много времени, разглядывая слова, написанные сестрой, чтобы выучить наизусть каждую закорючку. Я водила пальцем по салфетке, воспроизводя незнакомые мне символы и испытывая тайную радость от того, что барьер непонимания между мной и англичанином скоро падет, и я избавляюсь от ненавистного дона Леандро.
Я считала, что предложение мое весьма заманчиво для раба, особенно для дворянина, потерявшего все. Вернуться на Родину, или всю жизнь провести на галерах? Я знаю, чтобы выбрала. Я размышляла над тем, что и сама попыталась покуситься на жизнь псевдожениха, но боялась двух вещей. Во-первых, убийство – это смертный грех, а про бессмертие души мне вдалбливали с малых лет, я опасалась за нее и очень не хотела гореть в аду. А во-вторых, эту самую смерть я приближу к себе многократно, если убью дона Леандро и попадусь. Но был еще вопрос: смогу ли? Леандро выше меня на голову и он мужчина. Я вздрогнула, вновь переживая чувство беспомощности, охватившее меня тогда – никакие упражнения не помогли, и пришлось с разочарованием признать: я спасовала перед лицом грубой силы, а значит едва ли смогу довести дело до конца...
А для мужчин, тем более воинов, убийство чаще всего повод извинений за оскорбление. Я часто наблюдала, как мужчины дрались из-за сущей ерунды, нанося друг другу тяжелые увечья, так что за свободу, англичанин согласится на убийство. Я была в этом уверена. Оставалось только дождаться ночи, когда я проберусь в амбар.
Неожиданно радужные мечты, в которых я плыла, разорвала ужасающая мысль: я совсем ничего не знаю о дальнейшей судьбе англичанина. Может завтра его повезут на продажу, и он никак не сможет убить дона Леандро, или его решили казнить, а на подготовку побега нужно время… В голове замелькали одна за другой мысли, и каждая из них рушила мои идеальные планы. Я в отчаянии прикусила губу и обратила умоляющий взгляд через стол на то место, где неторопливо отрезая коротким кинжалом кусок мяса, восседал мой отец.
- Папа, а что с тем пленником, которого ты привез? – я, словно издалека услышала собственный напряженный голос, запоздало осознав, что перебила монолог одного из идальго отца.
Он поднял меня суровый взгляд, я невольно покраснела и опустила глаза. Мне казалось, что по ним отец без труда прочтет мои мысли и разгадает все замыслы.
Он лениво откинулся на стуле и заговорил:
- Молоденькую донью не должны волновать подобные вопросы, - в голосе отца звучал недвусмысленный намек: я вторгалась на запретную территорию, но зачем-то начала настаивать.
- Зато это должно интересовать хозяйку крупной гасиенды, коей я должна скоро стать, а расходные книги ведут, как ты знаешь именно женщины.
За столом послышались одобрительные шепотки, присутствующие оценили мою хозяйственность.
- Хорошо, - согласился отец. – Я скажу тебе, что собираюсь с ним сделать.
Я вся обратилась в слух.
- Я подарю его вам с Леандро на свадьбу, - огорошил меня отец. - Пусть он сам занимается переговорами.
Я нахмурилась, не совсем понимая какие переговоры он имеет ввиду, но одно уловила четко: англичанин пробудет в гасиенде до моей свадьбы, а это было как раз то, что мне нужно. Я просияла, но тут же взяла себя в руки, увидев, как нахмурился отец, сбитый с толку моей реакцией.
- Уверена, дон Леандро найдет разумное применение твоему подарку, - чопорно проговорила я, силясь вернуть лицу невозмутимое выражение.
Я едва смогла дождаться, когда в гасиенде погаснет последнее окно. Как назло это был кабинет отца, а бывая дома, отец любил засиживаться за бокалом бренди. Моя комната располагалась в правом крыле, построенном под углом по отношению ко всему зданию, потому с балкона просматривались практически все окна. Я нетерпеливо металась по комнате, то и дело выглядывая на балкон. В моей ладони лежал заветный кусочек бумаги, на полу ждала своего часа забитая припасами и медикаментами сумка. Уже облачившись в свой черный мужской костюм, я добавила плащ, сегодня ночью было достаточно прохладно. Дождавшись когда наконец потух последний огонек и потерпев для верности еще полчаса, я отправилась к пленнику.
Охранника я услышала издалека. Он шумно храпел перед дверью, увалившись прямо на землю. Мой лаз располагался с противоположной стороны здания, поэтому сладкий сон стража я не потревожила. Спускаясь к пленнику, я сморщилась, ощутив неприятный запах. Все-таки две недели сидя взаперти, ему нужно было справлять нужду, а горшок поставленный в углу выносили нечасто, судя по наполненности содержимым, а вот масленый фонарь горел даже ночью. Из нововведений я увидела также тюфяк, на котором и спал англичанин, лицо которого за это время покрылось рыжеватой бородой, а одежда стала еще грязнее. Бесшумно приблизившись, наклонившись, осторожно потрясла его за плечо. Он отреагировал мгновенно, больно ухватив за запястье. Я поморщилась, свободной рукой, сняла сомбреро и потрясла головой, освобождая волосы. Он меня узнал и сразу отпустил. Я приложила палец ко рту, призывая к молчанию, и он кивнул мне в ответ.
Первым делом я его покормила, справедливо полагая, что сытый мужчина станет более сговорчивым. И когда с едой было покончено, протянула записку. Несколько мгновений он, нахмурившись, смотрел на зажатый в моей дрожащей ладони кусок пергамента. Меня обуял страх от предположения, что англичанин не умеет читать. Как я не предусмотрела такой вариант! Столько стараний ушло насмарку! И когда я практически отчаялась, он наконец забрал у меня записку и быстро двигая глазами туда-сюда, начал читать.
