Нот помотал головой.
– Я не собираюсь быть драконом, – сказал он. – Я не создан для неба.
И, покраснев, добавил:
– Я высоты боюсь.
– Ты упоминал, что твоя память осталась нетронутой и что ты помнишь даже больше, чем хотелось бы, – сказала Эльвиэль и, облокотившись на перила, вгляделась в синюю даль. – Это значит, что ты должен помнить и то, как вёл себя твой брат после инициации.
– Ему было плохо, и он постоянно хотел есть, – сказал Нот. – И его огонь жёг изнутри. Меня тоже иногда жжёт – похоже на отрыжку, только хуже…
Тут он смутился, что сказал при красивой женщине, при эльфийской королеве, слово «отрыжка», и извинился. Как назло, огонь внутри проснулся и начал весело стучаться в крови – у Нота тут же стали горячими уши, а из носа повалил пар.
– А как у него получилось, ты тоже помнишь? – спросила Эльвиэль. – Он не рассказывал тебе о том, как учился быть драконом?
– Не очень подробно, – ещё сильнее смутился Нот. – Позволь мне уйти, королева.
Королева повернулась к Ноту и сделала шаг ему навстречу.
– Что тебя пугает – полёт или я?
– Пугает? – Странник тоже шагнул к Эльвиэль. – Всё понемногу. Есть барьеры, которые трудно переступить, Эльвиэль.
Он сжал её в руках, как и желал. Впервые увидев Эльвиэль поздней осенью, когда был совсем ещё маленьким, Нот уже мечтал на ней жениться. И потом, когда его магическое детство вытянуло тело, сделало более взрослым, плеснуло в жилы подросткового безумия… он мечтал о ней, он не засыпал ни одной ночи, не представляя себе это нежное тело в своих объятиях. Страсть опаляла ему губы и иссушала мозг. Вот и теперь, когда под пальцами сквозь шёлк ощущалось женское тело, Нот мгновенно потерял разум.
Её маленький рот был крепко сжат, но его это не остановило. И кулачки, которые уперлись в его плечи. И лишь когда огонь опалил ему губы, а затем – и всё лицо, Нот опомнился и выпустил королеву.
– Это было лишним, – сказала она. – По крайней мере, давай начнём не с этого.
Странник даже не успел понять, когда и для чего покрылся чешуёй. Одежда, треща, сползала с раздавшегося во все стороны тела.
– Вот видишь? Ты не в силах сдерживать это, – обвиняюще сказала Эльвиэль. – Идём за мной.
– Куда? – севшим голосом спросил Нот.
Он не понимал. Она отвергла его, а теперь зовёт… к себе? В свою спальню? Возможно ли…
– На крышу. Оттуда будет проще взлетать.
На крышу! Она думает только о том, как бы ему стать драконом, как будто его это волнует! В самом деле? Нот фыркнул.
Но Эльвиэль протянула ему руку, и Нот пошёл за нею. Как на заклание. Сквозь чешую рука королевы казалась невесомой, но в то же время крепкой и твёрдой.
Ветер на крыше показался ему куда более сильным. И отступать особо некуда… Эльвиэль взмахнула длинными рукавами, словно лебедь крыльями, в лёгком свечении закружилась, приподнявшись на цыпочки и – превратилась в дракона. Белого, блистающего чешуёй. Только самые кончики гребня и хвоста были чернее тьмы.
– Теперь ты, – сказала она уже изменившимся, более низким и хрипловатым голосом. – Подумай о своей драконьей сути не как о чём-то враждебном, а как о части себя.
Нот зажмурился и представил себя драконом. Тут его ноги подкосились, и он едва не упал. Точнее, он опустился на все четыре конечности. И почувствовал себя уверенней.
– Отлично! – взревела Эльвиэль металлическим, жутковатым голосом. – А теперь…
Нота обдало горячим воздухом, и он понял, что королева-дракон взлетела.
Очень осторожно он открыл глаза и посмотрел вокруг. Всё изменилось. Стало меньше и хрупче. Странник увидел своё тело, насколько мог его оглядеть, увидел хвост и крылья, оценил размеры. Эльвиэль сделала круг в небе, и Нот понял, что она гораздо крупнее.
– А теперь лети! Ты чёрный дракон, твоё время – ночь! Летя в темноте, ты не должен бояться полёта, – проговорила королева. – Мне надо знать, что ты готов, что ты взрослый. Мне нужен лишь зрелый дракон, Нот Уиндвард.
И Нот, осторожно ступая по крыше, словно по тонкому льду, приблизился к краю и посмотрел вниз. Для человека – очень высоко, для дракона – не особо… но он попятился, скрежеща когтями, и замотал головой.
На сегодня с него, пожалуй, хватит. Он даже не понял, как превратился обратно. И стрелой бросился вниз по лестнице, чтобы как можно быстрее добраться до своей спальни. Только бы никто не встретился по пути! Не имея на теле даже маленького лоскутка, Нот себя чувствовал ужасно. Шипя от досады, он нырнул под одеяло.
Вернувшаяся незадолго до него Лира с удивлением распахнула глаза. Она, по своему обыкновению, легла спать почти одетой. Но, едва Нот коснулся её, как Лира прижалась в ответ – тёплая, ласковая, будто бы только и ждала, когда он придёт.
В его голове всё ещё свежи были ощущения после поцелуя на балконе – вкус напряжённых, крепко сомкнутых губ, кажущееся податливым тело под шелковистой тканью, маленькие прохладные ладони. Запах духов, так непохожий на лесной аромат Лиры.
«Мне нужен лишь зрелый дракон, Нот Уиндвард». Нужен. Он ей нужен? Для чего?
Застонав от боли, недоумения и разочарования, Нот стиснул оборотницу и придавил её своим телом к кровати. Глаза он зажмурил – до рези в опалённых веках, до белых пятен – и действовал наощупь. И всё, что он находил, было ошеломляюще непохожим на Эльвиэль… и в то же время прекрасным.
– Нет, – сказала Лира. – Я хочу, чтобы ты был сейчас со мной, Нот. Не с нею. Посмотри на меня, пожалуйста. Посмотри.
Для этого тоже требовалась храбрость. И, хотя в комнате было темно, Нот открыл глаза и увидел, как глаза Лиры влажно мерцают совсем рядом.
Она уже беспорядочно дёргала шнуровку своей рубашки, и Нот смотрел, смотрел не отрываясь. И видел в полутьме спальни – видел, что Лира не так совершенна в своей красоте, как Эльвиэль… Что Лира – небезупречная и абсолютно живая.
– Ты красивая, – сказал он честно.
– Не забывай этого, – прошептала Лира и с нежностью прильнула губами к его пересохшим, воспалённым губам.
Бертине ужасно мешали дети. И Юна, привязанная к спине, копошилась и хныкала, и маленький Кин ёрзал впереди, в седле. Ему, конечно же, было там неудобно, к тому же он испугался резкого подъёма, толчка, когда какой-то охотник попытался прыгнуть на Расмуса, шума внизу. Нет, он не плакал – видно, уже успел научиться затаиваться. Но он дрожал и шмыгал носом.
Расмус поднялся к самым верхушкам деревьев, и Бертина, прикусив губу, смотрела вниз, выгадывая удобный момент. Она увидела дорогу – впереди уже лежало несколько убитых. Видимо, та часть стаи, что ушла вперёд, встретилась с засадой раньше остальных и успела отрезать охотников от основной группы. Вот туда-то Бертина и направила кота. Пять человек, безнадёжно мёртвых, лежали поперёк дорожки, а поодаль – светло-серый волк зализывал глубокую рану на боку. Второй волк обнаружился в кустах – Бертине показалось, что его чуть ли не разорвали на части. Сколько крови!
– Он мог бы регенерировать, – сказал светло-серый зверь.
Девушка резко повернулась к нему. Волк уже частично обернулся человеком.
– Помоги. Он ещё жив!
– Но я нужна там, – не покидая седла, сказала Бертина нерешительно.
– Ты некромант, а не воин, – огрызнулся получеловек-полуволк.
По голосу это был, кажется, Роб, а по виду и не поймёшь… Страшный.
– Помоги, – заскулил он тут же, меняя гневные интонации на просительные.
Бертина сунула ему Кина, спрыгнула с Расмуса и села на корточки возле умирающего.
Ей никогда не приходилось поднимать оборотней.
Бертина взяла волка за голову – тяжёлую, окровавленную. Арбалетный болт вонзился возле уха, но череп, кажется, не пробил. Волк приоткрыл светло-жёлтые глаза и слабо заскулил.
– Останься, – велела ему Бертина. Пожалуй, слишком резко – так не просят, так приказывают. – Я отведу Седьмой ветер в сторону. Ты нужен стае. Роб! Как его зовут? Мне нужно позвать его по имени.
– Арольф, – сказал Роб. – Эй, Кин, а ну стой!
Бертина покосилась в сторону полуволка и зашипела сквозь зубы. Мальчик превратился в щенка и теперь удирал – в ту сторону, где слышались звуки боя. Разумеется, эти звуки ей не нравились – вой, рычание, крики, удары и треск…
– Лови, – зарычала девушка ничуть не хуже, чем рычат волки, и Роб, растерявшийся было, когда ребёнок ускользнул, тут же обратился в зверя и кинулся догонять Кина.
А Бертина осталась наедине с Арольфом – приказывать вернуться, заставлять остаться на этой стороне. Она узнала прохладный ветер, коснувшийся её губ, поймала нить сквозняка и ощутила, как он пробирает до самых костей.
– Арольф, ты остаёшься. Я отстояла тебя, – сказала она, сжимая раненую голову волка.
И увидела, что раны перестали кровить, а морда, оскаленная в предсмертной гримасе, становится человеческим лицом. И лицо это… Бертина видела Арольфа в стае, помнила его – мальчишку не сильно старше, чем она сама. Но тогда он был весёлым и энергичным, а теперь страдал.
Он был на этой стороне, в сознании, в мучении. Девушка, видя, как ему больно, на секунду задумалась – а верно ли поступила? Раны тяжелы, она даже не справится с арбалетным болтом, не сумеет его вытащить, и не знает, скоро ли оборотень восстановится. Не проще ли было – отпустить?
Сзади шелохнулись ветки, зашуршало, затрещало – неужели Роб так ломится по кустам, ловя маленького сына Лиры? Бертина в гневе обернулась и увидела, что Расмус играет с егерем, словно кошка с мышью. Только у мыши была острая пика в руках, да и на теле – крепкий кожаный колет, способный защитить от когтей огромного кота.
Увидев, как пика пронзила Расмусу крыло, Бертина вскочила и вскинула руки в повелевающем жесте. Всё её отчаяние, вся её злость на охотников, весь страх за стаю, которая сражалась всего в нескольких десятков шагов отсюда – всё излилось в нескольких коротких заклятиях и жестах.
Магия Длани подняла троих мертвецов и двинула их на охотника. Тот даже не сообразил, что угроза исходит от хрупкой, бледной, перемазанной кровью девчонки, и кинулся в атаку на покойников.
Расмус с возмущённым воплем бросился жаловаться хозяйке, но из кустов показалось ещё двое охотников. Кот возмутился ещё больше, опрокинул ближайшего, перевернулся на спину, держа его в лапах, и принялся рвать когтями, не давая врагу ни шанса.
Бертина оказалась один на один со вторым.
– Ну, давай… ведьма, – усмехнулся он. – Покажи, что ты умеешь.
И прочертил в воздухе серебристо отсвечивающую руну. Маг? Бертина успела отразить его чары руной Су и нетерпеливо смахнула с лица мешавшие волосы.
Ещё два мертвеца поднялись с дорожки и подходили к магу-охотнику сзади. Те трое уже заканчивали с ранившим Расмуса человеком. Бертина не была уверена, что продержит сразу пятерых достаточно долго, но что ей оставалось? У неё на спине по-прежнему хныкала Юнона.
Жив-курилки – ходячее мясо. Они плохо слушаются и годятся лишь для грубой работы. Любой некромант знает это и накладывает дополнительные чары на таких работничков, если ему требуется что-то сложнее, чем рытьё могилы или создание заслона от врагов. Но Бертине не хватало на это времени. Маг отмахнулся от двух жив-курилок, словно от мух, и девушка поняла, что ей не слишком-то повезло с противником. Ещё один мертвец напал на мага, но тот ударил снизу вверх кинжалом – вспоротый жив-курилка так и рухнул.
Сдаваться Бертина не собиралась.
Тем более, что седьмой ветер по-прежнему кусал её за вспотевшую спину, овевал разгорячённое лицо, беспокоил, требуя взамен оставленного жить что-нибудь другое. Бертина никогда не оживляла полноценно, никогда не возвращала к жизни человека – или оборотня! – и теперь боялась, что Cедьмой ветер от неё не отстанет.
– Я отдам тебе его, – прошептала она ветру, указывая на мага. – Помоги мне.
И применила связующие чары, чтобы обездвижить врага. Тот, однако, был настороже и чары отразил.
– Твой хозяин велел тебя брать живой, но у меня ведь может и не получиться, – сказал маг, не опуская руку с кинжалом.
У него была обаятельная улыбка убийцы. Где-то Бертина такую видела?
– Предлагаешь сдаться?
– А как же. За живую заплатят больше. Но мне и за мёртвую заплатят, так что выбирай.
Бертина почувствовала, как Седьмой ветер леденит ладони. И кивнула, протянув руки к магу и одновременно делая к нему шаг.
Тот насторожился, но ничего больше сделать не успел. Повинуясь чарам Бертины, жив-курилки толкнули его прямо к ней в объятия.
И она обняла. Забыв о его кинжале, забыв обо всём, кроме самого главного.
– Я люблю тебя, – сказала она, сама не понимая смысла слов. – И позволю тебе уйти без боли. Туда, откуда не возвращаются.
Что-то толкнуло её изнутри – какая-то сила, бьющаяся в груди, подобно птице, просящейся на волю. Боль – одна на двоих с магом. Не сразу поняла – маг ещё успел нанести и свой удар. Снизу под рёбра, но недостаточно глубоко.
Потом он упал сначала на колени, обнимая Бертину за ноги, а потом – лицом вниз, чуть не повалив и девушку. Седьмой ветер заставил тело убитого покрыться инеем.
Дрожа, она села рядом с убитым магом и всхлипнула, зажимая рукой рану в боку. И только тут поняла, что звуки битвы затихли. В лесу стояла почти полная тишина. Даже Юна перестала плакать.
Бертина очнулась спустя какое-то время. Она лежала на боку, маленькая Юна спала, уткнувшись ей в грудь. Кто-то постелил им одеяло, развёл костёр, но вокруг было очень, очень тихо. И очень тепло. Бертина пошевелилась и поняла, что её спину усердно греет Расмус. А у костра сидит несколько человек. Пять? Шесть?
– Миррина? – позвала девушка. – Роб? Кто-нибудь!
– Она очнулась, – сказал приятный мужской голос. Кажется, незнакомый, но поручиться за это Бертина не могла. – Как ты, сестрёнка?
Бертина приложила руку к левому боку, нащупала толстый слой бинтов. Кинжал мага, вонзившийся снизу, под рёбра, должен был, наверное, оставить жуткую рану? Ах, да, вот… тут больно. Но совсем не так больно, как, казалось бы, должна болеть серьёзная рана.
– Эй, Мирра! Иди скорее сюда! – это уже Роб. – Она пришла в себя!
– Мирра ушла охотиться, – ответил кто-то с той стороны костра.
– Мы… отбились? – спросила у Роба Бертина.
Тот отошёл от костра и сел рядом на землю.
– Нас побили. Осталось мало. Стая… разбежалась после боя. Нас здесь осталось восемь взрослых и трое детей. Мирра, Кира и Кин в порядке, Кина я, по счастью, догнал. Но убито… много убито, – сказал он. – Хорошая новость: погони нет.
– Значит, эти… Они… убиты?
– Мы насчитали с дюжину охотников и двоих магов. Мёртвых. Но несколько человек точно ушли, – Роб зарычал. – Потеряв магов, они растерялись и удрали. Мы… мы дали им увести раненых. Нас оставалось очень мало.
– А как Арольф? – спросила Бертина, закрывая глаза.
– Арольф лежит, зализывает раны, – сказал Роб. – Говорит, что, как порядочный волк, хочет на тебе жениться.
– Вот как? – удивилась Бертина.
– Он тебя перевязывал и теперь забыть не может, что видел тебя… ммм… я тоже не могу забыть, что он тебя видел. Мы будем драться, когда он выздоровеет.
– Роб, я не выйду замуж ни за тебя, ни за Арольфа. У меня есть любимый.
– Любииимый, – сделав губы трубочкой, протянул Роб. – Ладно. Лежи. Темнеет уже, скоро Мирра, наверно, придёт.
– А стая… соберётся? – спросила Бертина.
– Не знаю. Мы поймали несколько лошадей. И фургоны почти все целы… Жалко бросать! Сколько сможем – заберём. Кто-нибудь да прибьётся к нам.
– Я не собираюсь быть драконом, – сказал он. – Я не создан для неба.
И, покраснев, добавил:
– Я высоты боюсь.
– Ты упоминал, что твоя память осталась нетронутой и что ты помнишь даже больше, чем хотелось бы, – сказала Эльвиэль и, облокотившись на перила, вгляделась в синюю даль. – Это значит, что ты должен помнить и то, как вёл себя твой брат после инициации.
– Ему было плохо, и он постоянно хотел есть, – сказал Нот. – И его огонь жёг изнутри. Меня тоже иногда жжёт – похоже на отрыжку, только хуже…
Тут он смутился, что сказал при красивой женщине, при эльфийской королеве, слово «отрыжка», и извинился. Как назло, огонь внутри проснулся и начал весело стучаться в крови – у Нота тут же стали горячими уши, а из носа повалил пар.
– А как у него получилось, ты тоже помнишь? – спросила Эльвиэль. – Он не рассказывал тебе о том, как учился быть драконом?
– Не очень подробно, – ещё сильнее смутился Нот. – Позволь мне уйти, королева.
Королева повернулась к Ноту и сделала шаг ему навстречу.
– Что тебя пугает – полёт или я?
– Пугает? – Странник тоже шагнул к Эльвиэль. – Всё понемногу. Есть барьеры, которые трудно переступить, Эльвиэль.
Он сжал её в руках, как и желал. Впервые увидев Эльвиэль поздней осенью, когда был совсем ещё маленьким, Нот уже мечтал на ней жениться. И потом, когда его магическое детство вытянуло тело, сделало более взрослым, плеснуло в жилы подросткового безумия… он мечтал о ней, он не засыпал ни одной ночи, не представляя себе это нежное тело в своих объятиях. Страсть опаляла ему губы и иссушала мозг. Вот и теперь, когда под пальцами сквозь шёлк ощущалось женское тело, Нот мгновенно потерял разум.
Её маленький рот был крепко сжат, но его это не остановило. И кулачки, которые уперлись в его плечи. И лишь когда огонь опалил ему губы, а затем – и всё лицо, Нот опомнился и выпустил королеву.
– Это было лишним, – сказала она. – По крайней мере, давай начнём не с этого.
Странник даже не успел понять, когда и для чего покрылся чешуёй. Одежда, треща, сползала с раздавшегося во все стороны тела.
– Вот видишь? Ты не в силах сдерживать это, – обвиняюще сказала Эльвиэль. – Идём за мной.
– Куда? – севшим голосом спросил Нот.
Он не понимал. Она отвергла его, а теперь зовёт… к себе? В свою спальню? Возможно ли…
– На крышу. Оттуда будет проще взлетать.
На крышу! Она думает только о том, как бы ему стать драконом, как будто его это волнует! В самом деле? Нот фыркнул.
Но Эльвиэль протянула ему руку, и Нот пошёл за нею. Как на заклание. Сквозь чешую рука королевы казалась невесомой, но в то же время крепкой и твёрдой.
Ветер на крыше показался ему куда более сильным. И отступать особо некуда… Эльвиэль взмахнула длинными рукавами, словно лебедь крыльями, в лёгком свечении закружилась, приподнявшись на цыпочки и – превратилась в дракона. Белого, блистающего чешуёй. Только самые кончики гребня и хвоста были чернее тьмы.
– Теперь ты, – сказала она уже изменившимся, более низким и хрипловатым голосом. – Подумай о своей драконьей сути не как о чём-то враждебном, а как о части себя.
Нот зажмурился и представил себя драконом. Тут его ноги подкосились, и он едва не упал. Точнее, он опустился на все четыре конечности. И почувствовал себя уверенней.
– Отлично! – взревела Эльвиэль металлическим, жутковатым голосом. – А теперь…
Нота обдало горячим воздухом, и он понял, что королева-дракон взлетела.
Очень осторожно он открыл глаза и посмотрел вокруг. Всё изменилось. Стало меньше и хрупче. Странник увидел своё тело, насколько мог его оглядеть, увидел хвост и крылья, оценил размеры. Эльвиэль сделала круг в небе, и Нот понял, что она гораздо крупнее.
– А теперь лети! Ты чёрный дракон, твоё время – ночь! Летя в темноте, ты не должен бояться полёта, – проговорила королева. – Мне надо знать, что ты готов, что ты взрослый. Мне нужен лишь зрелый дракон, Нот Уиндвард.
И Нот, осторожно ступая по крыше, словно по тонкому льду, приблизился к краю и посмотрел вниз. Для человека – очень высоко, для дракона – не особо… но он попятился, скрежеща когтями, и замотал головой.
На сегодня с него, пожалуй, хватит. Он даже не понял, как превратился обратно. И стрелой бросился вниз по лестнице, чтобы как можно быстрее добраться до своей спальни. Только бы никто не встретился по пути! Не имея на теле даже маленького лоскутка, Нот себя чувствовал ужасно. Шипя от досады, он нырнул под одеяло.
Вернувшаяся незадолго до него Лира с удивлением распахнула глаза. Она, по своему обыкновению, легла спать почти одетой. Но, едва Нот коснулся её, как Лира прижалась в ответ – тёплая, ласковая, будто бы только и ждала, когда он придёт.
В его голове всё ещё свежи были ощущения после поцелуя на балконе – вкус напряжённых, крепко сомкнутых губ, кажущееся податливым тело под шелковистой тканью, маленькие прохладные ладони. Запах духов, так непохожий на лесной аромат Лиры.
«Мне нужен лишь зрелый дракон, Нот Уиндвард». Нужен. Он ей нужен? Для чего?
Застонав от боли, недоумения и разочарования, Нот стиснул оборотницу и придавил её своим телом к кровати. Глаза он зажмурил – до рези в опалённых веках, до белых пятен – и действовал наощупь. И всё, что он находил, было ошеломляюще непохожим на Эльвиэль… и в то же время прекрасным.
– Нет, – сказала Лира. – Я хочу, чтобы ты был сейчас со мной, Нот. Не с нею. Посмотри на меня, пожалуйста. Посмотри.
Для этого тоже требовалась храбрость. И, хотя в комнате было темно, Нот открыл глаза и увидел, как глаза Лиры влажно мерцают совсем рядом.
Она уже беспорядочно дёргала шнуровку своей рубашки, и Нот смотрел, смотрел не отрываясь. И видел в полутьме спальни – видел, что Лира не так совершенна в своей красоте, как Эльвиэль… Что Лира – небезупречная и абсолютно живая.
– Ты красивая, – сказал он честно.
– Не забывай этого, – прошептала Лира и с нежностью прильнула губами к его пересохшим, воспалённым губам.
ГЛАВА 15. Битва Бертины
Бертине ужасно мешали дети. И Юна, привязанная к спине, копошилась и хныкала, и маленький Кин ёрзал впереди, в седле. Ему, конечно же, было там неудобно, к тому же он испугался резкого подъёма, толчка, когда какой-то охотник попытался прыгнуть на Расмуса, шума внизу. Нет, он не плакал – видно, уже успел научиться затаиваться. Но он дрожал и шмыгал носом.
Расмус поднялся к самым верхушкам деревьев, и Бертина, прикусив губу, смотрела вниз, выгадывая удобный момент. Она увидела дорогу – впереди уже лежало несколько убитых. Видимо, та часть стаи, что ушла вперёд, встретилась с засадой раньше остальных и успела отрезать охотников от основной группы. Вот туда-то Бертина и направила кота. Пять человек, безнадёжно мёртвых, лежали поперёк дорожки, а поодаль – светло-серый волк зализывал глубокую рану на боку. Второй волк обнаружился в кустах – Бертине показалось, что его чуть ли не разорвали на части. Сколько крови!
– Он мог бы регенерировать, – сказал светло-серый зверь.
Девушка резко повернулась к нему. Волк уже частично обернулся человеком.
– Помоги. Он ещё жив!
– Но я нужна там, – не покидая седла, сказала Бертина нерешительно.
– Ты некромант, а не воин, – огрызнулся получеловек-полуволк.
По голосу это был, кажется, Роб, а по виду и не поймёшь… Страшный.
– Помоги, – заскулил он тут же, меняя гневные интонации на просительные.
Бертина сунула ему Кина, спрыгнула с Расмуса и села на корточки возле умирающего.
Ей никогда не приходилось поднимать оборотней.
Бертина взяла волка за голову – тяжёлую, окровавленную. Арбалетный болт вонзился возле уха, но череп, кажется, не пробил. Волк приоткрыл светло-жёлтые глаза и слабо заскулил.
– Останься, – велела ему Бертина. Пожалуй, слишком резко – так не просят, так приказывают. – Я отведу Седьмой ветер в сторону. Ты нужен стае. Роб! Как его зовут? Мне нужно позвать его по имени.
– Арольф, – сказал Роб. – Эй, Кин, а ну стой!
Бертина покосилась в сторону полуволка и зашипела сквозь зубы. Мальчик превратился в щенка и теперь удирал – в ту сторону, где слышались звуки боя. Разумеется, эти звуки ей не нравились – вой, рычание, крики, удары и треск…
– Лови, – зарычала девушка ничуть не хуже, чем рычат волки, и Роб, растерявшийся было, когда ребёнок ускользнул, тут же обратился в зверя и кинулся догонять Кина.
А Бертина осталась наедине с Арольфом – приказывать вернуться, заставлять остаться на этой стороне. Она узнала прохладный ветер, коснувшийся её губ, поймала нить сквозняка и ощутила, как он пробирает до самых костей.
– Арольф, ты остаёшься. Я отстояла тебя, – сказала она, сжимая раненую голову волка.
И увидела, что раны перестали кровить, а морда, оскаленная в предсмертной гримасе, становится человеческим лицом. И лицо это… Бертина видела Арольфа в стае, помнила его – мальчишку не сильно старше, чем она сама. Но тогда он был весёлым и энергичным, а теперь страдал.
Он был на этой стороне, в сознании, в мучении. Девушка, видя, как ему больно, на секунду задумалась – а верно ли поступила? Раны тяжелы, она даже не справится с арбалетным болтом, не сумеет его вытащить, и не знает, скоро ли оборотень восстановится. Не проще ли было – отпустить?
Сзади шелохнулись ветки, зашуршало, затрещало – неужели Роб так ломится по кустам, ловя маленького сына Лиры? Бертина в гневе обернулась и увидела, что Расмус играет с егерем, словно кошка с мышью. Только у мыши была острая пика в руках, да и на теле – крепкий кожаный колет, способный защитить от когтей огромного кота.
Увидев, как пика пронзила Расмусу крыло, Бертина вскочила и вскинула руки в повелевающем жесте. Всё её отчаяние, вся её злость на охотников, весь страх за стаю, которая сражалась всего в нескольких десятков шагов отсюда – всё излилось в нескольких коротких заклятиях и жестах.
Магия Длани подняла троих мертвецов и двинула их на охотника. Тот даже не сообразил, что угроза исходит от хрупкой, бледной, перемазанной кровью девчонки, и кинулся в атаку на покойников.
Расмус с возмущённым воплем бросился жаловаться хозяйке, но из кустов показалось ещё двое охотников. Кот возмутился ещё больше, опрокинул ближайшего, перевернулся на спину, держа его в лапах, и принялся рвать когтями, не давая врагу ни шанса.
Бертина оказалась один на один со вторым.
– Ну, давай… ведьма, – усмехнулся он. – Покажи, что ты умеешь.
И прочертил в воздухе серебристо отсвечивающую руну. Маг? Бертина успела отразить его чары руной Су и нетерпеливо смахнула с лица мешавшие волосы.
Ещё два мертвеца поднялись с дорожки и подходили к магу-охотнику сзади. Те трое уже заканчивали с ранившим Расмуса человеком. Бертина не была уверена, что продержит сразу пятерых достаточно долго, но что ей оставалось? У неё на спине по-прежнему хныкала Юнона.
Жив-курилки – ходячее мясо. Они плохо слушаются и годятся лишь для грубой работы. Любой некромант знает это и накладывает дополнительные чары на таких работничков, если ему требуется что-то сложнее, чем рытьё могилы или создание заслона от врагов. Но Бертине не хватало на это времени. Маг отмахнулся от двух жив-курилок, словно от мух, и девушка поняла, что ей не слишком-то повезло с противником. Ещё один мертвец напал на мага, но тот ударил снизу вверх кинжалом – вспоротый жив-курилка так и рухнул.
Сдаваться Бертина не собиралась.
Тем более, что седьмой ветер по-прежнему кусал её за вспотевшую спину, овевал разгорячённое лицо, беспокоил, требуя взамен оставленного жить что-нибудь другое. Бертина никогда не оживляла полноценно, никогда не возвращала к жизни человека – или оборотня! – и теперь боялась, что Cедьмой ветер от неё не отстанет.
– Я отдам тебе его, – прошептала она ветру, указывая на мага. – Помоги мне.
И применила связующие чары, чтобы обездвижить врага. Тот, однако, был настороже и чары отразил.
– Твой хозяин велел тебя брать живой, но у меня ведь может и не получиться, – сказал маг, не опуская руку с кинжалом.
У него была обаятельная улыбка убийцы. Где-то Бертина такую видела?
– Предлагаешь сдаться?
– А как же. За живую заплатят больше. Но мне и за мёртвую заплатят, так что выбирай.
Бертина почувствовала, как Седьмой ветер леденит ладони. И кивнула, протянув руки к магу и одновременно делая к нему шаг.
Тот насторожился, но ничего больше сделать не успел. Повинуясь чарам Бертины, жив-курилки толкнули его прямо к ней в объятия.
И она обняла. Забыв о его кинжале, забыв обо всём, кроме самого главного.
– Я люблю тебя, – сказала она, сама не понимая смысла слов. – И позволю тебе уйти без боли. Туда, откуда не возвращаются.
Что-то толкнуло её изнутри – какая-то сила, бьющаяся в груди, подобно птице, просящейся на волю. Боль – одна на двоих с магом. Не сразу поняла – маг ещё успел нанести и свой удар. Снизу под рёбра, но недостаточно глубоко.
Потом он упал сначала на колени, обнимая Бертину за ноги, а потом – лицом вниз, чуть не повалив и девушку. Седьмой ветер заставил тело убитого покрыться инеем.
Дрожа, она села рядом с убитым магом и всхлипнула, зажимая рукой рану в боку. И только тут поняла, что звуки битвы затихли. В лесу стояла почти полная тишина. Даже Юна перестала плакать.
ГЛАВА 16. Южное Становище
Бертина очнулась спустя какое-то время. Она лежала на боку, маленькая Юна спала, уткнувшись ей в грудь. Кто-то постелил им одеяло, развёл костёр, но вокруг было очень, очень тихо. И очень тепло. Бертина пошевелилась и поняла, что её спину усердно греет Расмус. А у костра сидит несколько человек. Пять? Шесть?
– Миррина? – позвала девушка. – Роб? Кто-нибудь!
– Она очнулась, – сказал приятный мужской голос. Кажется, незнакомый, но поручиться за это Бертина не могла. – Как ты, сестрёнка?
Бертина приложила руку к левому боку, нащупала толстый слой бинтов. Кинжал мага, вонзившийся снизу, под рёбра, должен был, наверное, оставить жуткую рану? Ах, да, вот… тут больно. Но совсем не так больно, как, казалось бы, должна болеть серьёзная рана.
– Эй, Мирра! Иди скорее сюда! – это уже Роб. – Она пришла в себя!
– Мирра ушла охотиться, – ответил кто-то с той стороны костра.
– Мы… отбились? – спросила у Роба Бертина.
Тот отошёл от костра и сел рядом на землю.
– Нас побили. Осталось мало. Стая… разбежалась после боя. Нас здесь осталось восемь взрослых и трое детей. Мирра, Кира и Кин в порядке, Кина я, по счастью, догнал. Но убито… много убито, – сказал он. – Хорошая новость: погони нет.
– Значит, эти… Они… убиты?
– Мы насчитали с дюжину охотников и двоих магов. Мёртвых. Но несколько человек точно ушли, – Роб зарычал. – Потеряв магов, они растерялись и удрали. Мы… мы дали им увести раненых. Нас оставалось очень мало.
– А как Арольф? – спросила Бертина, закрывая глаза.
– Арольф лежит, зализывает раны, – сказал Роб. – Говорит, что, как порядочный волк, хочет на тебе жениться.
– Вот как? – удивилась Бертина.
– Он тебя перевязывал и теперь забыть не может, что видел тебя… ммм… я тоже не могу забыть, что он тебя видел. Мы будем драться, когда он выздоровеет.
– Роб, я не выйду замуж ни за тебя, ни за Арольфа. У меня есть любимый.
– Любииимый, – сделав губы трубочкой, протянул Роб. – Ладно. Лежи. Темнеет уже, скоро Мирра, наверно, придёт.
– А стая… соберётся? – спросила Бертина.
– Не знаю. Мы поймали несколько лошадей. И фургоны почти все целы… Жалко бросать! Сколько сможем – заберём. Кто-нибудь да прибьётся к нам.
