Он поставил передо мной глубокую кружку с каким-то напитком и блюдо с пирожным и мелко нарезанными фруктами. Себе он приобрел аналогичный набор, но пирожное было иным. Гадство, и почему оно мне кажется аппетитнее моего?
- Как ты себя чувствуешь? - внимательно рассматривая меня, спросил Дан. Ух, какой заботливый! Расталкивая завороженных тараканчиков, в голове проскакала мысль, что это как-то неправильно. Ведь при первой встрече и после младший брат Артеша позиционировал себя юнцом, избалованным, познавшим вседозволенность, не готовым к принятию взрослых и осознанных поступков. Но сегодня внезапно, слишком стремительно, он стал иным. Будто за ночь проскочил пяток лет. И это уже не Чертенок, а вполне себе Черт. Сильный, ответственный, желанный. А-а-а-а…
- Нормально, - смогла спокойно и непринужденно сообщить Дану я, всматриваясь на дорогу, видневшуюся за его плечом. Не смотреть на него, не смотреть! Быстро схватила ложечку и накинулась на десерт, пока кое-кто умный не вознамерился еще что-нибудь у меня выведать. Тут и так не просто, а он... он упрощать мне жизнь не собирался.
- А что у тебя за рисунок? - медленно вычерчивая загадочные знаки ложкой на тарелке, ловко лавируя между кусочками фруктов, поинтересовался Дан.
- Где? - вскинула взгляд на парня.
Господи, какой рисунок? Ты свои глаза видел, Черте… Черт хвостатый, вернее, крылатый? В их глубине же утонуть можно!
- Здесь, - он аккуратно коснулся пальцем оголенного участка моей груди, на котором разместились треугольные ушки и любознательные круглые глазки. Оглушающее «юхууу!» моих резвых тараканов слышали, скорее всего, абсолютно все посетители – и сотрудники – кафе. Ох…Я прикусила язычок и вовремя вспомнила, что порядочная дева, и ругаться мне не пристало. Но как хочется, кто бы знал.
- Это блажь юности, - пояснила Дану, ему понятнее не стало, и я продолжила - тату. Рисунок на кожу наноситься специальными чернилами и устройством и не стирается. В восемнадцать лет я, несмотря на запрет матери, тайком пошла и набила себе совенка. Детеныш земной птички.
- Говоришь так, словно жалеешь о произошедшем.
- Да нет, наверно, - усмехнулась и уточнила, - точно не жалею о тату. Охоту отбила, на иные эксперименты меня затем и не тянуло. Но жалею, что сделала тайком, не попыталась договориться с мамой, обидела ее. Мы, конечно, после все обсудили, но…
- Я думаю, она простила, - уверенно сказал Дан. К нашему столику подошла девушка-официант и осторожно полила мой многострадальный кактус водой. Бедняга, тоже мучается в такую-то жару. - То есть, получается, это не весь рисунок? Тот, что виден?
Блин, и в кого ты такой догадливый?!!
- Нет! - коротко и ясно. Не лезь!
- А полностью покажешь?
Да твою ж…
Взглянула на Дана, окунулась в притягательные омуты его глаз, вслушиваясь в ликующий выкрики моих внутренних сумасшедшинок «да-да-да!!!», и задумалась: и что мне со всем этим делать?
- Возможно, - выдохнула я, умышленно не став пояснять, когда и при каких обстоятельствах. Пусть помучается, в лучах надежды покупается.
Уткнулась в тарелку с едой и с воодушевлением принялась поглощать остатка десерта. Пирожное, кстати, оказалось наивкуснейшим. Хотя, периодически бросая взгляды на Дана, на то, как он аккуратно и споро расправлялся со сладким счастьем на своей тарелке, я пришла к выводу, что не отказалась бы попробовать и его. Десерт, конечно. Не Дана. Черт!
- Чем займемся дальше? - через пару минут спросил Даннеш, - Шэтт скоро пойдет на закат и станет прохладнее. Можем еще погулять, а после представление уличного театра посмотреть в центре. Увлекательное зрелище. Он там постоянно вечерами толпу собирает. Либо давай посетим какие-нибудь мастерские. Какие тебе будут интересны, а потом вернемся домой. Устроим домашнее свидание, например.
Я от такой наглости даже поперхнулась последним кусочком. Свидание? Серьезно?!!! Домашнее? Это что за зверь такой?
- Что? - уточнил Дан, видимо, на моем лице отразился весь спектр вопросов, которые так и не были произнесены мною вслух.
- Свидание?
- Угу…
- С тобой? Дома? Вечером?
- Да, а что в этом предложении тобой видится какой-то скрытый сакральный смысл?
Мои внутренние смутьяны задумались вместе со мной. Ну, правда, какой такой потаенный смысл можно вложить в это мероприятие. Дан же не предложил прийти домой, в его комнату, разложиться на постели и …..
«Испорченная девчонка!!!» - завопили возмущенные тараканчики в голове, - «это лишь свидание! Разговоры, вкусные еда и напитки, танцы, в конце концов. А не то, что ты тут напридумывала!!!!».
Второй раз поперхнуться у меня получилось уже менее удачно. Чай, за который я схватилась, как за спасательный круг, пошел не в то горло. Заставший меня врасплох кашель никак не желала прекращаться, я не могла вымолвить и слова. Дан, за секунду осознав как мне непросто, сразу отправился к прилавку за водой. Сквозь накатившие слезы я видела, как он удалился вглубь кафе и пристроился к очереди, что успела образоваться в этот жаркий час пик.
Кое-как остановив кашель, я подтянула к себе сумочку, прихваченную с собой, чтобы найти в нее платок и привести себя в порядок. А то у меня тут свидание намечается, а я внезапно вся такая «красавица». Могут и не позвать ведь…
- Так вот ты какая – Шаями? - замерла. Бархатный вибрирующий голос раздался неожиданно рядом и явно был обращен ко мне. Поиски были недолгими и продуктивными. В кресло, которое недавно освободил Дан, красивым алым цветком упала высокая стройная блондинка.
- Мы знакомы?
- Нет. Пока нет. Но я кое-что узнала про тебя. Было сложно, но специалисты, если им хорошо приплатить, способны и не на такое. Ты – землянка, живешь в доме Артеша - эта сумасшедшая резко подалась ко мне, вглядываясь в лицо, сузив глаза, словно кобра перед прыжком, - его Шаями. Та, ради которой он прогнал меня. И мне это не нравится.
- Ну, так это тебе не нравиться. Я причем? - со смешком ответила дурной блондинке. Похоже, еще одна любовница нашего гостеприимного хозяина, развел, их как индюшек перед Рождеством. Зеркально приблизилась к кукольно-миленькому, но отвратительно хищному лицу и сообщила: место занято, если ты не поняла. Брысь!
-Ангел! - окликнул меня от прилавка Дан. Вероятно, именно в этот момент он также заприметил «нежданчик» за нашим столом, забеспокоился. Я обернулась к нему и улыбнулась, давая понять, что все совершенно нормально, и повода для беспокойства нет.
Блондинка проследила за моим взглядом. Хмыкнула. Красочной южной птицей вспорхнула с места, что не предназначалось для ее гнездования, и это точно, и, не попрощавшись, выдвинулась прочь. Расслабимся.
- Он все равно будет моим! - выдохнула прямо мне в ухо обиженная красотка. Она не ушла. Остановилась около меня, наклонилась, и, проведя остро заточенным коготком по моему оголенному плечу, оставляя красный след в виде странного знака, похожего на зацикленный символ бесконечности, страстно уведомила: только моим, слышишь, Ангееееел.
Гадина!
Вторую половину дня мы с Даном снова прогуливались по городу, но уже спокойнее. Быстрый темп я все равно бы не выдержала.
Под благовидным предлогом не затеряться в толпе Дан взял меня за руку, и на все мои попытки освободиться и дать ему понять, что я взрослая девочка и ничего со мной не случиться, если я буду идти одна, лишь сильнее сжимал ладонь. Немного погодя я перестала пытаться выдернуть свою руку из его и просто наслаждалась (естественно, глубоко внутри себя) ощущением прикосновения к теплой, слегка шершавой кожи его ладони.
Мне импонировал Шибаяну, с его узкими улочками, низкими домиками, зелеными садами и огородами. Я привыкала к яркому Солнцу над головой, морскому бризу, капельками оседавшему на теле, но, несмотря на всю эту красоту, я скучала по Земле.
Взглянула на Дана. Черт обворожительный. Держит, ведет, заводит. Артеша в эти дни я и не вспоминала. Хотя свою Шаями, которая останется здесь, выбирает он. Только он. Другого не дано.
Ловлю взгляд идущего рядом парня. Беснующиеся в темных зрачках глаз Дана чертята довольны до безобразия, и это очевидно.
Обещанный спектакль стоил того, чтобы его дождаться и посмотреть. До этого момента я, дитя современных технологий, театры практически не посещала. Кино – да, часто, но не театры. Уличный спектакль имел собственную неповторимую атмосферу.
Вокруг сколоченного на площади постамента, где и разворачивалось само действо, жизнь также кипела. Воздух вибрировал от напряжения и самых разнообразных чувств – от ненависти до любви. Ведь, само собой разумеющееся, разворачивающиеся перед нами сценки касались именно отношений между мужчиной и женщиной. Любви. Запретной, недостижимой, трагичной. Не «Ромео и Джульетта», конечно, не и не хуже по накалу страстей.
К завершению спектакля стоять стало сложно. От усталости у меня закружилась голова, незаметно для себя я буквально вцепилась в руку Дана, навалилась на него, от чего он стал обеспокоенно все чаще и чаще поглядывать на меня. Но отпустить его я уже бы не смогла. Во рту пересохло, нестерпимо захотелось воды или иной прохладной жидкости. Перед глазами начали расплываться люди, животные, растения. Они постепенно смазывались и превращались в единое размытое пятно. В какой-то миг я прикрыла глаза и осознала, что падаю. Такого раньше со мной никогда не случалось.
Пришла в себя внезапно. Я лежала на уличной скамье, Даннеш находился рядом, он заглядывал в мои глаза и что-то говорил. Его губы шевелились, но я ни звука не слышала. Абсолютно ничего. Руки Дана скользили по мне, по оголенным плечам, лицу, мне казалось он кричит что-то, но что, почему?
Изнутри зародилась дрожь, сперва мелкая, потом крупнее. Мои зубы стучали друг о друга, на глаза навернулись слезы. Потом возникла она. Боль. Жгучая, зудящая, изводящая. Зародилась в районе плеча и стала изгибать и заворачивать мое тело как тот знак бесконечности, что был поставлен там ей.
Я не знаю, кричала ли я, или боролась с собой в тишине.
Черный вакуум неумолимо и поэтапно затягивал мое сознание в центр личного мироздания. Последнее, что отчетливо помнила и не отпускала от себя даже в этой темноте, были глаза Дана и тепло его руки, который, я уверена, по-прежнему, удерживал меня рядом и не отпускал.
Ромашка
Рыжие лепестки пламени, сыто обняв свежие темные поленья, плавно вИлись в неглубоком провале камина. Тихий треск сгораемых деревяшек едва нарушал тяжелую тишину. Я стояла около живого и такого притягательного огня и неотрывно глядела на ленивый танец странных красавиц, но ни обогреться, ни восхититься представлением не получалось.
Что-то сломалось внутри меня. Нарушилось.
Закрыла глаза.
Боль меж лопаток по-прежнему ощущалась. Она пульсировала, билась, сдирала кожу и горячей лавой проникала куда-то вглубь меня.
Я ведь почти упала тогда.
Почти.
К счастью или сожалению, я многого не помнила из событий прошедшего дня. Была словно под гипнозом странных мерцающих желтых глаз. Первые осознанные ощущения пришли уже там, в пещере, когда изменить что-либо стало сложно. Можно сказать, невозможно.
Холод от соприкосновений с чужеземцем выморозил мои чувства, сковал разум, превратил лишь в зрителя, а не полноценного участника творимого загадочным режиссером действия.
Единственное, что горело во мне, было сердце, оно алой пичугой рвалось из ледяной клетки, но та не поддавалась его натиску.
Изменил всё короткий шаг пленителя - решительный, хитрый. Шаг, отправивший меня в свободный полет над черной мглой пропасти.
И тогда страх молнией ворвался в мою душу, со всего маху впечатал замерзающую птицу в заснеженные костяные прутья, и те преломились. Мой страх – умереть и потерять близких. Я не готова была вновь пережить и переварить подобные эмоции. Только не сегодня, не сейчас.
Приподняла веки, не замечая меж тем ничего вокруг. Затаила дыхание. Как изваяние, пустое и бездушное, замерла, впитывая каждой частицей своего тела тепло, что дарил огонь. Я так замерзла, что не могла согреться до сих пор. Не спасли ни обжигающий душ, ни жар постепенно затухающего кровавого пламени за спиной.
Наклонила голову вниз, сжала пальцами концы тонкого покрывала, в которое завернулась на манер древнегреческих богинь сразу после посещения ванной комнаты. Сил одеться я не находила. Собранные наверху в небрежный пучок еще слегка влажные волосы от собственной тяжести съехали на бок, по оголенной коже спины забегали знакомые мурашки. Они зарождались у основания шеи, а после возбужденно уносились вниз, к краю моего своеобразного одеяния, где скрывались, желая, по-видимому, согреться.
Его взгляд я тоже чувствовала.
Такой же, как тот, к которому я стремилась, дикой кошкой вырываясь из рук пришельца.
Взгляд, который на расстоянии кричал и требовал, умолял и обещал, мечтал оградить, защитить и был готов умереть вместе со мной.
Тот взгляд, ради которого миллион девушек и женщин всех миров и планет отдадут все, что имеют.
Тот взгляд, что мне ранее не дарил никто и никогда.
Никогда.
И никто.
Влюбленное сердце (и это глупо отрицать) обрадованно забилось в своем оживающем логове. Ну же, еще чуть-чуть, его пальцы так близко, он спасет нас, сможет. Он все сможет. Разум болезненными вспышками рвал душу на части, пытался проникнуть к сердцу, напоминая, что мы здесь чужие случайные, на Земле у нас есть привычные и размеренные отношения, привязанности, нам обязательно нужно вернуться к ним, и происходящее в данный миг, вероятнее всего, тот самый шанс на возвращение.
Жестокая битва. Схватка не добра со злом, где ты заведомо болеешь за лучшее. А одной половины тебя со второй – ровно такой же, пусть рациональной, но твоей, без которой не прожить, как не желай. Они одно целое, а раздирают тебя на части. И это больно, очень больно. Закричать бы…
Ласковое дыхание. Теплое, нежное. Прямо в основание шеи. Движение пальцев по позвонкам. Едва ощутимое, голодное, присваивающее.
Нужен кислород. Срочно!
Вдох. Еще один. Предательская дрожь заструилась по телу.
«Остановись! Не смей! Борьба еще не проиграна!» - кричал разум. Но кому он нужен, не правда ли?
- Ты же не оставишь меня? - прошептал Артеш, хрипло, на выдохе. Крепкие мужские ладони легли на хрупкие женские плечи, сжали их, присваивая, удерживая, а после заскользили вниз, беря мое тело в своеобразное кольцо. - Не уйдешь?
Отрицательно качнула головой. Бессмысленный спор самой с собой. Я не смогла бы уйти от него. Без Артеша я уже не представляла собственного мира. «Всего пара дней!» - возмущенно хрипел разум. И это правда. Здесь, на Шарэттэ я всего ничего, а там - на Земле - была целая вечность. Но в этот миг я уже не была готова променять вечность там на секунды здесь. Возможно, секунды, ведь случайной могу оказать именно я.
- Я не отпущу тебя ...никогда - прошептал Артеш, - люблю…
Закрыла глаза и приникла к тому единственному, кто не оставил выбора моему сердцу – глупому серому воробышку, что возжелал сгореть в огне страсти, но с надеждой на перерождение, как легендарная птица Феникс.
- Как ты себя чувствуешь? - внимательно рассматривая меня, спросил Дан. Ух, какой заботливый! Расталкивая завороженных тараканчиков, в голове проскакала мысль, что это как-то неправильно. Ведь при первой встрече и после младший брат Артеша позиционировал себя юнцом, избалованным, познавшим вседозволенность, не готовым к принятию взрослых и осознанных поступков. Но сегодня внезапно, слишком стремительно, он стал иным. Будто за ночь проскочил пяток лет. И это уже не Чертенок, а вполне себе Черт. Сильный, ответственный, желанный. А-а-а-а…
- Нормально, - смогла спокойно и непринужденно сообщить Дану я, всматриваясь на дорогу, видневшуюся за его плечом. Не смотреть на него, не смотреть! Быстро схватила ложечку и накинулась на десерт, пока кое-кто умный не вознамерился еще что-нибудь у меня выведать. Тут и так не просто, а он... он упрощать мне жизнь не собирался.
- А что у тебя за рисунок? - медленно вычерчивая загадочные знаки ложкой на тарелке, ловко лавируя между кусочками фруктов, поинтересовался Дан.
- Где? - вскинула взгляд на парня.
Господи, какой рисунок? Ты свои глаза видел, Черте… Черт хвостатый, вернее, крылатый? В их глубине же утонуть можно!
- Здесь, - он аккуратно коснулся пальцем оголенного участка моей груди, на котором разместились треугольные ушки и любознательные круглые глазки. Оглушающее «юхууу!» моих резвых тараканов слышали, скорее всего, абсолютно все посетители – и сотрудники – кафе. Ох…Я прикусила язычок и вовремя вспомнила, что порядочная дева, и ругаться мне не пристало. Но как хочется, кто бы знал.
- Это блажь юности, - пояснила Дану, ему понятнее не стало, и я продолжила - тату. Рисунок на кожу наноситься специальными чернилами и устройством и не стирается. В восемнадцать лет я, несмотря на запрет матери, тайком пошла и набила себе совенка. Детеныш земной птички.
- Говоришь так, словно жалеешь о произошедшем.
- Да нет, наверно, - усмехнулась и уточнила, - точно не жалею о тату. Охоту отбила, на иные эксперименты меня затем и не тянуло. Но жалею, что сделала тайком, не попыталась договориться с мамой, обидела ее. Мы, конечно, после все обсудили, но…
- Я думаю, она простила, - уверенно сказал Дан. К нашему столику подошла девушка-официант и осторожно полила мой многострадальный кактус водой. Бедняга, тоже мучается в такую-то жару. - То есть, получается, это не весь рисунок? Тот, что виден?
Блин, и в кого ты такой догадливый?!!
- Нет! - коротко и ясно. Не лезь!
- А полностью покажешь?
Да твою ж…
Взглянула на Дана, окунулась в притягательные омуты его глаз, вслушиваясь в ликующий выкрики моих внутренних сумасшедшинок «да-да-да!!!», и задумалась: и что мне со всем этим делать?
- Возможно, - выдохнула я, умышленно не став пояснять, когда и при каких обстоятельствах. Пусть помучается, в лучах надежды покупается.
Уткнулась в тарелку с едой и с воодушевлением принялась поглощать остатка десерта. Пирожное, кстати, оказалось наивкуснейшим. Хотя, периодически бросая взгляды на Дана, на то, как он аккуратно и споро расправлялся со сладким счастьем на своей тарелке, я пришла к выводу, что не отказалась бы попробовать и его. Десерт, конечно. Не Дана. Черт!
- Чем займемся дальше? - через пару минут спросил Даннеш, - Шэтт скоро пойдет на закат и станет прохладнее. Можем еще погулять, а после представление уличного театра посмотреть в центре. Увлекательное зрелище. Он там постоянно вечерами толпу собирает. Либо давай посетим какие-нибудь мастерские. Какие тебе будут интересны, а потом вернемся домой. Устроим домашнее свидание, например.
Я от такой наглости даже поперхнулась последним кусочком. Свидание? Серьезно?!!! Домашнее? Это что за зверь такой?
- Что? - уточнил Дан, видимо, на моем лице отразился весь спектр вопросов, которые так и не были произнесены мною вслух.
- Свидание?
- Угу…
- С тобой? Дома? Вечером?
- Да, а что в этом предложении тобой видится какой-то скрытый сакральный смысл?
Мои внутренние смутьяны задумались вместе со мной. Ну, правда, какой такой потаенный смысл можно вложить в это мероприятие. Дан же не предложил прийти домой, в его комнату, разложиться на постели и …..
«Испорченная девчонка!!!» - завопили возмущенные тараканчики в голове, - «это лишь свидание! Разговоры, вкусные еда и напитки, танцы, в конце концов. А не то, что ты тут напридумывала!!!!».
Второй раз поперхнуться у меня получилось уже менее удачно. Чай, за который я схватилась, как за спасательный круг, пошел не в то горло. Заставший меня врасплох кашель никак не желала прекращаться, я не могла вымолвить и слова. Дан, за секунду осознав как мне непросто, сразу отправился к прилавку за водой. Сквозь накатившие слезы я видела, как он удалился вглубь кафе и пристроился к очереди, что успела образоваться в этот жаркий час пик.
Кое-как остановив кашель, я подтянула к себе сумочку, прихваченную с собой, чтобы найти в нее платок и привести себя в порядок. А то у меня тут свидание намечается, а я внезапно вся такая «красавица». Могут и не позвать ведь…
- Так вот ты какая – Шаями? - замерла. Бархатный вибрирующий голос раздался неожиданно рядом и явно был обращен ко мне. Поиски были недолгими и продуктивными. В кресло, которое недавно освободил Дан, красивым алым цветком упала высокая стройная блондинка.
- Мы знакомы?
- Нет. Пока нет. Но я кое-что узнала про тебя. Было сложно, но специалисты, если им хорошо приплатить, способны и не на такое. Ты – землянка, живешь в доме Артеша - эта сумасшедшая резко подалась ко мне, вглядываясь в лицо, сузив глаза, словно кобра перед прыжком, - его Шаями. Та, ради которой он прогнал меня. И мне это не нравится.
- Ну, так это тебе не нравиться. Я причем? - со смешком ответила дурной блондинке. Похоже, еще одна любовница нашего гостеприимного хозяина, развел, их как индюшек перед Рождеством. Зеркально приблизилась к кукольно-миленькому, но отвратительно хищному лицу и сообщила: место занято, если ты не поняла. Брысь!
-Ангел! - окликнул меня от прилавка Дан. Вероятно, именно в этот момент он также заприметил «нежданчик» за нашим столом, забеспокоился. Я обернулась к нему и улыбнулась, давая понять, что все совершенно нормально, и повода для беспокойства нет.
Блондинка проследила за моим взглядом. Хмыкнула. Красочной южной птицей вспорхнула с места, что не предназначалось для ее гнездования, и это точно, и, не попрощавшись, выдвинулась прочь. Расслабимся.
- Он все равно будет моим! - выдохнула прямо мне в ухо обиженная красотка. Она не ушла. Остановилась около меня, наклонилась, и, проведя остро заточенным коготком по моему оголенному плечу, оставляя красный след в виде странного знака, похожего на зацикленный символ бесконечности, страстно уведомила: только моим, слышишь, Ангееееел.
Гадина!
Вторую половину дня мы с Даном снова прогуливались по городу, но уже спокойнее. Быстрый темп я все равно бы не выдержала.
Под благовидным предлогом не затеряться в толпе Дан взял меня за руку, и на все мои попытки освободиться и дать ему понять, что я взрослая девочка и ничего со мной не случиться, если я буду идти одна, лишь сильнее сжимал ладонь. Немного погодя я перестала пытаться выдернуть свою руку из его и просто наслаждалась (естественно, глубоко внутри себя) ощущением прикосновения к теплой, слегка шершавой кожи его ладони.
Мне импонировал Шибаяну, с его узкими улочками, низкими домиками, зелеными садами и огородами. Я привыкала к яркому Солнцу над головой, морскому бризу, капельками оседавшему на теле, но, несмотря на всю эту красоту, я скучала по Земле.
Взглянула на Дана. Черт обворожительный. Держит, ведет, заводит. Артеша в эти дни я и не вспоминала. Хотя свою Шаями, которая останется здесь, выбирает он. Только он. Другого не дано.
Ловлю взгляд идущего рядом парня. Беснующиеся в темных зрачках глаз Дана чертята довольны до безобразия, и это очевидно.
Обещанный спектакль стоил того, чтобы его дождаться и посмотреть. До этого момента я, дитя современных технологий, театры практически не посещала. Кино – да, часто, но не театры. Уличный спектакль имел собственную неповторимую атмосферу.
Вокруг сколоченного на площади постамента, где и разворачивалось само действо, жизнь также кипела. Воздух вибрировал от напряжения и самых разнообразных чувств – от ненависти до любви. Ведь, само собой разумеющееся, разворачивающиеся перед нами сценки касались именно отношений между мужчиной и женщиной. Любви. Запретной, недостижимой, трагичной. Не «Ромео и Джульетта», конечно, не и не хуже по накалу страстей.
К завершению спектакля стоять стало сложно. От усталости у меня закружилась голова, незаметно для себя я буквально вцепилась в руку Дана, навалилась на него, от чего он стал обеспокоенно все чаще и чаще поглядывать на меня. Но отпустить его я уже бы не смогла. Во рту пересохло, нестерпимо захотелось воды или иной прохладной жидкости. Перед глазами начали расплываться люди, животные, растения. Они постепенно смазывались и превращались в единое размытое пятно. В какой-то миг я прикрыла глаза и осознала, что падаю. Такого раньше со мной никогда не случалось.
Пришла в себя внезапно. Я лежала на уличной скамье, Даннеш находился рядом, он заглядывал в мои глаза и что-то говорил. Его губы шевелились, но я ни звука не слышала. Абсолютно ничего. Руки Дана скользили по мне, по оголенным плечам, лицу, мне казалось он кричит что-то, но что, почему?
Изнутри зародилась дрожь, сперва мелкая, потом крупнее. Мои зубы стучали друг о друга, на глаза навернулись слезы. Потом возникла она. Боль. Жгучая, зудящая, изводящая. Зародилась в районе плеча и стала изгибать и заворачивать мое тело как тот знак бесконечности, что был поставлен там ей.
Я не знаю, кричала ли я, или боролась с собой в тишине.
Черный вакуум неумолимо и поэтапно затягивал мое сознание в центр личного мироздания. Последнее, что отчетливо помнила и не отпускала от себя даже в этой темноте, были глаза Дана и тепло его руки, который, я уверена, по-прежнему, удерживал меня рядом и не отпускал.
Глава двадцать первая
Ромашка
Рыжие лепестки пламени, сыто обняв свежие темные поленья, плавно вИлись в неглубоком провале камина. Тихий треск сгораемых деревяшек едва нарушал тяжелую тишину. Я стояла около живого и такого притягательного огня и неотрывно глядела на ленивый танец странных красавиц, но ни обогреться, ни восхититься представлением не получалось.
Что-то сломалось внутри меня. Нарушилось.
Закрыла глаза.
Боль меж лопаток по-прежнему ощущалась. Она пульсировала, билась, сдирала кожу и горячей лавой проникала куда-то вглубь меня.
Я ведь почти упала тогда.
Почти.
К счастью или сожалению, я многого не помнила из событий прошедшего дня. Была словно под гипнозом странных мерцающих желтых глаз. Первые осознанные ощущения пришли уже там, в пещере, когда изменить что-либо стало сложно. Можно сказать, невозможно.
Холод от соприкосновений с чужеземцем выморозил мои чувства, сковал разум, превратил лишь в зрителя, а не полноценного участника творимого загадочным режиссером действия.
Единственное, что горело во мне, было сердце, оно алой пичугой рвалось из ледяной клетки, но та не поддавалась его натиску.
Изменил всё короткий шаг пленителя - решительный, хитрый. Шаг, отправивший меня в свободный полет над черной мглой пропасти.
И тогда страх молнией ворвался в мою душу, со всего маху впечатал замерзающую птицу в заснеженные костяные прутья, и те преломились. Мой страх – умереть и потерять близких. Я не готова была вновь пережить и переварить подобные эмоции. Только не сегодня, не сейчас.
Приподняла веки, не замечая меж тем ничего вокруг. Затаила дыхание. Как изваяние, пустое и бездушное, замерла, впитывая каждой частицей своего тела тепло, что дарил огонь. Я так замерзла, что не могла согреться до сих пор. Не спасли ни обжигающий душ, ни жар постепенно затухающего кровавого пламени за спиной.
Наклонила голову вниз, сжала пальцами концы тонкого покрывала, в которое завернулась на манер древнегреческих богинь сразу после посещения ванной комнаты. Сил одеться я не находила. Собранные наверху в небрежный пучок еще слегка влажные волосы от собственной тяжести съехали на бок, по оголенной коже спины забегали знакомые мурашки. Они зарождались у основания шеи, а после возбужденно уносились вниз, к краю моего своеобразного одеяния, где скрывались, желая, по-видимому, согреться.
Его взгляд я тоже чувствовала.
Такой же, как тот, к которому я стремилась, дикой кошкой вырываясь из рук пришельца.
Взгляд, который на расстоянии кричал и требовал, умолял и обещал, мечтал оградить, защитить и был готов умереть вместе со мной.
Тот взгляд, ради которого миллион девушек и женщин всех миров и планет отдадут все, что имеют.
Тот взгляд, что мне ранее не дарил никто и никогда.
Никогда.
И никто.
Влюбленное сердце (и это глупо отрицать) обрадованно забилось в своем оживающем логове. Ну же, еще чуть-чуть, его пальцы так близко, он спасет нас, сможет. Он все сможет. Разум болезненными вспышками рвал душу на части, пытался проникнуть к сердцу, напоминая, что мы здесь чужие случайные, на Земле у нас есть привычные и размеренные отношения, привязанности, нам обязательно нужно вернуться к ним, и происходящее в данный миг, вероятнее всего, тот самый шанс на возвращение.
Жестокая битва. Схватка не добра со злом, где ты заведомо болеешь за лучшее. А одной половины тебя со второй – ровно такой же, пусть рациональной, но твоей, без которой не прожить, как не желай. Они одно целое, а раздирают тебя на части. И это больно, очень больно. Закричать бы…
Ласковое дыхание. Теплое, нежное. Прямо в основание шеи. Движение пальцев по позвонкам. Едва ощутимое, голодное, присваивающее.
Нужен кислород. Срочно!
Вдох. Еще один. Предательская дрожь заструилась по телу.
«Остановись! Не смей! Борьба еще не проиграна!» - кричал разум. Но кому он нужен, не правда ли?
- Ты же не оставишь меня? - прошептал Артеш, хрипло, на выдохе. Крепкие мужские ладони легли на хрупкие женские плечи, сжали их, присваивая, удерживая, а после заскользили вниз, беря мое тело в своеобразное кольцо. - Не уйдешь?
Отрицательно качнула головой. Бессмысленный спор самой с собой. Я не смогла бы уйти от него. Без Артеша я уже не представляла собственного мира. «Всего пара дней!» - возмущенно хрипел разум. И это правда. Здесь, на Шарэттэ я всего ничего, а там - на Земле - была целая вечность. Но в этот миг я уже не была готова променять вечность там на секунды здесь. Возможно, секунды, ведь случайной могу оказать именно я.
- Я не отпущу тебя ...никогда - прошептал Артеш, - люблю…
Закрыла глаза и приникла к тому единственному, кто не оставил выбора моему сердцу – глупому серому воробышку, что возжелал сгореть в огне страсти, но с надеждой на перерождение, как легендарная птица Феникс.
