- Других вариантов нет, и не будет! - также решительно и резко, но на несколько тонов тише отрезала Шарэттэ. Искорка на палочке в ее руках засветилась теплым желтым светом.
- Я ее не отпущу, - Дан перевел взгляд на Богиню, тяжелый, черный, злой. Я его таким еще никогда не видела. Ведь при первой встрече, да и в последующем, он был всего навсего веселым мальчишкой, балагуром.
- Ты ею и не обладал, - еле слышно прошептала Шарэттэ. Я вздрогнула. Оказывается, чужую боль можно ощутить вот так, находясь рядом. Девочке за моей спиной было больно. Очень. Может, оттого, что она не была способна что-либо изменить в сложившейся ситуации. Возможно, оттого, что ее любимый ребенок – один из них – вынужден был страдать, потерять в результате ее поступков и свершений. Не важно. Одно я осознала в эту секунду наверняка. Она действительно не имела сил и полномочий осуществить мое желание.
Нужно… отпустить…
Легким стоном отозвалась кровать под лапами первого шуша, что до этого лежал сбоку, прижимаясь к ногам сестры, но в данный миг с грациозностью земных кошек спрыгнул на пол и направился в сторону окна.
- Нет, - гулко простонал Дан.
Я обернулась. Второй шуш тяжело поднялся, потянулся, шлепнулся вниз и направился вслед за своим товарищем.
- Прощайтесь, - шепнула Шарэттэ.
Цепляясь ослабевшими пальцами за покрывало, я подползла к изголовью кровати. Едва заметно поднималась и опускалась грудная клетка Ангела, на которой все также лежал темно-зеленый шуш. Его ушки устало поникли, но он не уходил, наблюдая за происходящим вокруг сквозь щелочки глаз.
- Спасибо, - взяла в руку ладонь Ангела, сжала ее, уже эфемерную, хрупкую, словно утерявшую привычную плотность, - спасибо, что не отпустила и была со мной все это время. Я не знаю, вспомнишь ли ты все это, либо воспримешь как сон, но я прошу тебя, живи. Живи там, на Земле, и будь счастлива настолько, насколько можешь лишь ты, мой Ангел.
Третий шуш, тот, что лежал в ногах сестры, встряхнул головой, отчего Шарэттэ вынужденно слетела и неловко приземлилась на тканевую поверхность под ним, и мягкой поступью пошел на выход. Я взглянула на последнего, «нагрудного». Тот поднял голову и устало прошипел мне что-то.
- Спасибо.
Теплые родные руки Артеша окружили меня, прижали к себе крепко.
Слезы, не останавливаясь, заструились по щекам.
Отпустить…
Куда и как исчез последний шуш, я не заметила. Не прошло и пары минут, кровать опустела. Образ Ангела растворился в пространстве дымкой утреннего тумана. Почти невидимого, прохладного.
- Нет! - дверь за спиной хлопнула, бахнула и, наверняка, развалилась на мелкие кусочки, как и сердце еще одного живого существа этого мира, потерявшего в этот день кого-то близкого, родного.
Даннешь
Полгода спустя. Красная пустыня Шансу
- Проклятое место!1
Пески и камни, камни и пески.
Ненавижу!
Тяжелый вздох разорвал расплавленный воздух. Привычные скалы впереди рассекали небо острыми пиками. Когда же они разрежут его на части, чтобы я смог вырваться с этой ненавистной планеты!
Очередной день заканчивается, а я вновь не встретился с той единственной, кого так долго ищу в этих Шэттовых песках.
- Слышишь, Шарэттэ, всё равно всё будет так, как я захочу! - громкий крик в пустоту, и моё эхо разнеслось в сумерках мертвого места, - я взрою каждый кусочек этой проклятой земли, но добьюсь своего. Ты мне вернешь ее! Вернешь…
Тишина.
Вновь подошел срок возвращаться в убежище. Да, я нагло узурпировал его, даже несмотря на то, что пару месяцев назад брат назначил нового Шията. Замечательный шарэттец, реально заслуживший это звание. Однако и я по другому поступить не мог. Брат понял. Отец первоначально нет. Но и он со временем смирился, пусть лишь показнО, в надежде на то, что я одумаюсь и вернусь домой. Пусть так. Но я не вернусь.
- Слышишь, Шарэттэ, без нее я не вернусь, - прошептал в пустоту, окутанную дымкой, что создал пустынный ветер, играя с местной алой пылью.
- Осторожно, Даннешь, после подобных слов больше десяти лет назад твой брат потерял крылья, - насмешливый женский голос острием отравленного кинжала врезался в мою спину. Ровно меж тех крыльев, лишить которые пообещал. Шарэттэ.
Не обернулся. Побоялся, что не сдержусь и совершу такую глупость, отчего шансы на мое счастливое будущее будут утрачены вовсе.
- А знаешь, с некоторых пор летать как-то и не хочется, - горько усмехнулся и я.
- Ты же понимаешь, что вернуть ее в мой мир я не смогу, - теплое дыхание Богини коснулось моего затылка, ее холодные бездушные ладони огладили основание моих крыльев.
- Не понимаю и не пойму, - выдохнул и прикрыл глаза. Шэттова Богиня!
- И даже при таком раскладе ты готов на все, чтобы найти свою единственную, своего Ангела? - голос ее стал еще тише, искушающим ядом начал проникать под кожу, к сути, к сердцу.
- Готов…
Вмиг ставшие горячими пальцы Шарэттэ до боли сжали изломанные вершины моих крыльев, но я не открыл глаз, не сдвинулся с места, сделал единственных вдох родного воздуха, кровавого и пыльного, и затаил дыхание.
- Не ожидала… - томительная болезненная пауза, - Я буду скучать по тебе, Даннешь!
1 Небольшая пасхалка – отсылка к книге Шарэттэ, кто читал, узнает и поймет, кто не читал, читать не обязательно, на смысл и понимание сюжета данной книги она не влияет.
Эпилог
для Ромашки
Сегодняшняя ночь была необыкновенно теплой и ясной. Естественно, исключительно, с точки зрения этих мест. Яркая желтая «луна» уже уверенно взгромоздилась в основании небосвода и не сводила с меня своих глаз (по крайней мере, эти темные пятна на чистом диске виделись мне именно таковыми). Никак не скрыться от тотального контроля здешних светил: днем одно, ночью другое, то есть другие.
После знакомства с Шарэттэ и некоторыми обитателями планеты мне часто казалось, что вся планета живая и невероятно любопытствующая и болеющая за всех, кому угораздило на ней проживать (активно и иногда, увы, не по делу). Ей Богу, хуже журок.
Бросила взгляд на Веника. Да-да. Полгода назад с легкой руки все той же планеты (уверена, без нее не обошлось), я обзавелась собственным питомцем. В настоящий момент он счастливой объевшейся тушей распластался под столом, что располагался на террасе дома родителей Артеша, и сонно похрюкивал от испытываемого удовольствия. На его шее – как и у всякого домашнего питомца, тут это правило, без этого никуда – находился тонкий кожаный ремешок с круглым медальоном, на котором были выгравированы имя животного (собственно, Веник) и имя, адрес владельца. Вот потеряется, так обязательно вернут. Три раза ха. «Домашнего» Журку боялись все шарэттцы без исключения, даже несмотря на то, что они являются донельзя безобидными существами (как когда-то уверял меня Артеш), чем Веник и пользовался без зазрения совести, раскручивая механизмы удовлетворения своего любопытства относительно происходящего вокруг действа до невероятных пределов.
Морда ушастая.
После исчезновения Ангела было трудно. Невыносимо. К тому же исчезло абсолютно все, даже вещи сестры, с которыми она здесь появилась. У меня сохранился лишь мысленный образ, но ведь это, и осознание того, что она жива и вернулась на Землю, лучше, чем ничего, не правда ли?
Однако без поддержки Артеша я вряд ли бы без последствий пережила случившееся, но мы справились. Во всем.
Отравительница была обнаружена и наказана. Жестко. Хотя я и не настаивала на этом. Но так положено.
Я старательно обустраивалась на Шарэттэ. Обучалась письменности и законам, изучала нормы поведения и традиции. С месяц назад я настояла на том, чтобы помогать мужу в делах. Да, возможно, помощник из меня не такой уж и помощник, но сидеть дома стало просто невыносимо.
Шарэттэ я больше не видела. Следов пришельца, как и его самого, собственно, также никто в этом мире более не встречал, в связи с чем, Артеш небезосновательно пришел к выводу, что полученной в тот день от меня энергии страннику с лихвой хватило на скорое отбытие к своим сородичам.
Ну а черный камень из пещеры добывают до сих пор. Спасибо и на том.
Вздохнула и вновь вернула взгляд на «луну». Скоро к ней присоединится второй спутник и на улице станет светлее и красочнее.
К родителям Артеша мы приезжали редко, но гостила у них я всегда с удовольствием. Не сказать, что с Вирашей у меня сложились родственные и полюбовные отношения, как например, с тем же Шардаем, но вполне себе нейтрально дружественные имелись. Она не лезла в душу ко мне, не пересекая некую устраивающую меня границу, а я вела себя как самая лучшая – почти образцовая – невестка.
Еще раз, да-да.
Отношения мы с моим уже во всех смыслах мужчиной узаконили согласно положениям этого мира, и я к настоящему моменту имела не только эфемерный и странный статус шаями, но и жены.
Артеш, конечно, некоторое время как намекает на необходимость обзавестись и статусом матери, но пока я не готова к этому. Может через пару месяцев и соглашусь. Хотя нет. Точно соглашусь.
- Привет. Ты почему не спишь? - родной голос выдернул меня из сладких объятий обозримого будущего.
- Жду мужа, - хмыкнула я, оборачиваясь к двери, что вела из дома на террасу. Веник радостно подорвался со своего лежбища и активировал режим любопытной животины.
- Извини, дела совсем замотали. За временем не уследил, - Артеш подошел и поднял меня с кресла, в котором я до сих пор уютно сидела, укутанная по самый нос разноцветными теплыми пледами, обнял крепко, прижал к себе.
- Ничего.
- Поздно вечером мне доставили послание от Шията, что сейчас находится на Шансу, в пустыне, - спокойно, я бы даже сказала фатально, сообщил Артеш.
- Прибыла новая землянка? – удивительно, так быстро!
- Нет. После очередного обхода песков он вернулся в убежище и обнаружил в ней записку от Дана.
- И что там было? - младший брат Артеша, этот неугомонный крылатый шарэттец, сразу после исчезновения Гели умотал в пустыню и не желал от туда возвращаться. Шардай злился, рычал, ворчал, посылал за ним специалистов, сам летал, но ничего не помогло. Пару недель, наверно, как смирился.
- «Отбыл к любимой. Спасибо за все».
- Да, ладно?
- Ага.
- Шарэттэ?
- Полагаю, она, - и тяжелый, предвкушающий новые разборки вздох.
- Но они будут счастливы? - тихо улыбнулась, глядя в любимые глаза.
- Пусть только попробуют не быть, - проворчал Артеш, и еще крепче прижал меня к себе.
В этот миг я испытала настоящее умиротворение и покой, и, надеюсь, у меня получиться передать их окружающим, чтобы они не сильно расстроились исчезновению Даннеша.
Я и Артеш, вместе, мы обязательно справимся и с этим.
Эпилог
для Ангела
- Ну, мама… - канючил детский голосок.
- Домой! - строго и неукоснительно ответствовал ему спокойный женский голос.
- Ну, еще чуть-чуть… - не успокаивался детеныш.
- Нет!!! - все также ровно и непримиримо выдала женщина.
Пацаненок - лет пяти - в яркой синей майке, джинсовых коротких шортиках, сандалиях на босую ногу и бейсболке, одетой козырьком назад, понуро поплелся за матерью в сторону подъезда. Очевидно, идти ему не хотелось. Не по-июньски жаркое солнце пока не собиралась на ночной покой; вечер не поздний, детворы во дворах полно, а его, бедолагу, домой. Тут любой бы огорчился.
Улыбнулась. За этой колоритной парочкой я наблюдала не впервые. Каждый будний день, как только природа стала один за другим выдавать теплые вечера, после работы я не спешила заходить в квартиру, отдыхая на лавочке перед домом. Мама привыкла к моим посиделкам и не беспокоилась.
И сегодня, как и ранее, я вновь на насиженном месте. Рядом расположились многочисленные пакеты и пакетики – опять забегала в торговый и центр и не удержалась от покупки нужных и не очень вещей, соседский кот мурчал под ближайшим кустом, создавая легкую умиротворяющую вибрацию воздуха, разгоряченный за день ветерок перебирал подол моей модной плиссированной юбочки. Пройдешь мимо и не удивишься: девушка и девушка, пусть рыжая, эффектная, в темных очках, закрывающих пол-лица, но таких много в нашем современном обществе. И никто даже не догадывается, как трудно давался мне этот беспечный яркий образ.
Полгода прошло с тех пор, когда я видела Ромашку.
Новый год провела в больнице. В коме. Авария. Когда пришла в себя, от врачей узнала, что меня и Машу сбила машина на остановке. Я выжила, а она - нет. На похоронах меня не было. Физически не в силах была туда попасть. Более того, после я не ездила и на кладбище, на могилу, в которую, как все утверждают, положили Машу. Просто не могла. Поскольку не верила, что она действительно находилась там.
Пальцы неосознанно прикоснулись к медальону на шее. Я его не снимала. Никогда. В нем хранились две цветные небольшие фотографии, последние, сделанные перед исчезновением сестры.
Впервые открыв его по возвращении из больницы, я, буквально не дыша, рассматривала их, боясь притронуться. Не замечая никого и ничего вокруг от слез.
Открыв во второй раз, неделю спустя, я уже не плакала – слез не было, закончились, и тогда-то я и заметила их. Крохотные красные песчинки, пробравшиеся юркими шпионами за тонкие глянцевые листы и в отверстия замочка. Алые блики – вестники того, что произойти никак не могло. Или все же произошло?
Про сон, привидевшийся мне в коме, я не рассказывала никому. Сон и сон, мало ли что почудится в критической ситуации под воздействием сильнодействующих препаратов.
Но в тот день, обнаружив неодушевленных пришельцев из странного сна, я задумалась, а сон ли это был? Иных доказательств реальности приснившегося мира я впоследствии больше не выявляла. Несмотря на это, «новогоднее» видение я помнила и ощущала до настоящего мига как нечто, что случилось со мной в действительности. Весь помнила, до мелочей.
И моего «Чертяку» тоже помнила. Его грустный взгляд, задорную челку, сильные руки, безумные «летуче-мышиные» крылья…
Глупо, но я надеялась, даже если мне все приснилось, что Маша и Даннешь (все имена мне также запомнились на «отлично»), будут счастливы. Там. В чужом и иллюзорном, как оказалось, для меня мире.
Опустила руку ниже, обвела кончиком пальца контур небольшой татушки, что появилась у меня недавно. Рядом с «умной и взрослой» сОвушкой теперь восседал «черненький голубоглазый мальчишка» - летучий мышь. Своими изломанными крылышками он обнимал совунью и был необычайно рад этому.
С другой стороны скамьи кто-то присел, слегка пододвинув мои покупки. Блин, неудобно как, заняла все пространство и сижу, как бабуля на вокзале с баулами. Потянулась к пакетам и посмотрела на соседа. Ладонь замерла, не коснувшись шуршащего полиэтилена.
Дан.
Как я его и запомнила.
Грустный взгляд, задорная челка, сильные руки… но без крыльев.
Он сидел в пол-оборота ко мне и взирал на меня внимательно, сканирующе, будто сравнивал, насколько я изменилась за прошедшее время. Дольше всего он задержался на мышонке, хорошо просматривающемся в вырезе блузы.