С этого момента и дальше придется обходиться лунным светом и одной красной свечой.
Кэллиэн легко щелкнул пальцами - и толстая, с руку, свеча из натурального воска недовольно застрекотала, когда ее принялось пожирать пламя.
Теперь поза. Руки жертвы…
Да. Если думать о князе как о жертве, становится легче абстрагироваться от сюрреалистической жути происходящего.
Итак, руки жертвы скрестить на груди. В них вложить то, что способно не убить ее, но привязать к жизни.
Кэллиэн точно знал, в каком из потайных отсеков стола суровый верховный князь Нариме хранит миниатюрный портрет своей старшей дочери, написанный, когда ей было всего двенадцать.
Глубоко вдохнуть пары настойки черноцвета. Очистить сознание. Выдохнуть.
Не дыша, начать рисовать символы на лице жертвы. Не сомневаясь, не боясь. Быстрыми движениями, чтобы токсичная краска ложилась ровно, но при этом не текла.
Жизнь и смерть поменять местами. Связать их тройной неразрывной вязью, чтобы ни одна не могла взять верх, пока не будет окончен ритуал, пока он не нарисует собственной кровью замыкающий знак на пустом поле, оставленном между густых бровей князя.
Кэллиэн сейчас чувствовал себя даже не магом, а художником, который пишет новую картину быстрыми мазками, повинуясь лишь вдохновению и шестому чувству, без эскизов и выверения пропорций.
Встать не в изножье, а в изголовье – не как черный маг, но как жрец Смерти. В левой руке кинжал, в правой – зеркало. Вроде жрец, когда-то проводивший его собственное посвящение, стоял так...
Непривычная и на редкость неприятная роль!
А вот теперь…
Одно плохо: просить Кэллиэн не умел и в лучшие времена.
Преодолевая внутреннее сопротивление, вызванное больше гордыней, свойственной черной крови, нежели его собственными убеждениями на этот счет, он размеренно произнес:
- Хозяйка Зеркала, Всевидящая Шаэли, госпожа Смерти, отзовись!
Больше похоже на приказ, чем на просьбу.
Он крепче сжал зеркальце – свое, артефактное. Пусть служит напоминанием о том, что все это Кэллиэн делает не для себя. Точнее, не только для себя.
- Сколько лет, сколько зим, сколько песков вечности утекло… И чего теперь желает мой возлюбленный жрец? – явно забавляясь, промурлыкала из зеркала та, кого нельзя было не узнать.
Кэллиэн даже толком удивиться не успел, как пришел гнев. Опять издевается с этим своим обращением...
Шаэли в своем репертуаре.
Впрочем, главное, что откликнулась.
И Кэллиэн, надев на свою гордость поводок, намордник и кляп, произнес сквозь зубы:
- Чтобы ты не забирала эту жизнь. Отпусти его.
- С чего вдруг? – мило удивилась Шаэли.
Кэллиэн тихо застонал. Эта… богиня… способна превратить любой ритуал в фарс!
- Этот человек должен жить. Он нужен здесь, его время не пришло.
- Не тебе рассуждать о времени. - Мягкий укор. - Не говоря уже о том, что на грани оказался он, а ко мне взываешь ты… да еще с просьбой, которая противоречит его собственному желанию. И чью надлежит исполнить?
Соображал маг быстро.
- Я надеялся, «возлюбленного жреца», - с иронией процитировал Кэллиэн. – На князя оказали воздействие, заставив пожелать смерти. Он не звал тебя по доброй воле.
- У меня нет причин тебе не верить... Меня зовут часто, но крайне редко - всерьез. – Тон скучающий, и маг готов был поклясться, что она небрежно повела плечом в этот миг. – Но, прости уж, что напоминаю, в нашу прошлую встречу ты обещал больше не обращаться к моей магии.
Ощущение, что над ним тонко издеваются, окрепло.
- И я очень искренне надеялся к ней не обращаться, - проскрежетал Кэллиэн. – Если помнишь, многим поступился. Но пришлось. Больше князю ничто не в силах помочь.
- И не жаль тебе прерывать ритуал? – с нарочитым сочувствием спросила Безглазая. - Сколько ты уже ждешь? Больше шести лет?
Молчание.
- Это мое решение и мое дело - что прошлое, что нынешнее. Я не клялся всю свою жизнь положить на твой алтарь.
- А жаль, - вздохнула богиня. – Это было бы… занятно. Впрочем, ты отчасти прав, мне хватило твоей предыдущей выходки. Я уж думала тогда, ты не выкарабкаешься...
- Ты ответила, чтобы поболтать или помочь?! – не выдержал Кэллиэн. – Я не приносил жертву перед воззванием… Назови плату сама.
- С тебя? Плата? – Наигранное удивление. – Мальчик, если мне не изменяет память, я никогда ничего у тебя не просила и не требовала, кроме одного – останься в живых. Моя цена остается прежней. Мне все еще угодно твое служение.
- Я давно не служу тебе! – забывшись, рявкнул Кэллиэн.
- М… значит, признаешь, что когда-то служил?.. Мальчик, ты сегодня чрезвычайно меня радуешь! – В голосе отчетливая насмешка. Кэллиэну показалось, что зубы он уже стер минимум на миллиметр, а клык – на все три. – Однако позволю себе с тобой не согласиться. Служить можно по-разному, - загадочно сообщило зеркальце. – Что до этой жертвы… Сперва ответь мне на один вопрос: кто он для тебя, мальчик? Почему ты решил, что волен просить за него? Почему пытаешься спасти?
А то она сама не знает! Богиня или кто, в конце-то концов?
Потому что поклялся, разумеется, и привык относиться к своим клятвам серьезно.
Князь – это князь, и этим все сказано.
Но вряд ли Шаэли удовлетворится таким ответом. Да и он сам...
Маг несколько растерял злость, против воли задумавшись.
Кто он для него?
Они не друзья и даже не приятели, это Кэллиэн замечательно понимал. Но связавшие их узы реальны и не ослабели с годами…
Потому что завязаны на жизни, смерти и крови?
- Когда-то нас связала грань, - наконец произнес Кэллиэн. – Затем кровная клятва. Я обязан сделать все, что в моих силах, для его защиты, потому что он - тот, кто многое сделал для меня. Князь не первый, кому мне довелось помочь и служить, но он первым подарил мне свое доверие, дал мне возможность жить, а не выживать. Я должен спасти его, а затем отыскать виновника.
- И это все? – холодно осведомилась богиня.
Раздался тихий-тихий рык.
- Я... привязался к нему, - наконец неохотно признал Кэллиэн. Эта исповедь была откровенно унизительной, и ему пришлось вновь напомнить себе, что до разговора с ним снизошла сама богиня, и будь он хоть трижды черной кровью, без нее сейчас окажется беспомощен. - Его есть за что уважать.
- И?..
- И еще ради его старшей дочери! - раздраженно добавил Кэллиэн. - Я обещал ей защищать его и буду делать это даже пред твоим ликом! Я хочу, чтобы она вернулась домой, а не на пепелище былых надежд. Я хочу помочь!
И маг умолк, тяжело дыша.
Простое признание, которое подчас сложно дается.
Он привык выполнять приказы, поручения, клятвы, прятаться за чувством долга. Но разве сейчас они - основа? Он хочет помочь князю, Инерис, всему этому княжеству, в котором успел обжиться... И только потом уже - должен.
- Хорошо, - и даже в голосе слышится одобрение. – Умей отвечать себе на сложные вопросы, это полезное свойство. Раз этот человек и его близкие тебе дороги, я нынче не заберу его, даже если он будет барабанить в мое зеркало изнутри. Более того… По случаю возвращения блудного жреца сделаю тебе небольшой подарочек, - тон стал заговорщическим. - Если продолжишь выступать сейчас как мой жрец, твой личный ритуал не прервется… Правда, сил истратишь изрядно – тебя все-таки не готовили на эту роль.
И зеркало подмигнуло бледно-зеленым.
- Удачи, мой жрец.
Кэллиэн едва не швырнул зеркало в стену.
Как обычно, высмеяла и ушла. И сбила с толку напрочь.
Он думал, она сделает все, чтобы заставить его вернуться к черной магии. А взбалмошная богиня решила помочь ему уйти от нее!
Искушение побиться головой о стену удалось подавить не сразу.
До Кэллиэна долетел отголосок полубезумного, но очень довольного смеха, от которого по спине пробежал холодок.
...Ладно, сочтем это благословением.
Главное - она пообещала не забирать князя.
Теперь наложить краску на собственное лицо... Хотя нет. Если он выступает как жрец…
Жрец пользуется только собственной кровью.
Боли и крови маг не боялся, и вскоре на коже уже неприятно подсыхали прорисованные узоры.
Вспомнить напоследок текст - сбиваться нельзя…
- Во имя Шаэли - оковы плоти да будут раскрыты, и разум, что бьется еще во мраке, пусть утишится…
Первая часть с ее ломаным ритмом даже тренированное сознание подгибала под себя. Но он дочитал воззвание к жертве.
Теперь самое сложное для него – привести человека на грань. Оставалось надеяться, что старая клятва на крови позволит ему сделать то, что должно. И что его природа тоже не помешает.
Острие ритуального кинжала с сомнением замерло у груди князя, пробило кожу... и Кэллиэн запоздало понял свою ошибку. Резким движением перехватил клинок, уже готовый нырнуть в горячие ножны чужой плоти.
Шаэли же сказала, что он и так на грани… вряд ли случайно обронила. Она ничего не делает случайно…
А значит, хватит и этого.
Его ноздри затрепетали. Желудок свело привычной горячей судорогой. Ну уж нет!..
- По крови твоей, по воле моей! Асх Шаэли! – резко закончил он.
А вот теперь - не дышать. Вообще не думать о крови. Это просто красная краска. У нее нет ни манящего запаха, ни дурманящего вкуса...
Удерживаясь от искушения сделать вдох, обмакнуть дрожащие пальцы в собравшуюся на теперь впалой груди лужицу, провести ими по лбу.
Не облизывать губы, нельзя - на них могла упасть крохотная капля.
Черный клинок полыхнул черным же пламенем, очищаясь.
Вспороть себе вену в присутствии окровавленного человека – очень, очень плохая идея. Но ритуал необходимо продолжить.
Капля почти черной крови падает на губы князю. И жрец Шаэли отточенно-плавным движением подносит к ним зеркало.
В пелене дыхания вдруг проявился рваный тоннель со стенками из клочьев паутины - и мгновенно затянул его сознание, не дав ни войти в транс, ни сплести нужное заклятье. Он даже удивиться не успел.
Темно. Холодно. Жадная трясина затягивает, наваливаясь невозможной тяжестью – но не на тело, а на разум. И чем глубже, тем гуще она пронизана иррациональным желанием поскорее нырнуть в забвение, в черноту.
Но что-то еще держит… Что может держать его здесь, когда само его существование так бессмысленно?..
...Нет.
Понадобилось изрядное усилие, чтобы в этой серой с алыми прожилками тьме заново осознать себя.
Это не его чувства – чужие. Чужие желания. И чужое сознание, в которое его милостью Шаэли затянуло.
На уродливый серый кокон с алыми всполохами проливается бледно-зеленоватый свет, открывая поистине страшную картину.
Говоря метафорически, сущность князя превратилась в побитый молью шерстяной ковер, выцвела и выгорела, и из нее спокойно уходила жизненная сила. А внутри бурлила невнятная смесь эмоций, совершенно несвойственных князю. Кэллиэн никогда не разбирался в чувствах, но сейчас легко читал их – боль, неверие, опустошенность. И самое сильное и страшное – чувство вины, разъедавшее сущность изнутри.
Вот какую силу богиня дает своим жрецам?.. Проникать в самое сплетение страстей человеческих?
«Милорд?» – осторожно, на пробу позвал Кэллиэн.
И здесь, в самой сердцевине чужого сознания, он наконец получил слабый отклик.
- Дэтре?..
Не голос в буквальном смысле… но даже как ментальный тон он показался до боли знакомым.
Достучался-таки...
– Уходи, не трать на меня силы, - донеслось вдруг до Кэллиэна, и радости у него несколько поубавилось. Похоже, самое сложное еще впереди.
Серая реальность чужого сознания ярче взбурлила красным. Гнев, нежелание слушать, нежелание слышать.
Упрям, как обычно. Что-то не меняется даже под чужим гнетом.
- Не могу, милорд, - честно сообщил Кэллиэн.
Все верно. Он понятия не имеет, как попал сюда. И о том, как выбраться, подумает позже.
- Клятва не обязывает тебя помогать тому, кто не стоит помощи. Я не должен жить, - наконец заявил князь. – Оставь меня.
Нет, так не пойдет.
- Напротив, милорд, - возразил маг. - Вы нужны нам, как никогда. Здесь, а не на том свете.
- Я не должен жить... На моей совести слишком много фатальных ошибок и непростительных решений. Я не смог уберечь от гибели свою жену и должен вымолить у нее прощение... И моя дочь. Моя Инерис… Я своими руками, сам...
- Ну, положим, не сами, - кашлянул Кэллиэн, но его не услышали.
- Я не ценил ее. Подозревал по каждому пустяковому поводу. Подверг риску. Из-за меня она отправилась в это нелепое путешествие, из-за меня пропала и погибла. Какой я отец после этого? Какой муж? Как может управлять страной человек, не способный защитить свою семью, не способный сплотить ее?
Интересно, князь себя убедил в гипотетической гибели Инерис или услышал сквозь сон скорбные вести, когда они разносились по замку? Ему ведь было известно лишь о ее исчезновении…
И занятный вырисовывается треугольник: жена – дочь – страна. Для него семья и княжество настолько тесно связаны?
- Я должен умереть. Я хочу умереть. Я не имею права жить, - подытожил князь. - Оставьте меня, лорд Дэтре. С чистой совестью.
Знакомые словечки. Говорит совсем как леди Дженис.
- Хотеть умереть – означает сдаться, а вы всегда были человеком действия и вели войну до последнего. Это не ваши чувства, князь, - жестко произнес Кэллиэн, - а наваждение, результат чужих чар. Слабых, почти незаметных, из-за чего я не обнаружил их вовремя. Они же не так давно заставили вас заподозрить Инерис в измене. Это моя вина, а не ваша, мой недосмотр. Поэтому я сделаю все, чтобы вам помочь.
- Мне не нужна помощь. Я все решил. Инерис больше нет, а значит, и мне не для чего жить…
Все-таки с портретом он, похоже, угадал. Исчезновение Инерис явно стало катализатором. Князь возвращается к нему снова и снова, ходит по кругу.
Попробуем его разбить.
И Кэллиэн осторожно, на пробу произнес:
- Искать Инерис на том свете, чтобы просить прощения, будет бессмысленно. Ее там нет. Ваша дочь жива, милорд.
По кокону распозается первая уродливая трещина, сквозь которую видны слабые синие всполохи - затаенная, робкая надежда, в которую князь опасается поверить.
- Инерис - жива?
- Да, милорд. Жива и здорова. Вы еще можете увидеть ее и обнять. Причин отправляться на тот свет нет. Да и смерть – не решение проблем и не лекарство от чувства вины, уж мне-то можете поверить, - с самоиронией произнес Кэллиэн и услышал тихое хмыканье князя. - А если вам так хочется к Шаэли, то лучше уж скончайтесь на поле боя, от удара демонского меча или трезубца, защищая свой народ, выполняя свой долг перед ним.
Вот теперь колеблется. Что для князя важно, кроме Инерис? Как еще нажать?
- К тому же леди Ральда ничего не смыслит в политике и склонна к панике. Вы действительно готовы оставить на нее княжество? Она в любой момент может, сама того не желая, обострить отношения с огненными. Только сегодня, испугавшись появления у границы небольшой группы, она отдала приказ стянуть на юг наши войска…
- Проклятье! – взревел чужой разум. По темно-серому кокону зазмеилась новая трещина, и Кэллиэн приободрился - этот тон был ему хорошо знаком. – Как будто Дахаэра нужно подначивать! Да он при первом же намеке на противостояние попытается вторгнуться в Нариме! Куда смотрят советники?!
- И я о том же, - пробормотал Кэллиэн. - Вы отчаянно нужны нам, милорд.
Упрямое молчание.
- Вернитесь, потому что иначе я не знаю, как буду смотреть в глаза вашим дочерям - леди Анджелис тоже любит вас и очень тревожится.
Кэллиэн легко щелкнул пальцами - и толстая, с руку, свеча из натурального воска недовольно застрекотала, когда ее принялось пожирать пламя.
Теперь поза. Руки жертвы…
Да. Если думать о князе как о жертве, становится легче абстрагироваться от сюрреалистической жути происходящего.
Итак, руки жертвы скрестить на груди. В них вложить то, что способно не убить ее, но привязать к жизни.
Кэллиэн точно знал, в каком из потайных отсеков стола суровый верховный князь Нариме хранит миниатюрный портрет своей старшей дочери, написанный, когда ей было всего двенадцать.
Глубоко вдохнуть пары настойки черноцвета. Очистить сознание. Выдохнуть.
Не дыша, начать рисовать символы на лице жертвы. Не сомневаясь, не боясь. Быстрыми движениями, чтобы токсичная краска ложилась ровно, но при этом не текла.
Жизнь и смерть поменять местами. Связать их тройной неразрывной вязью, чтобы ни одна не могла взять верх, пока не будет окончен ритуал, пока он не нарисует собственной кровью замыкающий знак на пустом поле, оставленном между густых бровей князя.
Кэллиэн сейчас чувствовал себя даже не магом, а художником, который пишет новую картину быстрыми мазками, повинуясь лишь вдохновению и шестому чувству, без эскизов и выверения пропорций.
Встать не в изножье, а в изголовье – не как черный маг, но как жрец Смерти. В левой руке кинжал, в правой – зеркало. Вроде жрец, когда-то проводивший его собственное посвящение, стоял так...
Непривычная и на редкость неприятная роль!
А вот теперь…
Одно плохо: просить Кэллиэн не умел и в лучшие времена.
Преодолевая внутреннее сопротивление, вызванное больше гордыней, свойственной черной крови, нежели его собственными убеждениями на этот счет, он размеренно произнес:
- Хозяйка Зеркала, Всевидящая Шаэли, госпожа Смерти, отзовись!
Больше похоже на приказ, чем на просьбу.
Он крепче сжал зеркальце – свое, артефактное. Пусть служит напоминанием о том, что все это Кэллиэн делает не для себя. Точнее, не только для себя.
- Сколько лет, сколько зим, сколько песков вечности утекло… И чего теперь желает мой возлюбленный жрец? – явно забавляясь, промурлыкала из зеркала та, кого нельзя было не узнать.
Кэллиэн даже толком удивиться не успел, как пришел гнев. Опять издевается с этим своим обращением...
Шаэли в своем репертуаре.
Впрочем, главное, что откликнулась.
И Кэллиэн, надев на свою гордость поводок, намордник и кляп, произнес сквозь зубы:
- Чтобы ты не забирала эту жизнь. Отпусти его.
- С чего вдруг? – мило удивилась Шаэли.
Кэллиэн тихо застонал. Эта… богиня… способна превратить любой ритуал в фарс!
- Этот человек должен жить. Он нужен здесь, его время не пришло.
- Не тебе рассуждать о времени. - Мягкий укор. - Не говоря уже о том, что на грани оказался он, а ко мне взываешь ты… да еще с просьбой, которая противоречит его собственному желанию. И чью надлежит исполнить?
Соображал маг быстро.
- Я надеялся, «возлюбленного жреца», - с иронией процитировал Кэллиэн. – На князя оказали воздействие, заставив пожелать смерти. Он не звал тебя по доброй воле.
- У меня нет причин тебе не верить... Меня зовут часто, но крайне редко - всерьез. – Тон скучающий, и маг готов был поклясться, что она небрежно повела плечом в этот миг. – Но, прости уж, что напоминаю, в нашу прошлую встречу ты обещал больше не обращаться к моей магии.
Ощущение, что над ним тонко издеваются, окрепло.
- И я очень искренне надеялся к ней не обращаться, - проскрежетал Кэллиэн. – Если помнишь, многим поступился. Но пришлось. Больше князю ничто не в силах помочь.
- И не жаль тебе прерывать ритуал? – с нарочитым сочувствием спросила Безглазая. - Сколько ты уже ждешь? Больше шести лет?
Молчание.
- Это мое решение и мое дело - что прошлое, что нынешнее. Я не клялся всю свою жизнь положить на твой алтарь.
- А жаль, - вздохнула богиня. – Это было бы… занятно. Впрочем, ты отчасти прав, мне хватило твоей предыдущей выходки. Я уж думала тогда, ты не выкарабкаешься...
- Ты ответила, чтобы поболтать или помочь?! – не выдержал Кэллиэн. – Я не приносил жертву перед воззванием… Назови плату сама.
- С тебя? Плата? – Наигранное удивление. – Мальчик, если мне не изменяет память, я никогда ничего у тебя не просила и не требовала, кроме одного – останься в живых. Моя цена остается прежней. Мне все еще угодно твое служение.
- Я давно не служу тебе! – забывшись, рявкнул Кэллиэн.
- М… значит, признаешь, что когда-то служил?.. Мальчик, ты сегодня чрезвычайно меня радуешь! – В голосе отчетливая насмешка. Кэллиэну показалось, что зубы он уже стер минимум на миллиметр, а клык – на все три. – Однако позволю себе с тобой не согласиться. Служить можно по-разному, - загадочно сообщило зеркальце. – Что до этой жертвы… Сперва ответь мне на один вопрос: кто он для тебя, мальчик? Почему ты решил, что волен просить за него? Почему пытаешься спасти?
А то она сама не знает! Богиня или кто, в конце-то концов?
Потому что поклялся, разумеется, и привык относиться к своим клятвам серьезно.
Князь – это князь, и этим все сказано.
Но вряд ли Шаэли удовлетворится таким ответом. Да и он сам...
Маг несколько растерял злость, против воли задумавшись.
Кто он для него?
Они не друзья и даже не приятели, это Кэллиэн замечательно понимал. Но связавшие их узы реальны и не ослабели с годами…
Потому что завязаны на жизни, смерти и крови?
- Когда-то нас связала грань, - наконец произнес Кэллиэн. – Затем кровная клятва. Я обязан сделать все, что в моих силах, для его защиты, потому что он - тот, кто многое сделал для меня. Князь не первый, кому мне довелось помочь и служить, но он первым подарил мне свое доверие, дал мне возможность жить, а не выживать. Я должен спасти его, а затем отыскать виновника.
- И это все? – холодно осведомилась богиня.
Раздался тихий-тихий рык.
- Я... привязался к нему, - наконец неохотно признал Кэллиэн. Эта исповедь была откровенно унизительной, и ему пришлось вновь напомнить себе, что до разговора с ним снизошла сама богиня, и будь он хоть трижды черной кровью, без нее сейчас окажется беспомощен. - Его есть за что уважать.
- И?..
- И еще ради его старшей дочери! - раздраженно добавил Кэллиэн. - Я обещал ей защищать его и буду делать это даже пред твоим ликом! Я хочу, чтобы она вернулась домой, а не на пепелище былых надежд. Я хочу помочь!
И маг умолк, тяжело дыша.
Простое признание, которое подчас сложно дается.
Он привык выполнять приказы, поручения, клятвы, прятаться за чувством долга. Но разве сейчас они - основа? Он хочет помочь князю, Инерис, всему этому княжеству, в котором успел обжиться... И только потом уже - должен.
- Хорошо, - и даже в голосе слышится одобрение. – Умей отвечать себе на сложные вопросы, это полезное свойство. Раз этот человек и его близкие тебе дороги, я нынче не заберу его, даже если он будет барабанить в мое зеркало изнутри. Более того… По случаю возвращения блудного жреца сделаю тебе небольшой подарочек, - тон стал заговорщическим. - Если продолжишь выступать сейчас как мой жрец, твой личный ритуал не прервется… Правда, сил истратишь изрядно – тебя все-таки не готовили на эту роль.
И зеркало подмигнуло бледно-зеленым.
- Удачи, мой жрец.
Кэллиэн едва не швырнул зеркало в стену.
Как обычно, высмеяла и ушла. И сбила с толку напрочь.
Он думал, она сделает все, чтобы заставить его вернуться к черной магии. А взбалмошная богиня решила помочь ему уйти от нее!
Искушение побиться головой о стену удалось подавить не сразу.
До Кэллиэна долетел отголосок полубезумного, но очень довольного смеха, от которого по спине пробежал холодок.
...Ладно, сочтем это благословением.
Главное - она пообещала не забирать князя.
Теперь наложить краску на собственное лицо... Хотя нет. Если он выступает как жрец…
Жрец пользуется только собственной кровью.
Боли и крови маг не боялся, и вскоре на коже уже неприятно подсыхали прорисованные узоры.
Вспомнить напоследок текст - сбиваться нельзя…
- Во имя Шаэли - оковы плоти да будут раскрыты, и разум, что бьется еще во мраке, пусть утишится…
Первая часть с ее ломаным ритмом даже тренированное сознание подгибала под себя. Но он дочитал воззвание к жертве.
Теперь самое сложное для него – привести человека на грань. Оставалось надеяться, что старая клятва на крови позволит ему сделать то, что должно. И что его природа тоже не помешает.
Острие ритуального кинжала с сомнением замерло у груди князя, пробило кожу... и Кэллиэн запоздало понял свою ошибку. Резким движением перехватил клинок, уже готовый нырнуть в горячие ножны чужой плоти.
Шаэли же сказала, что он и так на грани… вряд ли случайно обронила. Она ничего не делает случайно…
А значит, хватит и этого.
Его ноздри затрепетали. Желудок свело привычной горячей судорогой. Ну уж нет!..
- По крови твоей, по воле моей! Асх Шаэли! – резко закончил он.
А вот теперь - не дышать. Вообще не думать о крови. Это просто красная краска. У нее нет ни манящего запаха, ни дурманящего вкуса...
Удерживаясь от искушения сделать вдох, обмакнуть дрожащие пальцы в собравшуюся на теперь впалой груди лужицу, провести ими по лбу.
Не облизывать губы, нельзя - на них могла упасть крохотная капля.
Черный клинок полыхнул черным же пламенем, очищаясь.
Вспороть себе вену в присутствии окровавленного человека – очень, очень плохая идея. Но ритуал необходимо продолжить.
Капля почти черной крови падает на губы князю. И жрец Шаэли отточенно-плавным движением подносит к ним зеркало.
В пелене дыхания вдруг проявился рваный тоннель со стенками из клочьев паутины - и мгновенно затянул его сознание, не дав ни войти в транс, ни сплести нужное заклятье. Он даже удивиться не успел.
Темно. Холодно. Жадная трясина затягивает, наваливаясь невозможной тяжестью – но не на тело, а на разум. И чем глубже, тем гуще она пронизана иррациональным желанием поскорее нырнуть в забвение, в черноту.
Но что-то еще держит… Что может держать его здесь, когда само его существование так бессмысленно?..
...Нет.
Понадобилось изрядное усилие, чтобы в этой серой с алыми прожилками тьме заново осознать себя.
Это не его чувства – чужие. Чужие желания. И чужое сознание, в которое его милостью Шаэли затянуло.
На уродливый серый кокон с алыми всполохами проливается бледно-зеленоватый свет, открывая поистине страшную картину.
Говоря метафорически, сущность князя превратилась в побитый молью шерстяной ковер, выцвела и выгорела, и из нее спокойно уходила жизненная сила. А внутри бурлила невнятная смесь эмоций, совершенно несвойственных князю. Кэллиэн никогда не разбирался в чувствах, но сейчас легко читал их – боль, неверие, опустошенность. И самое сильное и страшное – чувство вины, разъедавшее сущность изнутри.
Вот какую силу богиня дает своим жрецам?.. Проникать в самое сплетение страстей человеческих?
«Милорд?» – осторожно, на пробу позвал Кэллиэн.
И здесь, в самой сердцевине чужого сознания, он наконец получил слабый отклик.
- Дэтре?..
Не голос в буквальном смысле… но даже как ментальный тон он показался до боли знакомым.
Достучался-таки...
– Уходи, не трать на меня силы, - донеслось вдруг до Кэллиэна, и радости у него несколько поубавилось. Похоже, самое сложное еще впереди.
Серая реальность чужого сознания ярче взбурлила красным. Гнев, нежелание слушать, нежелание слышать.
Упрям, как обычно. Что-то не меняется даже под чужим гнетом.
- Не могу, милорд, - честно сообщил Кэллиэн.
Все верно. Он понятия не имеет, как попал сюда. И о том, как выбраться, подумает позже.
- Клятва не обязывает тебя помогать тому, кто не стоит помощи. Я не должен жить, - наконец заявил князь. – Оставь меня.
Нет, так не пойдет.
- Напротив, милорд, - возразил маг. - Вы нужны нам, как никогда. Здесь, а не на том свете.
- Я не должен жить... На моей совести слишком много фатальных ошибок и непростительных решений. Я не смог уберечь от гибели свою жену и должен вымолить у нее прощение... И моя дочь. Моя Инерис… Я своими руками, сам...
- Ну, положим, не сами, - кашлянул Кэллиэн, но его не услышали.
- Я не ценил ее. Подозревал по каждому пустяковому поводу. Подверг риску. Из-за меня она отправилась в это нелепое путешествие, из-за меня пропала и погибла. Какой я отец после этого? Какой муж? Как может управлять страной человек, не способный защитить свою семью, не способный сплотить ее?
Интересно, князь себя убедил в гипотетической гибели Инерис или услышал сквозь сон скорбные вести, когда они разносились по замку? Ему ведь было известно лишь о ее исчезновении…
И занятный вырисовывается треугольник: жена – дочь – страна. Для него семья и княжество настолько тесно связаны?
- Я должен умереть. Я хочу умереть. Я не имею права жить, - подытожил князь. - Оставьте меня, лорд Дэтре. С чистой совестью.
Знакомые словечки. Говорит совсем как леди Дженис.
- Хотеть умереть – означает сдаться, а вы всегда были человеком действия и вели войну до последнего. Это не ваши чувства, князь, - жестко произнес Кэллиэн, - а наваждение, результат чужих чар. Слабых, почти незаметных, из-за чего я не обнаружил их вовремя. Они же не так давно заставили вас заподозрить Инерис в измене. Это моя вина, а не ваша, мой недосмотр. Поэтому я сделаю все, чтобы вам помочь.
- Мне не нужна помощь. Я все решил. Инерис больше нет, а значит, и мне не для чего жить…
Все-таки с портретом он, похоже, угадал. Исчезновение Инерис явно стало катализатором. Князь возвращается к нему снова и снова, ходит по кругу.
Попробуем его разбить.
И Кэллиэн осторожно, на пробу произнес:
- Искать Инерис на том свете, чтобы просить прощения, будет бессмысленно. Ее там нет. Ваша дочь жива, милорд.
По кокону распозается первая уродливая трещина, сквозь которую видны слабые синие всполохи - затаенная, робкая надежда, в которую князь опасается поверить.
- Инерис - жива?
- Да, милорд. Жива и здорова. Вы еще можете увидеть ее и обнять. Причин отправляться на тот свет нет. Да и смерть – не решение проблем и не лекарство от чувства вины, уж мне-то можете поверить, - с самоиронией произнес Кэллиэн и услышал тихое хмыканье князя. - А если вам так хочется к Шаэли, то лучше уж скончайтесь на поле боя, от удара демонского меча или трезубца, защищая свой народ, выполняя свой долг перед ним.
Вот теперь колеблется. Что для князя важно, кроме Инерис? Как еще нажать?
- К тому же леди Ральда ничего не смыслит в политике и склонна к панике. Вы действительно готовы оставить на нее княжество? Она в любой момент может, сама того не желая, обострить отношения с огненными. Только сегодня, испугавшись появления у границы небольшой группы, она отдала приказ стянуть на юг наши войска…
- Проклятье! – взревел чужой разум. По темно-серому кокону зазмеилась новая трещина, и Кэллиэн приободрился - этот тон был ему хорошо знаком. – Как будто Дахаэра нужно подначивать! Да он при первом же намеке на противостояние попытается вторгнуться в Нариме! Куда смотрят советники?!
- И я о том же, - пробормотал Кэллиэн. - Вы отчаянно нужны нам, милорд.
Упрямое молчание.
- Вернитесь, потому что иначе я не знаю, как буду смотреть в глаза вашим дочерям - леди Анджелис тоже любит вас и очень тревожится.
