– Как это о чём? Только обо мне, особенно, когда мы рядом, – он тоже наклоняется и подцепляет мой подбородок пальцами, потянувшись за сладким поцелуем, но мы оба вздрагиваем от громкого покашливания над нашими головами.
– Я могу поинтересоваться, что здесь происходит? – его голос суров и с охрипшим баритоном. Вздрагивая, я мгновенно приклеиваюсь к спинке стула, расширив глаза в удивлении.
– Папа? – я почти пропищала в исступлении уставившись на отца, который без какой-либо злобы, но с очень большим интересом разглядывал меня и Кирилла. – Эм… Татьяна Александровна? – я встала из-за стола, наверное, из-за привычки, когда возле отца заметила свою преподавательницу, которая слишком уж широко мне улыбнулась.
Бессонов поднялся вместе со мной, удивлено поддавая руку моему папе, который скептически пожимает его ладонь.
Я знаю, что он одобряет мой выбор. Он всё ещё сощуренно глядит на меня, но папа тот еще затейник и не выдает тот факта, что рад моему очевидному союзу с Кириллом Бессоновым.
– Добрый день, Антон Валерьевич, – Бессонов здоровается с моим папой крепким рукопожатием, которое, на мой взгляд, немного затягивается. Женщине он просто любезно кивает. – Добрый день и вам, Татьяна Александровна, – осторожно здоровается с нашей преподавательницей мой… Парень? Мне его теперь так называть?
Слишком непривычно. На языке автоматом уже крутится «Кир» или «Бес», но не как не «мой парень».
– Добрый-добрый, ребята. Виделись уже сегодня, – она расслабленно улыбнулась, покосившись на моего отца.
Последнее время эта женщина снизошла ко мне, и даже сейчас прикрывает нас, прогульщиков, перед моим отцом. Мне это действительно не послышалось?
Я только сейчас понимаю, что они вроде как пришли в кафе вместе, но для чего?
– Пап? – я озадаченно перевожу взгляд с него на своего преподавателя и обратно.
– Мы как раз только что говорили о тебе, Василиса. Татьяна… Андреевна очень хорошо отзывается о тебе и рассказала о том, как ты получаешь только превосходно по экономике. Я очень горжусь тобой, принцесса, – он целует меня в щеку. – Вы можете развлекаться дальше, но прошу быть аккуратней с публикой, – он несколько предупреждающе смотрит на меня, судорожно кивающую и покрасневшую, затем за Бессонова, который понимающе кивнул моему отцу.
– Я был весьма неосторожен. Прошу извинения, Антон Валерьевич, – Кир, принял слова отца довольно серьезно, отчего мой папа ему улыбается ему.
Кирилл Бессонов просто наглый льстец!
– Василёк, поговорим дома, ладно? У меня к Татьяне… Алексеевне есть важное дело, поэтому мы пойдем, – он ещё раз кивает, будто нервничает и ведет женщину к дальним столикам, которая впервые выглядит… Иначе, что ли?
Она снова распустила волосы? На ней сегодня изумрудное обтягивающее платье, которое она ни разу не надевала на учебу… Волосы завиты, подколоты, а макияж хоть и сдержан, но обычно она не красится. А факт, который оказался гвоздем программы – Татьяна Александровна даже не заикнулась о нашем прогуле…
Как-то всё это слишком странно и неуместно, что ли… И надо будет папе подсказать или вообще выучить отчество моего преподавателя. И почему она сама не справляет?
– Мороженое? – напоминает Кир.
– Что-то аппетит пропал. Может, прогуляемся? Погода сегодня солнечная и теплая, – я допиваю сок, желая побыстрее уйти из кафе, в котором мой отец с моей преподавательницей, причем заставшие нас с Киром едва что не целующимися.
Это ужасно странно, на самом деле.
Последний раз смотрю в сторону отца и женщины, которая стала слишком привлекательной и дружелюбной. Смотрю с сомнением, когда им подают пирожное и кофе. Мой папа мягко улыбается этой женщине, в то время… Как она сама примеряет на своем вечно недовольном лице нежную улыбку, с опущенными глазами что-то рассказывая.
Конечно, я насторожилась такой ситуации, но разве отца и мою преподавательницу что-то могло связывать кроме моей учебы?
– Ты в порядке? – спрашивает парень.
– Да, конечно. Пойдем.
Когда мы выходим из кафе, рука Кирилла касается моей, сразу же переплетая наши пальцы. Я удивленно вскидываю брови.
– Что? – он заглядывает в мои глаза.
– Ничего, – я крепче сжимаю его ладонь, не собираясь его выпускать из своей хватки. Кир довольно улыбается. – Пойдем к воде.
Я прихожу домой ближе к вечеру. Настроение – любить и обожать. Телу хочется порхать, пока губы красные от требовательных поцелуев Кирилла Бессонова. Когда захожу в дом, прижимаюсь к входной двери и глупо улыбаюсь, прикрываю глаза.
Сердце распирает от легкости и счастья. Этот день, как и вчерашний, навсегда останется в моей памяти. Хотя, думаю, что рядом с Кириллом каждый день будет запоминающимся и ярким. Аня была права – мы подходим друг другу, и я нравлюсь парню такая, как я есть.
– Василиса, – я открываю глаза, когда слышу маму и её шаги.
– Привет, мамочка, – мои щеки уже болят от улыбки, но она не сходит с моего лица. – Как прошёл твой день на работе?
Я скидываю с плеча рюкзак и разуваюсь. Буквально порхаю к маме и целую её в щеку.
– Ты пришла из университета? – допытывается мама.
– Да, но я с Кириллом задержалась. Мы поработали немного над нашим курсовым проектом, – в этот раз уже говорю правду, но щеки всё равно горят, когда вспоминаю наше уединение за проектом.
Этот паршивец так часто меня отвлекал, что мы едва написали что-то стоящее.
Перед тем, как закончить, Бессонов пообещал поработать над курсовым сам. Я его слишком отвлекаю, как он сказал. Ещё кто кого! Его руки всё время были на мне, а горячие губы осыпали все доступные участки кожи.
– И ты ходила в этом в университет? – брови мамы строго сдвигаются к переносице.
Где-то в сознании шумят предостерегающие звоночки, но они слишком тихие, чтобы перебить моё прекрасное настроение.
– Да, ходила, – киваю я, и непроизвольно опускаю глаза на свою одежду.
На мне короткая красная кофта, оголившая полоску талии, и кожаные штаны с широким ремнем и пряжкой с изображением быка. Так же я была в удобных женских берцах, которые дополняют мой образ и в кожанке.
– Ты потерла голову, Василиса? – мама также меня внимательно осматривает и цепляется взглядом за мои растрепанные волосы, суровея.
– Нет, не потеряла. Тебе не кажется, что уже пора дать мне выбор одеваться так, как я хочу? – довольно резко заявляю я.
Видимо, бунтарский дух, с помощью Бессонова, теперь со мной навсегда.
– Не кажется, Василиса. Ты только посмотри, как ты выглядишь! – мама в бешенстве и взмахнув рукой, показывает на зеркало.
Я окидываю себя взглядом. Мне нравится. Выгляжу так, как себя ощущаю. Теперь мне комфортно, нет внутреннего конфликта и я в гармонии с собой. Пора маме тоже признать, что её любимые платья и туфельки уже не для меня. Они были для принцессы, а этот образ идёт в разрез со мной. Я теперь девушка Бессонова и это будет глупо кататься на байке в розов платьице.
– А что не так? – всё-таки уточняю. Настроение неспешно понижается, но я всё ещё пытаюсь быть беззаботной и веселой.
– Ты выглядишь, как... – мама не договаривает, многозначительно меня осмотрев и покачав головой.
– Как? Договаривай, – вскидываю бровь в манере Кирилла и жду ответа.
– Как шлюха заправщика, – мама не подбирает слов, сразу выпаливает то, что на уме. Резко, необоснованно и грубо.
– Лучше шлюха заправщика, чем девственница в девятнадцать, – отвечаю дерзко, решив закрыть тему о моей одежде.
– Лучше… – она на секунду задумывается и кивает каким-то своим мыслям. А затем молча разворачивается и идёт наверх.
– Ты куда? – недоверчиво спрашиваю. – Мам? – она мне не отвечает и сворачивает по направлению к моей комнате.
Чувствуя неладное, следую за ней. Что-то меня останавливает, но я иду в комнату. Стараюсь успокоиться и прикусить свой язык. С мамой нельзя разговаривать грубо и неуважительно, лучше решить конфликт мирно, иначе у нас будет война.
Но когда я захожу в свою комнату, дверь которой настежь открыта, понимаю, что война уже началась. Мама роется в моем шкафу и скидывает на пол всю одежду, которая ей не по нраву.
– Ты что делаешь? – я подхожу и подбираю свою одежду с пола, положив её на кровать. Но когда оборачиваюсь, на полу уже новая одежда. – Мам! – моё терпение быстро заканчивается.
– Чувствуешь себя взрослой, Василиса? – по сдержанному тону, я понимаю, что мама в бешенстве. – В этом доме ты не смеешь делать то, что заблагорассудится. Я не дам тебе позорить нашу семью. Я тебе давала выбор, всегда покупала то, что ты хочешь, но ты решила мне дерзить и унижать своим видом. Теперь будешь носить то, что останется в шкафу.
Я шокировано смотрю на всю ту одежду, которую она остервенело сбрасывает на пол. Преимущественно, это моя любимая одежда. Одежда, которую я выбрала по своему вкусу.
– Ты забываешь, что я уже выросла, мама, – говорю я, не в силах оторвать взгляд от беспорядка, который устраивает обозленная женщина. – Лучше себя начни контролировать и свои упрёки, чем меня или папу, – резкие слова вылетают из моего рта от жгучей обиды.
Мама оборачивается, пронизывая меня яростным взглядом.
– Переодевайся! – рявкает.
– Я больше не стану попрекать тебе в выборе моей одежды. Я послушна во всём, но в этот раз ты сама переступаешь границу, – пытаюсь до неё донести, что она поступает со мной ужасно.
– Прекрати уже это делать, – я снова кидаюсь к своей одежде и все подобрав, хочу отнести на кровать, но в этот раз мама хватает меня за руки. Она с силой их разводит в стороны, и моя одежда снова летит на пол. – Ты поступаешь со мной жестоко.
– Ты моя дочь. Я знаю, что для тебя лучше.
– Не знаешь. Ты не знаешь меня, мама, – говорю правду, от которой едва не слышу скрежет зубов.
– Выйди, – она указывает на дверь.
– Ты прогоняешь меня из моей комнаты? – уточняю я.
– Именно, Василиса. Иди и подумай над своим поведением, – она разворачивается и снова оказывается возле моего шкафа.
Я смотрю на это всё и понимаю, что нет – меня больше это не остановит. Хочет войны, и чтобы я показала свой характер? Я его с радостью покажу. Я заставлю её задуматься над её поведением, а то, что она сделает с моей одеждой меня больше не волнует.
Выхожу из комнаты и спускаюсь вниз. Обуваюсь и накинув куртку, хватаю рюкзак, громко захлопнув входную дверь.
Я сажусь в нашем саду на качающуюся софу, и достаю телефон. Во мне преобладает желание позвонить Кириллу или Ане, но я вовремя себя одергиваю. Я разберусь во всём сама и мама сама пожелает дать мне деньги на одежду…
В саду сижу довольно долго, задумавшись над ситуацией. Вычисляю позднее время только когда вижу заезжающую в гараж машину папы.
Он идет через сад, и я ему машу рукой. Папа, улыбнувшись, подходит ко мне и садится рядом.
– Поругалась с мамой? – спрашивает папа. Он всегда внимателен ко мне и точно знает, что здесь я бываю исключительно после ссоры с мамой.
– Немного, – неопределенно пожимаю плечами.
– Мне с ней поговорить?
– Не стоит, – отрицательно качнула головой. В моей голове уже есть план, который сведет её с ума и доведет до бешенства.
– Значит… Ты и Кирилл? – папа лукаво улыбается, немного меня смутив. На моих губах снова рождается улыбка. – Твоя мама будет на седьмом небе от счастья. Кирилл ей очень понравился.
Последние слова отца заставляют меня невоспитанно фыркнуть.
– Он интересует маму только как источник бесплатного обучения, – говорю я, вспоминая, как Кирилл оказался у нас дома. Папа смеется, оценив мои слова, как шутку.
– Что ты такое говоришь, Василёк? Кирилл хороший парень, и мы не будем против того, чтобы ты познавала взрослые отношения вместе с ним… – отец начинает рассуждать о подростковых отношениях, из-за чего я прикрываю глаза. – Но знай, если он тебя обидит, этот парень будет самым нежеланным гостем в нашем доме, и я выпихну его пинками под зад, – папа целует меня в висок, прижимая к своей груди, а я тихо смеюсь. – Ты же знаешь, что вам нужно предохраняться? Дети в твоем возрасте ломают жизни.
– Папа! – возмущенно вскрикиваю и сажусь ровнее, позеленев от этого неожиданного уточнения отца. – Прекрати такое говорить. Я вовсе не собираюсь…
– Василёк, ты уже большая девочка, несмотря на то, что я всё ещё вижу тебя пятилетней девчушкой на трехколесном велосипеде в милом джинсовом комбинезоне. Ты вправе любить и быть любимой. Это очень важно в твоем возрасте, – он сжимает мою ладонь. – Пообещай мне, что никому не дашь себя в обиду.
– Обещаю пап, – он обнимает меня, и начинает подниматься, в то время, как я крепко держу его за ладонь. – Папочка, сядь, пожалуйста, есть разговор.
– Что-то случилось?
– Нет, порядок. Правда. Просто... Мы с Кириллом решили приложить усилия… В общем Кир принял участие в спонсорских гонках, и получил оплату за победу…
– Гонки?
– Да. Спонсорские, – киваю я. Достаю из своего рюкзака объемный конверт с выручкой, которую мне передал Русо. – Мы хотим, чтобы ты поддержал своей бизнес вкладом или использовал это для своих нужд.
Папа недоуменно смотрит на конверт, который я впихиваю ему в руки.
– Даже не думай об этом, – отец посуровел, отвернувшись. – Я уладил свои вопросы. В ближайшие недели я заканчиваю проекты и беру один из тех, который поможет мне крепко встать на ноги и больше не пошатнуться.
– Тогда используй это для нашего дома. Для мамы. Пожалуйста. Я ваша дочь и не могу быть в стороне, когда в нашей семье финансовый застой… Мама тогда так расстроилась и горько плакала, когда узнала, что у тебя проблемы. Кир выиграл это для вас, и если ты не возьмешь, то проявишь неуважение к моему парню, – я свела брови к переносице.
Конечно я не могла признаться, что это мои деньги. Тогда бы папа точно рассердился на мой проступок. Отец замялся, неуверенно глядя в мои глаза.
– Василиса, ты можешь оставить эти деньги себе. Я благодарен Кириллу за внимательность, но, думаю, он хотел это сделать не для меня, а для тебя, – он с неохотой посмотрел на тот конверт, который находится в его руках. – Я не могу это принять. Я безмерно благодарен вам, но лучше оставь их до того случая, когда они действительно понадобятся. Ты можешь копить на свою мечту.
– Если возьмешь эти деньги, ты обрадуешь маму и сделаешь её чуточку счастливой, – против воли папы, который хотел вернуть конверт в мои руки, я сжала его ладони и накрыла своими.
– Кажется, я упустил тот момент, когда счастье моей жены в деньгах, – несколько грубо высказался отец, тяжело вздыхая. Он заглядывает в конверт, расширяя глаза.
– Её делают счастливой не деньги, а наш обеспеченное будущее. Не волнуйся. Я взяла себе необходимую сумму на свои потребности. Остальное только на твоё усмотрение, – говорю торопливо, чтобы папа не начал задавать вопросы о гонках и приличной сумме в конверте. – Разве ты бы не сделал того же для своих родителей, пап?
Отец прикрывает глаза, напряженно улыбнувшись.
– Когда ты стала такой взрослой и рассудительной? – я поцеловала папу в щеку.
– Когда меня воспитали хорошие родители, – не остаюсь я без ответа.
– Хорошо, Василёк. Я возьму деньги, но, если они мне не понадобятся в течение нескольких недель, я верну их тебе, – отец выдвигает условие.
Я пожимаю плечами и киваю.
Утро началось для меня рано. Едва проснувшись после душа и приведя себя в чувство, я сразу же перебираю шкаф, определяясь с одеждой. Откладываю брюки с завышенной талией и беру черную рубашку.
– Я могу поинтересоваться, что здесь происходит? – его голос суров и с охрипшим баритоном. Вздрагивая, я мгновенно приклеиваюсь к спинке стула, расширив глаза в удивлении.
– Папа? – я почти пропищала в исступлении уставившись на отца, который без какой-либо злобы, но с очень большим интересом разглядывал меня и Кирилла. – Эм… Татьяна Александровна? – я встала из-за стола, наверное, из-за привычки, когда возле отца заметила свою преподавательницу, которая слишком уж широко мне улыбнулась.
Бессонов поднялся вместе со мной, удивлено поддавая руку моему папе, который скептически пожимает его ладонь.
Я знаю, что он одобряет мой выбор. Он всё ещё сощуренно глядит на меня, но папа тот еще затейник и не выдает тот факта, что рад моему очевидному союзу с Кириллом Бессоновым.
– Добрый день, Антон Валерьевич, – Бессонов здоровается с моим папой крепким рукопожатием, которое, на мой взгляд, немного затягивается. Женщине он просто любезно кивает. – Добрый день и вам, Татьяна Александровна, – осторожно здоровается с нашей преподавательницей мой… Парень? Мне его теперь так называть?
Слишком непривычно. На языке автоматом уже крутится «Кир» или «Бес», но не как не «мой парень».
– Добрый-добрый, ребята. Виделись уже сегодня, – она расслабленно улыбнулась, покосившись на моего отца.
Последнее время эта женщина снизошла ко мне, и даже сейчас прикрывает нас, прогульщиков, перед моим отцом. Мне это действительно не послышалось?
Я только сейчас понимаю, что они вроде как пришли в кафе вместе, но для чего?
– Пап? – я озадаченно перевожу взгляд с него на своего преподавателя и обратно.
– Мы как раз только что говорили о тебе, Василиса. Татьяна… Андреевна очень хорошо отзывается о тебе и рассказала о том, как ты получаешь только превосходно по экономике. Я очень горжусь тобой, принцесса, – он целует меня в щеку. – Вы можете развлекаться дальше, но прошу быть аккуратней с публикой, – он несколько предупреждающе смотрит на меня, судорожно кивающую и покрасневшую, затем за Бессонова, который понимающе кивнул моему отцу.
– Я был весьма неосторожен. Прошу извинения, Антон Валерьевич, – Кир, принял слова отца довольно серьезно, отчего мой папа ему улыбается ему.
Кирилл Бессонов просто наглый льстец!
– Василёк, поговорим дома, ладно? У меня к Татьяне… Алексеевне есть важное дело, поэтому мы пойдем, – он ещё раз кивает, будто нервничает и ведет женщину к дальним столикам, которая впервые выглядит… Иначе, что ли?
Она снова распустила волосы? На ней сегодня изумрудное обтягивающее платье, которое она ни разу не надевала на учебу… Волосы завиты, подколоты, а макияж хоть и сдержан, но обычно она не красится. А факт, который оказался гвоздем программы – Татьяна Александровна даже не заикнулась о нашем прогуле…
Как-то всё это слишком странно и неуместно, что ли… И надо будет папе подсказать или вообще выучить отчество моего преподавателя. И почему она сама не справляет?
– Мороженое? – напоминает Кир.
– Что-то аппетит пропал. Может, прогуляемся? Погода сегодня солнечная и теплая, – я допиваю сок, желая побыстрее уйти из кафе, в котором мой отец с моей преподавательницей, причем заставшие нас с Киром едва что не целующимися.
Это ужасно странно, на самом деле.
Последний раз смотрю в сторону отца и женщины, которая стала слишком привлекательной и дружелюбной. Смотрю с сомнением, когда им подают пирожное и кофе. Мой папа мягко улыбается этой женщине, в то время… Как она сама примеряет на своем вечно недовольном лице нежную улыбку, с опущенными глазами что-то рассказывая.
Конечно, я насторожилась такой ситуации, но разве отца и мою преподавательницу что-то могло связывать кроме моей учебы?
– Ты в порядке? – спрашивает парень.
– Да, конечно. Пойдем.
Когда мы выходим из кафе, рука Кирилла касается моей, сразу же переплетая наши пальцы. Я удивленно вскидываю брови.
– Что? – он заглядывает в мои глаза.
– Ничего, – я крепче сжимаю его ладонь, не собираясь его выпускать из своей хватки. Кир довольно улыбается. – Пойдем к воде.
***
Я прихожу домой ближе к вечеру. Настроение – любить и обожать. Телу хочется порхать, пока губы красные от требовательных поцелуев Кирилла Бессонова. Когда захожу в дом, прижимаюсь к входной двери и глупо улыбаюсь, прикрываю глаза.
Сердце распирает от легкости и счастья. Этот день, как и вчерашний, навсегда останется в моей памяти. Хотя, думаю, что рядом с Кириллом каждый день будет запоминающимся и ярким. Аня была права – мы подходим друг другу, и я нравлюсь парню такая, как я есть.
– Василиса, – я открываю глаза, когда слышу маму и её шаги.
– Привет, мамочка, – мои щеки уже болят от улыбки, но она не сходит с моего лица. – Как прошёл твой день на работе?
Я скидываю с плеча рюкзак и разуваюсь. Буквально порхаю к маме и целую её в щеку.
– Ты пришла из университета? – допытывается мама.
– Да, но я с Кириллом задержалась. Мы поработали немного над нашим курсовым проектом, – в этот раз уже говорю правду, но щеки всё равно горят, когда вспоминаю наше уединение за проектом.
Этот паршивец так часто меня отвлекал, что мы едва написали что-то стоящее.
Перед тем, как закончить, Бессонов пообещал поработать над курсовым сам. Я его слишком отвлекаю, как он сказал. Ещё кто кого! Его руки всё время были на мне, а горячие губы осыпали все доступные участки кожи.
– И ты ходила в этом в университет? – брови мамы строго сдвигаются к переносице.
Где-то в сознании шумят предостерегающие звоночки, но они слишком тихие, чтобы перебить моё прекрасное настроение.
– Да, ходила, – киваю я, и непроизвольно опускаю глаза на свою одежду.
На мне короткая красная кофта, оголившая полоску талии, и кожаные штаны с широким ремнем и пряжкой с изображением быка. Так же я была в удобных женских берцах, которые дополняют мой образ и в кожанке.
– Ты потерла голову, Василиса? – мама также меня внимательно осматривает и цепляется взглядом за мои растрепанные волосы, суровея.
– Нет, не потеряла. Тебе не кажется, что уже пора дать мне выбор одеваться так, как я хочу? – довольно резко заявляю я.
Видимо, бунтарский дух, с помощью Бессонова, теперь со мной навсегда.
– Не кажется, Василиса. Ты только посмотри, как ты выглядишь! – мама в бешенстве и взмахнув рукой, показывает на зеркало.
Я окидываю себя взглядом. Мне нравится. Выгляжу так, как себя ощущаю. Теперь мне комфортно, нет внутреннего конфликта и я в гармонии с собой. Пора маме тоже признать, что её любимые платья и туфельки уже не для меня. Они были для принцессы, а этот образ идёт в разрез со мной. Я теперь девушка Бессонова и это будет глупо кататься на байке в розов платьице.
– А что не так? – всё-таки уточняю. Настроение неспешно понижается, но я всё ещё пытаюсь быть беззаботной и веселой.
– Ты выглядишь, как... – мама не договаривает, многозначительно меня осмотрев и покачав головой.
– Как? Договаривай, – вскидываю бровь в манере Кирилла и жду ответа.
– Как шлюха заправщика, – мама не подбирает слов, сразу выпаливает то, что на уме. Резко, необоснованно и грубо.
– Лучше шлюха заправщика, чем девственница в девятнадцать, – отвечаю дерзко, решив закрыть тему о моей одежде.
– Лучше… – она на секунду задумывается и кивает каким-то своим мыслям. А затем молча разворачивается и идёт наверх.
– Ты куда? – недоверчиво спрашиваю. – Мам? – она мне не отвечает и сворачивает по направлению к моей комнате.
Чувствуя неладное, следую за ней. Что-то меня останавливает, но я иду в комнату. Стараюсь успокоиться и прикусить свой язык. С мамой нельзя разговаривать грубо и неуважительно, лучше решить конфликт мирно, иначе у нас будет война.
Но когда я захожу в свою комнату, дверь которой настежь открыта, понимаю, что война уже началась. Мама роется в моем шкафу и скидывает на пол всю одежду, которая ей не по нраву.
– Ты что делаешь? – я подхожу и подбираю свою одежду с пола, положив её на кровать. Но когда оборачиваюсь, на полу уже новая одежда. – Мам! – моё терпение быстро заканчивается.
– Чувствуешь себя взрослой, Василиса? – по сдержанному тону, я понимаю, что мама в бешенстве. – В этом доме ты не смеешь делать то, что заблагорассудится. Я не дам тебе позорить нашу семью. Я тебе давала выбор, всегда покупала то, что ты хочешь, но ты решила мне дерзить и унижать своим видом. Теперь будешь носить то, что останется в шкафу.
Я шокировано смотрю на всю ту одежду, которую она остервенело сбрасывает на пол. Преимущественно, это моя любимая одежда. Одежда, которую я выбрала по своему вкусу.
– Ты забываешь, что я уже выросла, мама, – говорю я, не в силах оторвать взгляд от беспорядка, который устраивает обозленная женщина. – Лучше себя начни контролировать и свои упрёки, чем меня или папу, – резкие слова вылетают из моего рта от жгучей обиды.
Мама оборачивается, пронизывая меня яростным взглядом.
– Переодевайся! – рявкает.
– Я больше не стану попрекать тебе в выборе моей одежды. Я послушна во всём, но в этот раз ты сама переступаешь границу, – пытаюсь до неё донести, что она поступает со мной ужасно.
– Прекрати уже это делать, – я снова кидаюсь к своей одежде и все подобрав, хочу отнести на кровать, но в этот раз мама хватает меня за руки. Она с силой их разводит в стороны, и моя одежда снова летит на пол. – Ты поступаешь со мной жестоко.
– Ты моя дочь. Я знаю, что для тебя лучше.
– Не знаешь. Ты не знаешь меня, мама, – говорю правду, от которой едва не слышу скрежет зубов.
– Выйди, – она указывает на дверь.
– Ты прогоняешь меня из моей комнаты? – уточняю я.
– Именно, Василиса. Иди и подумай над своим поведением, – она разворачивается и снова оказывается возле моего шкафа.
Я смотрю на это всё и понимаю, что нет – меня больше это не остановит. Хочет войны, и чтобы я показала свой характер? Я его с радостью покажу. Я заставлю её задуматься над её поведением, а то, что она сделает с моей одеждой меня больше не волнует.
Выхожу из комнаты и спускаюсь вниз. Обуваюсь и накинув куртку, хватаю рюкзак, громко захлопнув входную дверь.
Я сажусь в нашем саду на качающуюся софу, и достаю телефон. Во мне преобладает желание позвонить Кириллу или Ане, но я вовремя себя одергиваю. Я разберусь во всём сама и мама сама пожелает дать мне деньги на одежду…
В саду сижу довольно долго, задумавшись над ситуацией. Вычисляю позднее время только когда вижу заезжающую в гараж машину папы.
Он идет через сад, и я ему машу рукой. Папа, улыбнувшись, подходит ко мне и садится рядом.
– Поругалась с мамой? – спрашивает папа. Он всегда внимателен ко мне и точно знает, что здесь я бываю исключительно после ссоры с мамой.
– Немного, – неопределенно пожимаю плечами.
– Мне с ней поговорить?
– Не стоит, – отрицательно качнула головой. В моей голове уже есть план, который сведет её с ума и доведет до бешенства.
– Значит… Ты и Кирилл? – папа лукаво улыбается, немного меня смутив. На моих губах снова рождается улыбка. – Твоя мама будет на седьмом небе от счастья. Кирилл ей очень понравился.
Последние слова отца заставляют меня невоспитанно фыркнуть.
– Он интересует маму только как источник бесплатного обучения, – говорю я, вспоминая, как Кирилл оказался у нас дома. Папа смеется, оценив мои слова, как шутку.
– Что ты такое говоришь, Василёк? Кирилл хороший парень, и мы не будем против того, чтобы ты познавала взрослые отношения вместе с ним… – отец начинает рассуждать о подростковых отношениях, из-за чего я прикрываю глаза. – Но знай, если он тебя обидит, этот парень будет самым нежеланным гостем в нашем доме, и я выпихну его пинками под зад, – папа целует меня в висок, прижимая к своей груди, а я тихо смеюсь. – Ты же знаешь, что вам нужно предохраняться? Дети в твоем возрасте ломают жизни.
– Папа! – возмущенно вскрикиваю и сажусь ровнее, позеленев от этого неожиданного уточнения отца. – Прекрати такое говорить. Я вовсе не собираюсь…
– Василёк, ты уже большая девочка, несмотря на то, что я всё ещё вижу тебя пятилетней девчушкой на трехколесном велосипеде в милом джинсовом комбинезоне. Ты вправе любить и быть любимой. Это очень важно в твоем возрасте, – он сжимает мою ладонь. – Пообещай мне, что никому не дашь себя в обиду.
– Обещаю пап, – он обнимает меня, и начинает подниматься, в то время, как я крепко держу его за ладонь. – Папочка, сядь, пожалуйста, есть разговор.
– Что-то случилось?
– Нет, порядок. Правда. Просто... Мы с Кириллом решили приложить усилия… В общем Кир принял участие в спонсорских гонках, и получил оплату за победу…
– Гонки?
– Да. Спонсорские, – киваю я. Достаю из своего рюкзака объемный конверт с выручкой, которую мне передал Русо. – Мы хотим, чтобы ты поддержал своей бизнес вкладом или использовал это для своих нужд.
Папа недоуменно смотрит на конверт, который я впихиваю ему в руки.
– Даже не думай об этом, – отец посуровел, отвернувшись. – Я уладил свои вопросы. В ближайшие недели я заканчиваю проекты и беру один из тех, который поможет мне крепко встать на ноги и больше не пошатнуться.
– Тогда используй это для нашего дома. Для мамы. Пожалуйста. Я ваша дочь и не могу быть в стороне, когда в нашей семье финансовый застой… Мама тогда так расстроилась и горько плакала, когда узнала, что у тебя проблемы. Кир выиграл это для вас, и если ты не возьмешь, то проявишь неуважение к моему парню, – я свела брови к переносице.
Конечно я не могла признаться, что это мои деньги. Тогда бы папа точно рассердился на мой проступок. Отец замялся, неуверенно глядя в мои глаза.
– Василиса, ты можешь оставить эти деньги себе. Я благодарен Кириллу за внимательность, но, думаю, он хотел это сделать не для меня, а для тебя, – он с неохотой посмотрел на тот конверт, который находится в его руках. – Я не могу это принять. Я безмерно благодарен вам, но лучше оставь их до того случая, когда они действительно понадобятся. Ты можешь копить на свою мечту.
– Если возьмешь эти деньги, ты обрадуешь маму и сделаешь её чуточку счастливой, – против воли папы, который хотел вернуть конверт в мои руки, я сжала его ладони и накрыла своими.
– Кажется, я упустил тот момент, когда счастье моей жены в деньгах, – несколько грубо высказался отец, тяжело вздыхая. Он заглядывает в конверт, расширяя глаза.
– Её делают счастливой не деньги, а наш обеспеченное будущее. Не волнуйся. Я взяла себе необходимую сумму на свои потребности. Остальное только на твоё усмотрение, – говорю торопливо, чтобы папа не начал задавать вопросы о гонках и приличной сумме в конверте. – Разве ты бы не сделал того же для своих родителей, пап?
Отец прикрывает глаза, напряженно улыбнувшись.
– Когда ты стала такой взрослой и рассудительной? – я поцеловала папу в щеку.
– Когда меня воспитали хорошие родители, – не остаюсь я без ответа.
– Хорошо, Василёк. Я возьму деньги, но, если они мне не понадобятся в течение нескольких недель, я верну их тебе, – отец выдвигает условие.
Я пожимаю плечами и киваю.
Глава 15. Пей, не жалей!
Утро началось для меня рано. Едва проснувшись после душа и приведя себя в чувство, я сразу же перебираю шкаф, определяясь с одеждой. Откладываю брюки с завышенной талией и беру черную рубашку.
