— Господь здесь ни при чём, Ярослава, — он оскалился, как самый настоящий дьявол.
***
Максим ворвался в столовую, когда я обедала в тихий и спокойный выходной. Громко хлопнув дверью и почти подбежав ко мне, раздраженный муж швыряет блокнот, который он подарил несколько дней назад.
Я пережевываю салат, и запиваю его соком, не сводя глаз с удивительно терпеливого Гордеева, который закипает от моего умиротворения. Да, мне хватило два дня, чтобы вернуть себе уверенность и смелость, но с такой привилегией я обращаюсь крайне осторожно.
— Что это такое? — он указывает пальцем на блокнот, при этом угрожающе рыча.
— Я ещё не успела ничего написать, — объясняюсь я, внимательно наблюдая за мужчиной и его контролем над собой. — Вечером что-нибудь напишу, — пожимаю я плечами.
— Мне не нужно что-нибудь, я хочу прочитать всё, что между нами происходит, — он указывает пальцем в блокнот, пока я, откинувшись на спинку стула, смотрю на Гордеева.
— Знаешь, как я добилась успеха при руководстве Резника? Ходили слухи, что он самый требовательный, строгий, непреклонный руководитель в популярном журнале, через которого не могла пройти незамеченной ни одна статья без его жесткой критики, — Гордеев притих, заинтересованно рассматривая меня и преодолев свой гнев, присаживается на стул.
Удостоверившись, что он меня внимательно слушает не перебивая, я продолжила.
— Я писала, что от меня требовалось качественно и быстро, но он не одобрил ни одну из моих статей. А ещё отказался давать мне личную колонку, не смотря уже на добытые сенсации, которые вызвали всеобщий ажиотаж под чужим именем. Тогда мне на помощь пришел Артём и брат, когда я предложила пойти на определенный риск, — пока я говорю, замечаю, как недовольно исказилось лицо Максима, и он хотел снова вскочить на ноги, но я положила свою ладонь на его руку, убаюкивая своим спокойствием эмоции мужчины. — После выхода нелегальной статьи я написала заявление об уходе по требованию босса, а через три дня он вернул меня и повысил, так как во всём офисе оборвали телефоны, и читатели хотели узнать, будет ли продолжение статьи от Соколовской Ярославы, — я улыбнулась воспоминаниям, согревающие мне сердце.
Уже сейчас понимаю, что и раньше был риск угодить в такое положение, в котором я сейчас с Максимом, но меня всегда профессионально проносило или кто-то вовремя поддавал руку, подставлял плечо… Как Артём или Андрей… Или как тот следователь – Вадим.
— Я говорю это к тому что, если ты будешь давить на меня, я напишу безвкусно и пресно. Дай мне время, и я сделаю для тебя, что ты так сильно хочешь получить, — конечно же я, чёрт возьми, обдумала всё прежде, чем говорить с Гордеевым в подобной манере с расстановкой своих приоритетов.
Я знала, что он будет злиться, когда не увидит ни одной строчки в блокноте, но также мне нужно было хорошо всё обдумать, прежде чем приступить к записям в дневнике. Если и вызывать какие-то чувства в моём жестоком и несносном муже, то пусть это будет желание и наслаждение, нежели злость и ярость. И я всё ещё не решила, как могу это сделать… Правдой или ложью.
Гордеев взял мою ладонь в свою руку и погладил большим пальцем, проникновенно заглядывая в глаза.
— Прости, малышка, я сегодня такой ужасно вспыльчивый, — он рассеянно качает головой. — Я хочу к тебе присоединиться, — он отдал указание внимательному батлеру, который спросил о пожеланиях моего дорогого мужа и совсем скоро Максим присоединился к обеду.
— Может быть, ты мог дать мне какую-то работу? — решила спросить о том, на что раньше не могла решиться. — Раз уж ты дал мне больше свободы действий, я думаю стоит начать с того, чтобы вернуть мне мою жизнь в обществе, — слова звучали твёрдо, но лились елейным голоском прямо в уши нахмурившегося Господина Гордеева.
— И чем бы ты хотела заниматься? — он нарезает маленькие кусочки фаршированной куриной грудки, а я поднимаю глаза на надзирателя, который стоит в стороне и неотрывно наблюдает за мной отчего-то слишком заинтересованно.
Седовласый мужчина опомнился, как только встретил мой взгляд и отвел глаза в сторону. Я даже не могу догадываться, что его так сильно взволновало в моем предложении Максиму. Этот надзиратель отличается от каменных статуй, которые приставлены ко мне хотя бы тем, что у него есть спектр эмоций, время от времени отражающиеся на его лице.
— Я хорошо оформляю и редактирую текст, разбираю любой почерк. Ещё я хорошо фотографирую, пишу статьи. Когда я была совсем юной, помогала студентам с оформлением рефератов, сотрудникам офиса — с отчётами. Но я способна к любой работе, — я улыбнулась, сделав небольшой глоток вина в ожидании ответа мужа.
— Я знаю, на что ты способна, Ярослава, поэтому ещё совсем рано говорить о работе, — выдохнул Максим, задумчиво всматриваясь в мои глаза, при этом откинувшись на спинку стула. — Ты же не думаешь, что если будешь работать, то останешься без присмотра?
— Меня твои надзиратели давно не волнуют. Если ты хочешь уравновешенную жену, тогда дай мне работу. Хочешь, я буду оформлять для тебя какие-то отчеты? — решаю идти напролом и вижу, как такое предложение Гордееву совсем не понравилось, и он похолодел.
— Я против твоей работы с документацией, к тому же у меня есть грамотный и укомплектованный штат, — отсекает мою идею Максим с первым же аргументом.
Напряженно смотрю на мужа, пытаясь понять, с какой стороны к нему подобраться, и больше не решаюсь, понимая, что время отступить. Эту тему можно перенести на более благоприятное время для обсуждений, например, в постели... Мне тоже пора бы иметь выгоду от нашего тесного общения!
— Господин Гордеев, разрешите обратиться? — вежливо интересуется вдруг заговоривший надзиратель, и мы одновременно удивленно посмотрели на мужчину.
— Хочешь дополнить мой разговор с женой? — скептически замечает Максим, помрачнев.
— Вы лично поручили мне спокойствие и безопасность Госпожи Гордеевой, поэтому твёрдо могу вас заверить, что её пожелание не только прихоть, но и стимул быть активной. Молодой женщине необходимо чем-то заниматься, в противном случае скоро мы столкнемся с депрессией. В душной комнате вянут даже самые ухоженные и роскошные розы, Максим Викторович, — его голос пропитан мягкой настойчивостью.
Не ожидая такой поддержки, перевожу свой взгляд на задумчивого мужа.
— Твои советы, как всегда ценны, Эльдар, — произносит Максим, рассматривая меня так внимательно, словно я от него скрываю нечто тайное и запретное. — Может, мне и вправду следует к вам прислушаться, — он поджимает губы, размышляя над ситуацией. — Но предупреждаю тебя только один-единственный раз, Ярослава. Я не хочу терпеть твои новые выходки. Если я что-то замечу, пеняй на себя. А ты отвечаешь за мою жену своей головой, — решил Гордеев, но с подозрением прищуривает глаза. — Эльдар, подойди через тридцать минут в мой кабинет, а пока что оставь меня наедине с женой.
Как же мне знакомо имя надзирателя, но никак не могу вспомнить где его слышала… Предполагаю, что Максим несколько раз к нему обращался при мне, только я не придала этому значение. Хотя и внешне мужчина вызывает какое-то сомнительное чувство, словно где-то я его встречала ранее. Возможно, еще в Москве, в том коттедже, просто не обращала внимание из-за обстоятельств и разговорчивого Игната.
— Эльдар приближенный к тебе, только потому что доверенное лицо. Как у тебя получилось переманить на свою сторону такого принципиального телохранителя?
Я удивлено вскидываю брови.
— А ты не находишь странным, что телохранитель разбирается в моих проблемах и потребностях больше, чем законный муж? — усмехнулась я, и повела плечами. — Надзиратель ни разу со мной не говорил, если не считать приветствия.
Думаю, что через тридцать минут Гордеев устроит допрос надзирателю.
— Я дам тебе возможность вести мои личные отчеты и правки по договорам. С тобой будут телохранители и без моего ведома ты не должна ни с кем контактировать. Я серьезно, Ярослава. Нарушишь мои условия, и единственное твоё развлечение будет со мной в спальне, — по его настороженному тону я отчетливо понимаю, что Максим не был готов к такому повороту событий, но отчего-то подчинился моим желаниям, будто интереса ради.
— Разве я когда-нибудь была плохой девочкой? — призывно облизнув губы, я приподняла ножку под столом, которая поднялась по ноге Гордеева. Муж явно ошарашенный происходящими событиями, некоторое мгновение находится в недоумении, а я беру на заметку, что его легко выбить из колеи моим кокетством.
Все-таки чувствовать себя значимой куда лучше, чем то, что происходило в первые месяцы заключения в этом месте. Радует ещё и то, что мои мозги не расплавились окончательно и я могу быстро овладеть ситуацией, как и аккуратно начать манипулировать подчиняющимся Господином, который идёт на поводу только собственных желаний.
— Я скучал по твоему норову, — усмехнулся Гордеев, грузно встал с места и обошел стол, приблизившись ко мне со спины. — Тебе стоит меня щедро отблагодарить, не находишь? — нагнувшись, прошептал мне на ухо муж.
И я понимаю, что мне придется несколько долгих и утомительных часов наполнять горячим содержанием подаренный дневник. Максим последние дни словно заряжен до отказа сексуальной энергией.
Вот только я тоже довольно упряма и готова отблагодарить Максима любым способом, ведь он дает мне возможность облегчить побег и обдумать варианты с поиском какой-либо помощи.
Впервые за всё время лучик надежды осветил мне путь на свободу.
***
— Он был очень грубым, когда столкнул меня на колени перед своими расставленными ногами и заставил смотреть на него снизу. Он хотел, чтобы я наградила его член самыми нежными ласками. Я чувствовала, что снова становлюсь беззащитной и ничего не стоящей женщиной… Похоже, ему нравится, когда я такая. В подобные моменты мне каждый раз хочется сцепить зубы и рычать от подобного пренебрежения, — медленно и с огромным наслаждением прочитал Максим отрывок из дневника, переводя на меня отчего-то тяжелый взгляд.
Я смиренно стою в центре кабинета, выслушивая его мнение, и чувствуя себя душевно обнаженной, когда он озвучивает мои отчасти правдивые мысли. Сначала слушать подобное было очень непривычно и неудобно, потом стыдно, а в конце уже стало невыносимо злить… Только сейчас я напряженно дожидаюсь конца, желая побыстрее сбежать.
Гордеев растянул несколько страниц моих записей уже на добрых полчаса.
— Тебе стыдно брать в рот мой член? Брось эти глупости, Ярослава, мы уже довольно взрослые для такого стыда, — он фамильярно закатывает глаза и ослепляет меня очаровательной улыбкой, пока я чувствую жар на шее, который поднимался выше и обжигает щеки яростными пятнами.
— Нет, — я поджала губы, отыскивая себе разумное оправдание. Не признаваться же Гордееву, что мне тошно смотреть на его улыбку, не говоря уже о члене, которым он заставляет задыхаться и рыдать от удушения? — Ты умеешь унизить любым действием, — на этот раз я не прятала глаза, смотря прямо на него.
Я сделала чертовски правильный выбор преимущественно говорить и писать правду. Доля ложных чувств и откровение распаляют мужа до ерзанья на удобном кожаном стуле с возбужденным блеском в глазах. На какое-то мгновение показалось, что это будут мои последние записи, которые я оставлю перед неминуемой смертью… Предсказать реакцию Гордеева было невозможно, но, кажется, у меня получилось лучше, чем я только могла надеяться.
Оказывается, даже такие черствые люди имеют потаенные слабые места. Слабое место Господина Гордеева — его крайне изобретательная жена без чувства жалости, способная всадить в спину нож при любом удобном случае.
Жестоко? Нет.
— Если я ласкаю тебя своим языком, разве это моё унижение? — он откинулся на спинку мягкого стула, поставив руки на подлокотник. — Ярослава, — требовательно обратился ко мне Максим.
— Нет, — пожимаю я плечами, а мой голос становится похож на несчастный писк.
— Тогда почему ты считаешь…
— Это мои чувства, Максим. Ты хотел узнать то, что я чувствую стоя перед тобой на коленях? Узнал. Не вижу причин менять моё мнение, — раздраженно перебила Гордеева, который внимательно меня осмотрел, прищурившись.
— Я стоял перед тобой на коленях, а твои ножки едва не душили меня, когда ты была возбуждена и сводила их, не контролируя себя, — он настойчиво пронизывает меня своими синими глазами, которые обжигают открытые участки кожи. — Знаешь, почему я не чувствую себя приниженным? У меня нет в голове предрассудков и мне нравится заставлять тебя страстно стонать. Это лишь наша человеческая особенность — дарить друг другу удовольствие разными способами, что остается недоступно многим, даже для людей нынешнего вульгарного менталитета. Разве это не чудесно, что мы с тобой берем от жизни всё и немного больше?
— Максим, — безнадежно слетело с моего языка с неким укором.
— Я ведь прекрасно осведомлен, что затмил всех твоих прежних любовников, заставил вскипеть кровь, изменить своим принципам и обильно течь для меня одного... Так скажи мне, Ярослава, готова ли ты променять свои такие яркие и чувственные оргазмы на технические толчки, когда какой-то мудак будет спускать своё семя едва ты фальшиво станешь стонать, чтобы угодить комплектующему мальчишке? — склоняю голову, глядя на надменного ублюдка из-под бровей, чье самомнение и самолюбие активно вытесняют меня даже из такого просторного кабинета, — Бессмысленно врать, малышка. Ты любишь мужскую силу в постели, но не каждый осмелится шлепнуть твою аппетитную попку, ведь у тебя зачастую такой взгляд, будто ты собираешься сломать руку за единый неверный жест, — рассмеялся Максим.
— Читай, пожалуйста, дальше, — я отвела глаза в сторону, не в силах обсуждать с ним мои чувства и оргазмы. Может, зря я так откровенно всё описала?
Он молчит где-то минуту или две, пока я переминаюсь с ноги на ногу, ожидая, когда Максим дочитает и перестанет меня мучить столь изощренно.
— Не знаю, как это снова получилось. Он любит моё тело с особой жестокостью, но всё равно заставляет задыхаться от дикого оргазма. Мне кажется, что Максим добивается моего признания в том, что я являюсь безвольной шлюхой, которая должна открывать рот только для члена Господина. Вдруг он перестанет меня любить и сдаст в свой бордель? — читает до тошноты внимательный муж последнее предложение, и я почти судорожно выдыхаю.
Этот вопрос меня волновал с тех пор, когда я лично побывала в борделе и увидела, как горят глаза Максима, который засматривался на стриптизерш у пилона, при этом ощупывая мои бедра.
— Не отдам, — твёрдо ответил Гордеев, а мои глаза оторвались от минутной стрелки на настенных часах. — Ты принадлежишь только мне, — он помрачнел. — Разве я могу тебя на кого-то променять, Ярослава? Я вижу в тебе идеальную женщину, жену и будущую мать моих детей. Единственное, чего бы я хотел, так это твоей активности в сексуальном разнообразии. Я ведь делаю тебе приятно, разве это не повод сделать приятное мне? По-моему, честный обмен, и, если мне нравится, когда ты заглатываешь мои яйца, не вижу причин отказывать себе в удовольствии, — Максим оскалился, похоже, вспоминая, как именно я это делаю.
