– Я друг Аурики, – ответил скромно Вольдемар.
– Рокфорд, ты таки слыхал этого человека? – взвизгнула дама. – Этот колченогий – Аурики друг.
В образовавшейся щели между щекой визгливой дамы и косяком двери появилось красивое мужское лицо и с любопытством оглядело Вольдемара.
– Нет, ты представляешь, Рокфорд, – продолжала кудахтать дама. – Я в первый раз за столько лет выбралась в отпуск, родину решила навестить, а мине тут такой фейерверк. И от кого – от моей личной неблагодарной дочери.
Она принялась буравить Вольдемара взглядом и теснить его пышной грудью к стене.
– Ну ладно Аурика. От нее всего можно ожидать. Но ви, молодой человек, по какой человеческой наглости не потрудились сообщить мине, маме, шо делите с моей дочерью еду? У мине даже все слова, шо я вам сказать желаю, не выходят теперь из мой рот.
Она решительно наступала, Вольдемар пятился назад.
– Ви сейчас здесь поедите, потом переметнетесь за другой стол. А нам потом шо прикажете делать после этих ваших фуршетов?
– Уверяю вас, глубокоуважаемая, у меня очень серьезные намерения по отношению к Аурике, – горячо возражал Вольдемар. – Я никогда не посмею ее обидеть.
– Серьезные намерения представляют семье, – не отступала мать. – И скрепляют штампом в Небесной канцелярии. А у вас, дорогой, здесь всего лишь перекус. Мы этого так не оставим. Рокфорд, заноси наши вещи и следи, шобы колченогий от нас не удрал.
Красивый молодой человек, усмехаясь, принялся затаскивать в помещение немыслимое количество вещей. В одной из громадных клетчатых сумок тревожно звенело стекло.
– Зачем нам столько банок, маман? – бурчал молодой человек.
– Много ты понимаешь, – возражала мамка. – Накрутим консервации и на Ягодку ее заберем.
– Зачем? – изумлялся Рокфорд, вскидывая темную бровь.
– Рофик, слушай, как мама говорит, и не спорь напрасно. Мы ее ностальгирующим землянам с накруткой будем толкать. Семейное дело откроем, бизнес свой заведем. Так, гляди, не торопясь себе разбогатеем.
– Маман, – вздыхал сын. – Ты же отдыхать сюда ехала. Говорила, что у тебя давление пляшет.
– Одно другому не мешает, – не унывала «маман». – Почти всем телом я буду отдыхать и только одной рукой баночки крутить. Или вам указывать, в какую банку чего-куда класть. И во шо это все заворачивать.
Навстречу гостям выпорхнула Аурика. Вольдемар отметил про себя, что она только сухо подставила щечку матери для поцелуя и с восторгом бросилась на шею брату. В воздухе засочился терпкий вкус удовольствия. У Вольдемара бешено заколотилось сердце, а рот наполнился тягучею слюной. О, боги! Аурика так искренне восхищается братом, любуется им. Чистое, прекрасное чувство эстетического удовольствия наполняет пространство, когда она восторженно глядит на Рокфорда. Эта эмоция приправлена нежной любовью, тонкая, легкая. Вольдемар жадно вбирал ее в себя.
– Почему вы не предупредили о приезде? – упрек Аурики адресовался скорее Рокфорду, а тот украдкой что-то пытался объяснить сестре глазами.
– Маман все внезапно решила, – сказал он и прибавил шепотом: – Я отправлял тебе ментальное сообщение, но ты не выходила на связь.
Он с ехидной улыбкой покосился в сторону Вольдемара. Аурика шутливо стукнула его кулачком в плечо.
– Будто ты не знаешь, какие проблемы со здоровьем испытывает твой брат, эгоистка, – припечатала мать.
Аурика нахмурилась, но Рокфорд ободряюще подмигнул сестре.
– А папа где? – поинтересовалась девушка.
– Рокфорд, – театрально загремела «маман». – Мы опять потеряли твоего отца! Открой, будь любезен, входную дверь и заведи его в помещение. Он снова, наверное, задумался о своей бесполезной науке и забыл зайти с нами.
Сын открыл дверь и, действительно, на лестничной клетке обнаружился мечтательно застывший мужчина, внимательно изучающий побелку на стене. Рокфорд взял его под локоток и ввел в квартиру. Не заметив произошедшие перемены в окружающей обстановке, отец прошествовал в комнату, прилег на диван и устремил ясны очи в потолок. То ли устал с дороги, то ли мыслил о ремонте.
– Папа пишет научную работу, – шепотом пояснил Рокфорд. – О влиянии гравитации на аппетит. Это колоссальный труд, который принесет неоценимую пользу всем живым сущностям Галактики.
Но маман, очевидно, восторгов Галактики не разделяла. Встала с мыслителем рядом, уперев руки в бока, явно вот-вот намереваясь заехать плашмя ладонью по его научному затылку.
– Шо ты лег, галактический мозг, на мебель и даже вокруг не осмотрелся? – доносила она до его ведома. – Ты хоть перемещение на другой край Галактики заметил? Ты в стороны погляди: вон твоя дочь, вон ейный хахаль. Видите ли, завтракает он у нас. И не подавится же, окаянный, без штампа в паспорте нас объедать.
Красивый мужчина медленно повел дымчатыми глазами с поволокой в сторону шума.
– У меня взрослая дочь, я ей не советчик, – камерно произнес он глубоким грудным голосом.
– Здравствуй, папа, – подошла к нему Аурика и присела на колени, поцеловав в щеку. – Я так рада тебя видеть.
– Я тоже рад, дочь, – размеренно растягивая слова, вещал отец. – Одна лишь ты сможешь оценить тот вклад, который я собираюсь совершить для науки.
– Да, пап, – кивала девушка. – Рокфорд нам сказал. Это потрясающе интересная работа.
– Это не просто интересная работа… – отец отмер и решился декламировать.
– Так, – взревела маман. – Отставить диссертации! Меня твои формулишки и теоремки сейчас не волнуют. На первом месте сейчас Рокфорд и его проблема. А потом уже колченогий и остальная Галактика. Слушать всем меня и внимать. Собираем семейный совет на кухне. Участвуют все. И колченогий участвует. По праву почти решенного примыкания к семье.
– Я бы не торопился с решением, – попытался возразить Вольдемар.
Маман смерила его высокомерным взглядом.
– Раньше нужно было думать. И учиться сдерживать свои аппетиты. Таки не подросток уже.
На кухне уселись в указанном маман порядке. Сама маман – во главе стола. По правую ее руку Рокфорд. С ним рядом примостилась Аурика. Вольдемар, на правах не полностью примкнувшего к семейству, расположился у окна. Чуть поодаль застыл мыслитель-отец, задумчиво взирающий на мир вокруг себя. На протяжении совета он периодически подпрыгивал на месте и яростно царапал что-то ручкой на клочке бумаги. Затем снова застывал и в совете принимал посильное участие.
– И какая же у вашего сына беда… маман? – осмелился нарушить молчание Вольдемар.
Дама вскинулась на табурете.
– Ты погляди, скорый какой! – возмущенно надула она щеки. – Прямо поперед поезда корейского мчишь. Уже пристроил свой организм к династии. Ты сначала привыкни величать меня Беллой Львовной, а потом жизнь тебе все нюансы покажет – маман я тебе буду или теща. Для тебя уже хорошо, шо третьего варианта в моем лице не дано.
– Тогда и вы, уважаемая Белла Львовна, можете сменить «колченого» на «Вольдемар», – заметил тот в ответ. – И языку вашему полегче будет, и моим ушам.
– Характер показываешь? – сощурилась маман. – Ладно. Это мы тебе еще припомним. Жизнь длинная, а жить мы собираемся долго. Всегда тебя успеем приструнить.
Вольдемар поморщился от предвкушения, но смолчал.
– Мне вот только интересно, Белла Львовна. Как вы так быстро скумекали, что я тоже прибыл с Ягодки?
– Я тебя насквозь наблюдаю, – торжествовала мать. – Все твои помыслы, как по листу, читаю. Мои житейский опыт и врожденная наблюдательность не дадут тебе «свилять». Я за ментальный хвост тебя всегда отловить успею. Так и знай, и опасайся материнского многострадального сердца… Хотя ты, колченогий Вольдемар, чуть своей неказистостью не ввел меня в заблуждение. Для ягоденянина ты весьма мелковат. Какой-то сбой в твоем семействе таки явно случился.
– Я свое семейство не знаю, – пожал плечами Вольдемар. – Я воспитанник Детской оранжереи, подкидыш.
Мать сердито взглянула на дочь.
– Еще и ввела в семью бесприданника…
Аурика вспыхнула. В воздухе распространилась едкая злость.
– Мама, мы собрались решить проблему Рокфорда!
– Да! – потеряла интерес к дочери любящая мать. – Я ночами не сплю, страдаю. Переживаю за кровиночку мою.
Аурика фыркнула, «кровиночка» усмехнулся. Маман страдала и прижимала многострадальные ладони к груди. Отец кристальными глазами выискивал в воздухе формулы. Вольдемар отметил про себя, что у них очень налаженная схема совместного бытия. Настораживался, какое место будет в ней отведено ему.
– Рокфорд очень хрупкий и болезненный мальчик, – грустила мать, вскидывая белые руки в сторону двухметрового мужчины, и материнскими слезами оплакивала каждый из его девяноста килограмм. – У него очень тонкая пищевая организация. Ему катастрофически не подходит любая еда. У Рокфорда почти на все непереносимость. А на то, что, к удивлению, он переносит, у него аллергия… Аристократ! – она вздохнула и опустила очи долу.
Вольдемар с интересом наблюдал постановку. В маман почила великая актриса.
– Мама, – возразила Аурика. – Рокфорд, как и все мы, питается одной эмоцией. И прекрасно ее переносит.
– Много ты понимаешь, – огрызнулась мать. – У мальчика сложнейший организм. Да, он питается одной эмоцией. Но какой! Он не пожирает, как плебеи, на каждом углу завалявшиеся «любови» и «злости». Он! Он может вкушать только деликатесную уникальную эмоцию.
– Это же что такое вкушает ваш сын, Белла Львовна? – полюбопытствовал Вольдемар.
– Мой сын питается исключительно бескорыстием, – возвестила маман. – Ви его много в жизни видели, спрашиваю я вас? Аристократический организм моего сына может принимать только эту редкую низкокалорийную пищу. А где его искать мине, маме своего хрупкого сына? Где? Те редкие девицы, которые прикидываются волоокими овечками и поначалу выпрыскивают какой-то пшик бескорыстия первоначальной влюбленности, потом намертво садятся моему сыну на шею.
Мать грустила недолго. Оживилась и принялась собирать экспедицию по спасению недоедающего сына.
– Участвуют все, – торжественно объявила она. – Колченогий Вольдемар тем более. Пусть не думает, шо без тщательной проверки примкнет к клану. Ищем бескорыстие, его источник скручиваем и на Ягодку к удовольствию Рокфорда забираем.
– Может, я как-нибудь сам? – непонятно на что понадеялся сын.
– Знать ничего не знаю и ведать не ведаю, – отмахнулась заботливая мать. – Ты вгоняешь маму в гроб и даже глубже. Сам! Даже не стесняешься в лицо маме такие слова говорить. Пока я не передам тебя в надежные, но бескорыстные руки, не смогу спокойно умереть. Если еще и колченогий заберет Аурику, а он заберет, это я вам как мама гарантирую, то наконец-то я и для себя смогу пожить.
– Вы бы, уважаемая Белла Львовна, уже как-то определились, – вставил слово Вольдемар. – А то каждые пять минут сбиваете династию с курса: то умирать собираетесь, то жить на радость всем.
– Во, видала? – кивнула в его сторону Аурике мать. – Я чувствую, у меня таки появилась очень веская причина задержаться в этом мире подольше. Шо ж я, лишу себя такого удовольствия – раньше времени помирать? Да еще и посреди полного здоровья. Этот мужчина таки любит риск. Я уже гляжу в нем себе конкурента и впадаю от него в азарт. Даже сердце от его вида радостно в желудочек стучит.
Она достала из кармана помятый клочок бумаги и предъявила под нос каждому из присутствующих.
– Я уже набросала план действий.
– О как! – удивился Вольдемар.
– Да, – гордилась планом будущая теща. – Это вам не жук начихал на скатерть – я своего сына лишь бы куда не отдам. Держим направление на детские дома, приюты, благотворительные организации. Действуем аккуратно, но быстро. Я, между прочим, сюда отдыхать приехала и хочу получить удовольствие от курорта сполна. Насытиться всеми аттракционами, шобы потом вспоминать и утешать сердце приятными восхищениями. Я должна сполна накататься в час пик на трамвае. В очереди в больницу постоять. В собес для радости души заглянуть. В общем, побывать во всех местах, наполненных отдачей. Поругаться, побиться, покричать. Шобы потом долгими зимними вечерами на тоскливой Ягодке вспоминать, как насыщенно провела свой отдых. А ви все будете мине на камеру снимать. Шобы мине потом помнилось. Шобы я потом на снимки глядела и заново ощущала весь спектр удовольствия.
– Как вы себе это представляете, Белла Львовна? – осмелился перечить Вольдемар. – На каком основании мы явимся всем составом в детский дом? Что мы сможем им сказать, ну кроме разве что «здрасьте». Не стоит ли спокойно взвесить все моменты и внести поправки в предложенный вами план? А лучше выбросить его ко всем чертям и предоставить сыну возможность самостоятельно решать свою судьбу.
– Щас я сделаю вам фейерверк, и вам станет весело, – аргументировала свой отказ мать. – Я сама себе знаю, а ви себе думайте, шо хотите. Но учитывайте местные контрасты: ви за порогом квартиры можете сколько хотите быть умным, а здесь ви еле-еле идиЙот. Пока ви инородное тело в доме, и мы в любой момент можем забыть обо вас навсегда. Ви еще докажите, шо мы не зря в вашу сторону смотрим.
На улице Белла Львовна упорным крейсером взяла курс на трамвайную остановку.
– Вы же не хотите, маман, сделать нам экскурсию города в окно трамвая? – язвил Вольдемар.
– А мы шо – уже разбогатели и не заметили этого? – не сдавалась будущая теща. – На маршрутных такси разъезжать. Или у вас есть деньги задавать мине такие вопросы?
В трамвае она ясно заявила свою гражданскую позицию.
– Разойдитесь все, у меня пенсионный.
– У всех пенсионный, – донеслось с задней площадки. – Всем разойтись теперь или как?
– А вас, пассажир, я видала, как ви идете мимо, – маман с энтузиазмом принялась получать удовольствие от долгожданного отдыха. – В валенках и теплой шапке набекрень.
Всю дорогу до намеченной ею точки маршрута Белла Львовна бранилась и вступала в разногласия с попутчиками. Семейство благоразумно держалось в стороне. Вроде бы эту женщину где-то и видели, но не согласны с ее поведением в корне.
– Ви сходите или просто вводите меня в заблуждение? – продемонстрировала себя маман напоследок, тараня замешкавшегося пассажира у выхода. – А то я смотрю на вас и не понимаю ваши дальнейшие намерения. Тут ви будете себе в дальнейшем стоять или на проспЭкте.
На улице она деловито развернула карту города. Долго вглядывалась в линии и точки. Соображала, что к чему. Плюнула на гиблое дело и обратилась к ошивающемуся рядом дворнику.
– Как бы нам так идти, шобы дойти до фонда? «Руки любви» который.
Дворник долго размышлял, водил по пространству пальцем.
– Это где-то там или вон туда… Постепенно найдете, куда оно денется.
– Шоб ты не дошел однажды туда, куда шел, – процедила Белла Львовна и устремилась в одном из указанных пальцем направлений.
– У вас имеется план действий, маман? – поинтересовался Вольдемар. – Кроме каракуль адресов на клочке бумаги? Вы уже знаете, что будете вещать? Или, как обычно, будете брать крепость напором?
Маман сердилась и сопела. Вынашивала в голове план. Да и крепость на деле оказалась всего-навсего подвальным помещением в полуразрушенном доме.
– Нам сюда, – емко донесла Белла Львовна в домофон. – У нас срочное дело.
– Да пожалуйста, – ответил охранник и запустил семейство внутрь.
– И где здесь располагается благотворительность? – уточнила мать.
– Рокфорд, ты таки слыхал этого человека? – взвизгнула дама. – Этот колченогий – Аурики друг.
В образовавшейся щели между щекой визгливой дамы и косяком двери появилось красивое мужское лицо и с любопытством оглядело Вольдемара.
– Нет, ты представляешь, Рокфорд, – продолжала кудахтать дама. – Я в первый раз за столько лет выбралась в отпуск, родину решила навестить, а мине тут такой фейерверк. И от кого – от моей личной неблагодарной дочери.
Она принялась буравить Вольдемара взглядом и теснить его пышной грудью к стене.
– Ну ладно Аурика. От нее всего можно ожидать. Но ви, молодой человек, по какой человеческой наглости не потрудились сообщить мине, маме, шо делите с моей дочерью еду? У мине даже все слова, шо я вам сказать желаю, не выходят теперь из мой рот.
Она решительно наступала, Вольдемар пятился назад.
– Ви сейчас здесь поедите, потом переметнетесь за другой стол. А нам потом шо прикажете делать после этих ваших фуршетов?
– Уверяю вас, глубокоуважаемая, у меня очень серьезные намерения по отношению к Аурике, – горячо возражал Вольдемар. – Я никогда не посмею ее обидеть.
– Серьезные намерения представляют семье, – не отступала мать. – И скрепляют штампом в Небесной канцелярии. А у вас, дорогой, здесь всего лишь перекус. Мы этого так не оставим. Рокфорд, заноси наши вещи и следи, шобы колченогий от нас не удрал.
Красивый молодой человек, усмехаясь, принялся затаскивать в помещение немыслимое количество вещей. В одной из громадных клетчатых сумок тревожно звенело стекло.
– Зачем нам столько банок, маман? – бурчал молодой человек.
– Много ты понимаешь, – возражала мамка. – Накрутим консервации и на Ягодку ее заберем.
– Зачем? – изумлялся Рокфорд, вскидывая темную бровь.
– Рофик, слушай, как мама говорит, и не спорь напрасно. Мы ее ностальгирующим землянам с накруткой будем толкать. Семейное дело откроем, бизнес свой заведем. Так, гляди, не торопясь себе разбогатеем.
– Маман, – вздыхал сын. – Ты же отдыхать сюда ехала. Говорила, что у тебя давление пляшет.
– Одно другому не мешает, – не унывала «маман». – Почти всем телом я буду отдыхать и только одной рукой баночки крутить. Или вам указывать, в какую банку чего-куда класть. И во шо это все заворачивать.
Навстречу гостям выпорхнула Аурика. Вольдемар отметил про себя, что она только сухо подставила щечку матери для поцелуя и с восторгом бросилась на шею брату. В воздухе засочился терпкий вкус удовольствия. У Вольдемара бешено заколотилось сердце, а рот наполнился тягучею слюной. О, боги! Аурика так искренне восхищается братом, любуется им. Чистое, прекрасное чувство эстетического удовольствия наполняет пространство, когда она восторженно глядит на Рокфорда. Эта эмоция приправлена нежной любовью, тонкая, легкая. Вольдемар жадно вбирал ее в себя.
– Почему вы не предупредили о приезде? – упрек Аурики адресовался скорее Рокфорду, а тот украдкой что-то пытался объяснить сестре глазами.
– Маман все внезапно решила, – сказал он и прибавил шепотом: – Я отправлял тебе ментальное сообщение, но ты не выходила на связь.
Он с ехидной улыбкой покосился в сторону Вольдемара. Аурика шутливо стукнула его кулачком в плечо.
– Будто ты не знаешь, какие проблемы со здоровьем испытывает твой брат, эгоистка, – припечатала мать.
Аурика нахмурилась, но Рокфорд ободряюще подмигнул сестре.
– А папа где? – поинтересовалась девушка.
– Рокфорд, – театрально загремела «маман». – Мы опять потеряли твоего отца! Открой, будь любезен, входную дверь и заведи его в помещение. Он снова, наверное, задумался о своей бесполезной науке и забыл зайти с нами.
Сын открыл дверь и, действительно, на лестничной клетке обнаружился мечтательно застывший мужчина, внимательно изучающий побелку на стене. Рокфорд взял его под локоток и ввел в квартиру. Не заметив произошедшие перемены в окружающей обстановке, отец прошествовал в комнату, прилег на диван и устремил ясны очи в потолок. То ли устал с дороги, то ли мыслил о ремонте.
– Папа пишет научную работу, – шепотом пояснил Рокфорд. – О влиянии гравитации на аппетит. Это колоссальный труд, который принесет неоценимую пользу всем живым сущностям Галактики.
Но маман, очевидно, восторгов Галактики не разделяла. Встала с мыслителем рядом, уперев руки в бока, явно вот-вот намереваясь заехать плашмя ладонью по его научному затылку.
– Шо ты лег, галактический мозг, на мебель и даже вокруг не осмотрелся? – доносила она до его ведома. – Ты хоть перемещение на другой край Галактики заметил? Ты в стороны погляди: вон твоя дочь, вон ейный хахаль. Видите ли, завтракает он у нас. И не подавится же, окаянный, без штампа в паспорте нас объедать.
Красивый мужчина медленно повел дымчатыми глазами с поволокой в сторону шума.
– У меня взрослая дочь, я ей не советчик, – камерно произнес он глубоким грудным голосом.
– Здравствуй, папа, – подошла к нему Аурика и присела на колени, поцеловав в щеку. – Я так рада тебя видеть.
– Я тоже рад, дочь, – размеренно растягивая слова, вещал отец. – Одна лишь ты сможешь оценить тот вклад, который я собираюсь совершить для науки.
– Да, пап, – кивала девушка. – Рокфорд нам сказал. Это потрясающе интересная работа.
– Это не просто интересная работа… – отец отмер и решился декламировать.
– Так, – взревела маман. – Отставить диссертации! Меня твои формулишки и теоремки сейчас не волнуют. На первом месте сейчас Рокфорд и его проблема. А потом уже колченогий и остальная Галактика. Слушать всем меня и внимать. Собираем семейный совет на кухне. Участвуют все. И колченогий участвует. По праву почти решенного примыкания к семье.
– Я бы не торопился с решением, – попытался возразить Вольдемар.
Маман смерила его высокомерным взглядом.
– Раньше нужно было думать. И учиться сдерживать свои аппетиты. Таки не подросток уже.
Глава 5
На кухне уселись в указанном маман порядке. Сама маман – во главе стола. По правую ее руку Рокфорд. С ним рядом примостилась Аурика. Вольдемар, на правах не полностью примкнувшего к семейству, расположился у окна. Чуть поодаль застыл мыслитель-отец, задумчиво взирающий на мир вокруг себя. На протяжении совета он периодически подпрыгивал на месте и яростно царапал что-то ручкой на клочке бумаги. Затем снова застывал и в совете принимал посильное участие.
– И какая же у вашего сына беда… маман? – осмелился нарушить молчание Вольдемар.
Дама вскинулась на табурете.
– Ты погляди, скорый какой! – возмущенно надула она щеки. – Прямо поперед поезда корейского мчишь. Уже пристроил свой организм к династии. Ты сначала привыкни величать меня Беллой Львовной, а потом жизнь тебе все нюансы покажет – маман я тебе буду или теща. Для тебя уже хорошо, шо третьего варианта в моем лице не дано.
– Тогда и вы, уважаемая Белла Львовна, можете сменить «колченого» на «Вольдемар», – заметил тот в ответ. – И языку вашему полегче будет, и моим ушам.
– Характер показываешь? – сощурилась маман. – Ладно. Это мы тебе еще припомним. Жизнь длинная, а жить мы собираемся долго. Всегда тебя успеем приструнить.
Вольдемар поморщился от предвкушения, но смолчал.
– Мне вот только интересно, Белла Львовна. Как вы так быстро скумекали, что я тоже прибыл с Ягодки?
– Я тебя насквозь наблюдаю, – торжествовала мать. – Все твои помыслы, как по листу, читаю. Мои житейский опыт и врожденная наблюдательность не дадут тебе «свилять». Я за ментальный хвост тебя всегда отловить успею. Так и знай, и опасайся материнского многострадального сердца… Хотя ты, колченогий Вольдемар, чуть своей неказистостью не ввел меня в заблуждение. Для ягоденянина ты весьма мелковат. Какой-то сбой в твоем семействе таки явно случился.
– Я свое семейство не знаю, – пожал плечами Вольдемар. – Я воспитанник Детской оранжереи, подкидыш.
Мать сердито взглянула на дочь.
– Еще и ввела в семью бесприданника…
Аурика вспыхнула. В воздухе распространилась едкая злость.
– Мама, мы собрались решить проблему Рокфорда!
– Да! – потеряла интерес к дочери любящая мать. – Я ночами не сплю, страдаю. Переживаю за кровиночку мою.
Аурика фыркнула, «кровиночка» усмехнулся. Маман страдала и прижимала многострадальные ладони к груди. Отец кристальными глазами выискивал в воздухе формулы. Вольдемар отметил про себя, что у них очень налаженная схема совместного бытия. Настораживался, какое место будет в ней отведено ему.
– Рокфорд очень хрупкий и болезненный мальчик, – грустила мать, вскидывая белые руки в сторону двухметрового мужчины, и материнскими слезами оплакивала каждый из его девяноста килограмм. – У него очень тонкая пищевая организация. Ему катастрофически не подходит любая еда. У Рокфорда почти на все непереносимость. А на то, что, к удивлению, он переносит, у него аллергия… Аристократ! – она вздохнула и опустила очи долу.
Вольдемар с интересом наблюдал постановку. В маман почила великая актриса.
– Мама, – возразила Аурика. – Рокфорд, как и все мы, питается одной эмоцией. И прекрасно ее переносит.
– Много ты понимаешь, – огрызнулась мать. – У мальчика сложнейший организм. Да, он питается одной эмоцией. Но какой! Он не пожирает, как плебеи, на каждом углу завалявшиеся «любови» и «злости». Он! Он может вкушать только деликатесную уникальную эмоцию.
– Это же что такое вкушает ваш сын, Белла Львовна? – полюбопытствовал Вольдемар.
– Мой сын питается исключительно бескорыстием, – возвестила маман. – Ви его много в жизни видели, спрашиваю я вас? Аристократический организм моего сына может принимать только эту редкую низкокалорийную пищу. А где его искать мине, маме своего хрупкого сына? Где? Те редкие девицы, которые прикидываются волоокими овечками и поначалу выпрыскивают какой-то пшик бескорыстия первоначальной влюбленности, потом намертво садятся моему сыну на шею.
Мать грустила недолго. Оживилась и принялась собирать экспедицию по спасению недоедающего сына.
– Участвуют все, – торжественно объявила она. – Колченогий Вольдемар тем более. Пусть не думает, шо без тщательной проверки примкнет к клану. Ищем бескорыстие, его источник скручиваем и на Ягодку к удовольствию Рокфорда забираем.
– Может, я как-нибудь сам? – непонятно на что понадеялся сын.
– Знать ничего не знаю и ведать не ведаю, – отмахнулась заботливая мать. – Ты вгоняешь маму в гроб и даже глубже. Сам! Даже не стесняешься в лицо маме такие слова говорить. Пока я не передам тебя в надежные, но бескорыстные руки, не смогу спокойно умереть. Если еще и колченогий заберет Аурику, а он заберет, это я вам как мама гарантирую, то наконец-то я и для себя смогу пожить.
– Вы бы, уважаемая Белла Львовна, уже как-то определились, – вставил слово Вольдемар. – А то каждые пять минут сбиваете династию с курса: то умирать собираетесь, то жить на радость всем.
– Во, видала? – кивнула в его сторону Аурике мать. – Я чувствую, у меня таки появилась очень веская причина задержаться в этом мире подольше. Шо ж я, лишу себя такого удовольствия – раньше времени помирать? Да еще и посреди полного здоровья. Этот мужчина таки любит риск. Я уже гляжу в нем себе конкурента и впадаю от него в азарт. Даже сердце от его вида радостно в желудочек стучит.
Она достала из кармана помятый клочок бумаги и предъявила под нос каждому из присутствующих.
– Я уже набросала план действий.
– О как! – удивился Вольдемар.
– Да, – гордилась планом будущая теща. – Это вам не жук начихал на скатерть – я своего сына лишь бы куда не отдам. Держим направление на детские дома, приюты, благотворительные организации. Действуем аккуратно, но быстро. Я, между прочим, сюда отдыхать приехала и хочу получить удовольствие от курорта сполна. Насытиться всеми аттракционами, шобы потом вспоминать и утешать сердце приятными восхищениями. Я должна сполна накататься в час пик на трамвае. В очереди в больницу постоять. В собес для радости души заглянуть. В общем, побывать во всех местах, наполненных отдачей. Поругаться, побиться, покричать. Шобы потом долгими зимними вечерами на тоскливой Ягодке вспоминать, как насыщенно провела свой отдых. А ви все будете мине на камеру снимать. Шобы мине потом помнилось. Шобы я потом на снимки глядела и заново ощущала весь спектр удовольствия.
– Как вы себе это представляете, Белла Львовна? – осмелился перечить Вольдемар. – На каком основании мы явимся всем составом в детский дом? Что мы сможем им сказать, ну кроме разве что «здрасьте». Не стоит ли спокойно взвесить все моменты и внести поправки в предложенный вами план? А лучше выбросить его ко всем чертям и предоставить сыну возможность самостоятельно решать свою судьбу.
– Щас я сделаю вам фейерверк, и вам станет весело, – аргументировала свой отказ мать. – Я сама себе знаю, а ви себе думайте, шо хотите. Но учитывайте местные контрасты: ви за порогом квартиры можете сколько хотите быть умным, а здесь ви еле-еле идиЙот. Пока ви инородное тело в доме, и мы в любой момент можем забыть обо вас навсегда. Ви еще докажите, шо мы не зря в вашу сторону смотрим.
Глава 6
На улице Белла Львовна упорным крейсером взяла курс на трамвайную остановку.
– Вы же не хотите, маман, сделать нам экскурсию города в окно трамвая? – язвил Вольдемар.
– А мы шо – уже разбогатели и не заметили этого? – не сдавалась будущая теща. – На маршрутных такси разъезжать. Или у вас есть деньги задавать мине такие вопросы?
В трамвае она ясно заявила свою гражданскую позицию.
– Разойдитесь все, у меня пенсионный.
– У всех пенсионный, – донеслось с задней площадки. – Всем разойтись теперь или как?
– А вас, пассажир, я видала, как ви идете мимо, – маман с энтузиазмом принялась получать удовольствие от долгожданного отдыха. – В валенках и теплой шапке набекрень.
Всю дорогу до намеченной ею точки маршрута Белла Львовна бранилась и вступала в разногласия с попутчиками. Семейство благоразумно держалось в стороне. Вроде бы эту женщину где-то и видели, но не согласны с ее поведением в корне.
– Ви сходите или просто вводите меня в заблуждение? – продемонстрировала себя маман напоследок, тараня замешкавшегося пассажира у выхода. – А то я смотрю на вас и не понимаю ваши дальнейшие намерения. Тут ви будете себе в дальнейшем стоять или на проспЭкте.
На улице она деловито развернула карту города. Долго вглядывалась в линии и точки. Соображала, что к чему. Плюнула на гиблое дело и обратилась к ошивающемуся рядом дворнику.
– Как бы нам так идти, шобы дойти до фонда? «Руки любви» который.
Дворник долго размышлял, водил по пространству пальцем.
– Это где-то там или вон туда… Постепенно найдете, куда оно денется.
– Шоб ты не дошел однажды туда, куда шел, – процедила Белла Львовна и устремилась в одном из указанных пальцем направлений.
– У вас имеется план действий, маман? – поинтересовался Вольдемар. – Кроме каракуль адресов на клочке бумаги? Вы уже знаете, что будете вещать? Или, как обычно, будете брать крепость напором?
Маман сердилась и сопела. Вынашивала в голове план. Да и крепость на деле оказалась всего-навсего подвальным помещением в полуразрушенном доме.
– Нам сюда, – емко донесла Белла Львовна в домофон. – У нас срочное дело.
– Да пожалуйста, – ответил охранник и запустил семейство внутрь.
– И где здесь располагается благотворительность? – уточнила мать.
