– По коридору туда, – сообщил блюститель порядка. – Там, где коморка филиала фонда ценных бумаг. Оттудова направо. Там косметикой торгуют дистрибьюторы. А далее – добавками. Оттудова налево. Там курсы проводят, как разбогатеть. А вам как раз напротив дверки «Царствия избранных». Ото и будет благотворительный фонд, пока отсюдова не съехал.
Маман, чуя цель, утроила скорость. Семейство тепало за ней.
– И шо ви думаете? Они таки да, – многозначительно сообщила мать, разглядывая нужную дверь.
– Так, – не вытерпел Вольдемар. – Разрешите-ка, Белла Львовна, я сам. Пока вы не придали мероприятию феерический, но необратимый размах.
Он смело толкнул дверь.
– Разрешите?
– А ты принюхивайся внимательно, – напутствовала Белла Львовна Рокфорда. – И бровкой в случае чего моргай. Мама всегда поймет, в кого ты бровкой киваешь.
Семейство дружно втянулось в кабинет за Вольдемаром. Замыкал круг отец. По инерции вплеснулся вместе с кругом и подпер спиною дверь.
В комнате восседало три девицы. Как в сказке, одна другой краше и «накрашеннее» привычных в такое время суток людей. Густо увешанные цепями и перстнями, с притягивающими взгляды декольте. Мужская часть семейства округлила груди колесами.
– Милые дамы. Наша… семья, – Вольдемар оглянулся на семейный коллектив, с неподдельным интересом внимающий его монологу, и вздохнул, сожалея, что семью совместно с интересом нельзя было оставить за пределами стен. – Наша семья очень желает совершить благородный поступок и внести деньги в фонд.
Благородное семейство закивало в благородном порыве. Страстно желало внести деньги в фонд. Отец отсоединился от двери и присел на стул.
– Как у вас дела с аппетитом, милочка? – поинтересовался он у одной из девиц, внимательно заглядывая в декольте. – Я как раз пишу об этом научную работу. И в крайней степени интересуюсь, как ведет себя ваше… здоровье в условиях предложенной мирозданием гравитации.
Белла Львовна захлебнулась слюной.
– Слышишь ты, мыслитель хренов, – проникла в научную дискуссию. – Как-то ты неожиданно отмер. Пора бы тебе снова вернуться в привычный астрал.
Отец ушел в себя, вернуться скоро не обещал. Прозрачными глазами изучал цветы на обоях, в них же ответы на гравитацию искал. Белла Львовна прибилась к сыну.
– Ну шо – унюхал чего интересного? – шепотом спросила она.
Рокфорд лишь руками развел.
– Здесь только для папы еда – жадность. Ну и Аурике есть, чем перекусить, – он ответил белозубой улыбкой на призывный взгляд одной из дам.
– Сворачивай программу, – переместилась маман к Вольдемару. – Нет тут ничего, шо нам надо. А эти хищницы еще и наше, гляди, отберут.
Одна из хищниц как раз настойчиво предлагала Вольдемару буклет, вещавший об исключительной благотворительности заведения.
– Давайте картинки, – выхватила Белла Львовна буклет у девицы. – Мы вечером оденем очки и все мелкие шрифты изучим. А вам свое мнение потом донесем.
– Мы бы вам хотели предложить уникальную программу, – не отступала девица. – Только сегодня, в честь Международного дня числа «Пи», идет очень выгодная акция – мы можем оформить специальное заявление, и день в день – пятнадцатого числа из месяца в месяц – ровно десять процентов дохода семьи, вас не тревожа, аккуратненько будет капать нам на счет.
Маман развеселилась. Хохотала громко и широким жестом смахивала пухлой рукой слезы со щеки.
– Шоб ви здохли, как ви мине нравитесь, – хвалила девицу. – Я буду правнукам про вашу фирму сказки сочинять.
На выходе из фонда снова изучала карту. Прикидывала пальцем путь «навпростець».
– Вы еще не отказались от сногсшибательной идеи? – удивлялся Вольдемар. – Вы весьма настойчивы, Белла Львовна.
– О! Ви еще не представляете себе насколько, – анонсировала свои возможности будущая теща. – Будет вам в семейной жизни от мине сюрпрЫз.
Следующий фонд располагался рядом. Поражал масштабом сооружения и высотой забора.
– И как вам это нравится? На благотворительность, оказывается, спрос, – заметила Белла Львовна. – Плодит с завидной частотой учреждения. А этот еще и солидностью ошеломляет, не плюнуть и растереть!
Но за забор семейство не пускали. Требовали рекомендательные письма и пароли. Благотворительность строго охраняли и кому ни попадя к ней доступ не давали.
– Ви шо там, лбы о благородство расшибли? – возмущалась Белла Львовна через забор. – Какие рекомендации и письма? С мозгом ви, шо ли, поссорились?
– Нет, – лаконично ответили за забором.
– Почему нет, если да? – недоумевала маман.
Так продолжалось целый день. Вечером, порядком утомившись, семейство во главе с Беллой Львовной совершило очередную ходку на благотворительный фонд. Позади осталось невероятное количество оббитых порогов благородных неприбыльных организаций, сеющих по миру заботу и тепло.
Что бы там благотворители не сеяли, а бескорыстия в их стенах семейство не встретило. Даже не пахло, будто отродясь его там и не было. Даже с краю на полке не лежало. Будто бы не бескорыстия ради организации эти сколачивали. Алчность была. Злость тоже. Были зависть и равнодушие. Отчаявшись, семейство даже посетило собачий приют. Вот животные с радостью выдавали нужную эмоцию. Смотрители, проведав, что семейство просто ходит, не пойми ради чего, кругами вдоль забора и забирать никого из питомцев не помышляет, выдали в эфир лишь раздражение.
– Может, действительно, твоему брату собачку завести? – робко предлагал Вольдемар Аурике. – Будет мячики бросать и бескорыстной любовью питаться. Мама пусть держит курс на пенсионный фонд курортом наслаждаться. Папа и так здесь присутствует только телом и никому не мешает. А мы тем временем отправимся в театр. Там как раз замечательная постановка. «Кармен». Очень мощная по эмоциональному фону работа. Глядишь, и ты проникнешься искусством.
Аурика зло зыркнула в его сторону.
– Какой театр? Пока не переспишь со мной, о театрах даже не мечтай. Слишком хитрый, о себе только думаешь.
– Так и о тебе, лапочка, – уговаривал ее мужчина. – Это современная версия пьесы. Там тебе тоже будет чем полакомиться. Это же Кармен!
– Ты на постороннюю женщину свои обязанности не спихивай, – шипела ему дочь своей матери. – Сделаешь дело и можешь вышагивать на все четыре стороны. Хоть в театр, хоть в балет.
– Я все, конечно, понимаю, дорогая, – обиженно отвечал Вольдемар. – У вас семейное дело, брата и сына пристраиваете. Но я почему должен волочиться за вашим чокнутым семейством?
Он быстрым шагом настиг Беллу Львовну.
– Не угодно ли вам, уважаемая маман, хоть к вечеру снять с нас принудительное рабство? Отпустить молодежь отдохнуть в кафе? Да и самой на диванчик прилечь.
– У мине сын голодает, а у вас кафе на уме, – в тревоге вскидывала голову мать, но сжалилась и все-таки отпустила младшую часть семьи на свободу.
Получив от великодушной маман выстраданную вольную, молодежь устроилась в уютном кафе. Аурика с Рокфордом уселись рядом. Вольдемар расположился напротив и с удовольствием наблюдал, как щебечут брат с сестрой.
– Почему ты молчишь? – допрашивала Рокфорда Аурика. – Неужели тебе хочется обзавестись штампом Небесной канцелярии? И питаться потом изо дня в день эмоцией единственного человека? Это так скучно и так постно. Никакого гастрономического разнообразия. В мире столько разных вкусов и оттенков, а ты себя добровольно ограничиваешь.
– Ну ты же знаешь, малышка, – улыбаясь, Рокфорд поглаживал волосы сестры, а Вольдемар заметил про себя, что его надменное лицо при виде беспокойства Аурики становится мягким и начинает будто светиться изнутри. – Если маман что-то втемяшилось в голову, ее невозможно сбить с курса. Не переживай: она поищет пару дней и переключит свое внимание на что-нибудь другое. Или кого-нибудь другого. На того же папу, наконец. К тому же, если она даже и найдет подходящую девушку, еще не факт, что та согласится перебраться с нами на Ягодку.
– Что ты! – изумлялась Аурика. – Ты лучший человек в Галактике. И самый красивый. Любая девушка будет счастлива отправиться с тобой даже на край Вселенной.
По эфиру распространялась легкая рябь ее восхищения братом. Вольдемар осторожно смаковал. Потихонечку и незаметно, чтобы у Аурики снова не закружилась голова. Как в тот раз, когда при их первой встрече он не сдержался и жадно глотнул всю до остатка эмоцию девушки.
Рокфорд периодически поглядывал через плечо Вольдемара. Лукаво улыбался в чашку кофе. Стрелял кристально-серыми глазами на соседний столик, вскидывая широкую бровь.
– Посмотри, какая крошка, – журчал бархатным голосом сестре. – Такие большущие печальные глаза, в них будто отражаются все страдания и горечь мира.
– Где? – наводила прицел Аурика. – Да, вполне ничего. Но с чего ты взял, что она бескорыстная?
– С такими глазами пусть будет корыстной, – плавился брат. – Если что, я сегодня и страстью перебьюсь. Только маман не говори.
Он ловко перебрался за соседний столик. Масляные глазки-бусинки девушки заиграли. В воздухе сочился интерес.
Вольдемар с легкой завистью поджал губы.
– Мы можем поговорить откровенно? – он разглядывал Аурику через стекло бокала.
Девушка пожала плечами.
– Есть в мире вещи, которые приводят тебя в восторг?
Призадумалась.
– Которые ты считаешь красивыми? – вкрадчиво продолжал Вольдемар.
– Я считаю красивым секс, – ожила Аурика. – Он весьма ничего, если не сильно вглядываться.
Вольдемар нахмурился. Вздохнул. Сделал новую попытку.
– А тебе нравится музыка? Джаз, рок, классика?
При перечислении ассортимента Аурика равнодушно водила плечом.
– Цветы? Книги?
Девушка явно теряла к беседе недолгий интерес и уже беззастенчиво косилась в окно.
– Ты любишь дождь или солнце? – не унывал Вольдемар. – Звезды? Вино? Ткани? Поэзию?
– Да, – наконец-то согласилась Аурика. – Во время близости они мне не мешают.
Вольдемар сдавался. Раздосадованно массировал пальцами виски.
– Если хочешь, можешь мне показать ткани в твоем доме, – сжалилась девушка. – Вдруг они мне понравятся. Ну или стихи почитай.
– Я здесь проездом и живу в отеле, – обреченно махнул рукой Вольдемар.
– Я могу и в отеле что-нибудь посмотреть, – хитро щурилась Аурика. – Что там – ковры или посуду. На звезды могу посмотреть, если нужно.
Он сдался. В конце концов, он уже хорошо знал ее мать. И дочь ей в упорстве не уступала. К тому же, оставалась небольшая надежда, что после, когда Аурика утолит свой вечно-лютый голод, и самому Вольдемару что-нибудь да перепадет.
Девушка подошла к Рокфорду. Что-то ему на ухо шептала. Брат ухмылялся и бросал неприкрыто-насмешливые взгляды в сторону Вольдемара. Сам тоже явно торопился поскорей покинуть заведение. Глазки-бусинки его собеседницы пылали. Она поднялась и торопливо засеменила за красавцем на выход.
«Ох и семейка», – подумал Вольдемар.
В номере Аурика сразу взяла быка за рога.
– Потом мне все покажешь. Все эти звезды и цветы.
Он вздыхал, но не перечил. Только осторожно предложил.
– Давай мы хоть сам этот процесс немного украсим.
– Да, да, – кивала девушка, не слишком вдумываясь в его слова. – А как?
Вольдемар задумался. Все это низменное действо абсолютно не вязалось с его понятием прекрасного. Казалось глупой и напрасной тратой времени, которое можно посвятить чему-то важному: созерцать, любоваться, внимать, изучать. Вместо этого упертая спутница требовала бесполезное занятие. Даже ладошки потирала об одежду, так ей не терпелось.
– Например, ты могла бы красиво одеться, станцевать, – пытался выдавить мужчина хоть что-нибудь и для себя.
Девушка злилась и рычала.
– Ты же не на балет пришел, чтобы я тут танцевала. А одеваться и подавно смысла не вижу. Все равно снимать все придется.
– Давай я станцую для тебя, – воспрянул духом Вольдемар. – Вдруг тебе понравится, и ты получишь эстетическое наслаждение от танца.
– Ладно, – скрепя сердце согласилась Аурика. – Танцуй, если тебе так надо. А я, так уж и быть, посмотрю на твою пляску.
– Выбирай музыкальное сопровождение.
– Это я могу, – позитивно настраивалась она, переключая кнопкой на пульте каналы.
Вольдемар был не слишком силен в представлениях, но старался очень. Выдавал одним махом и чувственность, и драматизм. С трудом постигал в себе искусство обольщения, изгибаясь ущербным генетически ужом. Но, к чести сказать, демонстрировал себя со всех сторон щедро, хоть к чувству ритма прислушиваться не успевал. Отметал к чертям стандарты устаревшей классики и тяжело дышал от напряжения. Аурика бодро хлопала в ладоши. В воздухе резвилось озорство.
– Тебе хоть нравится? – беспокоился мужчина. – Чувствуешь хоть немного наслаждения?
– Не знаю, – веселилась девушка. – Но мне смешно.
Вольдемар выжал из себя еще несколько замысловатых па и даже с азартом забросил майку на платяной шкаф, но его движения так и не вызвали в Аурике ничего похожего на эстетическое любование. Девушка заливалась хохотом и от смеха даже на диван валилась. Карьера стриптизера, так и не начавшись, скончалась, Вольдемар задыхался и грустил.
– Ничего не выходит, – жадно глотая воду, обиженно произнес он.
Заметив, что он расстроен не на шутку, Аурика подошла ближе. Положила тоненькую ручку ему на грудь. Ласково поглаживала и с нежностью заглядывала в кобальтовые глаза. Украдкой посматривала на губы.
– Не переживай, зато мне было весело. А радость я тоже испытываю редко. Эстетическое удовольствие придет, просто позже, когда я научусь его понимать. Может, я уже его даже и испытала, только сама не поняла, что это было именно оно.
– Никакого удовольствия ты не испытала, – продолжал бурчать Вольдемар. – Я бы это сразу почувствовал. Меня в этом деле не проведешь.
Теперь он тонул в зеленых с рыжими прожилками глазах, не замечая, что уже поглаживает шелковистые волосы, а его губы осторожно прикасаются к ее губам. Аурика вступила в свои владения: опутывала руками и не сводила зеркальных глаз. Зверский голод отступил, его сменило любопытство.
Мужчина путался пальцами в медных волосах подруги, изучал оттенок ее кожи. С интересом разглядывал тонкие ступни с голубоватыми прожилками вен. Потом долго и детально перебирал подушечками пальцев каждое звено хрупкого позвоночника. Вдыхал аромат бархатной кожицы на шее. Изливал в пространство драгоценное чувство восхищения. Аурика в ответ оборачивала его густым облаком страсти. Эмоции причудливо смешивались и кружили в воздухе тысячами искристых частиц…
А потом случился взрыв. По частицам прошелся электрический разряд.
В глазах Вольдемара вспыхнул ярко-белый свет, а в голову ударила оглушающая волна. Воздух мгновенно покинул легкие.
Он жадно хватал ртом кислород и наблюдал, как Аурика ошеломленно втягивает голову в плечи. На ее коже выступили крохотные капельки пота, девушку знобило, она судорожно хваталась за Вольдемара.
– Что это было? – задыхаясь, спросил он у нее, как только смог хоть немного отдышаться.
– Не знаю, – потрясенно ответила она. – Я даже не могу пока понять, хорошо мне было или очень-очень плохо. И должно ли так быть. Одно могу сказать: подобного со мной еще никогда не происходило. Но вряд ли я готова это повторить.
– Спать очень хочется, – спутано пробормотал Вольдемар. – Веки будто сами опускаются.
По-видимому, и Аурика безуспешно боролась со сном. Она укладывала рыжую голову на плечо мужчине и что-то обрывисто шептала.
Маман, чуя цель, утроила скорость. Семейство тепало за ней.
– И шо ви думаете? Они таки да, – многозначительно сообщила мать, разглядывая нужную дверь.
– Так, – не вытерпел Вольдемар. – Разрешите-ка, Белла Львовна, я сам. Пока вы не придали мероприятию феерический, но необратимый размах.
Он смело толкнул дверь.
– Разрешите?
– А ты принюхивайся внимательно, – напутствовала Белла Львовна Рокфорда. – И бровкой в случае чего моргай. Мама всегда поймет, в кого ты бровкой киваешь.
Семейство дружно втянулось в кабинет за Вольдемаром. Замыкал круг отец. По инерции вплеснулся вместе с кругом и подпер спиною дверь.
В комнате восседало три девицы. Как в сказке, одна другой краше и «накрашеннее» привычных в такое время суток людей. Густо увешанные цепями и перстнями, с притягивающими взгляды декольте. Мужская часть семейства округлила груди колесами.
– Милые дамы. Наша… семья, – Вольдемар оглянулся на семейный коллектив, с неподдельным интересом внимающий его монологу, и вздохнул, сожалея, что семью совместно с интересом нельзя было оставить за пределами стен. – Наша семья очень желает совершить благородный поступок и внести деньги в фонд.
Благородное семейство закивало в благородном порыве. Страстно желало внести деньги в фонд. Отец отсоединился от двери и присел на стул.
– Как у вас дела с аппетитом, милочка? – поинтересовался он у одной из девиц, внимательно заглядывая в декольте. – Я как раз пишу об этом научную работу. И в крайней степени интересуюсь, как ведет себя ваше… здоровье в условиях предложенной мирозданием гравитации.
Белла Львовна захлебнулась слюной.
– Слышишь ты, мыслитель хренов, – проникла в научную дискуссию. – Как-то ты неожиданно отмер. Пора бы тебе снова вернуться в привычный астрал.
Отец ушел в себя, вернуться скоро не обещал. Прозрачными глазами изучал цветы на обоях, в них же ответы на гравитацию искал. Белла Львовна прибилась к сыну.
– Ну шо – унюхал чего интересного? – шепотом спросила она.
Рокфорд лишь руками развел.
– Здесь только для папы еда – жадность. Ну и Аурике есть, чем перекусить, – он ответил белозубой улыбкой на призывный взгляд одной из дам.
– Сворачивай программу, – переместилась маман к Вольдемару. – Нет тут ничего, шо нам надо. А эти хищницы еще и наше, гляди, отберут.
Одна из хищниц как раз настойчиво предлагала Вольдемару буклет, вещавший об исключительной благотворительности заведения.
– Давайте картинки, – выхватила Белла Львовна буклет у девицы. – Мы вечером оденем очки и все мелкие шрифты изучим. А вам свое мнение потом донесем.
– Мы бы вам хотели предложить уникальную программу, – не отступала девица. – Только сегодня, в честь Международного дня числа «Пи», идет очень выгодная акция – мы можем оформить специальное заявление, и день в день – пятнадцатого числа из месяца в месяц – ровно десять процентов дохода семьи, вас не тревожа, аккуратненько будет капать нам на счет.
Маман развеселилась. Хохотала громко и широким жестом смахивала пухлой рукой слезы со щеки.
– Шоб ви здохли, как ви мине нравитесь, – хвалила девицу. – Я буду правнукам про вашу фирму сказки сочинять.
На выходе из фонда снова изучала карту. Прикидывала пальцем путь «навпростець».
– Вы еще не отказались от сногсшибательной идеи? – удивлялся Вольдемар. – Вы весьма настойчивы, Белла Львовна.
– О! Ви еще не представляете себе насколько, – анонсировала свои возможности будущая теща. – Будет вам в семейной жизни от мине сюрпрЫз.
Следующий фонд располагался рядом. Поражал масштабом сооружения и высотой забора.
– И как вам это нравится? На благотворительность, оказывается, спрос, – заметила Белла Львовна. – Плодит с завидной частотой учреждения. А этот еще и солидностью ошеломляет, не плюнуть и растереть!
Но за забор семейство не пускали. Требовали рекомендательные письма и пароли. Благотворительность строго охраняли и кому ни попадя к ней доступ не давали.
– Ви шо там, лбы о благородство расшибли? – возмущалась Белла Львовна через забор. – Какие рекомендации и письма? С мозгом ви, шо ли, поссорились?
– Нет, – лаконично ответили за забором.
– Почему нет, если да? – недоумевала маман.
Так продолжалось целый день. Вечером, порядком утомившись, семейство во главе с Беллой Львовной совершило очередную ходку на благотворительный фонд. Позади осталось невероятное количество оббитых порогов благородных неприбыльных организаций, сеющих по миру заботу и тепло.
Что бы там благотворители не сеяли, а бескорыстия в их стенах семейство не встретило. Даже не пахло, будто отродясь его там и не было. Даже с краю на полке не лежало. Будто бы не бескорыстия ради организации эти сколачивали. Алчность была. Злость тоже. Были зависть и равнодушие. Отчаявшись, семейство даже посетило собачий приют. Вот животные с радостью выдавали нужную эмоцию. Смотрители, проведав, что семейство просто ходит, не пойми ради чего, кругами вдоль забора и забирать никого из питомцев не помышляет, выдали в эфир лишь раздражение.
– Может, действительно, твоему брату собачку завести? – робко предлагал Вольдемар Аурике. – Будет мячики бросать и бескорыстной любовью питаться. Мама пусть держит курс на пенсионный фонд курортом наслаждаться. Папа и так здесь присутствует только телом и никому не мешает. А мы тем временем отправимся в театр. Там как раз замечательная постановка. «Кармен». Очень мощная по эмоциональному фону работа. Глядишь, и ты проникнешься искусством.
Аурика зло зыркнула в его сторону.
– Какой театр? Пока не переспишь со мной, о театрах даже не мечтай. Слишком хитрый, о себе только думаешь.
– Так и о тебе, лапочка, – уговаривал ее мужчина. – Это современная версия пьесы. Там тебе тоже будет чем полакомиться. Это же Кармен!
– Ты на постороннюю женщину свои обязанности не спихивай, – шипела ему дочь своей матери. – Сделаешь дело и можешь вышагивать на все четыре стороны. Хоть в театр, хоть в балет.
– Я все, конечно, понимаю, дорогая, – обиженно отвечал Вольдемар. – У вас семейное дело, брата и сына пристраиваете. Но я почему должен волочиться за вашим чокнутым семейством?
Он быстрым шагом настиг Беллу Львовну.
– Не угодно ли вам, уважаемая маман, хоть к вечеру снять с нас принудительное рабство? Отпустить молодежь отдохнуть в кафе? Да и самой на диванчик прилечь.
– У мине сын голодает, а у вас кафе на уме, – в тревоге вскидывала голову мать, но сжалилась и все-таки отпустила младшую часть семьи на свободу.
Глава 7
Получив от великодушной маман выстраданную вольную, молодежь устроилась в уютном кафе. Аурика с Рокфордом уселись рядом. Вольдемар расположился напротив и с удовольствием наблюдал, как щебечут брат с сестрой.
– Почему ты молчишь? – допрашивала Рокфорда Аурика. – Неужели тебе хочется обзавестись штампом Небесной канцелярии? И питаться потом изо дня в день эмоцией единственного человека? Это так скучно и так постно. Никакого гастрономического разнообразия. В мире столько разных вкусов и оттенков, а ты себя добровольно ограничиваешь.
– Ну ты же знаешь, малышка, – улыбаясь, Рокфорд поглаживал волосы сестры, а Вольдемар заметил про себя, что его надменное лицо при виде беспокойства Аурики становится мягким и начинает будто светиться изнутри. – Если маман что-то втемяшилось в голову, ее невозможно сбить с курса. Не переживай: она поищет пару дней и переключит свое внимание на что-нибудь другое. Или кого-нибудь другого. На того же папу, наконец. К тому же, если она даже и найдет подходящую девушку, еще не факт, что та согласится перебраться с нами на Ягодку.
– Что ты! – изумлялась Аурика. – Ты лучший человек в Галактике. И самый красивый. Любая девушка будет счастлива отправиться с тобой даже на край Вселенной.
По эфиру распространялась легкая рябь ее восхищения братом. Вольдемар осторожно смаковал. Потихонечку и незаметно, чтобы у Аурики снова не закружилась голова. Как в тот раз, когда при их первой встрече он не сдержался и жадно глотнул всю до остатка эмоцию девушки.
Рокфорд периодически поглядывал через плечо Вольдемара. Лукаво улыбался в чашку кофе. Стрелял кристально-серыми глазами на соседний столик, вскидывая широкую бровь.
– Посмотри, какая крошка, – журчал бархатным голосом сестре. – Такие большущие печальные глаза, в них будто отражаются все страдания и горечь мира.
– Где? – наводила прицел Аурика. – Да, вполне ничего. Но с чего ты взял, что она бескорыстная?
– С такими глазами пусть будет корыстной, – плавился брат. – Если что, я сегодня и страстью перебьюсь. Только маман не говори.
Он ловко перебрался за соседний столик. Масляные глазки-бусинки девушки заиграли. В воздухе сочился интерес.
Вольдемар с легкой завистью поджал губы.
– Мы можем поговорить откровенно? – он разглядывал Аурику через стекло бокала.
Девушка пожала плечами.
– Есть в мире вещи, которые приводят тебя в восторг?
Призадумалась.
– Которые ты считаешь красивыми? – вкрадчиво продолжал Вольдемар.
– Я считаю красивым секс, – ожила Аурика. – Он весьма ничего, если не сильно вглядываться.
Вольдемар нахмурился. Вздохнул. Сделал новую попытку.
– А тебе нравится музыка? Джаз, рок, классика?
При перечислении ассортимента Аурика равнодушно водила плечом.
– Цветы? Книги?
Девушка явно теряла к беседе недолгий интерес и уже беззастенчиво косилась в окно.
– Ты любишь дождь или солнце? – не унывал Вольдемар. – Звезды? Вино? Ткани? Поэзию?
– Да, – наконец-то согласилась Аурика. – Во время близости они мне не мешают.
Вольдемар сдавался. Раздосадованно массировал пальцами виски.
– Если хочешь, можешь мне показать ткани в твоем доме, – сжалилась девушка. – Вдруг они мне понравятся. Ну или стихи почитай.
– Я здесь проездом и живу в отеле, – обреченно махнул рукой Вольдемар.
– Я могу и в отеле что-нибудь посмотреть, – хитро щурилась Аурика. – Что там – ковры или посуду. На звезды могу посмотреть, если нужно.
Он сдался. В конце концов, он уже хорошо знал ее мать. И дочь ей в упорстве не уступала. К тому же, оставалась небольшая надежда, что после, когда Аурика утолит свой вечно-лютый голод, и самому Вольдемару что-нибудь да перепадет.
Девушка подошла к Рокфорду. Что-то ему на ухо шептала. Брат ухмылялся и бросал неприкрыто-насмешливые взгляды в сторону Вольдемара. Сам тоже явно торопился поскорей покинуть заведение. Глазки-бусинки его собеседницы пылали. Она поднялась и торопливо засеменила за красавцем на выход.
«Ох и семейка», – подумал Вольдемар.
В номере Аурика сразу взяла быка за рога.
– Потом мне все покажешь. Все эти звезды и цветы.
Он вздыхал, но не перечил. Только осторожно предложил.
– Давай мы хоть сам этот процесс немного украсим.
– Да, да, – кивала девушка, не слишком вдумываясь в его слова. – А как?
Вольдемар задумался. Все это низменное действо абсолютно не вязалось с его понятием прекрасного. Казалось глупой и напрасной тратой времени, которое можно посвятить чему-то важному: созерцать, любоваться, внимать, изучать. Вместо этого упертая спутница требовала бесполезное занятие. Даже ладошки потирала об одежду, так ей не терпелось.
– Например, ты могла бы красиво одеться, станцевать, – пытался выдавить мужчина хоть что-нибудь и для себя.
Девушка злилась и рычала.
– Ты же не на балет пришел, чтобы я тут танцевала. А одеваться и подавно смысла не вижу. Все равно снимать все придется.
– Давай я станцую для тебя, – воспрянул духом Вольдемар. – Вдруг тебе понравится, и ты получишь эстетическое наслаждение от танца.
– Ладно, – скрепя сердце согласилась Аурика. – Танцуй, если тебе так надо. А я, так уж и быть, посмотрю на твою пляску.
– Выбирай музыкальное сопровождение.
– Это я могу, – позитивно настраивалась она, переключая кнопкой на пульте каналы.
Вольдемар был не слишком силен в представлениях, но старался очень. Выдавал одним махом и чувственность, и драматизм. С трудом постигал в себе искусство обольщения, изгибаясь ущербным генетически ужом. Но, к чести сказать, демонстрировал себя со всех сторон щедро, хоть к чувству ритма прислушиваться не успевал. Отметал к чертям стандарты устаревшей классики и тяжело дышал от напряжения. Аурика бодро хлопала в ладоши. В воздухе резвилось озорство.
– Тебе хоть нравится? – беспокоился мужчина. – Чувствуешь хоть немного наслаждения?
– Не знаю, – веселилась девушка. – Но мне смешно.
Вольдемар выжал из себя еще несколько замысловатых па и даже с азартом забросил майку на платяной шкаф, но его движения так и не вызвали в Аурике ничего похожего на эстетическое любование. Девушка заливалась хохотом и от смеха даже на диван валилась. Карьера стриптизера, так и не начавшись, скончалась, Вольдемар задыхался и грустил.
– Ничего не выходит, – жадно глотая воду, обиженно произнес он.
Заметив, что он расстроен не на шутку, Аурика подошла ближе. Положила тоненькую ручку ему на грудь. Ласково поглаживала и с нежностью заглядывала в кобальтовые глаза. Украдкой посматривала на губы.
– Не переживай, зато мне было весело. А радость я тоже испытываю редко. Эстетическое удовольствие придет, просто позже, когда я научусь его понимать. Может, я уже его даже и испытала, только сама не поняла, что это было именно оно.
– Никакого удовольствия ты не испытала, – продолжал бурчать Вольдемар. – Я бы это сразу почувствовал. Меня в этом деле не проведешь.
Теперь он тонул в зеленых с рыжими прожилками глазах, не замечая, что уже поглаживает шелковистые волосы, а его губы осторожно прикасаются к ее губам. Аурика вступила в свои владения: опутывала руками и не сводила зеркальных глаз. Зверский голод отступил, его сменило любопытство.
Мужчина путался пальцами в медных волосах подруги, изучал оттенок ее кожи. С интересом разглядывал тонкие ступни с голубоватыми прожилками вен. Потом долго и детально перебирал подушечками пальцев каждое звено хрупкого позвоночника. Вдыхал аромат бархатной кожицы на шее. Изливал в пространство драгоценное чувство восхищения. Аурика в ответ оборачивала его густым облаком страсти. Эмоции причудливо смешивались и кружили в воздухе тысячами искристых частиц…
А потом случился взрыв. По частицам прошелся электрический разряд.
В глазах Вольдемара вспыхнул ярко-белый свет, а в голову ударила оглушающая волна. Воздух мгновенно покинул легкие.
Он жадно хватал ртом кислород и наблюдал, как Аурика ошеломленно втягивает голову в плечи. На ее коже выступили крохотные капельки пота, девушку знобило, она судорожно хваталась за Вольдемара.
– Что это было? – задыхаясь, спросил он у нее, как только смог хоть немного отдышаться.
– Не знаю, – потрясенно ответила она. – Я даже не могу пока понять, хорошо мне было или очень-очень плохо. И должно ли так быть. Одно могу сказать: подобного со мной еще никогда не происходило. Но вряд ли я готова это повторить.
– Спать очень хочется, – спутано пробормотал Вольдемар. – Веки будто сами опускаются.
По-видимому, и Аурика безуспешно боролась со сном. Она укладывала рыжую голову на плечо мужчине и что-то обрывисто шептала.
