– Виноград – это особо интересно, – согласился с подругой Чернов. – Думаю, всем вошедшим в шатер крайне любопытно: каким образом в закрытый периметр просочилась городская еда?
Они со Светланой одновременно развернулись к инспектору.
– А что такое? – вскинулся служебный муж. – Я, между прочим, здесь при исполнении. Между прочим, не прогуляться по лесу пришел. У меня вообще-то план проверок и пока я взаперти – от него как-никак, но отклоняюсь. А за меня подконтрольный мне участок никто штрафовать не соизволит. И пока я тут в заложниках страдаю, следующий объект налоговой проверки – по случайному стечению обстоятельств, продуктовый магазин – пользуется моим незавидным положением и закон наверняка при этом нарушает. Посему ничего я в том зазорного не вижу, чтобы этот продуктовый магазин поддержал в мучениях инспектора и его скромным набором провизии снабдил.
Чернов изумленно вскинул бровь. Да, тут с инспектором не поспоришь. Страдает человек, как есть. На благо государства страдает. Не щадя служебного живота своего.
– То есть вы хотите сказать, что сообщили в продуктовый магазин, где находитесь? – уточнил он у инспектора.
– Конечно, сообщил, – моргнул Хлебушкин. – А куда же им было направлять автомобиль с предоставленной мне компенсацией продуктами? Странный вы все-таки такой, даже удивительно смотреть. Не сам бы я туда пошел, конечно, коль я в заложниках страдаю.
– А как вас нашли в лесу? – продолжал расспрашивать Чернов. – Простите, конечно, любопытство.
– Как-как, – раздраженно ответил инспектор. – А навигатор для чего? Телефон мне зачем, зачем коллеги? Вы как из лесу вышли, ей-богу.
– Отлично вы скрываете своих подопытных, – прокомментировал Дмитрий, посмотрев на Светлану. – Всего какие-то полгорода в курсе, где они сверхсекретно располагаются.
Ученая привычно поджала нижнюю губу.
– Почему же вы не попросили о помощи? – спросил Дмитрий у Хлебушкина.
– Я раздумываю, возвращаться ли на прежнее место, – пожал тот в ответ плечами. – Работа, сами понимаете, нервная, здоровье не казенное… А здесь у меня почти любовь.
Он отработанным жестом приобнял царицу.
– Я, может, всегда подозревал, что госслужба – не мое, – продолжал рассуждать инспектор. – Чувствовал, что рожден для других свершений. Мне весь этот негатив, который налогоплательщики в меня направляют, тоже, знаете ли, не туда и не сюда. Я сравнительно молодой мужчина, зачем мне портить свою карму? Я уж лучше этими дамочками вместе с Орифией поруковожу.
– Вот это дела, – выдохнул Дмитрий. – А вы знаете, сколько Орифии лет? Откуда она с дамочками прибыла, знаете?
– Возраст уместен лишь в статистических исследованиях, – отмахнулся от него Хлебушкин. – Для любви он не помеха. И на прежнее место жительства Орифии мне с высокой колокольни плевать. Остальное в любимой все довольно приятно: и руководящее положение, и характер страстный. Все, скажем, в соответствии моим личным предпочтениям.
– Да она же мужчин терпеть не может! – воскликнул Дмитрий.
– Ну, знаете ли, это тоже плюс, – не раздумывал инспектор. – Я, поймите, по натуре отчаянный собственник. Так что не тратьте свои силы напрасно: мне все подходит и я, может быть, женюсь.
– Она из другой реальности! – выдвинул Дмитрий последний решительный довод.
– Всегда хотел увидеть мир, – пробормотал Хлебушкин, выбирая виноградную гроздь покрупнее, и от пылкого влюбленного вернулся в роль гостеприимного хозяина. – Да что же вы стоите у входа, присаживайтесь к скромному столу.
Гости обескураженно уселись вокруг блюд. Светлана задумчиво молчала. Смирна хмурила невысокий лоб. Бухгалтерша нервно усмехалась.
– Ну дела, – повторил чуть слышно Дмитрий.
У входа послышалось шуршание. Девчушка, встречавшая гостей у ворот, выглянула из шатра и тут же вернулась обратно.
– К тебе Тоя, матушка, – обратилась к царице. – Просит срочно принять. Чего-то там овец не досчиталась. И теперича даров для Денницы ей не хватает позарез.
– Пусть зайдет, – позволила Орифия.
В шатер неожиданно вкатился… мужчина. Бородатый и крупный дядька. Докатился бодро до царицы и с жаром принялся ей что-то доносить.
Дмитрий вопросительно посмотрел на ученую.
– Все занимательнее и занимательнее. Для племени амазонок-мужененавистниц здесь ошивается довольно приличное количество мужчин. Пока, по крайней мере, соотношение двое к двум: Орифия, инспектор, девчушка и этот мужик.
– Что ты, Дмитрий, – прошептала ему на ухо Светлана. – Это девушка, Тоя. У нее просто запущенная форма синдрома Морганьи.
– Ничего себе, – пробормотал Чернов. – Прошу прощения, не знал… Погоди-ка, это про нее Клония говорила, будто мы похожи?
Светлана всеми силами сдерживала смех.
– Не бери дурного в голову. Нишка бородатых женщин в своей жизни встречала, а мужчин видела редко. Вот и сказала, что похож.
Дмитрий еще раз недовольно осмотрел вошедшую. Сам себя он представлял посимпатичней. Светлана, незаметно поглядывая на него, в это время давилась смехом.
– Очень смешно, – пробормотал Чернов и ущипнул ее за ногу.
Ученая подпрыгнула от неожиданности, но вместо того, чтобы по привычке сжаться, не выдержала и прыснула со смеху. Глядя на нее, развеселился Чернов. Оказывается, книжная червиха может быть и симпатичной. Во всяком случае, когда не прячет чувства в себе.
Утром следующего дня отзвонился Павел: мама Дмитрия пришла в сознание. Любящий сын тут же поспешил в больницу. По пути он сбрасывал вызовы будущих рожениц и находящейся вне времени Зинаиды, которая в лучших утопических традициях и в связи с занимаемой должностью была, будет и уже есть.
Сделал исключение лишь для подполковника, но тот мало что мог еще сообщить: лучники из клубов подтвердили, что для соревнований и тренировок используют современные стрелы: с наконечниками из твердой стали и трубкой из алюминия или карбона, маркировкой с фамилией владельца. Но, как выяснилось, сейчас изготавливают и коллекционные снаряды, по подобию старинных образцов, для стрельбы из традиционных луков. Лучники порекомендовали подполковнику обратиться к известному мастеру, проживающему в соседнем городе. Если верить спортсменам, то это – высококлассный специалист, крайне увлеченный историей развития в изготовлении метательных снарядов. Если он не подскажет, то никто уже не поможет – уверяли лучники.
В палате мама оказалась не одна. Темноволосая аккуратная головка развернулась с интересом, как только Дмитрий вошел. Он смутно припомнил, что уже видел пару раз эту девушку. Наверняка она была одной из медсестер. Острое личико, приоткрытые губы, внимательный и цепкий взгляд.
– Мой сын, – произнесла мама. – Врач! – добавила с акцентом.
Девушка за секунду скользнула взглядом от его макушки к носкам туфлей и так же скоро – в обратном направлении. Очевидно, все в облике Чернова оказалось сносным, поскольку она тихо выдохнула: «Да».
– Акушер-гинеколог, – продолжила рекламную акцию мать.
Чернов едва заметно кивнул девчонке и крепко обнял маму. Не сдержался, поцеловав в макушку. Мама пахла детством и щемящей безмятежностью. Он твердо прикоснулся лбом к ее щеке.
– Я переживал, – признался чистосердечно-искренне. Двумя словами вытолкнул из легких все напряжение последних дней.
Мама молча положила на его лопатку руку. От нее по всей спине пошло тепло.
Девчонка оказалась смышленой. Потопталась рядом и бесшумно выскользнула за дверь.
– Хулиганье совсем стыд потеряло, – спокойно констатировала факт своего нахождения в больнице мама.
– Хулиганье, – согласился с ней Чернов легко.
– За Наташку нужно голосовать, – толкнула предвыборную агитацию мать. – При ней такого бы не случилось.
– Будем за Наташку, – кивнул Дима.
– Хотя я напишу в администрацию, конечно, – принялась за общественно-полезные рассуждения мама. – Что они там – спят? Совсем не осознают, что в городах, им подконтрольных, происходит? Так пусть просыпаются, бездельники. Пусть ужаснутся наглости и уровню преступности. У нас что теперь тут – Стокгольм? Этот… АмстеЙрдам? Или у нас теперь на улицах гетто? Так пусть сообщат нам письменным ответом в течение положенных десяти календарных дней, как теперь нам по улицам опасным перемещаться. Ты посмотри, до чего дожили при этой никудышней власти! Щас мы им устроим письменный разгон.
Дмитрий улыбался согласно и даже не интересовался, почему Стокгольм. Быстрая и эмоциональная речь матери вызывала, как и прежде, умиротворение.
– Я на всякий случай и самому ему, конечно, напишу, – вспомнила она и о президенте. – Пусть тоже выбирается из политической спячки... А ты цветы поливал? – насторожилась внезапно.
Дима фыркнул радостно.
– И перец? – читала в глазах правду мать. – Ты про перец вечно забываешь.
– Как ты себя чувствуешь, мама? – усмехнулся он.
– Та да, – взмахнула та рукою. – Тетя Валя заходила? Ключи от сарая отдала? – Мама живо включалась в проблемы взаимоотношений с соседями.
Через полчаса подробных расспросов об обстановке в доме и мире мама озадачилась и личной жизнью сына.
– Симпатичная, да? – намекнула прозрачно. – А с котом живет.
– Кот – это хорошо, – осторожно заметил терпимый к животным мужчина.
– Что хорошего-то? – вскинулась мать. – Бесполезный организм. То ли дело муж. Кроме того, что кушает и ест – разговаривает... Иногда. – Мама призадумалась. – Анной зовут! Тоже не хухры-мухры.
– То есть, кроме кота, нам все подходит? – ухмыльнулся Чернов.
– Что не подходит, то мы подчистим, – рассуждала мама.
– Я ездил в Степное, – аккуратно начал Дмитрий. К маме было достаточно вопросов, только уместно ли сейчас их задавать?
– Зачем? – Мама сфокусировала взгляд на складке на простыне, принялась настойчиво разглаживать ее слабыми пальцами.
Чернов понимал – сейчас перейдет к разносу неудовлетворительной работы санперсонала больницы.
– Хотелось посмотреть на прабабушкин дом, – торопился он.
– Бедный мальчик, – по-своему истолковала мама. – Иди, я тебя еще раз обниму. Не переживай: пока я тебя не женю, одного не оставлю.
Дмитрий послушно приблизился.
– А правда, что бабушка пропадала на пять лет?
– Правда, – забыла мама про складку на простыне и принялась поглаживать руку любимого сына.
– Почему я никогда об этом не слышал?
– Так это ж сколько времени прошло, – пожала плечами мать. – И в итоге все закончилось хорошо, бабушка нашлась. Пусть и через пять лет. А именно тогда, когда она потерялась, мне было не до того. Мне моя мама, бабушка твоя, ничего сразу и не сказала. Я ведь только родила, твоя сестричка погибла. Это было тяжелое время. Я потом только узнала, что бабушку разыскивают.
– Только родила? – переспросил Дмитрий.
– Да, ты представляешь, – оживилась мама. – Бывают же в жизни чудеса! Как все в роду связанно и переплетено. Когда умерла твоя сестричка, в тот же день потерялась моя бабушка. А ровно через пять лет, когда родился ты – день в денек – она нашлась. Вот и не верь после этих совпадений в высшие силы!
Чернов задумчиво разглядывал кончики пальцев. В высшие силы он не верил. Да и после знакомства с чудо-предками все теперь вызывало подозрения. Но как объяснить самому себе случившееся, он не понимал.
Только был уверен, что произошедшее сорок лет назад как-то связано с ними. С амазонками, сарматами. Со Светланой… ведь не зря же она насторожилась, когда Дмитрий сказал, что у матери могли быть неудачные роды в том же году, в котором пропала Фекла.
Хитрая, хитрая ученая. А на вид – созревший одуванчик.
Чернов тепло попрощался с матерью и заторопился домой.
Светлана разглядывала подопечных. Вот кому легко. Проблемы покидают головы, не успевая даже зацепиться за извилины.
Опия бросила нож и подскочила к Смирне. Стукнула соперницу по голове. Доселе мирная тренировка грозила вылиться в уже привычную для девушек потасовку.
– Отставить разборки, – выкрикнула ученая. – Учитесь проигрывать достойно. А тебе, Опия, ввиду твоего особого положения, вообще стоит задуматься о перерыве в занятиях.
– Это чего это? – красноречиво выразила недовольство царственная особа. – Безродной, значит, можно, а мне нет?
– Ты скоро будешь пузатая, – загоготала Смирна. – Будешь катиться по дороге, как сугроб. На тебя не нужно будет даже замахиваться копьем, тронешь – а ты сама дальше покатилась.
– Ах ты ж овца кривоногая, – замахнулась в нее стулом Опия, по комнате пронесся звон разбитого стекла серванта.
– Отставить, – подскочила к ним Света. – Немедленно прекратить.
Как же она от них устала. Бесконечный аттракцион идиотизма.
– Посмотрите, что вы наделали! – Светлана с грустью смотрела на осколки. – Что скажет Дмитрий… Как вам не стыдно? Человек согласился нам помогать, дал приют, а вы…
При упоминании хозяина квартиры девицы одновременно потупили взоры. Видимо, мнение Чернова было для них приоритетней мнения «богини». Светлана тут же воспользовалась заминкой.
– Дмитрий Александрович сказал, что тебе, Опия, следует быть аккуратней и больше заботиться о здоровье.
Дмитрий…
Спокойный и насмешливый, как льдина. Поднимающий медленно бровь в моменты удивления.
Каждую минуту после их знакомства она из кожи лезла, чтоб ему понравиться. Чтобы оценил. Чтобы не смотрел с такой же снисходительной издевкой, как на ее древних подопечных. Старалась, как и весь отрезок жизни до него: в школе, в университете, затем на кафедре… Перед родителями, которые перманентно-упрямо были раздосадованы слабо одаренной способностями дочерью.
Они – гордость научного сообщества. Она – такое, ни то ни се. И не окончательная бестолочь, чтобы забыть и махнуть рукой, но и не вундеркинд. Серая дочь умнейших родителей со средними природными возможностями. В детстве – удобно-незаметная. Не доставляющая особых хлопот. Тихая, замкнутая девочка. Усидчивая. Мало болеющая и редко шалящая. Но когда с возрастом на нее обратили внимание, ожидая преемственной одаренности и тяги к науке, оказалось, что единственное, что Светлана могла предложить – все те же усидчивость и скрупулезность. Полезные навыки, но малозначительно-мелкие. Годные лишь для уверенного середнячка.
Родители удивлялись, расстраивались. Поднимали, как теперь Дмитрий, в изумлении бровь. В ученых и мудрых глазах не скрывали «проморгавшееся» свое разочарование.
Когда Светлана, благодаря той же усидчивости и неимоверному желанию привычно соответствовать заявленным требованиям, стала делать первые успехи в научной сфере, на нее смотрели так же равнодушно. Мол, ну наконец-то хоть что-то выдавила из себя, заждались. Или вовсе: а что – могло быть иначе? С такими-то генами и вложенным в тебя трудом.
Потом это действо превратилось в замкнутый и постылый круг: Светлана что-то выжимала, получала гранты. Добивалась в муках ученых степеней и званий. Дотошностью заслуживала одобрение коллег. В ответ получала от родителей все то же медленное вскидывание брови. Снова лезла из предела собственных возможностей.
Потом случилось… Опыт с перемещением древних особей наконец-то удался. Замаячила перспектива получения Межгалактической премии за вклад в науку. И тут отец мимоходом-вскользь обмолвился, что они с матерью всегда знали о том, какой талантливый ребенок возле них растет. Вот действительно – вскользь и между прочим. Будто она и сама должна была об этом знать.
Они со Светланой одновременно развернулись к инспектору.
– А что такое? – вскинулся служебный муж. – Я, между прочим, здесь при исполнении. Между прочим, не прогуляться по лесу пришел. У меня вообще-то план проверок и пока я взаперти – от него как-никак, но отклоняюсь. А за меня подконтрольный мне участок никто штрафовать не соизволит. И пока я тут в заложниках страдаю, следующий объект налоговой проверки – по случайному стечению обстоятельств, продуктовый магазин – пользуется моим незавидным положением и закон наверняка при этом нарушает. Посему ничего я в том зазорного не вижу, чтобы этот продуктовый магазин поддержал в мучениях инспектора и его скромным набором провизии снабдил.
Чернов изумленно вскинул бровь. Да, тут с инспектором не поспоришь. Страдает человек, как есть. На благо государства страдает. Не щадя служебного живота своего.
– То есть вы хотите сказать, что сообщили в продуктовый магазин, где находитесь? – уточнил он у инспектора.
– Конечно, сообщил, – моргнул Хлебушкин. – А куда же им было направлять автомобиль с предоставленной мне компенсацией продуктами? Странный вы все-таки такой, даже удивительно смотреть. Не сам бы я туда пошел, конечно, коль я в заложниках страдаю.
– А как вас нашли в лесу? – продолжал расспрашивать Чернов. – Простите, конечно, любопытство.
– Как-как, – раздраженно ответил инспектор. – А навигатор для чего? Телефон мне зачем, зачем коллеги? Вы как из лесу вышли, ей-богу.
– Отлично вы скрываете своих подопытных, – прокомментировал Дмитрий, посмотрев на Светлану. – Всего какие-то полгорода в курсе, где они сверхсекретно располагаются.
Ученая привычно поджала нижнюю губу.
– Почему же вы не попросили о помощи? – спросил Дмитрий у Хлебушкина.
– Я раздумываю, возвращаться ли на прежнее место, – пожал тот в ответ плечами. – Работа, сами понимаете, нервная, здоровье не казенное… А здесь у меня почти любовь.
Он отработанным жестом приобнял царицу.
– Я, может, всегда подозревал, что госслужба – не мое, – продолжал рассуждать инспектор. – Чувствовал, что рожден для других свершений. Мне весь этот негатив, который налогоплательщики в меня направляют, тоже, знаете ли, не туда и не сюда. Я сравнительно молодой мужчина, зачем мне портить свою карму? Я уж лучше этими дамочками вместе с Орифией поруковожу.
– Вот это дела, – выдохнул Дмитрий. – А вы знаете, сколько Орифии лет? Откуда она с дамочками прибыла, знаете?
– Возраст уместен лишь в статистических исследованиях, – отмахнулся от него Хлебушкин. – Для любви он не помеха. И на прежнее место жительства Орифии мне с высокой колокольни плевать. Остальное в любимой все довольно приятно: и руководящее положение, и характер страстный. Все, скажем, в соответствии моим личным предпочтениям.
– Да она же мужчин терпеть не может! – воскликнул Дмитрий.
– Ну, знаете ли, это тоже плюс, – не раздумывал инспектор. – Я, поймите, по натуре отчаянный собственник. Так что не тратьте свои силы напрасно: мне все подходит и я, может быть, женюсь.
– Она из другой реальности! – выдвинул Дмитрий последний решительный довод.
– Всегда хотел увидеть мир, – пробормотал Хлебушкин, выбирая виноградную гроздь покрупнее, и от пылкого влюбленного вернулся в роль гостеприимного хозяина. – Да что же вы стоите у входа, присаживайтесь к скромному столу.
Гости обескураженно уселись вокруг блюд. Светлана задумчиво молчала. Смирна хмурила невысокий лоб. Бухгалтерша нервно усмехалась.
– Ну дела, – повторил чуть слышно Дмитрий.
У входа послышалось шуршание. Девчушка, встречавшая гостей у ворот, выглянула из шатра и тут же вернулась обратно.
– К тебе Тоя, матушка, – обратилась к царице. – Просит срочно принять. Чего-то там овец не досчиталась. И теперича даров для Денницы ей не хватает позарез.
– Пусть зайдет, – позволила Орифия.
В шатер неожиданно вкатился… мужчина. Бородатый и крупный дядька. Докатился бодро до царицы и с жаром принялся ей что-то доносить.
Дмитрий вопросительно посмотрел на ученую.
– Все занимательнее и занимательнее. Для племени амазонок-мужененавистниц здесь ошивается довольно приличное количество мужчин. Пока, по крайней мере, соотношение двое к двум: Орифия, инспектор, девчушка и этот мужик.
– Что ты, Дмитрий, – прошептала ему на ухо Светлана. – Это девушка, Тоя. У нее просто запущенная форма синдрома Морганьи.
– Ничего себе, – пробормотал Чернов. – Прошу прощения, не знал… Погоди-ка, это про нее Клония говорила, будто мы похожи?
Светлана всеми силами сдерживала смех.
– Не бери дурного в голову. Нишка бородатых женщин в своей жизни встречала, а мужчин видела редко. Вот и сказала, что похож.
Дмитрий еще раз недовольно осмотрел вошедшую. Сам себя он представлял посимпатичней. Светлана, незаметно поглядывая на него, в это время давилась смехом.
– Очень смешно, – пробормотал Чернов и ущипнул ее за ногу.
Ученая подпрыгнула от неожиданности, но вместо того, чтобы по привычке сжаться, не выдержала и прыснула со смеху. Глядя на нее, развеселился Чернов. Оказывается, книжная червиха может быть и симпатичной. Во всяком случае, когда не прячет чувства в себе.
ГЛАВА 15
Утром следующего дня отзвонился Павел: мама Дмитрия пришла в сознание. Любящий сын тут же поспешил в больницу. По пути он сбрасывал вызовы будущих рожениц и находящейся вне времени Зинаиды, которая в лучших утопических традициях и в связи с занимаемой должностью была, будет и уже есть.
Сделал исключение лишь для подполковника, но тот мало что мог еще сообщить: лучники из клубов подтвердили, что для соревнований и тренировок используют современные стрелы: с наконечниками из твердой стали и трубкой из алюминия или карбона, маркировкой с фамилией владельца. Но, как выяснилось, сейчас изготавливают и коллекционные снаряды, по подобию старинных образцов, для стрельбы из традиционных луков. Лучники порекомендовали подполковнику обратиться к известному мастеру, проживающему в соседнем городе. Если верить спортсменам, то это – высококлассный специалист, крайне увлеченный историей развития в изготовлении метательных снарядов. Если он не подскажет, то никто уже не поможет – уверяли лучники.
В палате мама оказалась не одна. Темноволосая аккуратная головка развернулась с интересом, как только Дмитрий вошел. Он смутно припомнил, что уже видел пару раз эту девушку. Наверняка она была одной из медсестер. Острое личико, приоткрытые губы, внимательный и цепкий взгляд.
– Мой сын, – произнесла мама. – Врач! – добавила с акцентом.
Девушка за секунду скользнула взглядом от его макушки к носкам туфлей и так же скоро – в обратном направлении. Очевидно, все в облике Чернова оказалось сносным, поскольку она тихо выдохнула: «Да».
– Акушер-гинеколог, – продолжила рекламную акцию мать.
Чернов едва заметно кивнул девчонке и крепко обнял маму. Не сдержался, поцеловав в макушку. Мама пахла детством и щемящей безмятежностью. Он твердо прикоснулся лбом к ее щеке.
– Я переживал, – признался чистосердечно-искренне. Двумя словами вытолкнул из легких все напряжение последних дней.
Мама молча положила на его лопатку руку. От нее по всей спине пошло тепло.
Девчонка оказалась смышленой. Потопталась рядом и бесшумно выскользнула за дверь.
– Хулиганье совсем стыд потеряло, – спокойно констатировала факт своего нахождения в больнице мама.
– Хулиганье, – согласился с ней Чернов легко.
– За Наташку нужно голосовать, – толкнула предвыборную агитацию мать. – При ней такого бы не случилось.
– Будем за Наташку, – кивнул Дима.
– Хотя я напишу в администрацию, конечно, – принялась за общественно-полезные рассуждения мама. – Что они там – спят? Совсем не осознают, что в городах, им подконтрольных, происходит? Так пусть просыпаются, бездельники. Пусть ужаснутся наглости и уровню преступности. У нас что теперь тут – Стокгольм? Этот… АмстеЙрдам? Или у нас теперь на улицах гетто? Так пусть сообщат нам письменным ответом в течение положенных десяти календарных дней, как теперь нам по улицам опасным перемещаться. Ты посмотри, до чего дожили при этой никудышней власти! Щас мы им устроим письменный разгон.
Дмитрий улыбался согласно и даже не интересовался, почему Стокгольм. Быстрая и эмоциональная речь матери вызывала, как и прежде, умиротворение.
– Я на всякий случай и самому ему, конечно, напишу, – вспомнила она и о президенте. – Пусть тоже выбирается из политической спячки... А ты цветы поливал? – насторожилась внезапно.
Дима фыркнул радостно.
– И перец? – читала в глазах правду мать. – Ты про перец вечно забываешь.
– Как ты себя чувствуешь, мама? – усмехнулся он.
– Та да, – взмахнула та рукою. – Тетя Валя заходила? Ключи от сарая отдала? – Мама живо включалась в проблемы взаимоотношений с соседями.
Через полчаса подробных расспросов об обстановке в доме и мире мама озадачилась и личной жизнью сына.
– Симпатичная, да? – намекнула прозрачно. – А с котом живет.
– Кот – это хорошо, – осторожно заметил терпимый к животным мужчина.
– Что хорошего-то? – вскинулась мать. – Бесполезный организм. То ли дело муж. Кроме того, что кушает и ест – разговаривает... Иногда. – Мама призадумалась. – Анной зовут! Тоже не хухры-мухры.
– То есть, кроме кота, нам все подходит? – ухмыльнулся Чернов.
– Что не подходит, то мы подчистим, – рассуждала мама.
– Я ездил в Степное, – аккуратно начал Дмитрий. К маме было достаточно вопросов, только уместно ли сейчас их задавать?
– Зачем? – Мама сфокусировала взгляд на складке на простыне, принялась настойчиво разглаживать ее слабыми пальцами.
Чернов понимал – сейчас перейдет к разносу неудовлетворительной работы санперсонала больницы.
– Хотелось посмотреть на прабабушкин дом, – торопился он.
– Бедный мальчик, – по-своему истолковала мама. – Иди, я тебя еще раз обниму. Не переживай: пока я тебя не женю, одного не оставлю.
Дмитрий послушно приблизился.
– А правда, что бабушка пропадала на пять лет?
– Правда, – забыла мама про складку на простыне и принялась поглаживать руку любимого сына.
– Почему я никогда об этом не слышал?
– Так это ж сколько времени прошло, – пожала плечами мать. – И в итоге все закончилось хорошо, бабушка нашлась. Пусть и через пять лет. А именно тогда, когда она потерялась, мне было не до того. Мне моя мама, бабушка твоя, ничего сразу и не сказала. Я ведь только родила, твоя сестричка погибла. Это было тяжелое время. Я потом только узнала, что бабушку разыскивают.
– Только родила? – переспросил Дмитрий.
– Да, ты представляешь, – оживилась мама. – Бывают же в жизни чудеса! Как все в роду связанно и переплетено. Когда умерла твоя сестричка, в тот же день потерялась моя бабушка. А ровно через пять лет, когда родился ты – день в денек – она нашлась. Вот и не верь после этих совпадений в высшие силы!
Чернов задумчиво разглядывал кончики пальцев. В высшие силы он не верил. Да и после знакомства с чудо-предками все теперь вызывало подозрения. Но как объяснить самому себе случившееся, он не понимал.
Только был уверен, что произошедшее сорок лет назад как-то связано с ними. С амазонками, сарматами. Со Светланой… ведь не зря же она насторожилась, когда Дмитрий сказал, что у матери могли быть неудачные роды в том же году, в котором пропала Фекла.
Хитрая, хитрая ученая. А на вид – созревший одуванчик.
Чернов тепло попрощался с матерью и заторопился домой.
Светлана разглядывала подопечных. Вот кому легко. Проблемы покидают головы, не успевая даже зацепиться за извилины.
Опия бросила нож и подскочила к Смирне. Стукнула соперницу по голове. Доселе мирная тренировка грозила вылиться в уже привычную для девушек потасовку.
– Отставить разборки, – выкрикнула ученая. – Учитесь проигрывать достойно. А тебе, Опия, ввиду твоего особого положения, вообще стоит задуматься о перерыве в занятиях.
– Это чего это? – красноречиво выразила недовольство царственная особа. – Безродной, значит, можно, а мне нет?
– Ты скоро будешь пузатая, – загоготала Смирна. – Будешь катиться по дороге, как сугроб. На тебя не нужно будет даже замахиваться копьем, тронешь – а ты сама дальше покатилась.
– Ах ты ж овца кривоногая, – замахнулась в нее стулом Опия, по комнате пронесся звон разбитого стекла серванта.
– Отставить, – подскочила к ним Света. – Немедленно прекратить.
Как же она от них устала. Бесконечный аттракцион идиотизма.
– Посмотрите, что вы наделали! – Светлана с грустью смотрела на осколки. – Что скажет Дмитрий… Как вам не стыдно? Человек согласился нам помогать, дал приют, а вы…
При упоминании хозяина квартиры девицы одновременно потупили взоры. Видимо, мнение Чернова было для них приоритетней мнения «богини». Светлана тут же воспользовалась заминкой.
– Дмитрий Александрович сказал, что тебе, Опия, следует быть аккуратней и больше заботиться о здоровье.
Дмитрий…
Спокойный и насмешливый, как льдина. Поднимающий медленно бровь в моменты удивления.
Каждую минуту после их знакомства она из кожи лезла, чтоб ему понравиться. Чтобы оценил. Чтобы не смотрел с такой же снисходительной издевкой, как на ее древних подопечных. Старалась, как и весь отрезок жизни до него: в школе, в университете, затем на кафедре… Перед родителями, которые перманентно-упрямо были раздосадованы слабо одаренной способностями дочерью.
Они – гордость научного сообщества. Она – такое, ни то ни се. И не окончательная бестолочь, чтобы забыть и махнуть рукой, но и не вундеркинд. Серая дочь умнейших родителей со средними природными возможностями. В детстве – удобно-незаметная. Не доставляющая особых хлопот. Тихая, замкнутая девочка. Усидчивая. Мало болеющая и редко шалящая. Но когда с возрастом на нее обратили внимание, ожидая преемственной одаренности и тяги к науке, оказалось, что единственное, что Светлана могла предложить – все те же усидчивость и скрупулезность. Полезные навыки, но малозначительно-мелкие. Годные лишь для уверенного середнячка.
Родители удивлялись, расстраивались. Поднимали, как теперь Дмитрий, в изумлении бровь. В ученых и мудрых глазах не скрывали «проморгавшееся» свое разочарование.
Когда Светлана, благодаря той же усидчивости и неимоверному желанию привычно соответствовать заявленным требованиям, стала делать первые успехи в научной сфере, на нее смотрели так же равнодушно. Мол, ну наконец-то хоть что-то выдавила из себя, заждались. Или вовсе: а что – могло быть иначе? С такими-то генами и вложенным в тебя трудом.
Потом это действо превратилось в замкнутый и постылый круг: Светлана что-то выжимала, получала гранты. Добивалась в муках ученых степеней и званий. Дотошностью заслуживала одобрение коллег. В ответ получала от родителей все то же медленное вскидывание брови. Снова лезла из предела собственных возможностей.
Потом случилось… Опыт с перемещением древних особей наконец-то удался. Замаячила перспектива получения Межгалактической премии за вклад в науку. И тут отец мимоходом-вскользь обмолвился, что они с матерью всегда знали о том, какой талантливый ребенок возле них растет. Вот действительно – вскользь и между прочим. Будто она и сама должна была об этом знать.
