Владельцы коттеджей прекрасно знают потребности своих постояльцев: адвокатов, бизнесменов, руководителей подразделений и прочих, кто устал от людей. Кто выбрал для отпуска не шумную Европу, не людные пляжи и не громадные отели. Для кого молчание в обыденной жизни – просто непозволительная роскошь. Владельцы об этом прекрасно осведомлены и четко создают необходимые условия.
Чернов быстро сделал все покупки. Периодически ему казалось, что за ним продолжают следить, но Дмитрий беспечно отгонял от себя эту мысль. В Хащевом ничего чудиться не будет.
Когда на выходе кто-то осторожно дотронулся до его локтя, Чернов порывисто развернулся. Он не на работе, быть деликатным сейчас абсолютно не хотелось.
– Что вам угодно? – Он строго смотрел на худенькую девушку перед собой.
Девушка долго подбирала слова. Смотрела на него немного растерянно.
– Дмитрий Александрович? Нам срочно нужно с вами поговорить.
Чернов осмотрелся вокруг. Ну конечно. Остальная пятерка странных людей застыла невдалеке от них. Очень странных. Во всем.
Четверо из них явно чувствовали себя скованно. Будто жителей легендарной Помпеи, которых засыпало вулканическим пеплом, выдернули из места их последнего пребывания и зачем-то установили у входа в торговый центр. Если бы ветер не шевелил их одежду и волосы, можно было решить, что они из воска – правдоподобные и детально изготовленные копии людей очень редкой внешности. Внешность была странной. И национальность непонятна. Высокие и крупные фигуры, у двух женщин – немного удлиненные черепа, словно их нарочно растянули, у третей – наоборот, приплюснутый, а лоб чуть выдается вперед надбровными дугами.
Парни тоже выглядят весьма необычно. Один – высокий, бородатый, излишне нервный. Другой – крупный полноватый мужчина, явно родственник женщин. И ведет себя точно так же, как они. И как истуканы на острове Пасхи. Замер пучеглазой глыбой и будто бы совсем не дышит. Только периодически одергивает воротник рубахи, словно тот ему мешает.
Чернов подумал, что никогда прежде не встречал людей, категорически не подходящих к какому-то месту. И к одежде, которая на них. Но ощущение было удивительно таким: словно людям неуютно здесь, словно они чужие в городе. Чужие месту, но почему-то не ему, самому Чернову. Тоже странное чувство.
– Кому нужно? – спросил он у девушки. – Мне, например, совершенно не нужно.
Девушка поспешно кивнула.
– Да, я понимаю, – послышался странный шуршащий акцент. – Но, поверьте, вам это тоже нужно. А нам без вас совершенно никак.
– Я три недели не беру контрактниц, – догадался Чернов.
– Нет, нет. Вы неправильно поняли, – забеспокоилась девушка. – Среди нас беременных нет. Вы нужны нам по другому вопросу. Можно сказать – родственному.
Чернов усмехнулся. Если бы он так не устал за предыдущие сорок с лишним часов, обязательно пошутил бы по поводу «родственничков». И, может, даже ради забавы послушал историю чудаковатой шестерки. Но мама ждет. И Хащевое тоже. И рыбалка, черт побери, его ждет.
– Послушайте, девушка, – старался он говорить спокойным тоном. – У меня болеет мать. Серьезно болеет. Видите пакет? Я должен отвезти его маме, которая ждет меня вторые сутки. Я должен побыть с ней какое-то время, послушать воспоминания о людях, которых никогда не знал, а потом поехать в Хащевое. В отпуск, на рыбалку. Поверьте, мне женщин с головой хватает триста пятьдесят один день в году. Я очень хочу не видеть их хотя бы две недели. И забыть про все женские проблемы.
– Да, я понимаю, – снова повторила девушка. – Я думаю, мы сможем помочь вашей маме.
– Вы врач? – удивился Чернов.
Девушка размышляла какое-то время.
– Скажем так – ученый. С очень широкими возможностями.
Дмитрий фыркнул. Девушка понятливо дернула головой.
– Посмотрите на этих дам, – протянула она руку в сторону. – Вам ничего не кажется странным?
Чернов окинул взглядом женщин.
– Кроме того, что они сами странные? Поверьте, я встречаю странных дам по двадцать человек за день.
– Вы же врач, Дмитрий Александрович. Посмотрите внимательно.
– Я врач, но врач специализированный, – усмехнулся Дмитрий, но на секунду задумался. – Вы хотите сказать, что у этих женщин гиперостоз?
Девушка кивнула. А Дмитрий еще раз оглядел троицу.
– Это довольно редкая патология, вы в курсе? – растягивая слова, произнес он. Снова пристально посмотрел на женщин. – И по внешним признакам синдром весьма трудновато определить. Если он сильно не запущен.
– Как видите, здесь он запущен, – пронзительно посмотрела на него девушка.
– Это редкий синдром, – повторил Чернов. – Генетический...
– Женщины – в разной степени родственницы, – подтвердила собеседница.
– У моей матери лобный гиперостоз.
– Именно, Дмитрий Александрович.
– Вы занимаетесь изучением синдрома Морганьи? – Чернов заинтересовался. – Но его проявления не настолько опасны, чтобы таскать пациентов с собой.
– Я занимаюсь скорее самими женщинами.
Чернову надоели загадки. Хотелось сытно поесть и наконец-то выспаться.
– А те двое тогда к чему? Я понимаю, что синдром в особо запущенных случаях ведет к вирилизации, но не настолько же.
Девушка проследила за его взглядом.
– Один из мужчин мой помощник. Второй – дальний родственник женщин. И по совместительству – муж одной из них.
В голове у Чернова крутились разные мысли, но бессонные ночи дали о себе знать, и он никак не мог понять, что от него хотят. Какого лешего эта странная девица тягает пациентов за собой? Да еще и мужа-родственника в придачу. Синдром редкий – и она боится, что подопытные сбегут? Если она назвалась ученой. Вообще странно: синдром не так часто встречается, чтобы кто-то, особенно в этой стране, уделял ему такое внимание. Да и не настолько опасны его последствия, если соблюдать диету и следовать рекомендациям врача по режиму. Хотя вот его мать синдром привел к диабету. А в особо запущенных случаях, насколько знал Чернов, следствием гиперостоза могут быть ожирение и вирилизация – нарушение гормонального фона и оволосение по мужскому типу. Ну и головные боли вследствие утолщения лобной части черепа. Но на нынешнем этапе развития медицины дойти до таких последствий проблематично… Чернов оглядел мощные фигуры дам. И такой же крупный силуэт мужчины.
– Насколько я понимаю, синдром не передается мужчинам… И вы сказали, что занимаетесь женщинами.
– Да, я изучаю группу женщин, – кивнула девушка. – Ну и их мужчин, конечно. Синдром для меня – сопутствующее явление, но изучила я его детально. Кстати, в данной группе, как это ни странно, синдрому подвержены и мужчины.
Чернов еле сдерживал удивление. Что за бред? Если она кого-то изучает, то опять-таки-снова – зачем водит подопытных за собой?
– В изучаемой мной группе данный синдром наблюдается у двадцати восьми человек из ста.
Чернов оторопел.
– Вы уверены?
– Это очень закрытая группа, – подтвердила девушка.
Дмитрий посмотрел на двух женщин с удлиненной формой черепов.
– А…
– У этих двоих синдрома нет, – опередила его собеседница. – Это искусственная деформация. Все не можем их отучить от пережитков прошлого.
Теперь Чернову казалось, что бредит он. Даже не знал, стоит ли продолжать разговор. Вдруг долгое отсутствие сна играет с ним злую шутку.
– Вы сейчас серьезно говорите?
– Поверьте, Дмитрий Александрович. Это не самое страшное увечье, которое члены группы могут себе причинять. Некоторые из них удаляют себе грудь.
– Одну?
– Одну, Дмитрий Александрович. Тоже такие себе традиции предков. Я же говорю – это закрытая группа. Очень сложно поддается реформам.
– Где вы откопали женщин, которые деформируют себе черепа и удаляют груди?
– Откопали – не совсем корректное слово, Дмитрий Александрович. Но, в принципе, довольно точно отражает суть.
Чернов колебался – уйти или остаться? Дать странной девушке себя еще больше удивить? Хащевое ждало и еще немного подождет.
– Вы сказали, что можете помочь моей маме? – поинтересовался он. – Вы имели в виду гиперостоз?
– Да, – решительно кивнула девушка и к полному изумлению Чернова прибавила: – Хотя и диабет абсолютно не проблема.
Тремя днями ранее
Солнце только начинало окрашивать небо в фиолетово-оранжевый цвет. Едва заметными контурами угадывались очертания деревьев. Воздух пах свежестью и предвкушением чего-то важного.
Орифия всегда просыпалась рано. Открывала глаза, пока молчаливая ночь не успела передать бразды правления тревожному утру. Из года в год, из столетия в столетие.
Вот и сейчас она хмуро смотрела из шатра, как серый рассвет мягким туманом клубится над землей. Окаянная Нишка точно опять проспала. Дура девка, все не может взять в толк, что дисциплина, режим и короткий язык – это первое, что стоит усвоить в жизни. Нишке тринадцать весен уже, а в голове ветер гуляет.
Девка появилась на пороге в мятой рубахе, терла заспанные глазища ладонью и шаталась, полностью не отойдя ото сна. Орифия поджала губы. Даже спросонья заметив недовольство на ее лице, Нишка стала двигаться шустрее. Втянула в шатер деревянный таз с ледяной водой, а когда Орифия умылась, принялась расчесывать ее темные волосы, заплетая их в длинную косу. Волосы были настолько непослушными и тяжелыми, что Нишка кряхтела и вздыхала, пытаясь сделать косу потуже.
– Чего кряхтишь? – злилась Орифия. – Никакого послушания в тебе нет. Как ты управишься с сагарисом, когда еле-еле косу заплетаешь? Имей в виду: если завтра проспишь – высеку своими руками. И пять денниц будешь в яме сидеть. На одной воде, Нишка! Я к твоим пятнадцати веснам тебе всю дурь из головы палкой выбью. Так и знай.
Нишка судорожно сглотнула. Если матушка обещает, духи предков свидетели – совершит непременно. Посадит в яму да на одну воду. И палкой тоже отметелит, как есть отметелит. Тут даже на коре гадать не нужно.
Она постаралась побыстрее натянуть на мощную фигуру матушки рубаху и шаровары. Затем – как можно проворнее водрузить на нее кожаный панцирь. Тяжеленный, с пластинами из нарезанных лошадиных копыт, по весу не уступающий и самой Нишке. Матушка грозно вздыхала, глядя на ее не слишком ловкие движения и старательно упаковываясь в доспехи. Хотя ей прекрасно было известно – если даже тренированный воин упадет в такой защите во время боя, без посторонней помощи подняться уже не сможет. Чего ж тут удивляться, что Нишке – пусть она и дочь могучего племени, но не воительница же – сложно поднимать такую тяжесть.
Когда одевания наконец-то были закончены, Орифия вышла из шатра, а Нишка устроилась досыпать прямо на полу, в соломе. Она знала, что каждый день до восхода солнца матушка всецело занята тренировкой и не терпит, чтобы ей мешали. Пока войско еще спит и не приступило к изнурительным упражнениям, и самой Нишке можно досмотреть предрассветный сон.
Орифия тем временем остановилась у шатра. Вдохнула полной грудью морозный воздух и оглядела открывающиеся перед ясным взором просторы.
Земля предков! От нее можно взять столько сил, что сразу ощущаешь, как они с воздухом врываются в грудь, наполняют все мышцы и кости. Да, это не сравнится с временным изломом, с благоприятной реальностью и опекой богинь. Но эта почти видимая связь наделяет существование смыслом. Здесь чуешь кровь, опасность, родные могилы, пусть и уничтоженные созданным глупыми потомками водохранилищем. Но земля помнит все следы, хранит все очертания. Духи предков наблюдают из размытых курганов. В каждом порыве ветра чувствуется их леденящее дыхание, в коре каждого дерева видишь их лик.
Уже столько времени прошло с тех пор, как на благословенный берег высадились из кораблей праматери – испуганные, изможденные, голодные женщины. Перебившие «отпраздновавших победу» врагов, что хотели увезти их пленницами в свою страну. Проведшие несколько недель в открытом море и не лелеявшие уже надежд на спасение. И пусть затоплены их могилы и заметены следы, но эти земли помнят каждый вздох и радость прародительниц.
Орифия приступила к ежедневному ритуалу. После просьбы о благословении у Зари принялась с усердием метать стрелы по мишени. Потом долго протирала каждый наконечник войлоком, намазывала жиром деревянный лук и сосредоточенно проверяла состояние тетивы. Пусть войны сейчас нет, но оружие всегда должно быть в порядке. Ей еще хотелось навестить Лампада – крепко сбитого большеголового коня, служившего ей верой и правдой долгие годы. Но войско уже покинуло места ночевки, намереваясь с утра сытно перекусить. Воительницы стучали ложками по плошкам в дисциплинарно-одинаковом темпе и демонстрировали богиням довольно зверский аппетит.
Орифия заняла место возле одной из кибиток. Получила свою пайку и принялась методично ее поглощать. Краем глаза заметила Смирну. Младшая сестра уселась рядом и хмуро пережевывала пищу.
– Сколько еще нам здесь яйца высиживать? – спросила она мрачно и без приветствия. – Уже почти три луны здесь торчим. Плана нет, стратегии нет. Жрем и оружие протираем.
– А в изломе ты не этим же занята была? – прорычала сквозь зубы Орифия. – Уже двадцать лет мы не воюем, только едим и тренируемся. Такова воля богинь!
Смирна походила на своего любимца коня Грома – чуть не била копытом в землю и угрюмо жевала корм. Хмурила лоб, разглядывая кислый сыр в своей тарелке.
– В изломе мы хотя бы не так быстро стареем. И там привычней. Мне не нравится здесь, – посмотрела она на сестру с вызовом. – И остальным тоже не нравится. Скоро праздник Весеннего Солнца. Мы могли прибыть сюда на несколько дней, выполнить унизительный обряд и отступить опять в излом.
Орифия со всей силы отбросила плошку. Та угодила в стоявшую по соседству кибитку и рассыпалась на щепки. Мутный кумыс стекал по расшитым золотом тряпкам. Войско моментально насторожилось и перестало жевать. Матушка не отличалась добрым нравом, а в гневе и вовсе была страшна.
– Что ты предлагаешь? – рыкнула Орифия сквозь зубы сестре. – Видела, что происходит сейчас в изломе? Воздух словно кисель, по воде – сплошная рябь. Сказано – прибыть на Изюм. Значит, прибыли и ждем. А чтобы не было охоты лишний раз чесать языками – увеличим время тренировок. Если услышу, что кто-то перечит воле духов предков – своими руками разорву.
Гнев матушки необдуманно перевела на себя Нишка – придурковато ухмыляясь, она нервно дергала плечом.
– Чего ты гогочешь? – вскинулась матушка. – Чего ты все скукоживаешься, дергаешься, будто от коня тебе в голову копытом прилетело? Совсем от рук отбилась. Сейчас я тебя лично выпорю на глазах у всех. Чтобы и другим неповадно было.
На удивление, на сей раз Нишка не отреагировала на угрозы. Взгляд ее хитрющих черных глаз стал плутливей и озорней. Не испугавшись опасности, исходящей от Орифии, она приблизилась и шепотом, смешанным с нездоровым хихиканьем, донесла:
– К тебе гость, матушка, – закусила губу и с блеском в очах выждала, пританцовывая на месте. – Ждет.
Последнее слово она сказала, подняв брови на свой девичий лоб настолько, насколько было позволено природой. И зашлась в дурашливом смехе. Вытягивала шею и снова дергала плечом.
– Гость? – озадачилась на мгновение матушка и мимоходом привычно одернула Нишку. – Ну что ты дергаешься, дурында… Высеку, – добавила задумчиво и перевела недоуменный взгляд на Смирну.
– Дождались, слава богам, – возрадовалась сестра. – И трех лун не сменилось – духи прародительниц вспомнили про нас. Сейчас оповестят о тактике и стратегии да перенесут в привычный мир.
Чернов быстро сделал все покупки. Периодически ему казалось, что за ним продолжают следить, но Дмитрий беспечно отгонял от себя эту мысль. В Хащевом ничего чудиться не будет.
Когда на выходе кто-то осторожно дотронулся до его локтя, Чернов порывисто развернулся. Он не на работе, быть деликатным сейчас абсолютно не хотелось.
– Что вам угодно? – Он строго смотрел на худенькую девушку перед собой.
Девушка долго подбирала слова. Смотрела на него немного растерянно.
– Дмитрий Александрович? Нам срочно нужно с вами поговорить.
Чернов осмотрелся вокруг. Ну конечно. Остальная пятерка странных людей застыла невдалеке от них. Очень странных. Во всем.
Четверо из них явно чувствовали себя скованно. Будто жителей легендарной Помпеи, которых засыпало вулканическим пеплом, выдернули из места их последнего пребывания и зачем-то установили у входа в торговый центр. Если бы ветер не шевелил их одежду и волосы, можно было решить, что они из воска – правдоподобные и детально изготовленные копии людей очень редкой внешности. Внешность была странной. И национальность непонятна. Высокие и крупные фигуры, у двух женщин – немного удлиненные черепа, словно их нарочно растянули, у третей – наоборот, приплюснутый, а лоб чуть выдается вперед надбровными дугами.
Парни тоже выглядят весьма необычно. Один – высокий, бородатый, излишне нервный. Другой – крупный полноватый мужчина, явно родственник женщин. И ведет себя точно так же, как они. И как истуканы на острове Пасхи. Замер пучеглазой глыбой и будто бы совсем не дышит. Только периодически одергивает воротник рубахи, словно тот ему мешает.
Чернов подумал, что никогда прежде не встречал людей, категорически не подходящих к какому-то месту. И к одежде, которая на них. Но ощущение было удивительно таким: словно людям неуютно здесь, словно они чужие в городе. Чужие месту, но почему-то не ему, самому Чернову. Тоже странное чувство.
– Кому нужно? – спросил он у девушки. – Мне, например, совершенно не нужно.
Девушка поспешно кивнула.
– Да, я понимаю, – послышался странный шуршащий акцент. – Но, поверьте, вам это тоже нужно. А нам без вас совершенно никак.
– Я три недели не беру контрактниц, – догадался Чернов.
– Нет, нет. Вы неправильно поняли, – забеспокоилась девушка. – Среди нас беременных нет. Вы нужны нам по другому вопросу. Можно сказать – родственному.
Чернов усмехнулся. Если бы он так не устал за предыдущие сорок с лишним часов, обязательно пошутил бы по поводу «родственничков». И, может, даже ради забавы послушал историю чудаковатой шестерки. Но мама ждет. И Хащевое тоже. И рыбалка, черт побери, его ждет.
– Послушайте, девушка, – старался он говорить спокойным тоном. – У меня болеет мать. Серьезно болеет. Видите пакет? Я должен отвезти его маме, которая ждет меня вторые сутки. Я должен побыть с ней какое-то время, послушать воспоминания о людях, которых никогда не знал, а потом поехать в Хащевое. В отпуск, на рыбалку. Поверьте, мне женщин с головой хватает триста пятьдесят один день в году. Я очень хочу не видеть их хотя бы две недели. И забыть про все женские проблемы.
– Да, я понимаю, – снова повторила девушка. – Я думаю, мы сможем помочь вашей маме.
– Вы врач? – удивился Чернов.
Девушка размышляла какое-то время.
– Скажем так – ученый. С очень широкими возможностями.
Дмитрий фыркнул. Девушка понятливо дернула головой.
– Посмотрите на этих дам, – протянула она руку в сторону. – Вам ничего не кажется странным?
Чернов окинул взглядом женщин.
– Кроме того, что они сами странные? Поверьте, я встречаю странных дам по двадцать человек за день.
– Вы же врач, Дмитрий Александрович. Посмотрите внимательно.
– Я врач, но врач специализированный, – усмехнулся Дмитрий, но на секунду задумался. – Вы хотите сказать, что у этих женщин гиперостоз?
Девушка кивнула. А Дмитрий еще раз оглядел троицу.
– Это довольно редкая патология, вы в курсе? – растягивая слова, произнес он. Снова пристально посмотрел на женщин. – И по внешним признакам синдром весьма трудновато определить. Если он сильно не запущен.
– Как видите, здесь он запущен, – пронзительно посмотрела на него девушка.
– Это редкий синдром, – повторил Чернов. – Генетический...
– Женщины – в разной степени родственницы, – подтвердила собеседница.
– У моей матери лобный гиперостоз.
– Именно, Дмитрий Александрович.
– Вы занимаетесь изучением синдрома Морганьи? – Чернов заинтересовался. – Но его проявления не настолько опасны, чтобы таскать пациентов с собой.
– Я занимаюсь скорее самими женщинами.
Чернову надоели загадки. Хотелось сытно поесть и наконец-то выспаться.
– А те двое тогда к чему? Я понимаю, что синдром в особо запущенных случаях ведет к вирилизации, но не настолько же.
Девушка проследила за его взглядом.
– Один из мужчин мой помощник. Второй – дальний родственник женщин. И по совместительству – муж одной из них.
В голове у Чернова крутились разные мысли, но бессонные ночи дали о себе знать, и он никак не мог понять, что от него хотят. Какого лешего эта странная девица тягает пациентов за собой? Да еще и мужа-родственника в придачу. Синдром редкий – и она боится, что подопытные сбегут? Если она назвалась ученой. Вообще странно: синдром не так часто встречается, чтобы кто-то, особенно в этой стране, уделял ему такое внимание. Да и не настолько опасны его последствия, если соблюдать диету и следовать рекомендациям врача по режиму. Хотя вот его мать синдром привел к диабету. А в особо запущенных случаях, насколько знал Чернов, следствием гиперостоза могут быть ожирение и вирилизация – нарушение гормонального фона и оволосение по мужскому типу. Ну и головные боли вследствие утолщения лобной части черепа. Но на нынешнем этапе развития медицины дойти до таких последствий проблематично… Чернов оглядел мощные фигуры дам. И такой же крупный силуэт мужчины.
– Насколько я понимаю, синдром не передается мужчинам… И вы сказали, что занимаетесь женщинами.
– Да, я изучаю группу женщин, – кивнула девушка. – Ну и их мужчин, конечно. Синдром для меня – сопутствующее явление, но изучила я его детально. Кстати, в данной группе, как это ни странно, синдрому подвержены и мужчины.
Чернов еле сдерживал удивление. Что за бред? Если она кого-то изучает, то опять-таки-снова – зачем водит подопытных за собой?
– В изучаемой мной группе данный синдром наблюдается у двадцати восьми человек из ста.
Чернов оторопел.
– Вы уверены?
– Это очень закрытая группа, – подтвердила девушка.
Дмитрий посмотрел на двух женщин с удлиненной формой черепов.
– А…
– У этих двоих синдрома нет, – опередила его собеседница. – Это искусственная деформация. Все не можем их отучить от пережитков прошлого.
Теперь Чернову казалось, что бредит он. Даже не знал, стоит ли продолжать разговор. Вдруг долгое отсутствие сна играет с ним злую шутку.
– Вы сейчас серьезно говорите?
– Поверьте, Дмитрий Александрович. Это не самое страшное увечье, которое члены группы могут себе причинять. Некоторые из них удаляют себе грудь.
– Одну?
– Одну, Дмитрий Александрович. Тоже такие себе традиции предков. Я же говорю – это закрытая группа. Очень сложно поддается реформам.
– Где вы откопали женщин, которые деформируют себе черепа и удаляют груди?
– Откопали – не совсем корректное слово, Дмитрий Александрович. Но, в принципе, довольно точно отражает суть.
Чернов колебался – уйти или остаться? Дать странной девушке себя еще больше удивить? Хащевое ждало и еще немного подождет.
– Вы сказали, что можете помочь моей маме? – поинтересовался он. – Вы имели в виду гиперостоз?
– Да, – решительно кивнула девушка и к полному изумлению Чернова прибавила: – Хотя и диабет абсолютно не проблема.
ГЛАВА 3
Тремя днями ранее
Солнце только начинало окрашивать небо в фиолетово-оранжевый цвет. Едва заметными контурами угадывались очертания деревьев. Воздух пах свежестью и предвкушением чего-то важного.
Орифия всегда просыпалась рано. Открывала глаза, пока молчаливая ночь не успела передать бразды правления тревожному утру. Из года в год, из столетия в столетие.
Вот и сейчас она хмуро смотрела из шатра, как серый рассвет мягким туманом клубится над землей. Окаянная Нишка точно опять проспала. Дура девка, все не может взять в толк, что дисциплина, режим и короткий язык – это первое, что стоит усвоить в жизни. Нишке тринадцать весен уже, а в голове ветер гуляет.
Девка появилась на пороге в мятой рубахе, терла заспанные глазища ладонью и шаталась, полностью не отойдя ото сна. Орифия поджала губы. Даже спросонья заметив недовольство на ее лице, Нишка стала двигаться шустрее. Втянула в шатер деревянный таз с ледяной водой, а когда Орифия умылась, принялась расчесывать ее темные волосы, заплетая их в длинную косу. Волосы были настолько непослушными и тяжелыми, что Нишка кряхтела и вздыхала, пытаясь сделать косу потуже.
– Чего кряхтишь? – злилась Орифия. – Никакого послушания в тебе нет. Как ты управишься с сагарисом, когда еле-еле косу заплетаешь? Имей в виду: если завтра проспишь – высеку своими руками. И пять денниц будешь в яме сидеть. На одной воде, Нишка! Я к твоим пятнадцати веснам тебе всю дурь из головы палкой выбью. Так и знай.
Нишка судорожно сглотнула. Если матушка обещает, духи предков свидетели – совершит непременно. Посадит в яму да на одну воду. И палкой тоже отметелит, как есть отметелит. Тут даже на коре гадать не нужно.
Она постаралась побыстрее натянуть на мощную фигуру матушки рубаху и шаровары. Затем – как можно проворнее водрузить на нее кожаный панцирь. Тяжеленный, с пластинами из нарезанных лошадиных копыт, по весу не уступающий и самой Нишке. Матушка грозно вздыхала, глядя на ее не слишком ловкие движения и старательно упаковываясь в доспехи. Хотя ей прекрасно было известно – если даже тренированный воин упадет в такой защите во время боя, без посторонней помощи подняться уже не сможет. Чего ж тут удивляться, что Нишке – пусть она и дочь могучего племени, но не воительница же – сложно поднимать такую тяжесть.
Когда одевания наконец-то были закончены, Орифия вышла из шатра, а Нишка устроилась досыпать прямо на полу, в соломе. Она знала, что каждый день до восхода солнца матушка всецело занята тренировкой и не терпит, чтобы ей мешали. Пока войско еще спит и не приступило к изнурительным упражнениям, и самой Нишке можно досмотреть предрассветный сон.
Орифия тем временем остановилась у шатра. Вдохнула полной грудью морозный воздух и оглядела открывающиеся перед ясным взором просторы.
Земля предков! От нее можно взять столько сил, что сразу ощущаешь, как они с воздухом врываются в грудь, наполняют все мышцы и кости. Да, это не сравнится с временным изломом, с благоприятной реальностью и опекой богинь. Но эта почти видимая связь наделяет существование смыслом. Здесь чуешь кровь, опасность, родные могилы, пусть и уничтоженные созданным глупыми потомками водохранилищем. Но земля помнит все следы, хранит все очертания. Духи предков наблюдают из размытых курганов. В каждом порыве ветра чувствуется их леденящее дыхание, в коре каждого дерева видишь их лик.
Уже столько времени прошло с тех пор, как на благословенный берег высадились из кораблей праматери – испуганные, изможденные, голодные женщины. Перебившие «отпраздновавших победу» врагов, что хотели увезти их пленницами в свою страну. Проведшие несколько недель в открытом море и не лелеявшие уже надежд на спасение. И пусть затоплены их могилы и заметены следы, но эти земли помнят каждый вздох и радость прародительниц.
Орифия приступила к ежедневному ритуалу. После просьбы о благословении у Зари принялась с усердием метать стрелы по мишени. Потом долго протирала каждый наконечник войлоком, намазывала жиром деревянный лук и сосредоточенно проверяла состояние тетивы. Пусть войны сейчас нет, но оружие всегда должно быть в порядке. Ей еще хотелось навестить Лампада – крепко сбитого большеголового коня, служившего ей верой и правдой долгие годы. Но войско уже покинуло места ночевки, намереваясь с утра сытно перекусить. Воительницы стучали ложками по плошкам в дисциплинарно-одинаковом темпе и демонстрировали богиням довольно зверский аппетит.
Орифия заняла место возле одной из кибиток. Получила свою пайку и принялась методично ее поглощать. Краем глаза заметила Смирну. Младшая сестра уселась рядом и хмуро пережевывала пищу.
– Сколько еще нам здесь яйца высиживать? – спросила она мрачно и без приветствия. – Уже почти три луны здесь торчим. Плана нет, стратегии нет. Жрем и оружие протираем.
– А в изломе ты не этим же занята была? – прорычала сквозь зубы Орифия. – Уже двадцать лет мы не воюем, только едим и тренируемся. Такова воля богинь!
Смирна походила на своего любимца коня Грома – чуть не била копытом в землю и угрюмо жевала корм. Хмурила лоб, разглядывая кислый сыр в своей тарелке.
– В изломе мы хотя бы не так быстро стареем. И там привычней. Мне не нравится здесь, – посмотрела она на сестру с вызовом. – И остальным тоже не нравится. Скоро праздник Весеннего Солнца. Мы могли прибыть сюда на несколько дней, выполнить унизительный обряд и отступить опять в излом.
Орифия со всей силы отбросила плошку. Та угодила в стоявшую по соседству кибитку и рассыпалась на щепки. Мутный кумыс стекал по расшитым золотом тряпкам. Войско моментально насторожилось и перестало жевать. Матушка не отличалась добрым нравом, а в гневе и вовсе была страшна.
– Что ты предлагаешь? – рыкнула Орифия сквозь зубы сестре. – Видела, что происходит сейчас в изломе? Воздух словно кисель, по воде – сплошная рябь. Сказано – прибыть на Изюм. Значит, прибыли и ждем. А чтобы не было охоты лишний раз чесать языками – увеличим время тренировок. Если услышу, что кто-то перечит воле духов предков – своими руками разорву.
Гнев матушки необдуманно перевела на себя Нишка – придурковато ухмыляясь, она нервно дергала плечом.
– Чего ты гогочешь? – вскинулась матушка. – Чего ты все скукоживаешься, дергаешься, будто от коня тебе в голову копытом прилетело? Совсем от рук отбилась. Сейчас я тебя лично выпорю на глазах у всех. Чтобы и другим неповадно было.
На удивление, на сей раз Нишка не отреагировала на угрозы. Взгляд ее хитрющих черных глаз стал плутливей и озорней. Не испугавшись опасности, исходящей от Орифии, она приблизилась и шепотом, смешанным с нездоровым хихиканьем, донесла:
– К тебе гость, матушка, – закусила губу и с блеском в очах выждала, пританцовывая на месте. – Ждет.
Последнее слово она сказала, подняв брови на свой девичий лоб настолько, насколько было позволено природой. И зашлась в дурашливом смехе. Вытягивала шею и снова дергала плечом.
– Гость? – озадачилась на мгновение матушка и мимоходом привычно одернула Нишку. – Ну что ты дергаешься, дурында… Высеку, – добавила задумчиво и перевела недоуменный взгляд на Смирну.
– Дождались, слава богам, – возрадовалась сестра. – И трех лун не сменилось – духи прародительниц вспомнили про нас. Сейчас оповестят о тактике и стратегии да перенесут в привычный мир.
