Каждые три луны Матерь посещала свое стадо. Вначале, ее появление всегда было приятным сюрпризом – никто не мог поверить, что она и ее волчье дитя до сих пор живы. Но постепенно, когда сезоны года начали сменять друг друга, ее визиты стали рядовым явлением. Каждое посещение она общалась с другими мамами из стада, делилась рассказами и анекдотами о процессе воспитания; к всеобщему интересу, они не сильно отличались от ежедневной рутины и оказий, которые испытывали матери оленят.
Каждую Весну она выискивала Старейшину и просила, чтобы он наконец позволил представить девочку остальному стаду – и каждую Весну упрямый старый олень качал головой и давал один и тот же ответ: “Еще не время”. Каждый раз в его голосе все больше проявлялась нерешительность. Становилось все трудней отрицать тот факт, что маленькая волчица вела себя прилично – в конце концов, подтверждением этого факта являлась ее приемная мама, которая приходила каждые три луны. Не мертва, не ранена, даже выглядящая так, будто она не испытывала никаких особых трудностей, растя ребенка.
На седьмую ее просьбу почтенный старый олень тяжело выдохнул и положил свою руку на плечо оленихи.
“Бэй. Один раз. Попробовать”.
Так долго ждала она этих слов, что вначале даже не поверила своим ушам. Она посмотрела в Старейшине и не нашла в них насмешки, лишь выражение небольшого беспокойства. Одарив его своей широкой улыбкой, она склонила голову. Голос Матери дрожал и запинался от переполнявших ее эмоций:
“Аси, Старейшина. Аси, аси, аси…”
Дабы избавит ее от неловкости, старый олень, с недовольным ворчанием, отпустил ее.
К моменту, когда Матерь добралась до своей пещеры, солнце уже давно скрылось за горизонтом. Суровый порыв ветра скатывался с близлежайщих гор; он заставил мурашки бегать по всему ее телу и моментально заткнул уханье сов и пение сверчков вокруг. Лунный камень ярко светил на безоблачном небе, купая лес в своем бледном свете. Матерь никогда не любила светлые ночи. Они заставляли ее чувствовать себя особенно уязвимой на открытых участках.
Сухая ветка треснула позади нее. Ее уши зашевелились, и она развернулась как раз в тот момент, чтобы увидеть, как что-то двигается в лесной чащобе, куда луна уже не могла заглянуть. Ее тело напряглось.
Олениха осмотрела участок перед собой, потравив на это несколько секунд. Чтобы это ни было, оно ушло. Она сделала несколько робких шажков по направлению к пещере.
Позади нее зашуршали листья. Уханье совы вновь возобновилось где-то вдалеке.
Еще один хруст. Брачное кваканье жабы. Нарастающий звук быстрого бега по сухой земле.
Бега?
Она приготовилась сорваться с места, но было уже поздно; что-то двигалось к ней. Что-то быстрое. До того, как она смогла среагировать, до того, как она смогла хотя бы осмыслить ситуацию, когти вцепились в ее мех. Громкое рычание над ее ухом.
Мгновенье тишины.
“Мар!” – закричал детский голосок прямо ей в ухо, перед тем, как взорваться громких, чистым смехом. Маленькая Циэль похоже находила выражение своей мамы – эта смесь облегчения и злости, которая всегда наступает после подобного розыгрыша – крайне забавной. Когда олениха оглянулась через плечо на пушистый комок, который слез уже с ее спины, новая волна смеха защекотала ее уши.
Матерь одарила свою дочку измученной улыбкой. Она открыла рот, чтобы как следует отчитать ее, даже успела поднять палец, как она часто делала в моменты неповиновения волчонка – но в итоге, вместо наказания, она просто выдохнула и отвела ребенка обратно в пещеру.
“Циэль, мут…” – довольно резкие слова, произнесенные удивительно заботливым тоном.
Когда они все же добрались до своего убежища, малышка плюхнулась на пол. Матерь не могла не отметить, с улыбкой на лице, насколько выросла ее дочка за последние несколько сезонов. Она была сильной и крепкой для своего возраста, покрытая здоровым, почти идеально белым мехом, который согревал ее в такие ночи, которые вынуждали даже олениху трястись от холода. Юной волчице было не занимать в выдумке и креативности – каждый день, возвращаясь домой, она находила новые узорчатые линии на стенах пещеры, которые были выведены острыми когтями. Волчонок рисовал то, что его окружало – двух оленей разных размеров, держащихся за руки и прогуливающихся в солнечный день. Один большой, в крапинку, как Матерь, а другой - маленький, точно такой же, но полностью белый.
Удивительные творения для кого-то столь юного, однако олениха никогда не улыбалась, смотря на них.
“Принесла чего-нибудь, Мар?”
Олениха мотнула головой: “Да, кое-что особенное”. Она подождала несколько секунд, перед тем как продолжить – она хорошо знала своего ребенка; она знала, насколько волчонок мог стать взволнованным буквально на ровном месте из-за любой мелочи.
“Что же?” – спросил ребенок.
Нет ответа.
“Расскажи!”
Все еще без ответа.
Мама понимающе улыбнулась, подняла палец. Смотря на это, детеныш закусил губу, по-детски расширил ноздри в смирении: “… плау, расскажи?”
Удовлетворительно сложив руки вместе, Любящая Матерь засияла гордостью.
“С приходом света ты посетишь стадо”.
Этой ночью волчонок совсем не мог уснуть. Даже когда она прижалась к маме, которая мирно спала после очередного тяжелого дня, детеныш все никак не мог перестать думать о стаде.
Каждый раз, как она спрашивала о стаде свою маму, она, как правило, получала ответ в виде тревожной молчания. Из того немного, что ей все же удалось узнать, стадом являлась группа из оленей, таких как она, в таком количестве, что ей бы не хватило пальцев на всех лапах, чтобы их сосчитать. Там находились олени всевозможных размеров и форм, а также там были другие мамы и другие дети.
Она наконец-то сможет увидеть их. Детей своего возраста. Ровесников, с которыми можно пообщаться и подружиться. Ее мама лезла из шкуры вон, чтобы прокормить свою дочь, и даже в таком нежном возрасте Циэль все понимала и была ей очень благодарна за это. Но это также означало, что большую часть времени она была совсем одна. Но только представить, что у нее появится друг - нет, возможно, даже друзья! Она задавалась вопросом, что они любят делать, в какие игры любят играть. Она все продолжала репетировать в своей голове момент первого знакомства с ними. Ее маленькое сердечко билось так быстро. Она была настолько взволнована, что едва могла ждать…
Она провела всю ночь, сидя у входа в пещеру, постоянно подглядывая за чертой горизонта сквозь ветки и листья, которые укрывали их дом. И как только небо начало менять окрас с черного на темновато-синий, еще даже до того, как солнце успело показаться над густым зеленым лесом, Циэль подбежала к маме, крича, чтобы та просыпалась.
В течение часа обе привели себя в порядок и были готовы выдвигаться. Мать Циэль взяла ее за руку и направилась через лес к реке.
Когда сменился ветер, волчица почуяла этот запах. Запах который, не смотря на расстояние, был ей хорошо знаком и не оставлял никаких сомнений в своей принадлежности. Запах оленей. Удивленная, она потянула олениху за руку, чтобы привлечь ее внимание; когда ей это удалось она произнесла: “Мар?”
“Пок?”
“Я чую стадо.”
Олениха накренила голову. Она ожидала, что в этих словах будет радость, волнение от предстоящей встречи – напротив, ее дочь звучала так, как будто у нее закрались какие-то сомнения. Олениха обнадеживающе потрепала ушки волчицы, ожидая неизбежного продолжения ее мысли.
“Пахнут как ты, - Циэль сделала паузу, колеблясь перед тем, как продолжить. – Но не как я”.
После этих слов олениха присела рядом с дочкой, похлопывая ее по плечу. Она заговорила тихим, ласковым тоном; нежность, которую она берегла лишь для самых особенных ситуаций: “Помни, что я нашла тебя в лесу, Циэль. Ты была совсем крошечным олененком, - в ее словах была тень печали; даже малышка смогла уловить это, хотя и не стала на это указывать. – Ты из другого стада. Стада Белошкурых издалека. Они пахнут совсем иначе”.
“А я им понравлюсь? Даже если я из другого стада?”
“Ты им очень понравишься, Циэль. Омесса”.
Обещание ее мамы - это все, что требовалось ребенку.
Когда они дошли до места, стадо уже ожидало их. Олени приходили и уходили; некоторые вступили в совершеннолетие и теперь стояли плечом к плечу со своими дядями и отцами; другие же пали под натиском времени, болезней или хищников. Но все же, стражи продолжали стоять, с высокоподнятыми головами и гордостью во взгляде, способные отпугнуть практически любого врага.
Неудивительно, что они произвели такой эффект на ребенка. Когда она и ее мама подошли ближе, олени начали скалиться, выпускать воздух через ноздри и бить копытами мягкую землю под собой. Циэль еще сильней сжала руку своей матери. Лишь ее тепло и присутствие позволили малышке набраться смелости, чтобы просто подойти к этим огромным созданиям.
Чем дальше она заходила на просеку, тем более уязвимой и беззащитной она себя ощущала. Все глаза были прикованы к ней – пялясь, оценивая.
Ее привели к оленям, которые глазели на нее своими щурящимися бусинками. Не в состоянии выдержать их взгляд, она уставилась вниз на свои ноги. Казалось, осмотр длился целые часы. Они изучали ее, оценивали ее зубы и когти, все время обсуждая это и этих. Волчонок так и не смог понять, кого именно они имели ввиду. Они пихали и тыкали ее, вызывая болезненные ощущения лишь для того, чтобы посмотреть, как она отреагирует; со своим хвостом между ног, она смогла стерпеть все это, даже не моргнув глазом.
Наконец Старейшина повернулся к Матери. Он звучал несколько побежденным, как родитель, который все же пошел на уступки ребенку со своими настойчивыми просьбами. “Бэй, - нехотя сказал он. – До темноты. Потом вы уходите.”
“Аси, Старейшина”, - промолвила Матерь, привычно склонив голову в знак подчинения. Затем она бросила взгляд на дочь и использовала тот самый тон, которым каждый родитель пользуется хотя бы один раз: “Циэль?”
Ребенок повторил движение своей мамы: “А-аси, Старейшина”.
В удивлении, несколько членов стада начали перешептываться между собой. Даже те немногие, кто слышал, как говорят хищники, никогда не слышали, чтобы те говорили на языке оленей. Этот ребенок, на первый взгляд настолько мирный, хорошо говорящий на их языке и чтящий их традиции, был вовсе не похож на тех бешенных зверей, к которым они привыкли.
Олени расступились, позволяя наконец Циэль как следует взглянуть на территорию загона.
Зеленая трава, которая некогда покрывала всю пространство поляны, была полностью вытоптана и смешана с грязью сотнями копыт. Все близстоящие деревья были окружены кустами, однако вся растительность была убрана – или съедена – на этой конкретной территории, дабы расчистить место для своих нынешних обитателей. Дети катались в грязи, веселясь. Родители разбились по кружкам, обмениваясь короткими, отрывистыми фразами, которые для Циэль звучали, как эталон красноречия. Старшие сидели на земле, наблюдая за остальным стадом своими печальными глазами.
Настолько потеряна была юная волчица от этого зрелища, что легкий толчок в спину напугал ее. Она подпрыгнула и испуганно тявкнула; только спустя секунду она заметила, что это была ее мама, которая хотела лишь подтолкнуть ее в сторону играющих детей.
Она послушалась и засеменила неуверенными шажками в сторону скопления детей, пытаясь найти кого-то, кто выглядел дружелюбно. Толпа расходилась перед ней. Те, кто глазели на нее издалека, тут же отводили взгляд, как только она проявляла интерес к взаимодействию с ними.
Все, кроме одного.
Это был маленький олень, примерно ее возраста. Возраста, когда он еще не успел обменять грацию юных лет на могущество своих старших братьев. Его шкура была светло-коричневого цвета, а его рога, украшающие макушку, представляли собой лишь бархатистые бугорки, пока и близко не похожие на большие острые наросты, как у его взрослых собратьев. В своих руках он держал двух кукол; грубая имитация оленей, сделанная из гибких палочек, связанных вместе, чтобы придать им форму нечто антропоморфного.
Циэль узнала в нем одного из глазевших детей – но, когда в глазах других она видела лишь отблески страха и недоверия, его взгляд был гораздо менее злобным. Скорее чистое любопытство читалось в его глазах; это даже было похоже на некоторую степень восхищения, а не то любопытство других детей, которое испытывает кто-то, разглядывая уродца. Этого Циэль было более, чем достаточно, поэтому она продемонстрировала ему смущенную улыбку и помахала лапкой, перед тем, как начать идти навстречу. К ее удивлению, юный олень помахал ей в ответ.
Все еще сомневаясь, она оглянулась на свою маму, которая смотрела на дочь в ожидании.
“Таци”.
Она еще ни разу не слышала мужского голоса – ну, по крайней мере, от мужчины своего возраста. Он был… на удивление женственным, лишенный звучного гула и баса, которым так щеголяли взрослые олени. Она была так ошарашена этим открытием, что даже не сразу смогла поздороваться в ответ.
“Т-таци, - она положила лапу себе на грудь, показывая на себя. – Циэль.”
Этот жест рассмешил второго ребенка, который сделал такое же движение, подражая ей: “Вол”.
Закончив со вступительной частью, они продолжили пялиться друг на друга, не зная, что им делать дальше. Волчица принялась теребить предплечье, озираясь вокруг и думая, что же ей делать дальше. Как только она уже собиралась тихонько ретироваться, посчитав их взаимодействие завершенным, Вол улыбнулся и протянул ей что-то.
Его игрушка.
“Сыграем?”
Она с радостью приняла его предложение. Вся неловкость тут же исчезла, стоило им усесться и начать елозить своими игрушками по земле. Вскоре они начали имитировать голоса взрослых, представляя, что их куклы-олени отправились в далекое путешествие навстречу приключениям. Куда –то далеко за леса, за реку, даже за горы.
Когда простого воображения стало мало, а избыток энергии начал бить через край, они вывели свою игру на совершенно новый уровень. Два кукольных оленя смогли внезапно воспарить в небо, как орлы – более не привязанные к грязной поверхности поляны, куклы летали высоко в облаках, уносимые ввысь двумя бегающими и смеющимися детьми.
Когда акцент игры сместился от воображения к физической активности, кукольные игрушки отошли на второй план. Теперь не они были в главной роли, а Циэль и Вол, два новых друга. Они бегали повсюду, вращались кругами, получали головокружение, падали на грязную поверхность и пачкали себя с головы до ног; Все их приключения непременно сопровождались задорными смешками.
В начале игры Циэль со своим новым другом провоцировали лишь небольшой интерес со стороны остального стада; однако, пока взрослые продолжали наблюдать за волчонком с долей подозрения, их отпрыски не забивали себе голову всякими сомнениями. Страх давно отступил, а ту пустоту, которую он оставил, быстро заполнило чувство изумления и интереса, которым в равной мере обладают все дети, будь то хищники или травоядные.
Не спеша, они начали подходить. Первой, кто решился на этот шаг, была очаровательная крошечная олениха, которая едва достигла половины их возраста.
Каждую Весну она выискивала Старейшину и просила, чтобы он наконец позволил представить девочку остальному стаду – и каждую Весну упрямый старый олень качал головой и давал один и тот же ответ: “Еще не время”. Каждый раз в его голосе все больше проявлялась нерешительность. Становилось все трудней отрицать тот факт, что маленькая волчица вела себя прилично – в конце концов, подтверждением этого факта являлась ее приемная мама, которая приходила каждые три луны. Не мертва, не ранена, даже выглядящая так, будто она не испытывала никаких особых трудностей, растя ребенка.
На седьмую ее просьбу почтенный старый олень тяжело выдохнул и положил свою руку на плечо оленихи.
“Бэй. Один раз. Попробовать”.
Так долго ждала она этих слов, что вначале даже не поверила своим ушам. Она посмотрела в Старейшине и не нашла в них насмешки, лишь выражение небольшого беспокойства. Одарив его своей широкой улыбкой, она склонила голову. Голос Матери дрожал и запинался от переполнявших ее эмоций:
“Аси, Старейшина. Аси, аси, аси…”
Дабы избавит ее от неловкости, старый олень, с недовольным ворчанием, отпустил ее.
К моменту, когда Матерь добралась до своей пещеры, солнце уже давно скрылось за горизонтом. Суровый порыв ветра скатывался с близлежайщих гор; он заставил мурашки бегать по всему ее телу и моментально заткнул уханье сов и пение сверчков вокруг. Лунный камень ярко светил на безоблачном небе, купая лес в своем бледном свете. Матерь никогда не любила светлые ночи. Они заставляли ее чувствовать себя особенно уязвимой на открытых участках.
Сухая ветка треснула позади нее. Ее уши зашевелились, и она развернулась как раз в тот момент, чтобы увидеть, как что-то двигается в лесной чащобе, куда луна уже не могла заглянуть. Ее тело напряглось.
Олениха осмотрела участок перед собой, потравив на это несколько секунд. Чтобы это ни было, оно ушло. Она сделала несколько робких шажков по направлению к пещере.
Позади нее зашуршали листья. Уханье совы вновь возобновилось где-то вдалеке.
Еще один хруст. Брачное кваканье жабы. Нарастающий звук быстрого бега по сухой земле.
Бега?
Она приготовилась сорваться с места, но было уже поздно; что-то двигалось к ней. Что-то быстрое. До того, как она смогла среагировать, до того, как она смогла хотя бы осмыслить ситуацию, когти вцепились в ее мех. Громкое рычание над ее ухом.
Мгновенье тишины.
“Мар!” – закричал детский голосок прямо ей в ухо, перед тем, как взорваться громких, чистым смехом. Маленькая Циэль похоже находила выражение своей мамы – эта смесь облегчения и злости, которая всегда наступает после подобного розыгрыша – крайне забавной. Когда олениха оглянулась через плечо на пушистый комок, который слез уже с ее спины, новая волна смеха защекотала ее уши.
Матерь одарила свою дочку измученной улыбкой. Она открыла рот, чтобы как следует отчитать ее, даже успела поднять палец, как она часто делала в моменты неповиновения волчонка – но в итоге, вместо наказания, она просто выдохнула и отвела ребенка обратно в пещеру.
“Циэль, мут…” – довольно резкие слова, произнесенные удивительно заботливым тоном.
Когда они все же добрались до своего убежища, малышка плюхнулась на пол. Матерь не могла не отметить, с улыбкой на лице, насколько выросла ее дочка за последние несколько сезонов. Она была сильной и крепкой для своего возраста, покрытая здоровым, почти идеально белым мехом, который согревал ее в такие ночи, которые вынуждали даже олениху трястись от холода. Юной волчице было не занимать в выдумке и креативности – каждый день, возвращаясь домой, она находила новые узорчатые линии на стенах пещеры, которые были выведены острыми когтями. Волчонок рисовал то, что его окружало – двух оленей разных размеров, держащихся за руки и прогуливающихся в солнечный день. Один большой, в крапинку, как Матерь, а другой - маленький, точно такой же, но полностью белый.
Удивительные творения для кого-то столь юного, однако олениха никогда не улыбалась, смотря на них.
“Принесла чего-нибудь, Мар?”
Олениха мотнула головой: “Да, кое-что особенное”. Она подождала несколько секунд, перед тем как продолжить – она хорошо знала своего ребенка; она знала, насколько волчонок мог стать взволнованным буквально на ровном месте из-за любой мелочи.
“Что же?” – спросил ребенок.
Нет ответа.
“Расскажи!”
Все еще без ответа.
Мама понимающе улыбнулась, подняла палец. Смотря на это, детеныш закусил губу, по-детски расширил ноздри в смирении: “… плау, расскажи?”
Удовлетворительно сложив руки вместе, Любящая Матерь засияла гордостью.
“С приходом света ты посетишь стадо”.
Этой ночью волчонок совсем не мог уснуть. Даже когда она прижалась к маме, которая мирно спала после очередного тяжелого дня, детеныш все никак не мог перестать думать о стаде.
Каждый раз, как она спрашивала о стаде свою маму, она, как правило, получала ответ в виде тревожной молчания. Из того немного, что ей все же удалось узнать, стадом являлась группа из оленей, таких как она, в таком количестве, что ей бы не хватило пальцев на всех лапах, чтобы их сосчитать. Там находились олени всевозможных размеров и форм, а также там были другие мамы и другие дети.
Она наконец-то сможет увидеть их. Детей своего возраста. Ровесников, с которыми можно пообщаться и подружиться. Ее мама лезла из шкуры вон, чтобы прокормить свою дочь, и даже в таком нежном возрасте Циэль все понимала и была ей очень благодарна за это. Но это также означало, что большую часть времени она была совсем одна. Но только представить, что у нее появится друг - нет, возможно, даже друзья! Она задавалась вопросом, что они любят делать, в какие игры любят играть. Она все продолжала репетировать в своей голове момент первого знакомства с ними. Ее маленькое сердечко билось так быстро. Она была настолько взволнована, что едва могла ждать…
Она провела всю ночь, сидя у входа в пещеру, постоянно подглядывая за чертой горизонта сквозь ветки и листья, которые укрывали их дом. И как только небо начало менять окрас с черного на темновато-синий, еще даже до того, как солнце успело показаться над густым зеленым лесом, Циэль подбежала к маме, крича, чтобы та просыпалась.
В течение часа обе привели себя в порядок и были готовы выдвигаться. Мать Циэль взяла ее за руку и направилась через лес к реке.
Когда сменился ветер, волчица почуяла этот запах. Запах который, не смотря на расстояние, был ей хорошо знаком и не оставлял никаких сомнений в своей принадлежности. Запах оленей. Удивленная, она потянула олениху за руку, чтобы привлечь ее внимание; когда ей это удалось она произнесла: “Мар?”
“Пок?”
“Я чую стадо.”
Олениха накренила голову. Она ожидала, что в этих словах будет радость, волнение от предстоящей встречи – напротив, ее дочь звучала так, как будто у нее закрались какие-то сомнения. Олениха обнадеживающе потрепала ушки волчицы, ожидая неизбежного продолжения ее мысли.
“Пахнут как ты, - Циэль сделала паузу, колеблясь перед тем, как продолжить. – Но не как я”.
После этих слов олениха присела рядом с дочкой, похлопывая ее по плечу. Она заговорила тихим, ласковым тоном; нежность, которую она берегла лишь для самых особенных ситуаций: “Помни, что я нашла тебя в лесу, Циэль. Ты была совсем крошечным олененком, - в ее словах была тень печали; даже малышка смогла уловить это, хотя и не стала на это указывать. – Ты из другого стада. Стада Белошкурых издалека. Они пахнут совсем иначе”.
“А я им понравлюсь? Даже если я из другого стада?”
“Ты им очень понравишься, Циэль. Омесса”.
Обещание ее мамы - это все, что требовалось ребенку.
Когда они дошли до места, стадо уже ожидало их. Олени приходили и уходили; некоторые вступили в совершеннолетие и теперь стояли плечом к плечу со своими дядями и отцами; другие же пали под натиском времени, болезней или хищников. Но все же, стражи продолжали стоять, с высокоподнятыми головами и гордостью во взгляде, способные отпугнуть практически любого врага.
Неудивительно, что они произвели такой эффект на ребенка. Когда она и ее мама подошли ближе, олени начали скалиться, выпускать воздух через ноздри и бить копытами мягкую землю под собой. Циэль еще сильней сжала руку своей матери. Лишь ее тепло и присутствие позволили малышке набраться смелости, чтобы просто подойти к этим огромным созданиям.
Чем дальше она заходила на просеку, тем более уязвимой и беззащитной она себя ощущала. Все глаза были прикованы к ней – пялясь, оценивая.
Ее привели к оленям, которые глазели на нее своими щурящимися бусинками. Не в состоянии выдержать их взгляд, она уставилась вниз на свои ноги. Казалось, осмотр длился целые часы. Они изучали ее, оценивали ее зубы и когти, все время обсуждая это и этих. Волчонок так и не смог понять, кого именно они имели ввиду. Они пихали и тыкали ее, вызывая болезненные ощущения лишь для того, чтобы посмотреть, как она отреагирует; со своим хвостом между ног, она смогла стерпеть все это, даже не моргнув глазом.
Наконец Старейшина повернулся к Матери. Он звучал несколько побежденным, как родитель, который все же пошел на уступки ребенку со своими настойчивыми просьбами. “Бэй, - нехотя сказал он. – До темноты. Потом вы уходите.”
“Аси, Старейшина”, - промолвила Матерь, привычно склонив голову в знак подчинения. Затем она бросила взгляд на дочь и использовала тот самый тон, которым каждый родитель пользуется хотя бы один раз: “Циэль?”
Ребенок повторил движение своей мамы: “А-аси, Старейшина”.
В удивлении, несколько членов стада начали перешептываться между собой. Даже те немногие, кто слышал, как говорят хищники, никогда не слышали, чтобы те говорили на языке оленей. Этот ребенок, на первый взгляд настолько мирный, хорошо говорящий на их языке и чтящий их традиции, был вовсе не похож на тех бешенных зверей, к которым они привыкли.
Олени расступились, позволяя наконец Циэль как следует взглянуть на территорию загона.
Зеленая трава, которая некогда покрывала всю пространство поляны, была полностью вытоптана и смешана с грязью сотнями копыт. Все близстоящие деревья были окружены кустами, однако вся растительность была убрана – или съедена – на этой конкретной территории, дабы расчистить место для своих нынешних обитателей. Дети катались в грязи, веселясь. Родители разбились по кружкам, обмениваясь короткими, отрывистыми фразами, которые для Циэль звучали, как эталон красноречия. Старшие сидели на земле, наблюдая за остальным стадом своими печальными глазами.
Настолько потеряна была юная волчица от этого зрелища, что легкий толчок в спину напугал ее. Она подпрыгнула и испуганно тявкнула; только спустя секунду она заметила, что это была ее мама, которая хотела лишь подтолкнуть ее в сторону играющих детей.
Она послушалась и засеменила неуверенными шажками в сторону скопления детей, пытаясь найти кого-то, кто выглядел дружелюбно. Толпа расходилась перед ней. Те, кто глазели на нее издалека, тут же отводили взгляд, как только она проявляла интерес к взаимодействию с ними.
Все, кроме одного.
Это был маленький олень, примерно ее возраста. Возраста, когда он еще не успел обменять грацию юных лет на могущество своих старших братьев. Его шкура была светло-коричневого цвета, а его рога, украшающие макушку, представляли собой лишь бархатистые бугорки, пока и близко не похожие на большие острые наросты, как у его взрослых собратьев. В своих руках он держал двух кукол; грубая имитация оленей, сделанная из гибких палочек, связанных вместе, чтобы придать им форму нечто антропоморфного.
Циэль узнала в нем одного из глазевших детей – но, когда в глазах других она видела лишь отблески страха и недоверия, его взгляд был гораздо менее злобным. Скорее чистое любопытство читалось в его глазах; это даже было похоже на некоторую степень восхищения, а не то любопытство других детей, которое испытывает кто-то, разглядывая уродца. Этого Циэль было более, чем достаточно, поэтому она продемонстрировала ему смущенную улыбку и помахала лапкой, перед тем, как начать идти навстречу. К ее удивлению, юный олень помахал ей в ответ.
Все еще сомневаясь, она оглянулась на свою маму, которая смотрела на дочь в ожидании.
“Таци”.
Она еще ни разу не слышала мужского голоса – ну, по крайней мере, от мужчины своего возраста. Он был… на удивление женственным, лишенный звучного гула и баса, которым так щеголяли взрослые олени. Она была так ошарашена этим открытием, что даже не сразу смогла поздороваться в ответ.
“Т-таци, - она положила лапу себе на грудь, показывая на себя. – Циэль.”
Этот жест рассмешил второго ребенка, который сделал такое же движение, подражая ей: “Вол”.
Закончив со вступительной частью, они продолжили пялиться друг на друга, не зная, что им делать дальше. Волчица принялась теребить предплечье, озираясь вокруг и думая, что же ей делать дальше. Как только она уже собиралась тихонько ретироваться, посчитав их взаимодействие завершенным, Вол улыбнулся и протянул ей что-то.
Его игрушка.
“Сыграем?”
Она с радостью приняла его предложение. Вся неловкость тут же исчезла, стоило им усесться и начать елозить своими игрушками по земле. Вскоре они начали имитировать голоса взрослых, представляя, что их куклы-олени отправились в далекое путешествие навстречу приключениям. Куда –то далеко за леса, за реку, даже за горы.
Когда простого воображения стало мало, а избыток энергии начал бить через край, они вывели свою игру на совершенно новый уровень. Два кукольных оленя смогли внезапно воспарить в небо, как орлы – более не привязанные к грязной поверхности поляны, куклы летали высоко в облаках, уносимые ввысь двумя бегающими и смеющимися детьми.
Когда акцент игры сместился от воображения к физической активности, кукольные игрушки отошли на второй план. Теперь не они были в главной роли, а Циэль и Вол, два новых друга. Они бегали повсюду, вращались кругами, получали головокружение, падали на грязную поверхность и пачкали себя с головы до ног; Все их приключения непременно сопровождались задорными смешками.
В начале игры Циэль со своим новым другом провоцировали лишь небольшой интерес со стороны остального стада; однако, пока взрослые продолжали наблюдать за волчонком с долей подозрения, их отпрыски не забивали себе голову всякими сомнениями. Страх давно отступил, а ту пустоту, которую он оставил, быстро заполнило чувство изумления и интереса, которым в равной мере обладают все дети, будь то хищники или травоядные.
Не спеша, они начали подходить. Первой, кто решился на этот шаг, была очаровательная крошечная олениха, которая едва достигла половины их возраста.
