Сергей опустился на черные плитки рядом.
Боги с искаженными своими пороками лицами простирали над ними руки.
- Опасно, - сказал Рассвет. - Мне завтра дадут станцевать, потом убьют. Раз уж ты настолько безрассуден и смел, держи.
Он достал из-за пазухи черный замшевый мешочек.
- Амулет, изготовленный Посвященным - очень сильная вещь. От стрелы в горле не спасет, конечно, но от многого защитит. Он на две части делится. Отдашь вторую половину своей ладе, когда она у тебя появится. И нет, менее действенным амулет от этого не станет.
- Спасибо, конечно, - сказал Сергей, пряча подарок. - Но я, вообще-то, пришел за тобой. В городе есть несколько общин, где прячут рабов. Они в катакомбах под городом. Можно прожить там целую жизнь, не поднимаясь на поверхность, никто ничего тебе не прикажет там. Все лучше, чем... Белые княжества ведь не первый год...
- Знаю. Поддерживаю одну такую общину. Мне иногда дарят золото, а куда мне его девать. Нет, меня будут искать особо. Я опасен.
- Но почему?
- Да потому! - неожиданно разозлился раб. - Я единственный, кроме Черной Госпожи, кто может освобождать рабов! Да, я родился мертвым, у пленной оборотницы, и меня вернула Черная Госпожа. Больше я никого не знаю, кто умел бы снимать ошейники. Только я и она. Меня некому заменить. Это доступно только таким, как я.
Он замолчал, сгорбился, спрятал руки подмышками. Добавил, нехотя. - Полукровкам дивина и оборотня.
- Таких не бывает, - воскликнул Сергей.
- Так и меня скоро не будет.
Разговор прервался. Сергей не знал, что на это сказать. Какая-то мысль крутилась на кончике языка. Какие-то его рассуждения.
- Есть ли у лекарей возможность остановить и запустить сердце, и сделать это достаточно быстро? - спросил Сергей.
Глаза раба расширились.
- Как же я сам не догадался! Тогда мое дело можно продолжить. Тем лучше, меня казнят, и никто не будет ожидать, что рабы смогут убежать.
Плавным, текучим движением он поднялся.
- Я благодарю тебя, Горан. Спаси тебя боги. Иди.
Но идти было уже некуда. Храм был окружен.
- Именем Темной Госпожи! Сдавайтесь!
- Я надеялся, что мне дадут станцевать на празднике, - удивленно и даже обиженно сказал раб.
- Рассвет, - окликнул его Сергей. - Давай сражаться. Если все равно помирать, так может в бою?
Сергей так и не смог определить, что случилось первым: ему прилетело чем-то тяжелым по голове, или начала происходить всякая паранормальщина. Не то, чтобы знание это несло практический смысл. Просто интересно.
Их окружили. Рассвет оглянулся на Сергея, зрачки его расширились, на лбу выступил пот.
- Что ты делаешь?
- Теперь ты невидим. Отойди к стене, замри, прошу! Меня уведут, и ты уйдешь!
- А себя сделать невидимым, дурик!
- Не могу.
- С кем он говорит, - спросил один стражник другого.
- С богами, - спокойно сказал Рассвет. - Я посредник, Посвященный четвертого круга. Я обращаюсь к богам. К их темным ликам, и к белым ликам, и к серым ликам. Пусть рассудят: правильно ли ваше деяние? Не должны ли вы были ждать меня у входа, чтобы забрать?
- Еще какой-то раб мне не указывал!
Сергей видел, что с его другом творилось что-то странное. Он дышал поверхностно, голова странно дернулась, будто он действительно к кому-то прислушивался.
- Сейчас моими устами говорят боги. Выйдите и ждите меня у входа! В последний раз я завтра танцую! Затем наступит ваше время. Время для пыток и смерти.
- Взять его! Именем Черной Госпожи!
Храм затрясло. Упал со стены светильник, под которым как раз и стоял Сергей, думавший, что разгадал маневр Рассвета. Стражи подойдут поближе, он их чик-вжик мечом из-под невидимости. Чем не божья кара? Приложило его хорошо. Голова кружилась, текла кровь из рассеченного лба, тошнило.
Рассвет вдруг расстегнул рабский ошейник, вскрикнул, упал на колени.
И у его ног возник черный меч.
Он поднял его, и тот засверкал в его руках нестерпимым черным светом.
Огромная рука статуи погладила его по голове.
Тут Сергей отрубился.
Он пришел в себя в лесу, у костра. Рядом сидел Рассвет, сгорбившийся, раскачивающийся из стороны в сторону. Со своим черным мечом на коленях, в черных шелковых лохмотьях, от которых несло кровью.
Шея его, лишенная рабского ошейника, казалась странно беззащитной. Полоска белой кожи отличалась от остальной, загорелой.
- Ты в порядке? - спросил Сергей.
- Нет. Не знаю. Я их всех убил.
- А ошейник?
- Его с меня сняли боги.
Сергей огляделся. Он знал эти места. В часе ходьбы - граница. Рассвет после произошедшего был немного заторможен, а для Сергея удар светильником тоже зря не прошел. Шатаясь как пьяные, и поддерживая друг друга, опираясь на черный меч, дарованный Черными богами, они доковыляли до заставы.
Сергея там знали, проводили к тысячнику.
Его подлечили и отправили в казарму. А Рассвета, Рассвета, героя, не хуже чем те, про кого Сергей читал в детстве, не хуже чем те, что умирали в концентрационных лагерях, чем те, кто бил фашистскую погань... Его отправили в допросную...
Он рванулся туда.
В безмолвных застенках княжеской крепости, где сырость и отчаяние разъедали стены, Сергей услышал крики. Его сердце стучало как колокол.
Сергей ощущал, как его мышцы напрягаются от беспокойства. Зубы стиснулись, и он не мог унять дрожь в руках. Каждый крик Рассвета был как удар кинжалом в его сердце.
Сдерживая подступающие слезы, он подошел к узкой щели в стене.
Рассвет был привязан к столу, его тело было истерзано и окровавлено. Его глаза были закрыты, но слезы стекали по щекам в перемешку с кровью. Следователи, хмурые и беспощадные, окружили его, пытаясь вырвать слова признания.
- Признаешь свою связь с Черной Госпожой? - прошипел дознаватель.
Не получив ответа, они снова обрушили на Рассвета град ударов. Его тело содрогнулось, и из его рта вырвался сдавленный стон.
Сергей больше не мог выносить этого зрелища. Боль и ярость переполнили его. Он вытащил меч и выбил дверь с петлей.
- Вы выродки! - закричал он, бросаясь на следователей.
И началась яростная схватка. Мечи сверкали в тусклом свете, и воздух наполнился запахом железа и крови. Сергей сражался как одержимый, отчаянно пытаясь спасти своего друга.
Но силы были неравными. Следователей было слишком много, и их беспощадная жестокость подавляла свирепость Сергея. Один из них выбил у него меч, а другой нанес сокрушительный удар по голове.
Сергей рухнул на пол, его мир погрузился во тьму. Последнее, что он услышал, был слабый стон Рассвета.
Больше Рассвета он не видел. Ему сказали, что его забрали, а куда - не их, мелких сошек ума дело. Горана тоже отправили в столицу, определили в городскую стражу, дали хороший оклад.
И оставили там, как он подозревал, под негласным приглядом.
Говорят, боги творят души земных существ, дивинских ли, людских ли, оборотней ли, — так: садятся в кружок, снимают с ликов свои маски — и черную, и белую, и серую. Открывают истинный облик. Садятся и творят о душе будущей легенду. Про силу ее, про честь, про то, как она испытания с честью пройдет.
Потом выпускают душу в мир. А после смерти проверяют: насколько близок был путь души к духу, смыслу легенды. Где оступилась душа, схитрила, не прошла испытания с честью.
А там за богами выбор. Если была та душа чиста и благородна, прошла с честью испытания, пусть даже ошиблась в чем-то, но не значительно, попадает она в Верхний Мир. Вела неправедную жизнь, и легенда о ней летит в огонь. И после этого огня нет больше ничего...
Малика — раненым сердцем знала: ей после смерти гореть в предвечном пламени. Знала, но шла своим путем. Иного не дано — не ее жизнь на кону была, а жизнь ее дочери, получившей проклятие.
Честно заработала свое проклятие Малика Сафед: на поле боя. Подобралась к полководцам Черной Госпожи, убила ее дочь, младшую, любимую. И прокляла ее Черная Госпожа. Не выживают теперь дети Малики Сафед.
А кому власть передавать, кому? В пятьдесят лет решилась: в последний раз.
Родила, от любимого наложника, чародея из Княжеств, красивого и сильного мужчины.
Девочка родилась — заглядение. Но болела не переставая. Наложник, получивший свободу по такому случаю, отпросился у госпожи своей и супруги на год. Хотел он в иных землях поискать спасение для своей дочери.
Малика-хатун отпустила, не страшась. Ордарские брачные обеты никак не перебить, ни чародейский силой, ни дивинской, ни оборотневой.
И полгода не прошло, как вернулся ее муж в стойбище. Привез с собой рабыню, оборотницу, беременную, и не в себе. Малики-хатун в стойбище не было тогда, она границы с Темными Землями объезжала.
Вошел он в ее юрту с рабыней на руках: она идти сама не могла. Велел никого не пускать.
Долго чародействовал. И Стихии призывал, и двенадцать богов со всеми их ликами беспокоил, и к Степи взывал, и к духам предков.
А как приехала Малика-хатун, улыбнулся, в ноги ей рухнул:
— Будет жить наша Мархан, будет жить!
Будет жить... Но какой ценой?
Уже через четверть часа Малика-хатун горько пожалела о решении родить и о решении отпустить мужа на поиски избавления от проклятия. Перебилась бы без наследниц, перебилась бы! Вон, племянниц сколько!
А того, что сделал муж, чужак, маг из княжеств... Такого Степь не простит, пусть даже он не знал, пусть даже она не знала.
А муж все говорил и говорил, хвастался:
— Чудо нам попалось, луна моя, солнце мое, зашел на базар невольничий, а там она. Оборотница, беременная смеском двух кровей, дивинской и оборотневой. Черные говорят, сражалась с Черной Госпожой. Никогда не слышал, чтобы эти народы кровь мешали!
Поднял он руку, возникла сфера в его руках - дитя в утробе матери. Проекция, как говорил ее многомудрый муж чародей.
- А тут смотри: видишь вот эту косточку? Ни у богов, ни у людей нет такой, только у оборотней. Но уши, уши! Острые, дивинские.
Малика кивала. Сердце стало куском льда.
— Я обряды провел, спросил все лики богов. Белые отвернулись, серые промолчали, черные сказали: пусть Малика-хатун берет эту оборотницу и идет поклониться ею перед Черной Госпожой. Вот так.
— Беременной и ребенком откупиться, — упавшим голосом сказала Малика-хатун.
— За нашу дочь, — сказал ее муж. — Мне и целого мира не жаль.
Пусть будет так, подумала Малика-хатун. Пусть так.
Малика-хатун, степная княгиня из Серых Земель, вступила во дворец Черной Госпожи в день Даров. Она была одета в одежды из льна и замши, расшитые цветными бусинами и колокольчиками. На ногах - мягкие сапоги. Волосы, с едва появившейся сединой, свободно падали на плечи. Сердце Малики-хатун колотилось от волнения перед встречей с могущественной и жестокой Черной Госпожой.
Серые Земли не были врагами Черным Землям, как не воевали и с Белыми. Но и дружбы между собой не водили. Бывало, то с одной стороны границы набегут, то с другой. Всех войн и не упомнишь... И всех перемирий.
Черная Госпожа, сидевшая на своем троне, приветствовала Малику-хатун с усмешкой на лице. Ее черные волосы были заплетены в сложную прическу, а ее глаза сверкали зловещим светом. Она была одета в черное платье, украшенное серебряными узорами, говорящими о ее власти над тьмой.
Малика опустилась на колени у ее ног, а затем с низким поклоном подвела к трону и преподнесла свой дар - беременную женщину-оборотницу. Черная Госпожа сладко улыбнулась, прикоснувшись к животу женщины.
- Ах, знаю ее, знаю. Княжна Калина... Ровня тебе она, Малика-хатун... Знатная воительница. Знала бы ты и чувствовала бы силу, пронизывающую ее тело... Хороший дар. Как дочь назвала?
- Мархан Сафед.
Затем Черная Госпожа обратилась к княгине, ее голос звучал холодно и пронзительно:
- Мархан Сафед, значит... Белая птица... Я согласна снять с тебя проклятие, степная княгиня. Но помни, что однажды я обращусь к тебе с просьбой, которую ты обязана будешь исполнить. Иначе твоя дочь умрет.
Княгиня почувствовала смесь страха и надежды. Она отчетливо услышала треск предвечного пламени, в который боги бросали легенду о ней. Отступать некуда...
Покрытые шрамами пальцы Малики сжались на поводьях, когда она подъезжала к своему стойбищу. Запах дыма и кожи, и степных трав, и жареного мяса окутал её, наполняя ноздри знакомым ароматом дома.
Спрыгнув с лошади, она окинула взглядом толпу людей, собравшихся у ее юрты. Глаза её искали две самые дорогие ей фигуры: своего мужа, Касра, и свою маленькую дочь, Мархан.
Мархан, некогда бледная и болезненная, теперь сияла здоровьем. Проклятие Черной Госпожи, которое с рождения мучило её, было снято. Но радость Малики омрачал страх перед тем, чего потребует Госпожа за это исцеление.
Черная Госпожа в жестоком милосердии своем подарила ей двадцать лет ожидания.
Малика-хатун увидела, как росла ее дочь. Как из ребенка превращалась в красавицу.
Проклятие, наложенное на ее дочь Мархан Черной Госпожой, было снято, но с той поры Малику преследовало предчувствие, что за это придется дорого заплатить. Дочь расцвела, став смелой и красивой, превосходя сверстниц как в охоте, так и в искусстве войны.
Вечерами Малика и Каср сидели у огня, любуясь, как Мархан шьет и вышивает, овладевает горным делом, или вырезает узор на луке. Её движения были грациозны и точны, и Малика чувствовала всплеск гордости. Но вместе с тем страх продолжал глодать ее изнутри, напоминая о невыплаченном долге, который висел над ними обнажённым мечом.
И вот, прибыл вестник от Черной Госпожи. В душе Малики-хатун все перевернулось, будто лопнула натянутая тетива. Пришло четкое осознание. Ничего больше не будет! Вечеров не будет, охот не будет, счастья не будет. Увидит ли она когда-нибудь свою Махар-хатун, увидит ли своего мужа Касра?
- Я должна уехать, - сказала она. И кивком позвала в юрту дочь, мужа, старейшин.
Внутри юрты Мархан бросилась матери на шею, ее сияющие темные глаза излучали неподдельную любовь. Малика не могла налюбоваться на дочь, видя в ней отражение своей собственной решимости и храбрости. Она прижала Мархан к себе и прошептала:
- Моя маленькая тигрица, ты выросла в прекрасную воительницу.
- Спасибо, мать, - ответила Мархан, - Я сильна, как ты учила меня.
- А теперь ты должна стать сильнее. Должна занять мое место. Мне кажется, я не вернусь.
В тускло освещенной палате мраморный пол блестел, отражая мерцающие отблески огня. Тяжелые бархатные портьеры сдерживали ночной холод, но не могли скрыть удушающее присутствие Черной Госпожи.
Малика вошла, ее сердце бешено колотилось в груди. Она была облачена в длинное черное платье, капюшон скрывал ее лицо. Но взгляда Госпожи было достаточно, чтобы она ощутила себя обнаженной и уязвимой.
Госпожа восседала на возвышении, ее глаза сверкали, как два гранатовых камня
- Малика, - начала она шепотом, который прорезал тишину как кинжал. - Ты хорошо послужила нам. Но теперь пришла пора принять новое обличие.
Малика застыла. Она понимала, что Госпожа собирается превратить ее в кого-то другого. Ее разум закружился, а страх сжал ее горло.
- Я сделаю тебя боярыней Милицей Вороной... - продолжила Госпожа. - Ты будешь следить за рабом, который сбежал из наших земель. За моей Черной Птицей. Я дам тебе доказательства, что он мой шпион. Сделаешь его жизнь невыносимой. Заставишь его возненавидеть белые земли.
Боги с искаженными своими пороками лицами простирали над ними руки.
- Опасно, - сказал Рассвет. - Мне завтра дадут станцевать, потом убьют. Раз уж ты настолько безрассуден и смел, держи.
Он достал из-за пазухи черный замшевый мешочек.
- Амулет, изготовленный Посвященным - очень сильная вещь. От стрелы в горле не спасет, конечно, но от многого защитит. Он на две части делится. Отдашь вторую половину своей ладе, когда она у тебя появится. И нет, менее действенным амулет от этого не станет.
- Спасибо, конечно, - сказал Сергей, пряча подарок. - Но я, вообще-то, пришел за тобой. В городе есть несколько общин, где прячут рабов. Они в катакомбах под городом. Можно прожить там целую жизнь, не поднимаясь на поверхность, никто ничего тебе не прикажет там. Все лучше, чем... Белые княжества ведь не первый год...
- Знаю. Поддерживаю одну такую общину. Мне иногда дарят золото, а куда мне его девать. Нет, меня будут искать особо. Я опасен.
- Но почему?
- Да потому! - неожиданно разозлился раб. - Я единственный, кроме Черной Госпожи, кто может освобождать рабов! Да, я родился мертвым, у пленной оборотницы, и меня вернула Черная Госпожа. Больше я никого не знаю, кто умел бы снимать ошейники. Только я и она. Меня некому заменить. Это доступно только таким, как я.
Он замолчал, сгорбился, спрятал руки подмышками. Добавил, нехотя. - Полукровкам дивина и оборотня.
- Таких не бывает, - воскликнул Сергей.
- Так и меня скоро не будет.
Разговор прервался. Сергей не знал, что на это сказать. Какая-то мысль крутилась на кончике языка. Какие-то его рассуждения.
- Есть ли у лекарей возможность остановить и запустить сердце, и сделать это достаточно быстро? - спросил Сергей.
Глаза раба расширились.
- Как же я сам не догадался! Тогда мое дело можно продолжить. Тем лучше, меня казнят, и никто не будет ожидать, что рабы смогут убежать.
Плавным, текучим движением он поднялся.
- Я благодарю тебя, Горан. Спаси тебя боги. Иди.
Но идти было уже некуда. Храм был окружен.
- Именем Темной Госпожи! Сдавайтесь!
- Я надеялся, что мне дадут станцевать на празднике, - удивленно и даже обиженно сказал раб.
- Рассвет, - окликнул его Сергей. - Давай сражаться. Если все равно помирать, так может в бою?
Сергей так и не смог определить, что случилось первым: ему прилетело чем-то тяжелым по голове, или начала происходить всякая паранормальщина. Не то, чтобы знание это несло практический смысл. Просто интересно.
Их окружили. Рассвет оглянулся на Сергея, зрачки его расширились, на лбу выступил пот.
- Что ты делаешь?
- Теперь ты невидим. Отойди к стене, замри, прошу! Меня уведут, и ты уйдешь!
- А себя сделать невидимым, дурик!
- Не могу.
- С кем он говорит, - спросил один стражник другого.
- С богами, - спокойно сказал Рассвет. - Я посредник, Посвященный четвертого круга. Я обращаюсь к богам. К их темным ликам, и к белым ликам, и к серым ликам. Пусть рассудят: правильно ли ваше деяние? Не должны ли вы были ждать меня у входа, чтобы забрать?
- Еще какой-то раб мне не указывал!
Сергей видел, что с его другом творилось что-то странное. Он дышал поверхностно, голова странно дернулась, будто он действительно к кому-то прислушивался.
- Сейчас моими устами говорят боги. Выйдите и ждите меня у входа! В последний раз я завтра танцую! Затем наступит ваше время. Время для пыток и смерти.
- Взять его! Именем Черной Госпожи!
Храм затрясло. Упал со стены светильник, под которым как раз и стоял Сергей, думавший, что разгадал маневр Рассвета. Стражи подойдут поближе, он их чик-вжик мечом из-под невидимости. Чем не божья кара? Приложило его хорошо. Голова кружилась, текла кровь из рассеченного лба, тошнило.
Рассвет вдруг расстегнул рабский ошейник, вскрикнул, упал на колени.
И у его ног возник черный меч.
Он поднял его, и тот засверкал в его руках нестерпимым черным светом.
Огромная рука статуи погладила его по голове.
Тут Сергей отрубился.
Он пришел в себя в лесу, у костра. Рядом сидел Рассвет, сгорбившийся, раскачивающийся из стороны в сторону. Со своим черным мечом на коленях, в черных шелковых лохмотьях, от которых несло кровью.
Шея его, лишенная рабского ошейника, казалась странно беззащитной. Полоска белой кожи отличалась от остальной, загорелой.
- Ты в порядке? - спросил Сергей.
- Нет. Не знаю. Я их всех убил.
- А ошейник?
- Его с меня сняли боги.
Сергей огляделся. Он знал эти места. В часе ходьбы - граница. Рассвет после произошедшего был немного заторможен, а для Сергея удар светильником тоже зря не прошел. Шатаясь как пьяные, и поддерживая друг друга, опираясь на черный меч, дарованный Черными богами, они доковыляли до заставы.
Сергея там знали, проводили к тысячнику.
Его подлечили и отправили в казарму. А Рассвета, Рассвета, героя, не хуже чем те, про кого Сергей читал в детстве, не хуже чем те, что умирали в концентрационных лагерях, чем те, кто бил фашистскую погань... Его отправили в допросную...
Он рванулся туда.
В безмолвных застенках княжеской крепости, где сырость и отчаяние разъедали стены, Сергей услышал крики. Его сердце стучало как колокол.
Сергей ощущал, как его мышцы напрягаются от беспокойства. Зубы стиснулись, и он не мог унять дрожь в руках. Каждый крик Рассвета был как удар кинжалом в его сердце.
Сдерживая подступающие слезы, он подошел к узкой щели в стене.
Рассвет был привязан к столу, его тело было истерзано и окровавлено. Его глаза были закрыты, но слезы стекали по щекам в перемешку с кровью. Следователи, хмурые и беспощадные, окружили его, пытаясь вырвать слова признания.
- Признаешь свою связь с Черной Госпожой? - прошипел дознаватель.
Не получив ответа, они снова обрушили на Рассвета град ударов. Его тело содрогнулось, и из его рта вырвался сдавленный стон.
Сергей больше не мог выносить этого зрелища. Боль и ярость переполнили его. Он вытащил меч и выбил дверь с петлей.
- Вы выродки! - закричал он, бросаясь на следователей.
И началась яростная схватка. Мечи сверкали в тусклом свете, и воздух наполнился запахом железа и крови. Сергей сражался как одержимый, отчаянно пытаясь спасти своего друга.
Но силы были неравными. Следователей было слишком много, и их беспощадная жестокость подавляла свирепость Сергея. Один из них выбил у него меч, а другой нанес сокрушительный удар по голове.
Сергей рухнул на пол, его мир погрузился во тьму. Последнее, что он услышал, был слабый стон Рассвета.
Больше Рассвета он не видел. Ему сказали, что его забрали, а куда - не их, мелких сошек ума дело. Горана тоже отправили в столицу, определили в городскую стражу, дали хороший оклад.
И оставили там, как он подозревал, под негласным приглядом.
Глава шестая.
Говорят, боги творят души земных существ, дивинских ли, людских ли, оборотней ли, — так: садятся в кружок, снимают с ликов свои маски — и черную, и белую, и серую. Открывают истинный облик. Садятся и творят о душе будущей легенду. Про силу ее, про честь, про то, как она испытания с честью пройдет.
Потом выпускают душу в мир. А после смерти проверяют: насколько близок был путь души к духу, смыслу легенды. Где оступилась душа, схитрила, не прошла испытания с честью.
А там за богами выбор. Если была та душа чиста и благородна, прошла с честью испытания, пусть даже ошиблась в чем-то, но не значительно, попадает она в Верхний Мир. Вела неправедную жизнь, и легенда о ней летит в огонь. И после этого огня нет больше ничего...
Малика — раненым сердцем знала: ей после смерти гореть в предвечном пламени. Знала, но шла своим путем. Иного не дано — не ее жизнь на кону была, а жизнь ее дочери, получившей проклятие.
Честно заработала свое проклятие Малика Сафед: на поле боя. Подобралась к полководцам Черной Госпожи, убила ее дочь, младшую, любимую. И прокляла ее Черная Госпожа. Не выживают теперь дети Малики Сафед.
А кому власть передавать, кому? В пятьдесят лет решилась: в последний раз.
Родила, от любимого наложника, чародея из Княжеств, красивого и сильного мужчины.
Девочка родилась — заглядение. Но болела не переставая. Наложник, получивший свободу по такому случаю, отпросился у госпожи своей и супруги на год. Хотел он в иных землях поискать спасение для своей дочери.
Малика-хатун отпустила, не страшась. Ордарские брачные обеты никак не перебить, ни чародейский силой, ни дивинской, ни оборотневой.
И полгода не прошло, как вернулся ее муж в стойбище. Привез с собой рабыню, оборотницу, беременную, и не в себе. Малики-хатун в стойбище не было тогда, она границы с Темными Землями объезжала.
Вошел он в ее юрту с рабыней на руках: она идти сама не могла. Велел никого не пускать.
Долго чародействовал. И Стихии призывал, и двенадцать богов со всеми их ликами беспокоил, и к Степи взывал, и к духам предков.
А как приехала Малика-хатун, улыбнулся, в ноги ей рухнул:
— Будет жить наша Мархан, будет жить!
Будет жить... Но какой ценой?
Уже через четверть часа Малика-хатун горько пожалела о решении родить и о решении отпустить мужа на поиски избавления от проклятия. Перебилась бы без наследниц, перебилась бы! Вон, племянниц сколько!
А того, что сделал муж, чужак, маг из княжеств... Такого Степь не простит, пусть даже он не знал, пусть даже она не знала.
А муж все говорил и говорил, хвастался:
— Чудо нам попалось, луна моя, солнце мое, зашел на базар невольничий, а там она. Оборотница, беременная смеском двух кровей, дивинской и оборотневой. Черные говорят, сражалась с Черной Госпожой. Никогда не слышал, чтобы эти народы кровь мешали!
Поднял он руку, возникла сфера в его руках - дитя в утробе матери. Проекция, как говорил ее многомудрый муж чародей.
- А тут смотри: видишь вот эту косточку? Ни у богов, ни у людей нет такой, только у оборотней. Но уши, уши! Острые, дивинские.
Малика кивала. Сердце стало куском льда.
— Я обряды провел, спросил все лики богов. Белые отвернулись, серые промолчали, черные сказали: пусть Малика-хатун берет эту оборотницу и идет поклониться ею перед Черной Госпожой. Вот так.
— Беременной и ребенком откупиться, — упавшим голосом сказала Малика-хатун.
— За нашу дочь, — сказал ее муж. — Мне и целого мира не жаль.
Пусть будет так, подумала Малика-хатун. Пусть так.
***
Малика-хатун, степная княгиня из Серых Земель, вступила во дворец Черной Госпожи в день Даров. Она была одета в одежды из льна и замши, расшитые цветными бусинами и колокольчиками. На ногах - мягкие сапоги. Волосы, с едва появившейся сединой, свободно падали на плечи. Сердце Малики-хатун колотилось от волнения перед встречей с могущественной и жестокой Черной Госпожой.
Серые Земли не были врагами Черным Землям, как не воевали и с Белыми. Но и дружбы между собой не водили. Бывало, то с одной стороны границы набегут, то с другой. Всех войн и не упомнишь... И всех перемирий.
Черная Госпожа, сидевшая на своем троне, приветствовала Малику-хатун с усмешкой на лице. Ее черные волосы были заплетены в сложную прическу, а ее глаза сверкали зловещим светом. Она была одета в черное платье, украшенное серебряными узорами, говорящими о ее власти над тьмой.
Малика опустилась на колени у ее ног, а затем с низким поклоном подвела к трону и преподнесла свой дар - беременную женщину-оборотницу. Черная Госпожа сладко улыбнулась, прикоснувшись к животу женщины.
- Ах, знаю ее, знаю. Княжна Калина... Ровня тебе она, Малика-хатун... Знатная воительница. Знала бы ты и чувствовала бы силу, пронизывающую ее тело... Хороший дар. Как дочь назвала?
- Мархан Сафед.
Затем Черная Госпожа обратилась к княгине, ее голос звучал холодно и пронзительно:
- Мархан Сафед, значит... Белая птица... Я согласна снять с тебя проклятие, степная княгиня. Но помни, что однажды я обращусь к тебе с просьбой, которую ты обязана будешь исполнить. Иначе твоя дочь умрет.
Княгиня почувствовала смесь страха и надежды. Она отчетливо услышала треск предвечного пламени, в который боги бросали легенду о ней. Отступать некуда...
Покрытые шрамами пальцы Малики сжались на поводьях, когда она подъезжала к своему стойбищу. Запах дыма и кожи, и степных трав, и жареного мяса окутал её, наполняя ноздри знакомым ароматом дома.
Спрыгнув с лошади, она окинула взглядом толпу людей, собравшихся у ее юрты. Глаза её искали две самые дорогие ей фигуры: своего мужа, Касра, и свою маленькую дочь, Мархан.
Мархан, некогда бледная и болезненная, теперь сияла здоровьем. Проклятие Черной Госпожи, которое с рождения мучило её, было снято. Но радость Малики омрачал страх перед тем, чего потребует Госпожа за это исцеление.
Черная Госпожа в жестоком милосердии своем подарила ей двадцать лет ожидания.
Малика-хатун увидела, как росла ее дочь. Как из ребенка превращалась в красавицу.
Проклятие, наложенное на ее дочь Мархан Черной Госпожой, было снято, но с той поры Малику преследовало предчувствие, что за это придется дорого заплатить. Дочь расцвела, став смелой и красивой, превосходя сверстниц как в охоте, так и в искусстве войны.
Вечерами Малика и Каср сидели у огня, любуясь, как Мархан шьет и вышивает, овладевает горным делом, или вырезает узор на луке. Её движения были грациозны и точны, и Малика чувствовала всплеск гордости. Но вместе с тем страх продолжал глодать ее изнутри, напоминая о невыплаченном долге, который висел над ними обнажённым мечом.
И вот, прибыл вестник от Черной Госпожи. В душе Малики-хатун все перевернулось, будто лопнула натянутая тетива. Пришло четкое осознание. Ничего больше не будет! Вечеров не будет, охот не будет, счастья не будет. Увидит ли она когда-нибудь свою Махар-хатун, увидит ли своего мужа Касра?
- Я должна уехать, - сказала она. И кивком позвала в юрту дочь, мужа, старейшин.
Внутри юрты Мархан бросилась матери на шею, ее сияющие темные глаза излучали неподдельную любовь. Малика не могла налюбоваться на дочь, видя в ней отражение своей собственной решимости и храбрости. Она прижала Мархан к себе и прошептала:
- Моя маленькая тигрица, ты выросла в прекрасную воительницу.
- Спасибо, мать, - ответила Мархан, - Я сильна, как ты учила меня.
- А теперь ты должна стать сильнее. Должна занять мое место. Мне кажется, я не вернусь.
***
В тускло освещенной палате мраморный пол блестел, отражая мерцающие отблески огня. Тяжелые бархатные портьеры сдерживали ночной холод, но не могли скрыть удушающее присутствие Черной Госпожи.
Малика вошла, ее сердце бешено колотилось в груди. Она была облачена в длинное черное платье, капюшон скрывал ее лицо. Но взгляда Госпожи было достаточно, чтобы она ощутила себя обнаженной и уязвимой.
Госпожа восседала на возвышении, ее глаза сверкали, как два гранатовых камня
- Малика, - начала она шепотом, который прорезал тишину как кинжал. - Ты хорошо послужила нам. Но теперь пришла пора принять новое обличие.
Малика застыла. Она понимала, что Госпожа собирается превратить ее в кого-то другого. Ее разум закружился, а страх сжал ее горло.
- Я сделаю тебя боярыней Милицей Вороной... - продолжила Госпожа. - Ты будешь следить за рабом, который сбежал из наших земель. За моей Черной Птицей. Я дам тебе доказательства, что он мой шпион. Сделаешь его жизнь невыносимой. Заставишь его возненавидеть белые земли.
