Воздух стал заметно прохладнее, и Оливия инстинктивно обняла себя за плечи, пожалев, что не взяла куртку потеплее. На ней была только тонкая толстовка, которой хватало днем, но явно не хватало сейчас.
Когда они подошли к забору, отделяющему ухоженную территорию от заброшенной части, небо уже окрасилось в насыщенные оранжево-розовые тона. Птицы затихли, и в воздухе повисла та особенная тишина, которая предшествует наступлению ночи.
Они обнаружили небольшой деревянный столбик с прикрепленной к нему запиской. Чед сорвал ее и прочитал вслух:
– «Здесь дети смеялись, здесь дети играли, но эхо их голосов давно отзвучало. Найдите то, что осталось от прошлого, чтобы двигаться к настоящему». – Он нахмурился, и улыбка сползла с его лица. – Жутковато как-то для веселого квеста.
– Согласна, – Оливия огляделась, и веселое настроение окончательно испарилось. – И что мы должны найти?
Они начали искать вокруг столбика, заглядывая под кусты и обходя деревья. Алек проверил обратную сторону забора, присев на корточки и заглядывая в щели между досками. Чед обшаривал траву вокруг, раздвигая стебли руками. А Оливия, повинуясь интуиции, подошла ближе к самому забору и заглянула на другую сторону, туда, где начиналась заброшенная спортплощадка.
И увидела это.
– Ребята, – позвала она, и в ее голосе было что-то такое – смесь удивления и тревоги, – что заставило обоих мгновенно подойти. – Смотрите.
Прямо у забора, почти у самой границы, в высокой пожелтевшей траве лежала игрушка. Старая, выцветшая плюшевая игрушка – кажется, когда-то это был медведь, но теперь определить было сложно. Мех местами вытерся до дыр, обнажая грязноватую ткань основы. Один стеклянный глаз отсутствовал, оставив после себя пустую впадину с торчащими нитками, а второй висел на тонкой ниточке, готовый вот-вот оторваться. Одна лапа была оторвана и болталась, держась лишь на паре волокон. Ткань выгорела до грязно-серого цвета, хотя кое-где, в складках и углублениях, еще проглядывал первоначальный коричневый оттенок.
Медведь был маленьким, размером с детскую ладошку, и выглядел так, будто его очень любили когда-то. Носили повсюду, обнимали, спали с ним. А теперь он лежал здесь, забытый и одинокий.
– Это от квеста? – неуверенно спросил Чед, но уже знал ответ.
– Не похоже, – Алек присел на корточки, всматриваясь сквозь щели в заборе. – Она старая. Очень старая. Посмотрите – это не современная ткань. Синтетика так не выцветает. Это хлопок, может быть, с добавлением шерсти. И выглядит она так, будто пролежала здесь годы. Десятилетия, может быть.
Оливия, не раздумывая, потянулась, чтобы протиснуть руку через щель в заборе и достать игрушку. Ей отчаянно хотелось вытащить этого несчастного медведя, забрать его отсюда.
Но Алек остановил ее, резко схватив за запястье:
– Не надо. Это за забором. Технически мы нарушим правила.
– Алек, она же прямо здесь! – Оливия попыталась высвободить руку. – Нужно просто чуть-чуть протянуть руку, и я достану ее!
– Оливия, нет. Мы не знаем, что там. Может, доски гнилые и провалятся под тобой. Может, там что-то еще. Не надо.
Они стояли, глядя на потрепанного медведя, и молчали. Игрушка выглядела жалко и одиноко, брошенная и забытая на самой границе двух миров – прошлого и настоящего. Между жизнью, которая кипела здесь когда-то, и пустотой, которая осталась сейчас. И что-то в этом было по-настоящему грустное, почти трагичное.
– Может, какой-то ребенок потерял ее, когда лагерь еще работал, – тихо сказал Чед, присев рядом с Алеком. – И так и не нашел. Искал, плакал, а она лежала здесь все это время.
– Или нашел, но не смог забрать, – добавила Оливия, и в ее голосе прозвучало что-то тревожное, что заставило обоих посмотреть на нее.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Алек.
– Не знаю, – призналась она. – Просто... чувство какое-то. Как будто она ждет. Ждет, когда ее заберут.
Алек достал телефон и сфотографировал игрушку через забор, стараясь поймать ее в кадр целиком. Сделал несколько снимков с разных ракурсов.
– Зачем? – удивился Чед.
– Не знаю, – пожал плечами Алек, убирая телефон. – Просто... на всякий случай. Может, это поможет найти информацию о лагере. Или... я не знаю. Просто кажется, что это важно.
Они еще постояли немного, глядя на медведя, а потом нашли последнюю подсказку квеста – она была привязана к дереву в паре метров от забора, почти незаметная в сгущающихся сумерках. Вернулись в ресторан, чтобы сдать карту и получить символический приз – купон на бесплатный десерт.
Детская команда уже была там, радостно размахивая своими купонами.
Но друзей это больше не волновало. Настроение было окончательно испорчено.
Образ одноглазого медведя, лежащего в траве у границы, не выходил у них из головы до самого вечера.
Вечером, когда все собрались в домике перед ужином, Алек не выдержал. Он сидел за ноутбуком уже час, что-то ища в интернете, хмурясь и набирая запрос за запросом. Пальцы летали по клавиатуре, он открывал вкладку за вкладкой, вчитывался в тексты, качал головой и закрывал их.
Саманта расположилась на полу у журнального столика, на котором стоял ее ноутбук, окруженная распечатками и стикерами с заметками. Алек жался на диване, поскольку вторую его часть полностью занял Чед с внушительным бутербродом в руках – тот явно сходил на кухню и соорудил себе что-то монументальное из всего, что нашел в холодильнике. Оливия только вышла из бассейна и сушила волосы феном прямо в гостиной, раздражая Саманту шумом.
– Оли, можешь потише? – попросила Саманта, не поднимая глаз от экрана. – Я не слышу свои мысли.
– Почти закончила, – прокричала Оливия, перекрикивая гул фена.
– Что ты делаешь? – наконец спросила Саманта у Алека, когда фен наконец умолк и в домике воцарилась относительная тишина.
– Пытаюсь найти информацию о лагере «Солнечная поляна», – ответил он, не отрывая глаз от экрана. – И знаете что? Ее почти нет. Я и в прошлый раз ничего нагуглить не смог, – продолжил он, откидываясь на спинку дивана. – Но, честно сказать, особо не старался. Сделал пару запросов и бросил. А сейчас я использовал уже все возможные поисковые запросы, перепробовал разные формулировки, даже нейросеть подключил для генерации вариантов. И ничего не нашел. Совсем ничего.
– Как это нет? – Оливия, закутавшись в полотенце, подсела к нему на диван, едва не толкнув Чеда. – В интернете есть информация обо всем.
– Именно, – Алек развернул ноутбук, показывая результаты поиска. – Но не об этом месте. Смотрите. Есть пара упоминаний в архивах местных газет о том, что лагерь существовал – статьи об открытии летнего сезона, списки победителей спортивных соревнований. Есть несколько старых фотографий на каких-то форумах любителей ретро. Но нет ни одной статьи о его закрытии. Ни одного интервью с бывшими сотрудниками или детьми, которые там отдыхали. Никаких воспоминаний, блогов, постов в соцсетях. Ничего.
– Может, просто никто не заинтересовался? – предположил Чед, прожевав очередной кусок бутерброда. – Ну, закрылся лагерь и закрылся. Мало ли их позакрывалось.
– Лагерь работал сорок лет, Чед. Сорок лет! – Алек повернулся к нему, и в его голосе прозвучало нескрываемое раздражение. – Через него прошли тысячи детей. Тысячи! И все молчат? Никаких воспоминаний, никаких «ах, какие были времена», никаких ностальгических постов про «я тут отдыхал в детстве»? Это ненормально. Это просто невозможно в эпоху интернета.
– Может, это какая-то юридическая штука, – осторожно предположила Саманта, откладывая стилус. – Судебные разбирательства, соглашения о неразглашении.
– Или что-то настолько плохое, что все предпочитают не вспоминать, – тихо добавила Оливия, и все посмотрели на нее.
Повисло тяжелое молчание, которое нарушал только звук жевания Чеда.
– Я спрошу у персонала напрямую, – решительно сказал Алек, захлопывая ноутбук. – За ужином. Просто подойду и спрошу: что случилось здесь в 1992 году? Без обиняков.
– Они не скажут, – возразила Саманта. – Ты же видел их реакцию. Они закрываются при одном упоминании старого лагеря.
– Тогда это только усилит подозрения, – парировал Алек, и в его голосе впервые за все время прозвучало открытое раздражение. – Одно дело – не разрешать ходить по аварийным зданиям. Это логично и понятно. Другое дело – вообще отказываться обсуждать прошлое этого места. Это странно. Очень странно. И, может быть, небезопасно. А вдруг здесь серийный убийца был? Вдруг его не поймали, а он до сих пор здесь ходит и чинит свой беспредел? Я бы хотел знать об этом до того, как меня прикончат!
Повисло молчание. Чед перестал жевать. Саманта подняла брови. Оливия просто уставилась на Алека.
– Алек, что-то ты психуешь, – был вынужден признать Чед, осторожно откладывая бутерброд.
Алек поднял на друга внимательный, почти обвиняющий взгляд, от чего тот вскинул руки вверх в примирительном жесте и попытался объяснить:
– Версия Оливии с призраками куда мне понятнее, чем твоя теория заговора. Убей здесь кого-то, СМИ бы точно это прочухали и исписали все, что можно. Даже если трагедия была тридцать лет назад. Такие вещи не замалчиваются. Наоборот, журналисты на них деньги делают – «возвращение на место трагедии», «спустя годы» и все такое.
– Чед прав, – кивнула Саманта. – Если бы здесь было убийство или что-то подобное, это бы всплыло. Обязательно.
Алек открыл рот, чтобы возразить, но в итоге просто вздохнул и потер лицо руками.
– Ладно, – вздохнула Саманта, возвращаясь к своему ноутбуку. – Спроси, если тебе так важно. Но если они снова откажутся говорить, может, просто оставим эту тему? Мы же приехали отдохнуть, а не расследовать загадочные истории.
Дневная суета сменилась спокойной, почти интимной атмосферой в ресторане. Большой камин у дальней стены пылал жаром, отбрасывая на деревянные панели танцующие оранжевые блики. На каждом столе горели свечи в тыквах, вырезанных, видимо, участниками сегодняшнего мастер-класса. Их неровный свет создавал причудливые тени, делая лица людей мягче, загадочнее.
Хэллоуинский декор стал еще более выразительным в полумраке. Гирлянды из летучих мышей покачивались от теплого воздуха, исходящего от камина. На барной стойке стояли высокие свечи в форме черепов, воск стекал по их «лицам», создавая жутковатый эффект плачущих костей. Из динамиков доносилась тихая джазовая музыка с легкими хэллоуинскими нотками – саксофон играл что-то меланхоличное и задумчивое.
Друзья устроились за столиком у панорамного окна, откуда открывался вид на лес. Но сейчас, в темноте, там не было ничего видно – только отражение ресторана в стекле да изредка мелькающие огоньки фонарей вдоль дорожек.
– Наконец-то нормальный ужин, – вздохнула Саманта, откладывая телефон. – Я уже устала от бутербродов и перекусов.
– Говорит человек, который весь день просидел за ноутбуком, – усмехнулась Оливия, разглядывая меню. – Сэм, ты вообще выходила из комнаты после обеда?
– Выходила, – защищалась Саманта. – Я ходила... – она задумалась, – ...в туалет.
Все рассмеялись.
К их столику подошла официантка в необычном костюме – черное платье было украшено оранжевыми лентами, на голове красовались маленькие рожки, а на поясе висела табличка с надписью «Дьяволенок на службе». Видимо, руководство решило, что персонал тоже должен войти в атмосферу праздника. Другие официанты были одеты ведьмами, вампирами и призраками, что добавляло ресторану театральности.
– Добрый вечер, – произнесла она с профессиональной, но усталой улыбкой. – Меня зовут Мелисса. Сегодня я буду вашим официантом. Что будете заказывать?
Мелисса молча записала все и удалилась, не задавая обычных вопросов о степени прожарки или гарнире.
– Кстати, я вспомнила сегодня одну историю со стажировки. Хотите послушать?
– Только если это что-то смешное, – попросила Саманта. – У меня нет сил на драмы.
– Обещаю, это смешно, – заверила Оливия и откинулась на спинку стула, устраиваясь поудобнее. – Значит, это было на второй неделе моей стажировки в юридической фирме. Меня отправили в архив – искать документы по какому-то старому делу. Архив находился в подвале, причем не в современном подвале с кондиционером, а в настоящем викторианском подземелье с каменными стенами и паутиной. Там не было нормального освещения – только одна лампочка на весь коридор. Я брела между стеллажами с фонариком на телефоне, как в каком-то фильме ужасов.
– Уже страшно, – хихикнула Саманта.
– Подожди. Я нашла нужную папку – она, конечно же, стояла на самой верхней полке. Я взобралась на стремянку, которая, кстати, скрипела так, что я была уверена – она сейчас развалится. Достала папку – огромную, килограмма на три, набитую документами. И в этот момент свет во всем здании отключился. Полная темнота.
– О нет, – споясничал Чед.
– О да! Я, конечно, завизжала – сами понимаете, британская девочка в американском подвале в полной темноте, — это первая жертва для всех маньяков. Точно вам говорю. И вот стою я на стремянка, стала размахивать руками, пытаясь нащупать перила. И в процессе зацепила локтем целый стеллаж. Он качнулся, я попыталась его удержать, но только ухудшила ситуацию. Стеллаж рухнул на соседний стеллаж, тот – на следующий, и понеслось, как домино!
– Боже, – Саманта прикрыла лицо руками, но сквозь пальцы пробивался смех.
– Бумаги посыпались как снег! – продолжала Оливия, уже сама еле сдерживая смех. – Сотни, может, тысячи страниц. А я стою посреди всего этого безобразия, все еще на стремянке, с папкой в руках, и думаю: «Ну все, карьера закончилась, даже не успев начаться».
– И что было дальше? – Чед уже открыто смеялся.
– Когда свет включили минут через пять, я стояла по колено в бумагах, а в дверях стоял мой наставник – мистер Харрисон, такой страшный мужик лет пятидесяти, который никогда не улыбается. Он смотрел на меня так, будто я убила его кота. Молчал секунд тридцать. А потом спросил: “Вы нашли нужное дело?”.
– И ты что ответила? – спросил Алек.
– Я подняла папку над головой, как олимпийский факел, и гордо заявила: «Да, сэр!» – Оливия изобразила эту сцену, и все снова рассмеялись. – Оказалось, это были документы по делу, которое должно было слушаться через неделю. И все они были строго в хронологическом порядке.Ключевое слово здесь “были”.
– О нет, – простонала Саманта.
– О да, – кивнула Оливия. – Провела три ночи в офисе, восстанавливая порядок. Мистер Харрисон сидел рядом и следил, чтобы я не напортачила еще больше. Мы даже подружились в процессе – оказалось, он не такой страшный, просто любит порядок. Зато теперь я знаю систему архивации юридических документов лучше, чем свое имя. И никогда, слышите, никогда не паникую в темноте. Я уже прошла через худшее.
– Ну, это полезный навык, – усмехнулся Чед. – Особенно здесь, в лесу, где электричество может вырубиться в любой момент.
– Не надо, – поморщилась Саманта, мгновенно представив, как она не может закончить проект из-за отсутствия заряда у ноутбука. – Даже не шути об этом. У меня дедлайн, и если я не сдам работу вовремя...
– Сэм, у тебя всегда дедлайн, – перебила ее Оливия. – Ты живешь от дедлайна к дедлайну.
– Это называется «быть профессионалом», – с достоинством ответила Саманта.
Еда начала прибывать, и следующие несколько минут прошли в молчании – все были слишком голодны, чтобы говорить.
Когда они подошли к забору, отделяющему ухоженную территорию от заброшенной части, небо уже окрасилось в насыщенные оранжево-розовые тона. Птицы затихли, и в воздухе повисла та особенная тишина, которая предшествует наступлению ночи.
Они обнаружили небольшой деревянный столбик с прикрепленной к нему запиской. Чед сорвал ее и прочитал вслух:
– «Здесь дети смеялись, здесь дети играли, но эхо их голосов давно отзвучало. Найдите то, что осталось от прошлого, чтобы двигаться к настоящему». – Он нахмурился, и улыбка сползла с его лица. – Жутковато как-то для веселого квеста.
– Согласна, – Оливия огляделась, и веселое настроение окончательно испарилось. – И что мы должны найти?
Они начали искать вокруг столбика, заглядывая под кусты и обходя деревья. Алек проверил обратную сторону забора, присев на корточки и заглядывая в щели между досками. Чед обшаривал траву вокруг, раздвигая стебли руками. А Оливия, повинуясь интуиции, подошла ближе к самому забору и заглянула на другую сторону, туда, где начиналась заброшенная спортплощадка.
И увидела это.
– Ребята, – позвала она, и в ее голосе было что-то такое – смесь удивления и тревоги, – что заставило обоих мгновенно подойти. – Смотрите.
Прямо у забора, почти у самой границы, в высокой пожелтевшей траве лежала игрушка. Старая, выцветшая плюшевая игрушка – кажется, когда-то это был медведь, но теперь определить было сложно. Мех местами вытерся до дыр, обнажая грязноватую ткань основы. Один стеклянный глаз отсутствовал, оставив после себя пустую впадину с торчащими нитками, а второй висел на тонкой ниточке, готовый вот-вот оторваться. Одна лапа была оторвана и болталась, держась лишь на паре волокон. Ткань выгорела до грязно-серого цвета, хотя кое-где, в складках и углублениях, еще проглядывал первоначальный коричневый оттенок.
Медведь был маленьким, размером с детскую ладошку, и выглядел так, будто его очень любили когда-то. Носили повсюду, обнимали, спали с ним. А теперь он лежал здесь, забытый и одинокий.
– Это от квеста? – неуверенно спросил Чед, но уже знал ответ.
– Не похоже, – Алек присел на корточки, всматриваясь сквозь щели в заборе. – Она старая. Очень старая. Посмотрите – это не современная ткань. Синтетика так не выцветает. Это хлопок, может быть, с добавлением шерсти. И выглядит она так, будто пролежала здесь годы. Десятилетия, может быть.
Оливия, не раздумывая, потянулась, чтобы протиснуть руку через щель в заборе и достать игрушку. Ей отчаянно хотелось вытащить этого несчастного медведя, забрать его отсюда.
Но Алек остановил ее, резко схватив за запястье:
– Не надо. Это за забором. Технически мы нарушим правила.
– Алек, она же прямо здесь! – Оливия попыталась высвободить руку. – Нужно просто чуть-чуть протянуть руку, и я достану ее!
– Оливия, нет. Мы не знаем, что там. Может, доски гнилые и провалятся под тобой. Может, там что-то еще. Не надо.
Они стояли, глядя на потрепанного медведя, и молчали. Игрушка выглядела жалко и одиноко, брошенная и забытая на самой границе двух миров – прошлого и настоящего. Между жизнью, которая кипела здесь когда-то, и пустотой, которая осталась сейчас. И что-то в этом было по-настоящему грустное, почти трагичное.
– Может, какой-то ребенок потерял ее, когда лагерь еще работал, – тихо сказал Чед, присев рядом с Алеком. – И так и не нашел. Искал, плакал, а она лежала здесь все это время.
– Или нашел, но не смог забрать, – добавила Оливия, и в ее голосе прозвучало что-то тревожное, что заставило обоих посмотреть на нее.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Алек.
– Не знаю, – призналась она. – Просто... чувство какое-то. Как будто она ждет. Ждет, когда ее заберут.
Алек достал телефон и сфотографировал игрушку через забор, стараясь поймать ее в кадр целиком. Сделал несколько снимков с разных ракурсов.
– Зачем? – удивился Чед.
– Не знаю, – пожал плечами Алек, убирая телефон. – Просто... на всякий случай. Может, это поможет найти информацию о лагере. Или... я не знаю. Просто кажется, что это важно.
Они еще постояли немного, глядя на медведя, а потом нашли последнюю подсказку квеста – она была привязана к дереву в паре метров от забора, почти незаметная в сгущающихся сумерках. Вернулись в ресторан, чтобы сдать карту и получить символический приз – купон на бесплатный десерт.
Детская команда уже была там, радостно размахивая своими купонами.
Но друзей это больше не волновало. Настроение было окончательно испорчено.
Образ одноглазого медведя, лежащего в траве у границы, не выходил у них из головы до самого вечера.
***
Вечером, когда все собрались в домике перед ужином, Алек не выдержал. Он сидел за ноутбуком уже час, что-то ища в интернете, хмурясь и набирая запрос за запросом. Пальцы летали по клавиатуре, он открывал вкладку за вкладкой, вчитывался в тексты, качал головой и закрывал их.
Саманта расположилась на полу у журнального столика, на котором стоял ее ноутбук, окруженная распечатками и стикерами с заметками. Алек жался на диване, поскольку вторую его часть полностью занял Чед с внушительным бутербродом в руках – тот явно сходил на кухню и соорудил себе что-то монументальное из всего, что нашел в холодильнике. Оливия только вышла из бассейна и сушила волосы феном прямо в гостиной, раздражая Саманту шумом.
– Оли, можешь потише? – попросила Саманта, не поднимая глаз от экрана. – Я не слышу свои мысли.
– Почти закончила, – прокричала Оливия, перекрикивая гул фена.
– Что ты делаешь? – наконец спросила Саманта у Алека, когда фен наконец умолк и в домике воцарилась относительная тишина.
– Пытаюсь найти информацию о лагере «Солнечная поляна», – ответил он, не отрывая глаз от экрана. – И знаете что? Ее почти нет. Я и в прошлый раз ничего нагуглить не смог, – продолжил он, откидываясь на спинку дивана. – Но, честно сказать, особо не старался. Сделал пару запросов и бросил. А сейчас я использовал уже все возможные поисковые запросы, перепробовал разные формулировки, даже нейросеть подключил для генерации вариантов. И ничего не нашел. Совсем ничего.
– Как это нет? – Оливия, закутавшись в полотенце, подсела к нему на диван, едва не толкнув Чеда. – В интернете есть информация обо всем.
– Именно, – Алек развернул ноутбук, показывая результаты поиска. – Но не об этом месте. Смотрите. Есть пара упоминаний в архивах местных газет о том, что лагерь существовал – статьи об открытии летнего сезона, списки победителей спортивных соревнований. Есть несколько старых фотографий на каких-то форумах любителей ретро. Но нет ни одной статьи о его закрытии. Ни одного интервью с бывшими сотрудниками или детьми, которые там отдыхали. Никаких воспоминаний, блогов, постов в соцсетях. Ничего.
– Может, просто никто не заинтересовался? – предположил Чед, прожевав очередной кусок бутерброда. – Ну, закрылся лагерь и закрылся. Мало ли их позакрывалось.
– Лагерь работал сорок лет, Чед. Сорок лет! – Алек повернулся к нему, и в его голосе прозвучало нескрываемое раздражение. – Через него прошли тысячи детей. Тысячи! И все молчат? Никаких воспоминаний, никаких «ах, какие были времена», никаких ностальгических постов про «я тут отдыхал в детстве»? Это ненормально. Это просто невозможно в эпоху интернета.
– Может, это какая-то юридическая штука, – осторожно предположила Саманта, откладывая стилус. – Судебные разбирательства, соглашения о неразглашении.
– Или что-то настолько плохое, что все предпочитают не вспоминать, – тихо добавила Оливия, и все посмотрели на нее.
Повисло тяжелое молчание, которое нарушал только звук жевания Чеда.
– Я спрошу у персонала напрямую, – решительно сказал Алек, захлопывая ноутбук. – За ужином. Просто подойду и спрошу: что случилось здесь в 1992 году? Без обиняков.
– Они не скажут, – возразила Саманта. – Ты же видел их реакцию. Они закрываются при одном упоминании старого лагеря.
– Тогда это только усилит подозрения, – парировал Алек, и в его голосе впервые за все время прозвучало открытое раздражение. – Одно дело – не разрешать ходить по аварийным зданиям. Это логично и понятно. Другое дело – вообще отказываться обсуждать прошлое этого места. Это странно. Очень странно. И, может быть, небезопасно. А вдруг здесь серийный убийца был? Вдруг его не поймали, а он до сих пор здесь ходит и чинит свой беспредел? Я бы хотел знать об этом до того, как меня прикончат!
Повисло молчание. Чед перестал жевать. Саманта подняла брови. Оливия просто уставилась на Алека.
– Алек, что-то ты психуешь, – был вынужден признать Чед, осторожно откладывая бутерброд.
Алек поднял на друга внимательный, почти обвиняющий взгляд, от чего тот вскинул руки вверх в примирительном жесте и попытался объяснить:
– Версия Оливии с призраками куда мне понятнее, чем твоя теория заговора. Убей здесь кого-то, СМИ бы точно это прочухали и исписали все, что можно. Даже если трагедия была тридцать лет назад. Такие вещи не замалчиваются. Наоборот, журналисты на них деньги делают – «возвращение на место трагедии», «спустя годы» и все такое.
– Чед прав, – кивнула Саманта. – Если бы здесь было убийство или что-то подобное, это бы всплыло. Обязательно.
Алек открыл рот, чтобы возразить, но в итоге просто вздохнул и потер лицо руками.
– Ладно, – вздохнула Саманта, возвращаясь к своему ноутбуку. – Спроси, если тебе так важно. Но если они снова откажутся говорить, может, просто оставим эту тему? Мы же приехали отдохнуть, а не расследовать загадочные истории.
Дневная суета сменилась спокойной, почти интимной атмосферой в ресторане. Большой камин у дальней стены пылал жаром, отбрасывая на деревянные панели танцующие оранжевые блики. На каждом столе горели свечи в тыквах, вырезанных, видимо, участниками сегодняшнего мастер-класса. Их неровный свет создавал причудливые тени, делая лица людей мягче, загадочнее.
Хэллоуинский декор стал еще более выразительным в полумраке. Гирлянды из летучих мышей покачивались от теплого воздуха, исходящего от камина. На барной стойке стояли высокие свечи в форме черепов, воск стекал по их «лицам», создавая жутковатый эффект плачущих костей. Из динамиков доносилась тихая джазовая музыка с легкими хэллоуинскими нотками – саксофон играл что-то меланхоличное и задумчивое.
Друзья устроились за столиком у панорамного окна, откуда открывался вид на лес. Но сейчас, в темноте, там не было ничего видно – только отражение ресторана в стекле да изредка мелькающие огоньки фонарей вдоль дорожек.
– Наконец-то нормальный ужин, – вздохнула Саманта, откладывая телефон. – Я уже устала от бутербродов и перекусов.
– Говорит человек, который весь день просидел за ноутбуком, – усмехнулась Оливия, разглядывая меню. – Сэм, ты вообще выходила из комнаты после обеда?
– Выходила, – защищалась Саманта. – Я ходила... – она задумалась, – ...в туалет.
Все рассмеялись.
К их столику подошла официантка в необычном костюме – черное платье было украшено оранжевыми лентами, на голове красовались маленькие рожки, а на поясе висела табличка с надписью «Дьяволенок на службе». Видимо, руководство решило, что персонал тоже должен войти в атмосферу праздника. Другие официанты были одеты ведьмами, вампирами и призраками, что добавляло ресторану театральности.
– Добрый вечер, – произнесла она с профессиональной, но усталой улыбкой. – Меня зовут Мелисса. Сегодня я буду вашим официантом. Что будете заказывать?
Мелисса молча записала все и удалилась, не задавая обычных вопросов о степени прожарки или гарнире.
– Кстати, я вспомнила сегодня одну историю со стажировки. Хотите послушать?
– Только если это что-то смешное, – попросила Саманта. – У меня нет сил на драмы.
– Обещаю, это смешно, – заверила Оливия и откинулась на спинку стула, устраиваясь поудобнее. – Значит, это было на второй неделе моей стажировки в юридической фирме. Меня отправили в архив – искать документы по какому-то старому делу. Архив находился в подвале, причем не в современном подвале с кондиционером, а в настоящем викторианском подземелье с каменными стенами и паутиной. Там не было нормального освещения – только одна лампочка на весь коридор. Я брела между стеллажами с фонариком на телефоне, как в каком-то фильме ужасов.
– Уже страшно, – хихикнула Саманта.
– Подожди. Я нашла нужную папку – она, конечно же, стояла на самой верхней полке. Я взобралась на стремянку, которая, кстати, скрипела так, что я была уверена – она сейчас развалится. Достала папку – огромную, килограмма на три, набитую документами. И в этот момент свет во всем здании отключился. Полная темнота.
– О нет, – споясничал Чед.
– О да! Я, конечно, завизжала – сами понимаете, британская девочка в американском подвале в полной темноте, — это первая жертва для всех маньяков. Точно вам говорю. И вот стою я на стремянка, стала размахивать руками, пытаясь нащупать перила. И в процессе зацепила локтем целый стеллаж. Он качнулся, я попыталась его удержать, но только ухудшила ситуацию. Стеллаж рухнул на соседний стеллаж, тот – на следующий, и понеслось, как домино!
– Боже, – Саманта прикрыла лицо руками, но сквозь пальцы пробивался смех.
– Бумаги посыпались как снег! – продолжала Оливия, уже сама еле сдерживая смех. – Сотни, может, тысячи страниц. А я стою посреди всего этого безобразия, все еще на стремянке, с папкой в руках, и думаю: «Ну все, карьера закончилась, даже не успев начаться».
– И что было дальше? – Чед уже открыто смеялся.
– Когда свет включили минут через пять, я стояла по колено в бумагах, а в дверях стоял мой наставник – мистер Харрисон, такой страшный мужик лет пятидесяти, который никогда не улыбается. Он смотрел на меня так, будто я убила его кота. Молчал секунд тридцать. А потом спросил: “Вы нашли нужное дело?”.
– И ты что ответила? – спросил Алек.
– Я подняла папку над головой, как олимпийский факел, и гордо заявила: «Да, сэр!» – Оливия изобразила эту сцену, и все снова рассмеялись. – Оказалось, это были документы по делу, которое должно было слушаться через неделю. И все они были строго в хронологическом порядке.Ключевое слово здесь “были”.
– О нет, – простонала Саманта.
– О да, – кивнула Оливия. – Провела три ночи в офисе, восстанавливая порядок. Мистер Харрисон сидел рядом и следил, чтобы я не напортачила еще больше. Мы даже подружились в процессе – оказалось, он не такой страшный, просто любит порядок. Зато теперь я знаю систему архивации юридических документов лучше, чем свое имя. И никогда, слышите, никогда не паникую в темноте. Я уже прошла через худшее.
– Ну, это полезный навык, – усмехнулся Чед. – Особенно здесь, в лесу, где электричество может вырубиться в любой момент.
– Не надо, – поморщилась Саманта, мгновенно представив, как она не может закончить проект из-за отсутствия заряда у ноутбука. – Даже не шути об этом. У меня дедлайн, и если я не сдам работу вовремя...
– Сэм, у тебя всегда дедлайн, – перебила ее Оливия. – Ты живешь от дедлайна к дедлайну.
– Это называется «быть профессионалом», – с достоинством ответила Саманта.
Еда начала прибывать, и следующие несколько минут прошли в молчании – все были слишком голодны, чтобы говорить.
