Знакомый глаза, знакомая улыбка… Девушка-портье из моего сна? На фото ей было лет сорок. Летний сарафан, черный в мелкий горошек, на голове венок из ромашек, вся такая солнечно-беззаботная. А на груди цифра 112… Что за черт? А-а, это страница дневника в стекле отразилась. На полях крупно и четко с заметным нажимом выведено: «А.К. Толстой, том I, cтр. 211, пятая строфа». А на стекле в зеркальном отражении мне показалось 112. Номер службы спасения. Запись взывала ко мне со страницы, датированной 16-ым июнем. Интересно, а что там, в первом томе на странице 211?
– Илья, у вас, кажется, было собрание сочинений Толстого Алексея Константиновича?
– Не помню, может, и было, – прилетел ответ со стремянки.
– Поищи, пожалуйста.
Он не помнит… Он не помнит, как мы пацанами зачитывались «Князем Серебряным», «Упырем» и «Семьей вурдалака»? Я уже вижу четырехтомник, с потертыми черно-белыми корешками, особенно потрепан второй том, заветный, с романом и повестями. Но Илья его не замечает, он беспомощно шарит по полкам, он нервничает… И я понимаю – он не умеет читать! И мне все ясно… Это существо не умеет читать! Потому оно и отказалось рыться в бумагах. А когда я спросил «что там за книга», он откосил от ответа, прикинувшись, будто слышит наверху шаги. Эти твари позвали меня за тем, чтобы я нашел рецепт – им, безграмотным, самим не справиться. И чтоб я не ленился и не сомневался, они пуганули меня ночью: «Проваливай, выродок…» А зачем им этот рецепт? А за тем, чтобы его уничтожить. Но ведь я-то прочту и буду в курсе. Значит, после им нужно будет уничтожить меня…
– О-о, Ильюха, ну ты совсем уже не в форме. Вон, четыре тома прямо у тебя под носом. Устал?
– Уже в глазах рябит от этих книг.
– Иди поспи.
– А ты?
– А я на вахте до упора. Сваришь мне кофе?
– Конечно. А зачем тебе Толстой?
– Так он же мистику писал. Посмотрю, нет ли там каких заклинаний.
Нечто слезло со стремянки и с виноватым видом побрело на кухню. Как только оно скрылось из виду, я вытащил из тесного ряда книг первый том Толстого. Вернулся за стол, прислушался… Тишина… Хлопнула дверца шкафа – чудовище возится на кухне. Я раскрыл книгу. Меня окатило сладким запахом старой бумаги, замелькали страницы с ровными столбиками стихов, я отыскал 211-ую. Черный заголовок на белом фоне – «Волки»:
«Когда в селах пустеет,
Смолкнут песни селян
И седой забелеет
Над болотом туман,
Из лесов тихомолком…»
Знакомое стихотворение, Михаил Палыч его наизусть читал. Но мне нужна пятая строфа. Я отсчитываю, переворачиваю страницу. Вот и пятая:
«Их глаза словно свечи,
Зубы шила острей.
Ты тринадцать картечей
Козьей шерстью забей
И стреляй по ним смело!»
Последняя фраза прозвучала у меня в голове голосом деда Миши: и стреляй по ним смело! Неужели оно? Неужели нашел? Почему нет? Ружье имеется и картечь найдется. Козья шерсть… Никогда не видел у Михаила Палыча пыжей из козьей шерсти. Стоп. А шкура в гостиной. Белая козья шкура. А и не спроста ль он ее туда повесил? Чтоб всегда под рукою была? Я захлопнул книгу и вернул ее на полку. Ну что ж, самому попробовать или сначала с Ильей поговорить? А даст ли мне эта чертовщина живым отсюда уйти? Надеюсь, ружье на месте. Ключи от оружейного сейфа прежде хранили в тайнике в подоконнике. Плохи мои дела, если их перепрятали. Пустив в ход ногти, я снял пластину с торца – есть! Знакомая связка ключей. На сердце у меня потеплело. Прокравшись в гостиную, я вырвал клок шерсти из висевшей на стене шкуры. За этим занятием, меня чуть было не застукал шайтан – весь в облаке кофейного аромата, он с тихой осторожностью нес на блюдечке чашку из тонкого белого фарфора. Опустив свою ношу на письменный стол, существо, скользнуло по нему жадным взглядом и спросило:
– Ну, как ты думаешь, у нас есть надежда?
– Есть, – подбодрил я нечисть. – События, так или иначе, оставляют следы в документах. Иди отдыхай. Можешь включить телевизор, только дверь закрой.
И оно удалилось, затворив дверь, и через минуту послышался привычный бубнеж телевизора. Оружейный сейф серым призраком таился в углу. Я отпер его, ружье, вытянувшись по стойке смирно, блеснуло вороненой сталью. Вверху еще одна запертая дверца – отделение с порохом, гильзами, дробью, картечью и прочим. Собрав все, что мне нужно, я подготовил три патрона, в каждом по тринадцать картечей и козья шерсть. Хватит ли мне трех? Я торопился, если чудовище вдруг зайдет и увидит, чем я занимаюсь, придется как-то выкручиваться.
Вынув ружье из сейфа, я зарядил его. Из гостиной доносился монотонный говор телевизора, и все, больше никаких звуков. Я бросил взгляд на книжную полку, на черно-белые корешки четырехтомника: «Ну, Алексей Константинович, не подкачай». Ружье грозной тяжестью грело мне руки. Я открыл дверь и вошел в гостиную.
Илья сидел на диване, завернувшись в плед, и смотрел телевизор. Глянув на меня, он всего лишь удивился:
– Что это ты? Зачем тебе ружье?
Я направил на него дуло:
– А ну-ка, выйдь во двор.
Илья оторопел:
– Ты что, спятил?
– Не хочется диван портить.
– Кирилл… Кирюха, ты что?! Опусти ружье, мать твою!
Я прицелился. Илья бросился вон. Он выскочил так быстро, что я даже не заметил – вот он сидит, и вот его уже нет. Я за ним – вылетаю на террасу и вижу, как он бежит по дорожке к воротам. Уже стемнело, но в рассеянном свете уличного фонаря отчетливо мелькает полосатый свитер. Я вскидываю ружье, целюсь… Последнее сомнение обжигает меня: «А если я ошибся? А если это мой друг Ильюха?..» Но палец уже жмет на спусковой крючок. Гремит выстрел, из дула вылетает облачко дыма. Парень падает лицом в траву, лежит и не шевелится.
Тихо, даже собаки не лают, даже ветер присмирел, одна луна пялится на меня сквозь дымку облаков. Я пошел к своей жертве, торопясь и ускоряя шаг. Тело лежало ничком, под ним медленно расползалась темная лужа. На свитере проступали бесформенные пятна. Парень, вроде бы, дернулся. Я взял его за запястье – худая черная когтистая кисть безжизненно зависла, скрючив пальцы. В испуге я выпустил эту нечеловеческую руку и застыл, пытаясь понять, что лежит передо мною. Преодолевая страх и отвращение, я ухватил нечто за волосы и, повернув его голову, заглянул в лицо – большой круглый распахнутый красно-белый глаз и черная лоснящаяся кожа. В ужасе я шарахнулся от тела и вытер руку о джинсы. Из-под трупа растекалась черная вязкая жидкость, свитер темнел и проседал, тело таяло, как масло на сковородке. Запахло тухлыми яйцами.
За спиной зашуршало. Оглянувшись, я вскинул ружье. Ветви куста раскачивались. Нет, я не псих, я не стану стрелять в невидимую цель. Но вокруг по-прежнему было тихо, куст замер, его больше никто не тревожил. Тишь и страх. Чей страх? Кто кого здесь теперь боится? Я повернулся к своей жертве – тело исчезло, оно превратилось в черную маслянистую лужу. Вот так – только мокрое место осталось.
Закинув ружье на плечо, я победоносно оглядел двор, радостное опьянение накрыло меня.
– Эй, вы! Кто тут еще есть? – гаркнул я. – Как вас там? Выродки? У меня на вас всех картечи хватит, – и тихо добавил: – С нами сила господня.
Сейчас я проверю дом, а потом позвоню Илье.
1 А. Конан Дойла «Собака Баскервилей»
Конец
2023 г.
– Илья, у вас, кажется, было собрание сочинений Толстого Алексея Константиновича?
– Не помню, может, и было, – прилетел ответ со стремянки.
– Поищи, пожалуйста.
Он не помнит… Он не помнит, как мы пацанами зачитывались «Князем Серебряным», «Упырем» и «Семьей вурдалака»? Я уже вижу четырехтомник, с потертыми черно-белыми корешками, особенно потрепан второй том, заветный, с романом и повестями. Но Илья его не замечает, он беспомощно шарит по полкам, он нервничает… И я понимаю – он не умеет читать! И мне все ясно… Это существо не умеет читать! Потому оно и отказалось рыться в бумагах. А когда я спросил «что там за книга», он откосил от ответа, прикинувшись, будто слышит наверху шаги. Эти твари позвали меня за тем, чтобы я нашел рецепт – им, безграмотным, самим не справиться. И чтоб я не ленился и не сомневался, они пуганули меня ночью: «Проваливай, выродок…» А зачем им этот рецепт? А за тем, чтобы его уничтожить. Но ведь я-то прочту и буду в курсе. Значит, после им нужно будет уничтожить меня…
– О-о, Ильюха, ну ты совсем уже не в форме. Вон, четыре тома прямо у тебя под носом. Устал?
– Уже в глазах рябит от этих книг.
– Иди поспи.
– А ты?
– А я на вахте до упора. Сваришь мне кофе?
– Конечно. А зачем тебе Толстой?
– Так он же мистику писал. Посмотрю, нет ли там каких заклинаний.
Нечто слезло со стремянки и с виноватым видом побрело на кухню. Как только оно скрылось из виду, я вытащил из тесного ряда книг первый том Толстого. Вернулся за стол, прислушался… Тишина… Хлопнула дверца шкафа – чудовище возится на кухне. Я раскрыл книгу. Меня окатило сладким запахом старой бумаги, замелькали страницы с ровными столбиками стихов, я отыскал 211-ую. Черный заголовок на белом фоне – «Волки»:
«Когда в селах пустеет,
Смолкнут песни селян
И седой забелеет
Над болотом туман,
Из лесов тихомолком…»
Знакомое стихотворение, Михаил Палыч его наизусть читал. Но мне нужна пятая строфа. Я отсчитываю, переворачиваю страницу. Вот и пятая:
«Их глаза словно свечи,
Зубы шила острей.
Ты тринадцать картечей
Козьей шерстью забей
И стреляй по ним смело!»
Последняя фраза прозвучала у меня в голове голосом деда Миши: и стреляй по ним смело! Неужели оно? Неужели нашел? Почему нет? Ружье имеется и картечь найдется. Козья шерсть… Никогда не видел у Михаила Палыча пыжей из козьей шерсти. Стоп. А шкура в гостиной. Белая козья шкура. А и не спроста ль он ее туда повесил? Чтоб всегда под рукою была? Я захлопнул книгу и вернул ее на полку. Ну что ж, самому попробовать или сначала с Ильей поговорить? А даст ли мне эта чертовщина живым отсюда уйти? Надеюсь, ружье на месте. Ключи от оружейного сейфа прежде хранили в тайнике в подоконнике. Плохи мои дела, если их перепрятали. Пустив в ход ногти, я снял пластину с торца – есть! Знакомая связка ключей. На сердце у меня потеплело. Прокравшись в гостиную, я вырвал клок шерсти из висевшей на стене шкуры. За этим занятием, меня чуть было не застукал шайтан – весь в облаке кофейного аромата, он с тихой осторожностью нес на блюдечке чашку из тонкого белого фарфора. Опустив свою ношу на письменный стол, существо, скользнуло по нему жадным взглядом и спросило:
– Ну, как ты думаешь, у нас есть надежда?
– Есть, – подбодрил я нечисть. – События, так или иначе, оставляют следы в документах. Иди отдыхай. Можешь включить телевизор, только дверь закрой.
И оно удалилось, затворив дверь, и через минуту послышался привычный бубнеж телевизора. Оружейный сейф серым призраком таился в углу. Я отпер его, ружье, вытянувшись по стойке смирно, блеснуло вороненой сталью. Вверху еще одна запертая дверца – отделение с порохом, гильзами, дробью, картечью и прочим. Собрав все, что мне нужно, я подготовил три патрона, в каждом по тринадцать картечей и козья шерсть. Хватит ли мне трех? Я торопился, если чудовище вдруг зайдет и увидит, чем я занимаюсь, придется как-то выкручиваться.
Вынув ружье из сейфа, я зарядил его. Из гостиной доносился монотонный говор телевизора, и все, больше никаких звуков. Я бросил взгляд на книжную полку, на черно-белые корешки четырехтомника: «Ну, Алексей Константинович, не подкачай». Ружье грозной тяжестью грело мне руки. Я открыл дверь и вошел в гостиную.
Илья сидел на диване, завернувшись в плед, и смотрел телевизор. Глянув на меня, он всего лишь удивился:
– Что это ты? Зачем тебе ружье?
Я направил на него дуло:
– А ну-ка, выйдь во двор.
Илья оторопел:
– Ты что, спятил?
– Не хочется диван портить.
– Кирилл… Кирюха, ты что?! Опусти ружье, мать твою!
Я прицелился. Илья бросился вон. Он выскочил так быстро, что я даже не заметил – вот он сидит, и вот его уже нет. Я за ним – вылетаю на террасу и вижу, как он бежит по дорожке к воротам. Уже стемнело, но в рассеянном свете уличного фонаря отчетливо мелькает полосатый свитер. Я вскидываю ружье, целюсь… Последнее сомнение обжигает меня: «А если я ошибся? А если это мой друг Ильюха?..» Но палец уже жмет на спусковой крючок. Гремит выстрел, из дула вылетает облачко дыма. Парень падает лицом в траву, лежит и не шевелится.
Тихо, даже собаки не лают, даже ветер присмирел, одна луна пялится на меня сквозь дымку облаков. Я пошел к своей жертве, торопясь и ускоряя шаг. Тело лежало ничком, под ним медленно расползалась темная лужа. На свитере проступали бесформенные пятна. Парень, вроде бы, дернулся. Я взял его за запястье – худая черная когтистая кисть безжизненно зависла, скрючив пальцы. В испуге я выпустил эту нечеловеческую руку и застыл, пытаясь понять, что лежит передо мною. Преодолевая страх и отвращение, я ухватил нечто за волосы и, повернув его голову, заглянул в лицо – большой круглый распахнутый красно-белый глаз и черная лоснящаяся кожа. В ужасе я шарахнулся от тела и вытер руку о джинсы. Из-под трупа растекалась черная вязкая жидкость, свитер темнел и проседал, тело таяло, как масло на сковородке. Запахло тухлыми яйцами.
За спиной зашуршало. Оглянувшись, я вскинул ружье. Ветви куста раскачивались. Нет, я не псих, я не стану стрелять в невидимую цель. Но вокруг по-прежнему было тихо, куст замер, его больше никто не тревожил. Тишь и страх. Чей страх? Кто кого здесь теперь боится? Я повернулся к своей жертве – тело исчезло, оно превратилось в черную маслянистую лужу. Вот так – только мокрое место осталось.
Закинув ружье на плечо, я победоносно оглядел двор, радостное опьянение накрыло меня.
– Эй, вы! Кто тут еще есть? – гаркнул я. – Как вас там? Выродки? У меня на вас всех картечи хватит, – и тихо добавил: – С нами сила господня.
Сейчас я проверю дом, а потом позвоню Илье.
1 А. Конан Дойла «Собака Баскервилей»
Конец
2023 г.
