Ника, к сожалению, так и не появилась. Похоже, в этот раз не решилась или не смогла ускользнуть от родителей...
Последней, уже часов в одиннадцать вечера, пришла Маша Васильева. Захар вышел встретить её на автобусную остановку, чтобы она не заблудилась в темноте. К этому моменту, как ни странно, пошёл снег. Обычно, в их регионе, прямо под новый год не выпадал снег, хотя и мог обильно валить в декабре и январе. Так что их глазам предстало редкое исключение. Они с Машей шли, глядя на кружащие снежинки, и это было умиротворяюще. Хотя они не разговаривали, но иногда и молчание может быть красивым.
Главным «героем» сегодняшнего вечера оказался Даня. Он травил всякие истории, некоторые из них доставляли, другие были просто забавными, третьи не очень забавными. Например, он рассказал, как однажды, чтобы понравиться девушке, когда пошёл с ней в кино, напился каких-то препаратов, из-за чего весь сеанс у него держалась повышенная температура. В итоге (так как он приехал из холоднючей Сибири, и действие истории происходило в ней) девушка весь сеанс жалась к нему, ведь он был горячим, как печка, и от него чуть ли не дымил пар. Другая история просвещала о том, как бывшие девушки Дани создали закрытую группу «Вконтакте», чтобы строить против него козни.
– Ну как тут не станешь нарциссом? – посетовал он. – Когда к тебе столько много внимания...
Всё это разбавлялось остротами разной степени пошлости. В общем, его «стендап» стал «гвоздём программы». Захар уж думал, как ему развлекать гостей, переживал, что те за целую ночь заскучают, поскольку сам он перед большой аудиторией выступать несколько стеснялся, но Даня прекрасно справился с этой задачей и без него. Или, во всяком случае, сильно облегчил. Пусть в тоне Дубровского и звучал оттенок хвастовства и заносчивости, но вряд ли без толики этих качеств смог бы обойтись хоть один действительно увлекательный и харизматичный рассказчик.
Иногда, помимо развлекательных историй, проскальзывали и вполне серьёзные. Например, как, когда он был в третьем классе, и из шалости поджёг портрет Клыкова в кабинете директора, его забрали в полицейский участок, а там заставили раздеться догола и избивали лежачего на полу ногами до полусознательного состояния. После чего он на всю оставшуюся жизнь убедился в гнилой и человеконенавистнической сущности правящего режима.
Почти перед самой полночью вдруг ожил айфон Захара, Гордеев увидел украинский номер. Он потихоньку ускользнул к себе в комнату и «взял трубку»:
– Алло?
– Это Сергей Вольный, – раздался слегка хрипловатый бас. – Ну что, с Новым Годом, дружище!!! – торжественным тоном произнёс он. – Специально звоню, чтобы поздравить.
– Спасибо! – обрадовался Захар. – Ну ты даёшь, денег, наверное, много уйдёт, из Украины в Россию звонить. И вас с Зоей с наступающим! – искренне поздравил он. – Слушай, я тут подумал... возможно, после того как вся эта канитель с выборами пройдёт, я ещё раз к вам туда смотаюсь, если деньги останутся. Может, недельку-другую, а то и месяцок у вас побуду. Вы не против?
– Нет, конечно, приезжай, всегда рады тебя видеть! – с энтузиазмом отозвался Сергей.
– А то перед тем, как находить работу и окончательно осесть на «родной земле», хотелось бы, так сказать, ещё подышать полной грудью напоследок... Пускай и не очень долго. В общем, будем жить. Ещё раз поздравляю! Свидимся!
Когда Захар вернулся, на кухне разгорелся жаркий спор. Даня предложил включить телек и посмотреть новогоднее обращение Клыкова, пока что действующего президента, и возможно, будущего ещё на шесть лет. Захар, пользуясь аторитетным правом хозяина дома, попытался возразить, мол, это будет плохая примета – ведь, как известно, как новый год встретишь, так его и проведёшь.
– А вдруг он в последний раз выступает? – возразил Даня.
Так как Дубровский был более убедительным, то всё же смог переманить большинство на «свою сторону». Захар только досадно махнул рукой, когда все ушли в комнату включать телек. Сам он, даже если не воспринимать всерьёз приметы, не имел ни малейшего желания в эту праздничную минуту созерцать несвежее, как прошлогоднее оливье, лицо престарелого диктатора. Поэтому он остался на кухне, вместе с Машей, которая принципиально поддержала его позицию. В то время, как остальные унесли с собой в комнату бутылку и бокалы для шампанского, они вдвоём сидели и целомудренно пили апельсиновый сок. Так как Маша тоже терпеть не могла алкоголь. Из Жориных колонок тихо лилась песня Аббы «Happy New Year».
Они могли слышать, как в соседней комнате в ответ на очевидное враньё Клыкова раздавался смех ребят, и не могли видеть, как те дружно показывали фак телевизору. Ровно в двенадцать часов в потолок ударила пробка от шампанского.
– РОССИЯ БУДЕТ СВОБОДНОЙ!!! – заорал во всё горло Митя Гуляев.
Ты виноват в том, чему не пытался помешать.
Жан-Поль Сартр
После Нового года кампания Феврального резко изменила свою направленность. Если раньше это была кампания за допуск на выборы, то теперь её целью стала агитация против участия в них. Позиция проста: так как власть отказалась зарегистрировать единственного реально оппозиционного кандидата, выборы заведомо нечестные. В соперниках у Клыкова полторы калеки и Собчак.
И опуститься до участия в этом цирке – значит признать его приемлемым. Поэтому участвовать в таких псевдовыборах допустимо лишь в единственном качестве – наблюдателем, чтобы зафиксировать как можно больше фальсификаций и как можно сильнее понизить легитимность избирательного процесса в глазах населения страны. Отдавать же, неважно кому, свой голос – значит повышать явку, и, как следствие, легитимность всего процесса. Чем меньше народу придёт на выборы, тем меньше значимость их результатов.
Поэтому теперь предвыборные штабы Феврального по всей стране переквалифицировались в штабы Забастовки Избирателей. Основные тезисы стали такими. На выборах – не голосовать. Самым активным – приходить в штаб на лекции по наблюдению на выборах (если ранее не было соответствующего опыта). Чем больше наблюдателей, тем лучше. В идеале на каждом участке должен стоять наблюдатель. Если явка окажется низкой, да ещё и фальсификации будут многочисленными и очевидными – тогда цена этим выборам вообще грош, и можно добиваться перевыборов с допуском всех кандидатов.
Кроме этого, на 28 января была назначена новая всероссийская акция протеста. Против нечестных выборов и за допуск Феврального. Митинги должны будут пройти одновременно в сотне городов. И если в этот день на улицы выйдет критическое число людей, вполне возможно, что власть будет вынуждена пойти на попятную и допустить Феврального. Поэтому задача – вывести на акцию всех, кого возможно и не возможно.
В связи с кардинальной сменой стратегии и старые агитматериалы стали непригодными. На сайте кампании почти сразу появились новые шаблоны листовок и ДМП. На них был изображён карикатурный перечёркнутый Клыков, а ниже обозначены новые тезисы кампании. Пресс-секретарь Дмитрий Носков в интервью немедленно намекнул правоохранительным органам, мол, надо проверить, а законны ли вообще призывы не ходить на выборы.
Те на скорую руку обстряпали «экспертизу» и постановили – нет, незаконно. На том основании, мол, что начиная с 18 декабря все агитматериалы должны оплачиваться с избирательного счёта (поэтому «новые» листовки и ДМП использовать нельзя). С юридической точки зрения это был полный бред. Агитация против выборов, сродни агитации за здоровый образ жизни, не являлась «агитацией» с точки зрения избирательного законодательства. Под термином «агитация» в нём понимался лишь призыв голосовать за какого-то определённого кандидата или партию. Призыв НЕ голосовать вообще, с точки зрения закона, не являлся агитацией. Следственно, данные листовки и плакаты формально не подпадали под категорию агитматериалов. И уж тем более не могли быть оплачены с избирательного счёта, поскольку оный открывался, только если кандидат был зарегистрирован. А так как Февральному в регистрации отказали, то и никакого избирательного счёта у него априори существовать не могло.
Но запрет был наложен. А рядовой полицейский или «эшник» в юридические нюансы вникать не будет. Для их примитивных мозгов это слишком сложные, заоблачные материи. Запретили – значит, были причины, и точка. Вышестоящий по званию всегда прав. А Клыков, пока ещё, верховный главнокомандующий. Пускай даже они не всем довольны в этой стране.
Таким образом, противостояние власти и оппозиции передвинулось в более активную фазу. Если раньше власть гадила подспудно, исподтишка: мешала искать помещения для штабов, запугивая возможных арендодателей, фабриковала уголовные и административные дела, изымала у волонтёров технику и агитматериалы, то сейчас – фактически вся деятельность штабов Феврального была объявлена вне закона. Это развязывало эшникам и фараонам руки. Ситуация начинала становиться реально опасной.
Через пару дней после нового года, когда Гордеев ещё собирал по квартире пустые бумажные стаканчики и подметал в совочек помёт из хлопушек, ему позвонил Дима Зубров и спросил разрешения перевезти цветной принтер, на котором печатали листовки и плакаты, из штаба к Захару домой. Он опасался, что эшники могут в любой момент ворваться в штаб и «конфисковать» (в кавычках, потому что законных оснований у них никаких не было) технику. А без принтера они не смогут печатать агитку. Захар, конечно, согласился.
На следующий день он позвонил Юрию Тучину и попросил того помочь с машиной. Они вместе перевезли принтер из штаба к нему домой. Естественно, об этом должно было стать известным только самым доверенным волонтёрам, условно своим. Новички (которые, несмотря на запрет, продолжали прибывать) будут получать на руки листовки, но им не обязательно знать, где они были напечатаны.
Захару написал Жора (которого, естественно, одного из первых посвятили в тайну), и попросил, для начала, напечатать штук 300 новых ДМП (плакатов для расклейки А4). Захар немедленно принялся выполнять его поручение, но, установив необходимый драйвер и подключив принтер к своему компьютеру, выяснил, что картриджи почти что на нуле. Он тотчас звякнул маме:
– Привет! Хочешь совершить доброе дело во благо Родины?
– Какое «доброе дело»? – осторожно спросила мама.
– Нужно купить цветные картриджи для принтера «Canon», – Захар назвал модель. – СРОЧНО. Родина тебя не забудет.
Мама пошла на встречу. Захар по-доброму, но настоятельно попросил. Так как он вообще редко просил о чём-то родителей, и в основном не для себя (у него самого и так всё необходимое было, а образ жизни мажора его не привлекал), та, поупрямившись, в конце концов поддалась. Естественно, мама предполагала, что принтер, для которого нужны картриджи, вероятнее всего, находится в штабе. Учитывая её пост, вряд ли бы она санкционировала учреждение подпольной типографии у себя на квартире. Поэтому о том, что принтер «переехал» к ним, Захар благоразумно умолчал. Хвала высшим силам, что родители пообещали не вторгаться в его личное жилое пространство и крайне редко заезжают на эту городскую квартиру.
Когда Захар забирал у мамы картриджи, она выглядела крайне встревоженной. И пока они разговаривали, зная про недавний запрет, неоднократно его напутствовала: «Будь осторожен. Я тебя прошу, не высовывайся, сиди тихо. Если это возможно, вообще ни в каких мероприятиях не участвуй, или хотя бы постарайся не лезть на рожон. Я за тебя очень беспокоюсь, да и к тому же, если у моего сына будет хотя бы административка – это плохо отразится и на моей профессиональной репутации тоже». Захару неудобно было, что мама из-за него переживает, но и лгать ей о том, что он не будет никуда соваться, ему тоже было неудобно, поэтому он старался отвечать уклончиво, общими словами, чтобы и не давать никаких обещаний, и при этом хотя бы как-то попытаться успокоить её.
Как говорится, первый блин комом. Принтер не сразу адаптировался к новой «машинке», и первые плакаты вышли неровными, яркость не была отрегулирована, как нужно. Просто поменять картриджи оказалось недостаточно. Наконец, после сорока минут камланий Захар добился удовлетворительного результата, и смог поставить агитку на печать. Ещё часа через полтора он напечатал столько плакатов, чтобы хватило по крайней мере на один рейд.
Вечером Захар, Жора и Вася пошли расклеивать новые плакаты в районе Луговой. Алиса не смогла пойти с ними, потому что была занята на подработке (баристой).
– Ребята, мы с вами как фантастическая четвёрка! – сказал Захар. – Я – мистер Фантастик, Жора – Существо, Вася – человек-факел, потому что вспыльчивый, а Алиса – невидимая леди, потому что её с нами нет.
Шутка зашла, особенно учитывая, что Жора, помимо характерного телосложения, сегодня как раз был в соответствующем по цвету жёлтом пуховике.
– Вася – не человек-факел, Вася – человек-синяк! – хохотнул Георгий, явно намекая на губительное пристрастие своего друга к алкоголизму. – Кстати, Захар, тебе не кажется, что Дима Зубров зазнался, и вообразил себя Таносом, хотя на самом деле даже на человека-паука не потянет?
– Мне не кажется, – кивнул Захар, – а так оно и есть, о чём я ему прямо в глаза и сказал.
– Поскольку нас с Алисой как бы продинамили, а прекращать заниматься оппозиционной деятельностью мы не собираемся, я решил попробовать открыть в Майском порту отделение «Открытой России», – сказал Жора, – извини за каламбур. «Открытка» уже есть много где, но к нам до сих пор не добралась.
– Неплохая идея, почему нет, – сказал Захар. – А у «Открытки» специфика чем-то отличается от Феврального?
– Нет, многие волонтёры Феврального, и даже сотрудники, по совместительству – и участники «Открытки». «Открытка» просто менее известна пока. Ну и, может быть, более демократична. Хотя ценности и там, и там одинаковы. Поэтому я хочу создать отделение, получить финансирование и продолжать заниматься тем же самым, чем мы сейчас занимаемся. Агитировать за Феврального, вести просветительскую работу среди населения, проводить протестные митинги и акции.
«Вот оно как, – подумал Захар. – Если человек по-настоящему искренне верит в свои убеждения, его ничто не остановит. И неважно, в штабе Феврального он будет или в «Открытке», и то, и другое – всего лишь платформа для выражения своих взглядов. И если обстоятельства складываются так, что продолжать работу на базе одной платформы не получается, умный и целеустремлённый человек обязательно найдёт альтернативный способ, как донести свою позицию. Дело оппозиции будет жить».
«Открытой Россией» называлось полуофициальное общественное движение, созданное в России с подачи Ходорковского после побега в Европу. Но сейчас «Открытка» отказалась от его финансирования, став самостоятельной оппозиционной организацией, существующей только на пожертвования неравнодушных.
К Ходорковскому Захар относился нейтрально. По интервью тот производил впечатление адекватного, интеллигентного человека. Захар не знал, являлись ли обвинения в отношении него справедливыми, потому что во время того знаменательного процесса был слишком маленьким и не мог следить за политикой. Но главное, что сейчас Ходор говорил правильные вещи и находился на стороне оппозиции, а значит, и на стороне Захара.
Последней, уже часов в одиннадцать вечера, пришла Маша Васильева. Захар вышел встретить её на автобусную остановку, чтобы она не заблудилась в темноте. К этому моменту, как ни странно, пошёл снег. Обычно, в их регионе, прямо под новый год не выпадал снег, хотя и мог обильно валить в декабре и январе. Так что их глазам предстало редкое исключение. Они с Машей шли, глядя на кружащие снежинки, и это было умиротворяюще. Хотя они не разговаривали, но иногда и молчание может быть красивым.
Главным «героем» сегодняшнего вечера оказался Даня. Он травил всякие истории, некоторые из них доставляли, другие были просто забавными, третьи не очень забавными. Например, он рассказал, как однажды, чтобы понравиться девушке, когда пошёл с ней в кино, напился каких-то препаратов, из-за чего весь сеанс у него держалась повышенная температура. В итоге (так как он приехал из холоднючей Сибири, и действие истории происходило в ней) девушка весь сеанс жалась к нему, ведь он был горячим, как печка, и от него чуть ли не дымил пар. Другая история просвещала о том, как бывшие девушки Дани создали закрытую группу «Вконтакте», чтобы строить против него козни.
– Ну как тут не станешь нарциссом? – посетовал он. – Когда к тебе столько много внимания...
Всё это разбавлялось остротами разной степени пошлости. В общем, его «стендап» стал «гвоздём программы». Захар уж думал, как ему развлекать гостей, переживал, что те за целую ночь заскучают, поскольку сам он перед большой аудиторией выступать несколько стеснялся, но Даня прекрасно справился с этой задачей и без него. Или, во всяком случае, сильно облегчил. Пусть в тоне Дубровского и звучал оттенок хвастовства и заносчивости, но вряд ли без толики этих качеств смог бы обойтись хоть один действительно увлекательный и харизматичный рассказчик.
Иногда, помимо развлекательных историй, проскальзывали и вполне серьёзные. Например, как, когда он был в третьем классе, и из шалости поджёг портрет Клыкова в кабинете директора, его забрали в полицейский участок, а там заставили раздеться догола и избивали лежачего на полу ногами до полусознательного состояния. После чего он на всю оставшуюся жизнь убедился в гнилой и человеконенавистнической сущности правящего режима.
Почти перед самой полночью вдруг ожил айфон Захара, Гордеев увидел украинский номер. Он потихоньку ускользнул к себе в комнату и «взял трубку»:
– Алло?
– Это Сергей Вольный, – раздался слегка хрипловатый бас. – Ну что, с Новым Годом, дружище!!! – торжественным тоном произнёс он. – Специально звоню, чтобы поздравить.
– Спасибо! – обрадовался Захар. – Ну ты даёшь, денег, наверное, много уйдёт, из Украины в Россию звонить. И вас с Зоей с наступающим! – искренне поздравил он. – Слушай, я тут подумал... возможно, после того как вся эта канитель с выборами пройдёт, я ещё раз к вам туда смотаюсь, если деньги останутся. Может, недельку-другую, а то и месяцок у вас побуду. Вы не против?
– Нет, конечно, приезжай, всегда рады тебя видеть! – с энтузиазмом отозвался Сергей.
– А то перед тем, как находить работу и окончательно осесть на «родной земле», хотелось бы, так сказать, ещё подышать полной грудью напоследок... Пускай и не очень долго. В общем, будем жить. Ещё раз поздравляю! Свидимся!
Когда Захар вернулся, на кухне разгорелся жаркий спор. Даня предложил включить телек и посмотреть новогоднее обращение Клыкова, пока что действующего президента, и возможно, будущего ещё на шесть лет. Захар, пользуясь аторитетным правом хозяина дома, попытался возразить, мол, это будет плохая примета – ведь, как известно, как новый год встретишь, так его и проведёшь.
– А вдруг он в последний раз выступает? – возразил Даня.
Так как Дубровский был более убедительным, то всё же смог переманить большинство на «свою сторону». Захар только досадно махнул рукой, когда все ушли в комнату включать телек. Сам он, даже если не воспринимать всерьёз приметы, не имел ни малейшего желания в эту праздничную минуту созерцать несвежее, как прошлогоднее оливье, лицо престарелого диктатора. Поэтому он остался на кухне, вместе с Машей, которая принципиально поддержала его позицию. В то время, как остальные унесли с собой в комнату бутылку и бокалы для шампанского, они вдвоём сидели и целомудренно пили апельсиновый сок. Так как Маша тоже терпеть не могла алкоголь. Из Жориных колонок тихо лилась песня Аббы «Happy New Year».
Они могли слышать, как в соседней комнате в ответ на очевидное враньё Клыкова раздавался смех ребят, и не могли видеть, как те дружно показывали фак телевизору. Ровно в двенадцать часов в потолок ударила пробка от шампанского.
– РОССИЯ БУДЕТ СВОБОДНОЙ!!! – заорал во всё горло Митя Гуляев.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ЗАБАСТОВКА ИЗБИРАТЕЛЕЙ
Ты виноват в том, чему не пытался помешать.
Жан-Поль Сартр
Глава 1. Никогда не сдавайся
После Нового года кампания Феврального резко изменила свою направленность. Если раньше это была кампания за допуск на выборы, то теперь её целью стала агитация против участия в них. Позиция проста: так как власть отказалась зарегистрировать единственного реально оппозиционного кандидата, выборы заведомо нечестные. В соперниках у Клыкова полторы калеки и Собчак.
И опуститься до участия в этом цирке – значит признать его приемлемым. Поэтому участвовать в таких псевдовыборах допустимо лишь в единственном качестве – наблюдателем, чтобы зафиксировать как можно больше фальсификаций и как можно сильнее понизить легитимность избирательного процесса в глазах населения страны. Отдавать же, неважно кому, свой голос – значит повышать явку, и, как следствие, легитимность всего процесса. Чем меньше народу придёт на выборы, тем меньше значимость их результатов.
Поэтому теперь предвыборные штабы Феврального по всей стране переквалифицировались в штабы Забастовки Избирателей. Основные тезисы стали такими. На выборах – не голосовать. Самым активным – приходить в штаб на лекции по наблюдению на выборах (если ранее не было соответствующего опыта). Чем больше наблюдателей, тем лучше. В идеале на каждом участке должен стоять наблюдатель. Если явка окажется низкой, да ещё и фальсификации будут многочисленными и очевидными – тогда цена этим выборам вообще грош, и можно добиваться перевыборов с допуском всех кандидатов.
Кроме этого, на 28 января была назначена новая всероссийская акция протеста. Против нечестных выборов и за допуск Феврального. Митинги должны будут пройти одновременно в сотне городов. И если в этот день на улицы выйдет критическое число людей, вполне возможно, что власть будет вынуждена пойти на попятную и допустить Феврального. Поэтому задача – вывести на акцию всех, кого возможно и не возможно.
В связи с кардинальной сменой стратегии и старые агитматериалы стали непригодными. На сайте кампании почти сразу появились новые шаблоны листовок и ДМП. На них был изображён карикатурный перечёркнутый Клыков, а ниже обозначены новые тезисы кампании. Пресс-секретарь Дмитрий Носков в интервью немедленно намекнул правоохранительным органам, мол, надо проверить, а законны ли вообще призывы не ходить на выборы.
Те на скорую руку обстряпали «экспертизу» и постановили – нет, незаконно. На том основании, мол, что начиная с 18 декабря все агитматериалы должны оплачиваться с избирательного счёта (поэтому «новые» листовки и ДМП использовать нельзя). С юридической точки зрения это был полный бред. Агитация против выборов, сродни агитации за здоровый образ жизни, не являлась «агитацией» с точки зрения избирательного законодательства. Под термином «агитация» в нём понимался лишь призыв голосовать за какого-то определённого кандидата или партию. Призыв НЕ голосовать вообще, с точки зрения закона, не являлся агитацией. Следственно, данные листовки и плакаты формально не подпадали под категорию агитматериалов. И уж тем более не могли быть оплачены с избирательного счёта, поскольку оный открывался, только если кандидат был зарегистрирован. А так как Февральному в регистрации отказали, то и никакого избирательного счёта у него априори существовать не могло.
Но запрет был наложен. А рядовой полицейский или «эшник» в юридические нюансы вникать не будет. Для их примитивных мозгов это слишком сложные, заоблачные материи. Запретили – значит, были причины, и точка. Вышестоящий по званию всегда прав. А Клыков, пока ещё, верховный главнокомандующий. Пускай даже они не всем довольны в этой стране.
Таким образом, противостояние власти и оппозиции передвинулось в более активную фазу. Если раньше власть гадила подспудно, исподтишка: мешала искать помещения для штабов, запугивая возможных арендодателей, фабриковала уголовные и административные дела, изымала у волонтёров технику и агитматериалы, то сейчас – фактически вся деятельность штабов Феврального была объявлена вне закона. Это развязывало эшникам и фараонам руки. Ситуация начинала становиться реально опасной.
Через пару дней после нового года, когда Гордеев ещё собирал по квартире пустые бумажные стаканчики и подметал в совочек помёт из хлопушек, ему позвонил Дима Зубров и спросил разрешения перевезти цветной принтер, на котором печатали листовки и плакаты, из штаба к Захару домой. Он опасался, что эшники могут в любой момент ворваться в штаб и «конфисковать» (в кавычках, потому что законных оснований у них никаких не было) технику. А без принтера они не смогут печатать агитку. Захар, конечно, согласился.
На следующий день он позвонил Юрию Тучину и попросил того помочь с машиной. Они вместе перевезли принтер из штаба к нему домой. Естественно, об этом должно было стать известным только самым доверенным волонтёрам, условно своим. Новички (которые, несмотря на запрет, продолжали прибывать) будут получать на руки листовки, но им не обязательно знать, где они были напечатаны.
Захару написал Жора (которого, естественно, одного из первых посвятили в тайну), и попросил, для начала, напечатать штук 300 новых ДМП (плакатов для расклейки А4). Захар немедленно принялся выполнять его поручение, но, установив необходимый драйвер и подключив принтер к своему компьютеру, выяснил, что картриджи почти что на нуле. Он тотчас звякнул маме:
– Привет! Хочешь совершить доброе дело во благо Родины?
– Какое «доброе дело»? – осторожно спросила мама.
– Нужно купить цветные картриджи для принтера «Canon», – Захар назвал модель. – СРОЧНО. Родина тебя не забудет.
Мама пошла на встречу. Захар по-доброму, но настоятельно попросил. Так как он вообще редко просил о чём-то родителей, и в основном не для себя (у него самого и так всё необходимое было, а образ жизни мажора его не привлекал), та, поупрямившись, в конце концов поддалась. Естественно, мама предполагала, что принтер, для которого нужны картриджи, вероятнее всего, находится в штабе. Учитывая её пост, вряд ли бы она санкционировала учреждение подпольной типографии у себя на квартире. Поэтому о том, что принтер «переехал» к ним, Захар благоразумно умолчал. Хвала высшим силам, что родители пообещали не вторгаться в его личное жилое пространство и крайне редко заезжают на эту городскую квартиру.
Когда Захар забирал у мамы картриджи, она выглядела крайне встревоженной. И пока они разговаривали, зная про недавний запрет, неоднократно его напутствовала: «Будь осторожен. Я тебя прошу, не высовывайся, сиди тихо. Если это возможно, вообще ни в каких мероприятиях не участвуй, или хотя бы постарайся не лезть на рожон. Я за тебя очень беспокоюсь, да и к тому же, если у моего сына будет хотя бы административка – это плохо отразится и на моей профессиональной репутации тоже». Захару неудобно было, что мама из-за него переживает, но и лгать ей о том, что он не будет никуда соваться, ему тоже было неудобно, поэтому он старался отвечать уклончиво, общими словами, чтобы и не давать никаких обещаний, и при этом хотя бы как-то попытаться успокоить её.
Как говорится, первый блин комом. Принтер не сразу адаптировался к новой «машинке», и первые плакаты вышли неровными, яркость не была отрегулирована, как нужно. Просто поменять картриджи оказалось недостаточно. Наконец, после сорока минут камланий Захар добился удовлетворительного результата, и смог поставить агитку на печать. Ещё часа через полтора он напечатал столько плакатов, чтобы хватило по крайней мере на один рейд.
Вечером Захар, Жора и Вася пошли расклеивать новые плакаты в районе Луговой. Алиса не смогла пойти с ними, потому что была занята на подработке (баристой).
– Ребята, мы с вами как фантастическая четвёрка! – сказал Захар. – Я – мистер Фантастик, Жора – Существо, Вася – человек-факел, потому что вспыльчивый, а Алиса – невидимая леди, потому что её с нами нет.
Шутка зашла, особенно учитывая, что Жора, помимо характерного телосложения, сегодня как раз был в соответствующем по цвету жёлтом пуховике.
– Вася – не человек-факел, Вася – человек-синяк! – хохотнул Георгий, явно намекая на губительное пристрастие своего друга к алкоголизму. – Кстати, Захар, тебе не кажется, что Дима Зубров зазнался, и вообразил себя Таносом, хотя на самом деле даже на человека-паука не потянет?
– Мне не кажется, – кивнул Захар, – а так оно и есть, о чём я ему прямо в глаза и сказал.
– Поскольку нас с Алисой как бы продинамили, а прекращать заниматься оппозиционной деятельностью мы не собираемся, я решил попробовать открыть в Майском порту отделение «Открытой России», – сказал Жора, – извини за каламбур. «Открытка» уже есть много где, но к нам до сих пор не добралась.
– Неплохая идея, почему нет, – сказал Захар. – А у «Открытки» специфика чем-то отличается от Феврального?
– Нет, многие волонтёры Феврального, и даже сотрудники, по совместительству – и участники «Открытки». «Открытка» просто менее известна пока. Ну и, может быть, более демократична. Хотя ценности и там, и там одинаковы. Поэтому я хочу создать отделение, получить финансирование и продолжать заниматься тем же самым, чем мы сейчас занимаемся. Агитировать за Феврального, вести просветительскую работу среди населения, проводить протестные митинги и акции.
«Вот оно как, – подумал Захар. – Если человек по-настоящему искренне верит в свои убеждения, его ничто не остановит. И неважно, в штабе Феврального он будет или в «Открытке», и то, и другое – всего лишь платформа для выражения своих взглядов. И если обстоятельства складываются так, что продолжать работу на базе одной платформы не получается, умный и целеустремлённый человек обязательно найдёт альтернативный способ, как донести свою позицию. Дело оппозиции будет жить».
«Открытой Россией» называлось полуофициальное общественное движение, созданное в России с подачи Ходорковского после побега в Европу. Но сейчас «Открытка» отказалась от его финансирования, став самостоятельной оппозиционной организацией, существующей только на пожертвования неравнодушных.
К Ходорковскому Захар относился нейтрально. По интервью тот производил впечатление адекватного, интеллигентного человека. Захар не знал, являлись ли обвинения в отношении него справедливыми, потому что во время того знаменательного процесса был слишком маленьким и не мог следить за политикой. Но главное, что сейчас Ходор говорил правильные вещи и находился на стороне оппозиции, а значит, и на стороне Захара.
