Он часами сидел в интернете, вводя в поиске свои данные, слова «таможня», «таможенное управление» и так далее, но никаких новостей по поводу изменений в своем статусе не обнаруживал. Так же ничего интересного не попадалось и при вводе запроса «Непрошин». Отсутствие информации пугало. А спросить было не у кого. Да и нельзя – раскрывать свой номер и свое место нахождения было слишком опасно. Единственным вариантом мог бы быть Поморцев, но просить помощи у него Виктор не хотел. И так их последний разговор выдался слишком неприятным.
Как-то вечером он уже был готов вставить старую симку и позвонить Мочалову. Но в последний момент отказался от этого – возможности найти местонахождение телефона через станции сотовой связи были широко известны. Плюнув, Гордеев сунул обратно новую сим-карту и сел за компьютер. Введя свои данные, он уже привычным движением собрался прокрутить страницу за страницей на экране ноутбука, как вдруг…
Известный столичный еженедельник на своей интернет-странице предлагал читателям самую свежую информацию о «расследовании года». В большой статье рассказывалось о том, как следователи из Генпрокуратуры и их коллеги из других ведомств в течение нескольких лет по крупицам собирали сведения о коррупции в высших эшелонах власти. Итогами их деятельности стали десятки уголовных дел, часть из которых уже дошли до суда, а по некоторым даже были вынесены приговоры. Назывались фамилии, должности, виды деятельности упомянутых лиц и их «прегрешения». Были представлены целые схемы с прямоугольниками и стрелками, причем не все прямоугольники были заполнены – это говорило о том, что часть информации пока не разглашается, либо данное звено еще до конца не проявлено. Однако логика работы компьютерного поисковика предельно доходчиво объяснила Виктору, что и где нужно искать. В одном из прямоугольников он увидел фамилию «Плескова», а под ним, в прямоугольнике поменьше – свою фамилию. Стрелочка шла сверху вниз и показывала степень подчиненности. Ниже него уже никого не было.
А вот чтобы хоть немного разобраться во всем этом нагромождении фактов и цифр, ему пришлось прочитать эту немаленькую статью дважды, при этом не единожды возвращаясь по чтению назад. Увиденное ошеломило Гордеева. Это была модель миниадминистрации, маленького строения, в котором были задействованы серьезные персоны, занимавшие очень важные должности в различных сферах – в правительстве, в министерствах, ведомствах. Гордеев увидел много известных фамилий, именно известных – по телепрограммам, по газетным и интернет-статьям, по новостным передачам и экономическим вестникам. И все эти люди могли – и наверняка делали – какие-то свои определенные дела, которые автор статьи называл не иначе как «криминальные» и «незаконные». А в конце было написано то, что Виктора ошарашило окончательно. Журналист называл весь этот организм не иначе, как… «клубом».
Учитывая, что все это было вынесено «в открытую» на страницах серьезного и уважаемого издания, можно было не сомневаться – это не просто некий слив информации в прессу или чья-то заказуха. Это целенаправленный и конкретный удар по определенной конструкции. И частью этой конструкции был Виктор Гордеев. Причем слово «был» здесь подходило как нельзя кстати. Пусть нигде в данной статье, кроме того прямоугольника, о Гордееве В.С. не было ни единого слова - было легко понять, зачем сюда приехали те самые москвичи. И не надо было быть Нострадамусом, чтобы предсказать, какую отбивную из него сделают местные СМИ, если он только появится на своем рабочем месте. Да даже, если не появится. И не только из него.
«Бедный Мочалов!» - горько ухмыльнулся Виктор, откидываясь в кресле.
С таможней все было покончено. Не будет ни начальственных должностей, ни генеральских лампасов. Сейчас надо отбиться от всех обвинений, это главное. А дальше… Надо начинать жизнь с нуля. Все бизнесы оформлены на родственников, как и все имущество. Какие-то вложения в чужие дела придется потерять, таков мир и таковы в нем люди, но это можно будет пережить. Надо будет просто подождать какое-то время, решить, чем заниматься. А потом люди все забудут, можно будет снова спокойно жить. Деньги есть.
«А есть ли?»
В душе почему-то стало тревожно. Сразу вспомнилось, что себя вела Татьяна. И дома, когда он уезжал, и при недавнем расставании.
«Да ну, фигня! Не может быть. Опять же, что мы тут, зря диван мяли? Да и что она без меня сможет?»
Но весь остаток вечера прошел в мучениях и терзаниях. Бокал коньяка помог только быстрее заснуть, но все сны были какие-то нехорошие.
Проснулся он уставшим и разбитым. Болела голова, поэтому пришлось выпить таблетку. Слегка позавтракав, Виктор сел за ноутбук и еще раз перечитал вчерашнюю статью. Настроение явно не улучшилось. Пришлось одеться и пройтись пару раз вокруг дома. Это немного взбодрило, да и головная боль почти прошла. Читать не хотелось, и он включил телевизор. Там шел какой-то концерт. Под музыку можно было немного расслабиться, и Виктор уже начал подумывать о том, не налить ли ему под это дело бокальчик любимого напитка. «Или дождаться вечера, вдруг там будет какое-нибудь кино? Дела подождут…»
«Их оставалось только трое…», - звучало из динамиков.
Мысль мгновенно пронзила мозг.
«Ты же тогда так и не додумал.
Остались Насонов, Коробков и Плаксин. Они постоянно встречаются, общаются, пьют, ходят в баню, рыбачат. И информацию сливает кто-то из них троих.
Но это не Насонов – Вова никогда ничего не сделает против тебя. Даже в последние месяцы, когда он набычился и не давал о себе знать, как, в общем, и другие «сосновцы», после определенных событий – он все равно слова плохого про тебя не скажет. Вова слишком многим обязан тебе, Витя, и он это всегда будет помнить. Его никто, даже Седов, не собьет с толку, потому как у Насона всегда было и есть свое мнение. И при этом, возможно, он до сих пор так же предан, как и раньше. Позвонить бы, да спросить… эх.
И это не Коробков – не тот характер. Нет, характер у него есть, в тихом омуте, как говорится… Но Вася никогда не пойдет наперекор родственнику. Никогда.
А значит… Значит? Значит!!!
С кем Поморцев больше всего контачил и контачит из тех, кто имеет отношение к таможне? По каким таким своим каналам бывший прокурор может что-то узнать о таможенных делах? Кто теснее других общается и с таможенниками, и с работниками карго, с руководителями всех этих грузовых структур? Кто всегда жил по принципу «и нашим, и вашим»? Кто мог сливать полученную по пьянке информацию по таможенным делам хоть куда – хоть Поморцеву, хоть таможенному начальству, хоть в СМИ?
Ах, ты ж, скотина!»
Вот он, последний негритенок!
Все встало на свои места. И нет никакой разницы, почему он это делал – а может, и продолжает делать. Обиделся? Жизни позавидовал? Или, быть может – завербовали? Не важно.
«Ну, держись, падла! Дай мне только с проблемами разобраться…»
Потребность выпить стала просто невыносимой, и Гордеев буквально побежал на кухню. Достав из холодильника холодный бокал, он влил туда коньяка из початой бутылки и буквально впился в него.
«У-м-м!»
Наслаждение было просто райским. «Лучше, чем с мужиком спать», - вспомнил он выражение одной девчонки с международного сектора, с помощью которого она формулировала высшую степень какого-либо полученного удовольствия. Засмеявшись, Виктор схватил бокал, бутылку и кусок сыра, и уже хотел идти со всем этим добром к телевизору, но вдруг понял, что проголодался. «Колбасы разве что пожарить?»
Наворачивая жареную колбаску, он, заулыбавшись, подумал: «Эх, жалко, нет Татьяны, она бы мне что-нибудь сготовила!» Мысли о жене вскоре приняли определенное направление. «Позвонить, что ли, позвать? И обо всем предупредить бы надо… Но сначала – позвать!»
Поев и помыв посуду, он вышел в комнату и набрал номер. Татьяна взяла трубку не сразу.
- Да, Сергей…
- Это я, - не понял сразу Гордеев.
- Ну да, - как-то отстраненно ответила она.
«Вот дурак! Я же забит как ремонтник Сергей!» Тут он прислушался, выключил звук у телевизора – нет, не ошибся: там, на том конце тоже кто-то пел.
- А что там за музыка у тебя? – спросил он, забыв о цели звонка. – Ты где вообще?
- Я занята. Что ты хотел?
«Обалдеть! Муж звонит жене, а та – занята!» В душе Гордеева вскипела гордость.
- Я не понял, ты где?
Он услышал в трубке, как какой-то мужчина – это был точно мужской голос! – позвал Татьяну: «Таня, ты скоро?», а она, пошуршав, прислонив трубку к чему-то – к груди? к животу? – отвечает тому: «…Уже иду!» И снова шуршание, и ее торопливый ответ, шепотом:
- Я же говорю – я занята. Что ты хотел?
Теперь к гордости прибавилась ревность.
- Кто там с тобой, спрашиваю? Почему ты не дома?
«А может, она с кем-то дома?»
- Ты, видимо, пьян, - прошептала она. – Все, мне некогда, я перезвоню.
Отбой.
- Неееет! – заорал Гордеев и со всего маху кинул телефон на кресло. Потом сел рядом на пол и обеими руками взъерошил волосы.
Он здесь один, а она… там!..
Рука автоматически нашарила бутылку. Отпив прямо из горлышка, он попробовал еще раз набрать жену. Гудки шли, но трубку никто не брал. «Та-ак…»
Сев на диван, он снова и снова набирал номер жены. Где-то раз на третий гудки идти перестали, и девушка начала отвечать, что абонент вне зоны доступа. Но он тупо продолжал тыкать пальцами в экран. Сколько это продолжалось – Виктор не помнил. В какой-то миг он вынырнул из забытья, осознав, что сидит в темноте и пялится на беззвучный телевизор. В одной руке у него была почти пустая бутылка, а в другой – погасший телефон.
«Вот так, значит, да? Все кинули. Все. Ну, ничего, будет и на моей улице…»
Он допил остатки коньяка и кинул бутылку на кресло. Посмотрел телефон – нет, не сел, просто отключился. Хорошо.
«Хотя чего хорошего, кто позвонит?» - улыбнулся он пьяной улыбкой. Потом кинул телефон на стол, выключил немой телевизор и повалился на диван. Еще помнящий его с Татьяной ласки. Или ласки тогда были только его, а она притворялась?
«Завтра узнаю… завтра…», - подумал он и заснул.
День был уже в самом разгаре, когда Виктору удалось разлепить веки. Хотелось пить, но, кроме спиртного, в доме ничего больше не было. Значит, надо одеваться и двигаться в сторону магазина. Пока натягивал одежду, глянул на телефон – никто не звонил. «Ясно».
Погода на улице была солнечной, хотя морозец щипал за щеки весьма ощутимо.
- Замерзли? – спросила Алевтина, подавая ему продукты и минералку.
- Да нет, не очень, - пробурчал Гордеев. «Сейчас предложит согреть…»
- А вас тут спрашивали, - сказала она.
Виктор в момент на себе испытал, что происходит, когда душа уходит в пятки.
- Кто? Когда?
- Да утром. Парень какой-то нерусский. Здоро-овый! Кое-как в дверь вошел.
- И что спросил?
- Да что? Спросил, где Виктор живет, и фамилию назвал, только я ж вашу фамилию не знаю, ну и не запомнила.
- И что?
- Да что-что? Вот я еще буду всякой неруси чего-то говорить. Говорю – не знаю тут никого, торгую, и ладно, некогда мне знакомиться. Он помотал головой и вышел. А вы ему что, денег должны?
Гордеев потер нос.
- Нет. Это… брат жены, мы поругались. Спасибо вам.
Алевтина заулыбалась.
- Так не за что! Если еще зайдет – я вам скажу, ладно?
Виктор кивнул: - Ладно, - и вышел за дверь.
Сердце билось как бешеное.
Вот почему он опять забыл про Непрошина? Ведь Поморцев его предупреждал – эта напасть пострашнее всяких москвичей. Слава Богу, что Новый Год дали с женой встретить, а ведь могли прямо посреди боя курантов вломиться! «Вот черт!»
Гордеев влетел в дверь коттеджа и закрыл за собой все замки и засовы, которые только имелись. Потом прошел по всем этажам и закрыл все замки на окнах, дополнительно опустив везде шторы. Не снимая обуви, сел в кресло и прикинул, что еще можно использовать в качестве защиты.
Имелась сигнализация, но она работала только на движение и на пожар. В крайнем случае, и ее можно было бы пустить в ход, но она сработает через какое-то время, а выехавшая бригада будет на месте минут через 10-15. «За это время меня уже упакуют и увезут».
Что еще? На кухне есть ножи. В сарайке и гараже – лопаты и прочий инструмент, но туда можно попасть, выйдя из дома. Отпадает. На кресле валялась вчерашняя пустая бутылка – разбить, и будет «розочка». «Очень смешно».
Ни пистолета («хотел же купить!»), ни баллончиков с газом, ни прочего оружия или средств самообороны. Остаются ножи. И то, если успеть и правильно воспользоваться – в целях самообороны. А то самому потом сидеть – не пересидеть.
Значит, они знают поселок, где он живет, и вычислить дом будет делом нескольких дней, если не часов. А что потом? Потом непрошинская братва возьмет его под белы рученьки, отвезет к боссу, и тот задаст ему прямой вопрос: «Почему ты, падла, меня подставил?»
Как договориться с Непрошиным? Что ему можно предложить? Денег у него больше, активы от совместных и собственных бизнесов его вряд ли заинтересуют, о проблемах на работе он уже явно наслышан. Тогда что? «Собственную задницу? Ну, разве что для паяльника…»
Виктор потер глаза.
«Может, я зря паникую? Может, никто меня не собирается ни бить, ни убивать? С чего я взял все это? С чего?»
Но тут же он вспомнил свой разговор с адвокатом. «Он же мне все тогда разжевал…»
Непрошин понес тогда не только материальные затраты. Теперь, как объяснял Поморцев, в некоторых кругах от него ждут определенных действий. Хотят проверить, насколько он силен или слаб. В том числе – духом. И в зависимости от того, как Непрошин поступит в ситуации с Гордеевым, он будет либо в фаворе, либо…
Непрошину нет никакого смысла прощать его. И, возможно, даже оставлять в живых. Особенно учитывая то, что никто не захочет разбираться и заступаться.
«А каково наказание за подставу, о которой знают все? Как бы ты, Витя, себя повел?»
Это будет показательная порка. Или – показательная казнь.
«Как же ты, Витя, до такой жизни-то дошел?
Думаешь, опять совесть проснулась? Вот сейчас-то точно поздно. Довкладывался, достучался. По головам шел вверх, думал только о себе, не так разве? Друзей предавал, коллег обманывал, ради своей выгоды других подставлял – и думал, что все с рук сойдет? И что сейчас? Что сидишь, чего ждешь-то?
Бежать тебе надо, дурак!»
Он потер лицо, потом встал и пошел на кухню. Готовить не хотелось, и он нарезал нехитрой снеди – колбасы, соленых огурцов, сыра. Потом открыл новую бутылку коньяка.
«Немного, для мысли…»
Точно, надо бежать. Куда – неважно, главное – сейчас свалить отсюда. Почему он послушал Поморцева? Надо было брать билет и сваливать за границу. За день-два никто бы не смог поставить запрет на выезд, и он запросто мог бы выехать. Хоть в Китай, хоть в Турцию, хоть в Таиланд. Когда-то им с Татьяной очень нравилось в Таиланде. Они даже хотели купить там маленький отель. «Почему не купили?»
Ладно, проехали. Сейчас можно уехать хоть куда. Документы с собой. Можно в родное село завалиться – там-то точно никто искать не будет! Родителям помочь, они уж старенькие.
Родители… Не часто их вспоминал, да. Но деньги посылал, хоть они и отказывались. А когда ездил в последний раз? Узнают ли они сына? Простят ли?
Бородину надо позвонить.
Как-то вечером он уже был готов вставить старую симку и позвонить Мочалову. Но в последний момент отказался от этого – возможности найти местонахождение телефона через станции сотовой связи были широко известны. Плюнув, Гордеев сунул обратно новую сим-карту и сел за компьютер. Введя свои данные, он уже привычным движением собрался прокрутить страницу за страницей на экране ноутбука, как вдруг…
Известный столичный еженедельник на своей интернет-странице предлагал читателям самую свежую информацию о «расследовании года». В большой статье рассказывалось о том, как следователи из Генпрокуратуры и их коллеги из других ведомств в течение нескольких лет по крупицам собирали сведения о коррупции в высших эшелонах власти. Итогами их деятельности стали десятки уголовных дел, часть из которых уже дошли до суда, а по некоторым даже были вынесены приговоры. Назывались фамилии, должности, виды деятельности упомянутых лиц и их «прегрешения». Были представлены целые схемы с прямоугольниками и стрелками, причем не все прямоугольники были заполнены – это говорило о том, что часть информации пока не разглашается, либо данное звено еще до конца не проявлено. Однако логика работы компьютерного поисковика предельно доходчиво объяснила Виктору, что и где нужно искать. В одном из прямоугольников он увидел фамилию «Плескова», а под ним, в прямоугольнике поменьше – свою фамилию. Стрелочка шла сверху вниз и показывала степень подчиненности. Ниже него уже никого не было.
А вот чтобы хоть немного разобраться во всем этом нагромождении фактов и цифр, ему пришлось прочитать эту немаленькую статью дважды, при этом не единожды возвращаясь по чтению назад. Увиденное ошеломило Гордеева. Это была модель миниадминистрации, маленького строения, в котором были задействованы серьезные персоны, занимавшие очень важные должности в различных сферах – в правительстве, в министерствах, ведомствах. Гордеев увидел много известных фамилий, именно известных – по телепрограммам, по газетным и интернет-статьям, по новостным передачам и экономическим вестникам. И все эти люди могли – и наверняка делали – какие-то свои определенные дела, которые автор статьи называл не иначе как «криминальные» и «незаконные». А в конце было написано то, что Виктора ошарашило окончательно. Журналист называл весь этот организм не иначе, как… «клубом».
Учитывая, что все это было вынесено «в открытую» на страницах серьезного и уважаемого издания, можно было не сомневаться – это не просто некий слив информации в прессу или чья-то заказуха. Это целенаправленный и конкретный удар по определенной конструкции. И частью этой конструкции был Виктор Гордеев. Причем слово «был» здесь подходило как нельзя кстати. Пусть нигде в данной статье, кроме того прямоугольника, о Гордееве В.С. не было ни единого слова - было легко понять, зачем сюда приехали те самые москвичи. И не надо было быть Нострадамусом, чтобы предсказать, какую отбивную из него сделают местные СМИ, если он только появится на своем рабочем месте. Да даже, если не появится. И не только из него.
«Бедный Мочалов!» - горько ухмыльнулся Виктор, откидываясь в кресле.
С таможней все было покончено. Не будет ни начальственных должностей, ни генеральских лампасов. Сейчас надо отбиться от всех обвинений, это главное. А дальше… Надо начинать жизнь с нуля. Все бизнесы оформлены на родственников, как и все имущество. Какие-то вложения в чужие дела придется потерять, таков мир и таковы в нем люди, но это можно будет пережить. Надо будет просто подождать какое-то время, решить, чем заниматься. А потом люди все забудут, можно будет снова спокойно жить. Деньги есть.
«А есть ли?»
В душе почему-то стало тревожно. Сразу вспомнилось, что себя вела Татьяна. И дома, когда он уезжал, и при недавнем расставании.
«Да ну, фигня! Не может быть. Опять же, что мы тут, зря диван мяли? Да и что она без меня сможет?»
Но весь остаток вечера прошел в мучениях и терзаниях. Бокал коньяка помог только быстрее заснуть, но все сны были какие-то нехорошие.
Проснулся он уставшим и разбитым. Болела голова, поэтому пришлось выпить таблетку. Слегка позавтракав, Виктор сел за ноутбук и еще раз перечитал вчерашнюю статью. Настроение явно не улучшилось. Пришлось одеться и пройтись пару раз вокруг дома. Это немного взбодрило, да и головная боль почти прошла. Читать не хотелось, и он включил телевизор. Там шел какой-то концерт. Под музыку можно было немного расслабиться, и Виктор уже начал подумывать о том, не налить ли ему под это дело бокальчик любимого напитка. «Или дождаться вечера, вдруг там будет какое-нибудь кино? Дела подождут…»
«Их оставалось только трое…», - звучало из динамиков.
Мысль мгновенно пронзила мозг.
«Ты же тогда так и не додумал.
Остались Насонов, Коробков и Плаксин. Они постоянно встречаются, общаются, пьют, ходят в баню, рыбачат. И информацию сливает кто-то из них троих.
Но это не Насонов – Вова никогда ничего не сделает против тебя. Даже в последние месяцы, когда он набычился и не давал о себе знать, как, в общем, и другие «сосновцы», после определенных событий – он все равно слова плохого про тебя не скажет. Вова слишком многим обязан тебе, Витя, и он это всегда будет помнить. Его никто, даже Седов, не собьет с толку, потому как у Насона всегда было и есть свое мнение. И при этом, возможно, он до сих пор так же предан, как и раньше. Позвонить бы, да спросить… эх.
И это не Коробков – не тот характер. Нет, характер у него есть, в тихом омуте, как говорится… Но Вася никогда не пойдет наперекор родственнику. Никогда.
А значит… Значит? Значит!!!
С кем Поморцев больше всего контачил и контачит из тех, кто имеет отношение к таможне? По каким таким своим каналам бывший прокурор может что-то узнать о таможенных делах? Кто теснее других общается и с таможенниками, и с работниками карго, с руководителями всех этих грузовых структур? Кто всегда жил по принципу «и нашим, и вашим»? Кто мог сливать полученную по пьянке информацию по таможенным делам хоть куда – хоть Поморцеву, хоть таможенному начальству, хоть в СМИ?
Ах, ты ж, скотина!»
Вот он, последний негритенок!
Все встало на свои места. И нет никакой разницы, почему он это делал – а может, и продолжает делать. Обиделся? Жизни позавидовал? Или, быть может – завербовали? Не важно.
«Ну, держись, падла! Дай мне только с проблемами разобраться…»
Потребность выпить стала просто невыносимой, и Гордеев буквально побежал на кухню. Достав из холодильника холодный бокал, он влил туда коньяка из початой бутылки и буквально впился в него.
«У-м-м!»
Наслаждение было просто райским. «Лучше, чем с мужиком спать», - вспомнил он выражение одной девчонки с международного сектора, с помощью которого она формулировала высшую степень какого-либо полученного удовольствия. Засмеявшись, Виктор схватил бокал, бутылку и кусок сыра, и уже хотел идти со всем этим добром к телевизору, но вдруг понял, что проголодался. «Колбасы разве что пожарить?»
Наворачивая жареную колбаску, он, заулыбавшись, подумал: «Эх, жалко, нет Татьяны, она бы мне что-нибудь сготовила!» Мысли о жене вскоре приняли определенное направление. «Позвонить, что ли, позвать? И обо всем предупредить бы надо… Но сначала – позвать!»
Поев и помыв посуду, он вышел в комнату и набрал номер. Татьяна взяла трубку не сразу.
- Да, Сергей…
- Это я, - не понял сразу Гордеев.
- Ну да, - как-то отстраненно ответила она.
«Вот дурак! Я же забит как ремонтник Сергей!» Тут он прислушался, выключил звук у телевизора – нет, не ошибся: там, на том конце тоже кто-то пел.
- А что там за музыка у тебя? – спросил он, забыв о цели звонка. – Ты где вообще?
- Я занята. Что ты хотел?
«Обалдеть! Муж звонит жене, а та – занята!» В душе Гордеева вскипела гордость.
- Я не понял, ты где?
Он услышал в трубке, как какой-то мужчина – это был точно мужской голос! – позвал Татьяну: «Таня, ты скоро?», а она, пошуршав, прислонив трубку к чему-то – к груди? к животу? – отвечает тому: «…Уже иду!» И снова шуршание, и ее торопливый ответ, шепотом:
- Я же говорю – я занята. Что ты хотел?
Теперь к гордости прибавилась ревность.
- Кто там с тобой, спрашиваю? Почему ты не дома?
«А может, она с кем-то дома?»
- Ты, видимо, пьян, - прошептала она. – Все, мне некогда, я перезвоню.
Отбой.
- Неееет! – заорал Гордеев и со всего маху кинул телефон на кресло. Потом сел рядом на пол и обеими руками взъерошил волосы.
Он здесь один, а она… там!..
Рука автоматически нашарила бутылку. Отпив прямо из горлышка, он попробовал еще раз набрать жену. Гудки шли, но трубку никто не брал. «Та-ак…»
Сев на диван, он снова и снова набирал номер жены. Где-то раз на третий гудки идти перестали, и девушка начала отвечать, что абонент вне зоны доступа. Но он тупо продолжал тыкать пальцами в экран. Сколько это продолжалось – Виктор не помнил. В какой-то миг он вынырнул из забытья, осознав, что сидит в темноте и пялится на беззвучный телевизор. В одной руке у него была почти пустая бутылка, а в другой – погасший телефон.
«Вот так, значит, да? Все кинули. Все. Ну, ничего, будет и на моей улице…»
Он допил остатки коньяка и кинул бутылку на кресло. Посмотрел телефон – нет, не сел, просто отключился. Хорошо.
«Хотя чего хорошего, кто позвонит?» - улыбнулся он пьяной улыбкой. Потом кинул телефон на стол, выключил немой телевизор и повалился на диван. Еще помнящий его с Татьяной ласки. Или ласки тогда были только его, а она притворялась?
«Завтра узнаю… завтра…», - подумал он и заснул.
Глава 56
День был уже в самом разгаре, когда Виктору удалось разлепить веки. Хотелось пить, но, кроме спиртного, в доме ничего больше не было. Значит, надо одеваться и двигаться в сторону магазина. Пока натягивал одежду, глянул на телефон – никто не звонил. «Ясно».
Погода на улице была солнечной, хотя морозец щипал за щеки весьма ощутимо.
- Замерзли? – спросила Алевтина, подавая ему продукты и минералку.
- Да нет, не очень, - пробурчал Гордеев. «Сейчас предложит согреть…»
- А вас тут спрашивали, - сказала она.
Виктор в момент на себе испытал, что происходит, когда душа уходит в пятки.
- Кто? Когда?
- Да утром. Парень какой-то нерусский. Здоро-овый! Кое-как в дверь вошел.
- И что спросил?
- Да что? Спросил, где Виктор живет, и фамилию назвал, только я ж вашу фамилию не знаю, ну и не запомнила.
- И что?
- Да что-что? Вот я еще буду всякой неруси чего-то говорить. Говорю – не знаю тут никого, торгую, и ладно, некогда мне знакомиться. Он помотал головой и вышел. А вы ему что, денег должны?
Гордеев потер нос.
- Нет. Это… брат жены, мы поругались. Спасибо вам.
Алевтина заулыбалась.
- Так не за что! Если еще зайдет – я вам скажу, ладно?
Виктор кивнул: - Ладно, - и вышел за дверь.
Сердце билось как бешеное.
Вот почему он опять забыл про Непрошина? Ведь Поморцев его предупреждал – эта напасть пострашнее всяких москвичей. Слава Богу, что Новый Год дали с женой встретить, а ведь могли прямо посреди боя курантов вломиться! «Вот черт!»
Гордеев влетел в дверь коттеджа и закрыл за собой все замки и засовы, которые только имелись. Потом прошел по всем этажам и закрыл все замки на окнах, дополнительно опустив везде шторы. Не снимая обуви, сел в кресло и прикинул, что еще можно использовать в качестве защиты.
Имелась сигнализация, но она работала только на движение и на пожар. В крайнем случае, и ее можно было бы пустить в ход, но она сработает через какое-то время, а выехавшая бригада будет на месте минут через 10-15. «За это время меня уже упакуют и увезут».
Что еще? На кухне есть ножи. В сарайке и гараже – лопаты и прочий инструмент, но туда можно попасть, выйдя из дома. Отпадает. На кресле валялась вчерашняя пустая бутылка – разбить, и будет «розочка». «Очень смешно».
Ни пистолета («хотел же купить!»), ни баллончиков с газом, ни прочего оружия или средств самообороны. Остаются ножи. И то, если успеть и правильно воспользоваться – в целях самообороны. А то самому потом сидеть – не пересидеть.
Значит, они знают поселок, где он живет, и вычислить дом будет делом нескольких дней, если не часов. А что потом? Потом непрошинская братва возьмет его под белы рученьки, отвезет к боссу, и тот задаст ему прямой вопрос: «Почему ты, падла, меня подставил?»
Как договориться с Непрошиным? Что ему можно предложить? Денег у него больше, активы от совместных и собственных бизнесов его вряд ли заинтересуют, о проблемах на работе он уже явно наслышан. Тогда что? «Собственную задницу? Ну, разве что для паяльника…»
Виктор потер глаза.
«Может, я зря паникую? Может, никто меня не собирается ни бить, ни убивать? С чего я взял все это? С чего?»
Но тут же он вспомнил свой разговор с адвокатом. «Он же мне все тогда разжевал…»
Непрошин понес тогда не только материальные затраты. Теперь, как объяснял Поморцев, в некоторых кругах от него ждут определенных действий. Хотят проверить, насколько он силен или слаб. В том числе – духом. И в зависимости от того, как Непрошин поступит в ситуации с Гордеевым, он будет либо в фаворе, либо…
Непрошину нет никакого смысла прощать его. И, возможно, даже оставлять в живых. Особенно учитывая то, что никто не захочет разбираться и заступаться.
«А каково наказание за подставу, о которой знают все? Как бы ты, Витя, себя повел?»
Это будет показательная порка. Или – показательная казнь.
«Как же ты, Витя, до такой жизни-то дошел?
Думаешь, опять совесть проснулась? Вот сейчас-то точно поздно. Довкладывался, достучался. По головам шел вверх, думал только о себе, не так разве? Друзей предавал, коллег обманывал, ради своей выгоды других подставлял – и думал, что все с рук сойдет? И что сейчас? Что сидишь, чего ждешь-то?
Бежать тебе надо, дурак!»
Он потер лицо, потом встал и пошел на кухню. Готовить не хотелось, и он нарезал нехитрой снеди – колбасы, соленых огурцов, сыра. Потом открыл новую бутылку коньяка.
«Немного, для мысли…»
Точно, надо бежать. Куда – неважно, главное – сейчас свалить отсюда. Почему он послушал Поморцева? Надо было брать билет и сваливать за границу. За день-два никто бы не смог поставить запрет на выезд, и он запросто мог бы выехать. Хоть в Китай, хоть в Турцию, хоть в Таиланд. Когда-то им с Татьяной очень нравилось в Таиланде. Они даже хотели купить там маленький отель. «Почему не купили?»
Ладно, проехали. Сейчас можно уехать хоть куда. Документы с собой. Можно в родное село завалиться – там-то точно никто искать не будет! Родителям помочь, они уж старенькие.
Родители… Не часто их вспоминал, да. Но деньги посылал, хоть они и отказывались. А когда ездил в последний раз? Узнают ли они сына? Простят ли?
Бородину надо позвонить.
