Сколь долго, коротко ль по свету
Отважный Яромир скакал,
Но на вопрос его ответа
Пока, увы, никто не дал.
Легенду слыхивали люди,
А кто-то даже говорил,
Что, мол, узнав об этом чуде,
Источник сам искать ходил.
Да только это всё впустую —
Никто покуда не нашёл
К нему дороги и втихую
Домой вернуться предпочёл.
И Яромир решился было,
Дай-Ключ отчаявшись найти,
Вернуться. А к Яману с силой
Дружины княжеской прийти.
Ведь как с Любавой говорили,
Коль Дай-Ключа не знает свет,
То сколько б слухи ни ходили,
Найти его надежды нет.
И он в обратный путь пустился:
Легенда — сказка для детей —
Никто богатства не добился,
Как сильно бы ни верил ей.
Дорогой ночь в лесу дремучем
Его застала. Небосвод
От взора укрывали тучи.
Пора б заночевать... И вот
Под сенью дуба векового
Расположился на ночлег.
Вдруг ветка хрустнула... вот снова...
Быть может, это человек?
«Вдруг лиходей какой-то рыщет,
Разбойник или просто вор,
В ночи себе добычу ищет,
И вот набрёл на мой костёр?»
Конь захрапел, забил копытом,
Взметнулся на дыбы, заржал!
В лесу, ночною тьмой укрытом,
Таится кто-то. Витязь встал,
Коня взял за уздечку. «Тише!
Да ты не бойся, я с тобой».
Большую ветку из кострища,
Чтоб посветить, достал рукой.
Стал вглядываться. В мраке ночи
В кустах среди листвы горят
Двумя углями чьи-то очи!
Тут Яромир шагнул назад
Под дерева густую крону.
Меч взял и крикнул: «Покажись!
Коль с миром ты — тебя не трону,
А коли нет — тогда держись!»
Через мгновенье за кустами
Раздался приглушенный рык,
И волк с горящими глазами
Огромный перед ним возник.
Он взглядом гаснущим с мольбою
Как будто витязя просил
Помочь... Поникнув головою,
Упал, совсем лишившись сил.
А Яромир в недоуменье
Глядел на зверя подле ног:
Громадный волк в изнеможенье
Лежал недви;жим — он не мог
Не то что броситься — подняться!
Дыханье чуть вздымает грудь,
И раны кровию сочатся...
Он не напасть пришел отнюдь.
Убравши в ножны меч булатный,
Свой факел выставив вперёд,
Ко зверю витязь аккуратно
Приблизился. Тот издаёт
Лишь хрипы и не шевелится,
Огонь почти угас в глазах,
У Яромира сердце биться
Сильнее стало. Но не страх
Им овладел, а состраданье:
«Кто в этот час в лесной глуши
Поможет Божьему созданью?» —
Подумал он в ночной тиши.
Каким беспомощным бывает
Пусть даже самый грозный зверь,
Когда над жизнью простирает
Длань смерть, стучащаяся в дверь.
Ведь перед нею все ничтожны
В любом краю и в час любой —
Всевластна! Витязь осторожно
Достал подарок дорогой
С целебным снадобьем, что старец
Ему когда-то подарил.
И волку в пасть просунув палец,
Её немного приоткрыл.
Взял ладанку и аккуратно
Накапал зелья на язык.
Потом, убрав её обратно,
Он ухом ко груди приник:
Чуть слышно сердце зверя билось,
И Яромир укрыл плащом
Его. «Коль будет божья милость,
Тебя от гибели спасём».
Сам у костра расположился
И провалился в крепкий сон.
Наутро, только пробудился —
Своим глазам не верит он:
Лежит, плащом его укрытый,
(Вот с места не сойти вовек!)
Не волк израненный-избитый,
А весь в лохмотьях человек!
«Неужто тут какое чудо? —
Подумал витязь и спросил. —
Скажи мне, кто ты и откуда?»
А тот едва глаза открыл,
Вскочил и будто в изумленье
Себя скорее оглядел.
И взглядом, полным удивленья,
На Яромира посмотрел.
Но вдруг, всем телом содрогаясь,
На землю на колени пал,
И, сгорбившись, укрыть стараясь
Лицо, беззвучно зарыдал.
А Яромир оторопело
На все стенания его
Взирал. И сердце то и дело
В груди сжималось у него.
Он вновь плащом укрыл беднягу,
Потом воды напиться дал.
Слегка согрелся бедолага
И Яромиру рассказал
О многолетнем злоключенье,
Что на себя он сам навлёк
И о чудесном воскрешенье,
Когда считал — в могилу слёг.
«Как много лет прошло, не знаю,
С тех пор, как жил в деревне я.
И жизнь тогда казалась раем —
Кругом родные и друзья.
Мы вместе сеяли, пахали
И собирали урожай.
За друга друг горой вставали,
Коль к нам заедут невзначай
Озоровать лихие люди,
Иль басурмане нападут.
Нет, спуску никому не будет —
Все как один назад бегут!
Мы были верною опорой
Все всем — такой уж был уклад.
И пособить в любую пору
Всегда сосед соседу рад.
Зимою как-то в злую стужу
Слегла соседская семья —
Хворали. Дров им было нужно
Привезть. Помочь решился я.
Пока до леса добирался,
Завыла вьюга, небо мгла
Укрыла. Всюду снег метался,
Пурга дорогу замела.
Ни зги не видно. Лютый холод
Меня до косточек пробрал.
Хоть был я и силён, и молод,
Всё ж понемногу замерзал.
И вот когда почти простился
Со всеми я в предсмертный час,
Снег будто бы остановился...
И взор мой в тот же миг угас.
Но вдруг открыл глаза, и вижу:
Ступает дева предо мной,
Идёт-парит всё ближе, ближе...
Вжимаюсь я в сугроб спиной —
Холодный взгляд её пронзает
И словно душу леденит,
Внутри всё будто замерзает,
И даже сердце не стучит.
«Да это — Мара!» — осенила
Меня догадка. В тот же час,
Едва-едва собравши силы,
Я ей сказал: «Не в этот раз!
Прошу я, сжалься надо мною!»
Она в ответ: «Коль хочешь жить,
Тогда отправишься со мною —
Три года будешь мне служить!»
Я без раздумий согласился
И провалился в забытьё.
Не помню, как я очутился
В её чертогах. А житьё
Моё не то чтоб стало сладко,
Хоть на меня никто оков
И не надел, всего в достатке...
Я должен был её волков,
Как конюх лошадей, лелеять.
Чтоб Мара день и ночь могла
Мороз и смерть по свету сеять.
Такою вот цена была
Спасенья моего. Сначала
По дому сильно тосковал.
Но время шло, и мал-помалу
Я к новой жизни привыкал.
Не ведал я, что поджидала
Беда иная тут меня:
То — одиночество! Снедало
Оно сильней день ото дня.
Сколь ни пытался я, но встретить
Мне ни одной души живой
Не довелось. На целом свете
Я был один. И мне порой
Бежать хотелось без оглядки
И схорониться. Вдруг свезёт?..
Но обыграть Морену в прятки
Нельзя — она везде найдёт».
Он замолчал и, разрыдавшись,
Руками вновь лицо закрыл.
Но вскоре с силами собравшись,
Несчастный, дальше говорил:
«Так минул год. Морена мною
И службою моей была
Вполне довольна и в покои
Свои однажды позвала.
Сказала мне, что, мол, хотела
Меня за службу наградить.
Я попросил её несмело
Свой дом родимый навестить.
«Я так и знала, что не сдюжишь...
У нас с тобою уговор:
Три года мне исправно служишь,
Не покидая этот двор!
Не обессудь. Проси иного!»
И я сказал: «Позволь спросить,
Что люди сделали такого,
Коль ты готова уморить
Их всех и каждого на свете,
Наслав метели и снега?
Возможно, старики. Но дети —
Их жизнь тебе не дорога?
И нет ни капли состраданья,
Когда уводишь за собой
Дитя — невинное созданье —
Прервав короткий путь земной?
За что людей ты ненавидишь,
И черной злобою полна
Душа твоя? Ужель не видишь
Страданий их?..»
«Постой, — она,
Сверкнув очами, отвечала. —
Не смей со мной так говорить,
Всего не ведая с начала,
И уж тем более судить!
Но коль спросил, изволь послушать
Теперь историю о том,
Что погубить способно душу
И сердце любящее льдом
Сковать навек. Молва людская
Давным-давно иной была:
Чтоб полнила вода живая
Мать-землю, чтоб хлеба могла
Родить, я снегом укрывала
Поля и нивы каждый год,
Чтоб горя голода не знало
Людское племя. Талых вод
Затем весёлое журчанье
Будило землю ото сна,
И первых пташек щебетанье —
За мною следом шла весна.
В те времена порой бывало,
Что я среди людей жила.
Однажды там я повстречала
Того, к кому душа легла:
Лицом красив, умом и силой
Он вовсе не был обделён.
Его всем сердцем полюбила,
Все думы были лишь о нём.
Как часто голову теряем,
Вокруг не видя ничего,
И слепо сердцу доверяем,
Лишь вторя голосу его,
Мол, вот же он — венец мечтаний,
И что по нём душа горит...
И ночи, полные страданий,
И слёзы, полные обид —
Нам кажется, снести готовы
И не такое! Кабы знать,
Что то — не счастие — оковы!
И добровольно заковать
Без промедленья позволяя
Себя, и на алтарь потом,
Любовь всеслышно воспевая,
И глазом не моргнув, несём
Самих себя и всё, что было
Нам дорого... В какой-то миг
Мы вдруг в себе находим силы
Открыть глаза. И страшный крик
Беззвучно в горле застывает.
И человек осознает,
Что тот, в ком он души не чает,
Его бесстыдно предает:
Богатства или власти ради
Он, лицемерием полним,
В своём стремлении к награде
Того, кто будет рядом с ним,
Ни в грош, ни в полгроша не ставит!
И лишь достигнет своего,
То в тот же миг его оставит
С разбитым сердцем одного.
И вот пока он продолжает
Интриги гнусные плести,
Душа огнём любви пылает,
И даже в жертву принести
Себя готова, лишь бы милый
Был жив, здоров и невредим,
Надежду робкую питает
Судьбу связать навеки с ним.
Увы, и я попала в сети
Безмерной жадности людской,
Любя, и сразу не заметив,
Кем был на деле мой герой.
Душою я ему открылась
И, лёжа на его плече,
Своею тайной поделилась,
Всё рассказав о Дай-Ключе.
О том, что спрятала надёжно
Его, да так, что не сыскать.
Он умолял меня, мол, можно
Такое чудо увидать?
И я, от нежности хмельная,
Ему поверила тогда.
Не ведая, не понимая,
Какая страшная беда
Случится после. К сожаленью,
Мы знать не можем наперёд,
В какое именно мгновенье
Судьба оглобли повернёт.
Я до зимы забот не знала,
Ведь то была моя пора:
Усердно землю укрывала
Снегами с ночи до утра.
Однажды я вернулась поздно.
Гляжу — оконце не горит,
Изба угрюмо, даже грозно,
Пустыми окнами глядит.
Дымок над крышею не вьётся.
Я в дом скорее — никого!
Лишь словно эхом отдается
В тиши стук сердца моего.
Что приключилось? «Милый, где ты?» —
Любимого я стала звать.
Но всё впустую — нет ответа...
Я бросилась его искать.
И вот без устали искала
Я дни и ночи напролёт —
Всё тщетно... Ах, когда б я знала,
Куда мой розыск приведёт...
Луга и горы, лес и долы
Я обошла, и города,
Деревни малые и сёла —
Но не сыскала и следа.
Полна отчаянья и горя
Душа без милого была.
В снегах у Ледяного моря
Ведунья старая жила.
Я к ней пришла и рассказала,
Мол, не могу найти нигде
Любимого и умоляла
Помочь в случившейся беде.
Она сказала: «Не пытайся
Среди живых найти его.
К Кощею в царство отправляйся —
Твой милый нынче у него».
«Как вышло так? Ответь скорее!
Мне без него теперь не жить!»
Она промолвила: «Кощея
Об этом лучше расспросить».
Себя не помня, я помчалась.
И вот Смородина-река
За тёмным лесом показалась.
Густые тучи-облака
Укрыли небо. Тьмой кромешной
К реки покатым берегам
Окутанный, весьма поспешно
Кощей бессмертный прибыл сам.
«Поведай мне, нужда какая
Тебя проделать долгий путь
Заставила? Постой-ка, знаю —
Пришла любимого вернуть?»
«Ты прав. За ним к тебе явилась,
Весь свет объехав до того.
Могу ль рассчитывать на милость?
Скажи, отпустишь ли его?»
«Что ж, смелости тебе, Морена,
Не занимать. Позволь спросить,
Ты за него какую цену
Готова будешь уплатить?»
«Коль ведаешь, кто я, то знаешь,
Что если только захочу,
Проси всего, что пожелаешь —
Я враз тебя озолочу!»
«Таких сокровищ мне не надо.
Взгляни — их по;лны закрома!
Иная мне нужна награда...
Послушай, девица-зима:
Известно, кто в мои владенья
Попал, тому обратный путь
Заказан, ибо, к сожаленью,
Им время вспять не повернуть».
«Чего же хочешь ты? Скорее
Уже мне цену назови!
На всё готова. Нет сильнее
На целом свете той любви,
Что мной однажды завладела
Когда я встретила его.
Ударим по рукам, и дело
Мы кончим».
«Друга твоего
Я отпущу. Тебе ж придётся
Остаться у меня служить,
И души тех, чья жизнь прервётся,
В мои владенья приводить.
Ну что, Морена, ты согласна?
Поверь, я вовсе не злодей:
Чтоб ты не сделалась несчастна,
Жить сможешь и среди людей.
И вот ещё. Когда дорогу
Живых пройдёт любимый твой,
Ты к царства моего порогу
Вернёшься стать моей женой».
И я, конечно, согласилась,
Хоть высока была цена.
В груди же сердце заходилось,
Ведь я безмерно влюблена
Тогда была. И не робея
Скрепила клятвою своей
Наш уговор. Потом Кощея
Спросила: «Как к тебе, Кощей,
Попал мой милый?»
«Заблудился —
Дай-Ключ искал, просил помочь.
Сказал, что, мол, с дороги сбился,
И что желает княжью дочь
Сосватать, только бы разжиться
Богатством. Даже обещал
Потом со мною поделиться.
Да только он тогда не знал,
Кто я. И что порой ночною
Средь смертных я хожу-брожу
И всех, кто с тёмною душою,
В свои владенья увожу».
Меня, как молнией пронзило:
Ужели милый мой дружок,
Кого всем сердцем я любила,
Так поступить со мною мог?
Но уговора не нарушить —
Коль слово дал, его изволь
Сдержать. Хотя и полнят душу
Лишь гнева и обиды боль.
Так я служить Кощею стала.
И чтоб душа моя вперёд
Страданий снова не познала,
Я сердце обратила в лёд».
Тут я спросил: «А что ж твой милый?
Что стало с ним? Ужель ему
Ты злодеяние простила?..»
Она сказала: «Никому
Не миновать суровой кары,
Коль он осмелился предать
Меня! Ему возмездья Мары
Потом никак не избежать!
В мороз в лесу порой ночною
Его задула я костёр.
Хоть он молил простить... Такое
Я не спускаю. До сих пор
От всех сокрыт в лесу дремучем,
Стоять во тьме глуши лесной
Лишь совестью своею мучим
Оставлен глыбой ледяной.
Всё больше к Дай-Ключу манила
Людская жадность — злой порок.
И на источник я решила
Навесить с хитростью замок:
Обычный ключ тут не поможет —
Лишь из пылающего льда!
А выковать такой не сможет
Никто из смертных никогда.
Хотя недавно, врать не буду,
Всё ж выискался удалец,
Которому такое чудо
По силам — дюже тот кузнец
Умелый. И молва такая
По свету белому идёт:
Такой мастак, что лёд не тает
Под молотом его. И вот
К нему я, знатною девицей
Оборотясь, пришла тогда:
Просила выковать вещицу
Всенепременно изо льда.
Вот, посмотри-ка, что способен
Искусный выковать кузнец».
Ключ ледяной был бесподобен!
«Да, он и вправду молодец!
Теперь любой открыть сумеет
Замок мой эдаким ключом.
Но повторить он не посмеет
Такое. Больше ремеслом
Ему кузнечным не под силу
Заняться будет никогда.
Хоть не умения лишила —
В себя лишь веры навсегда!
Теперь никто не завладеет
Богатством, что Дай-Ключ хранит,
Пусть и найти его сумеет —
Оно лишь мне принадлежит.
Среди людей покуда живы
Корысть и алчность, мне поверь,
Горящим жаждою наживы
К Ключу не отворится дверь.
Но если только повстречаю
Того, кто б быть достоин мог
Его богатства — обещаю,
Сама отверзну свой замок.
Теперь ступай. Уже стемнело.
Давно сбираться мне пора:
Снег сеять — непростое дело,
Управиться бы до утра».
И я ушёл. Ни днём, ни ночью
Уже не мог обресть покой
С того мгновенья, как воочью
Я ключ увидел ледяной.
Казалось мне, что в нём спасенье:
Богатство — истинная власть!
Великим было искушенье,
И я решился ключ украсть.
Меня порой одолевали
Сомнения. Но день за днём
Всё чаще образы вставали,
Как будет мне в краю родном
Безбедно и привольно житься,
И стал я думать и гадать,
Как можно было б исхитриться,
Чтоб гнева Мары избежать.
В раздумьях тяжких пребывая,
Я потерял покой и сон.
Себе всё время представляя
Богатства те, что Дай-Ключом
Сокрыты так, что целым светом
Отважный Яромир скакал,
Но на вопрос его ответа
Пока, увы, никто не дал.
Легенду слыхивали люди,
А кто-то даже говорил,
Что, мол, узнав об этом чуде,
Источник сам искать ходил.
Да только это всё впустую —
Никто покуда не нашёл
К нему дороги и втихую
Домой вернуться предпочёл.
И Яромир решился было,
Дай-Ключ отчаявшись найти,
Вернуться. А к Яману с силой
Дружины княжеской прийти.
Ведь как с Любавой говорили,
Коль Дай-Ключа не знает свет,
То сколько б слухи ни ходили,
Найти его надежды нет.
И он в обратный путь пустился:
Легенда — сказка для детей —
Никто богатства не добился,
Как сильно бы ни верил ей.
Дорогой ночь в лесу дремучем
Его застала. Небосвод
От взора укрывали тучи.
Пора б заночевать... И вот
Под сенью дуба векового
Расположился на ночлег.
Вдруг ветка хрустнула... вот снова...
Быть может, это человек?
«Вдруг лиходей какой-то рыщет,
Разбойник или просто вор,
В ночи себе добычу ищет,
И вот набрёл на мой костёр?»
Конь захрапел, забил копытом,
Взметнулся на дыбы, заржал!
В лесу, ночною тьмой укрытом,
Таится кто-то. Витязь встал,
Коня взял за уздечку. «Тише!
Да ты не бойся, я с тобой».
Большую ветку из кострища,
Чтоб посветить, достал рукой.
Стал вглядываться. В мраке ночи
В кустах среди листвы горят
Двумя углями чьи-то очи!
Тут Яромир шагнул назад
Под дерева густую крону.
Меч взял и крикнул: «Покажись!
Коль с миром ты — тебя не трону,
А коли нет — тогда держись!»
Через мгновенье за кустами
Раздался приглушенный рык,
И волк с горящими глазами
Огромный перед ним возник.
Он взглядом гаснущим с мольбою
Как будто витязя просил
Помочь... Поникнув головою,
Упал, совсем лишившись сил.
А Яромир в недоуменье
Глядел на зверя подле ног:
Громадный волк в изнеможенье
Лежал недви;жим — он не мог
Не то что броситься — подняться!
Дыханье чуть вздымает грудь,
И раны кровию сочатся...
Он не напасть пришел отнюдь.
Убравши в ножны меч булатный,
Свой факел выставив вперёд,
Ко зверю витязь аккуратно
Приблизился. Тот издаёт
Лишь хрипы и не шевелится,
Огонь почти угас в глазах,
У Яромира сердце биться
Сильнее стало. Но не страх
Им овладел, а состраданье:
«Кто в этот час в лесной глуши
Поможет Божьему созданью?» —
Подумал он в ночной тиши.
Каким беспомощным бывает
Пусть даже самый грозный зверь,
Когда над жизнью простирает
Длань смерть, стучащаяся в дверь.
Ведь перед нею все ничтожны
В любом краю и в час любой —
Всевластна! Витязь осторожно
Достал подарок дорогой
С целебным снадобьем, что старец
Ему когда-то подарил.
И волку в пасть просунув палец,
Её немного приоткрыл.
Взял ладанку и аккуратно
Накапал зелья на язык.
Потом, убрав её обратно,
Он ухом ко груди приник:
Чуть слышно сердце зверя билось,
И Яромир укрыл плащом
Его. «Коль будет божья милость,
Тебя от гибели спасём».
Сам у костра расположился
И провалился в крепкий сон.
Наутро, только пробудился —
Своим глазам не верит он:
Лежит, плащом его укрытый,
(Вот с места не сойти вовек!)
Не волк израненный-избитый,
А весь в лохмотьях человек!
«Неужто тут какое чудо? —
Подумал витязь и спросил. —
Скажи мне, кто ты и откуда?»
А тот едва глаза открыл,
Вскочил и будто в изумленье
Себя скорее оглядел.
И взглядом, полным удивленья,
На Яромира посмотрел.
Но вдруг, всем телом содрогаясь,
На землю на колени пал,
И, сгорбившись, укрыть стараясь
Лицо, беззвучно зарыдал.
А Яромир оторопело
На все стенания его
Взирал. И сердце то и дело
В груди сжималось у него.
Он вновь плащом укрыл беднягу,
Потом воды напиться дал.
Слегка согрелся бедолага
И Яромиру рассказал
О многолетнем злоключенье,
Что на себя он сам навлёк
И о чудесном воскрешенье,
Когда считал — в могилу слёг.
«Как много лет прошло, не знаю,
С тех пор, как жил в деревне я.
И жизнь тогда казалась раем —
Кругом родные и друзья.
Мы вместе сеяли, пахали
И собирали урожай.
За друга друг горой вставали,
Коль к нам заедут невзначай
Озоровать лихие люди,
Иль басурмане нападут.
Нет, спуску никому не будет —
Все как один назад бегут!
Мы были верною опорой
Все всем — такой уж был уклад.
И пособить в любую пору
Всегда сосед соседу рад.
Зимою как-то в злую стужу
Слегла соседская семья —
Хворали. Дров им было нужно
Привезть. Помочь решился я.
Пока до леса добирался,
Завыла вьюга, небо мгла
Укрыла. Всюду снег метался,
Пурга дорогу замела.
Ни зги не видно. Лютый холод
Меня до косточек пробрал.
Хоть был я и силён, и молод,
Всё ж понемногу замерзал.
И вот когда почти простился
Со всеми я в предсмертный час,
Снег будто бы остановился...
И взор мой в тот же миг угас.
Но вдруг открыл глаза, и вижу:
Ступает дева предо мной,
Идёт-парит всё ближе, ближе...
Вжимаюсь я в сугроб спиной —
Холодный взгляд её пронзает
И словно душу леденит,
Внутри всё будто замерзает,
И даже сердце не стучит.
«Да это — Мара!» — осенила
Меня догадка. В тот же час,
Едва-едва собравши силы,
Я ей сказал: «Не в этот раз!
Прошу я, сжалься надо мною!»
Она в ответ: «Коль хочешь жить,
Тогда отправишься со мною —
Три года будешь мне служить!»
Я без раздумий согласился
И провалился в забытьё.
Не помню, как я очутился
В её чертогах. А житьё
Моё не то чтоб стало сладко,
Хоть на меня никто оков
И не надел, всего в достатке...
Я должен был её волков,
Как конюх лошадей, лелеять.
Чтоб Мара день и ночь могла
Мороз и смерть по свету сеять.
Такою вот цена была
Спасенья моего. Сначала
По дому сильно тосковал.
Но время шло, и мал-помалу
Я к новой жизни привыкал.
Не ведал я, что поджидала
Беда иная тут меня:
То — одиночество! Снедало
Оно сильней день ото дня.
Сколь ни пытался я, но встретить
Мне ни одной души живой
Не довелось. На целом свете
Я был один. И мне порой
Бежать хотелось без оглядки
И схорониться. Вдруг свезёт?..
Но обыграть Морену в прятки
Нельзя — она везде найдёт».
Он замолчал и, разрыдавшись,
Руками вновь лицо закрыл.
Но вскоре с силами собравшись,
Несчастный, дальше говорил:
«Так минул год. Морена мною
И службою моей была
Вполне довольна и в покои
Свои однажды позвала.
Сказала мне, что, мол, хотела
Меня за службу наградить.
Я попросил её несмело
Свой дом родимый навестить.
«Я так и знала, что не сдюжишь...
У нас с тобою уговор:
Три года мне исправно служишь,
Не покидая этот двор!
Не обессудь. Проси иного!»
И я сказал: «Позволь спросить,
Что люди сделали такого,
Коль ты готова уморить
Их всех и каждого на свете,
Наслав метели и снега?
Возможно, старики. Но дети —
Их жизнь тебе не дорога?
И нет ни капли состраданья,
Когда уводишь за собой
Дитя — невинное созданье —
Прервав короткий путь земной?
За что людей ты ненавидишь,
И черной злобою полна
Душа твоя? Ужель не видишь
Страданий их?..»
«Постой, — она,
Сверкнув очами, отвечала. —
Не смей со мной так говорить,
Всего не ведая с начала,
И уж тем более судить!
Но коль спросил, изволь послушать
Теперь историю о том,
Что погубить способно душу
И сердце любящее льдом
Сковать навек. Молва людская
Давным-давно иной была:
Чтоб полнила вода живая
Мать-землю, чтоб хлеба могла
Родить, я снегом укрывала
Поля и нивы каждый год,
Чтоб горя голода не знало
Людское племя. Талых вод
Затем весёлое журчанье
Будило землю ото сна,
И первых пташек щебетанье —
За мною следом шла весна.
В те времена порой бывало,
Что я среди людей жила.
Однажды там я повстречала
Того, к кому душа легла:
Лицом красив, умом и силой
Он вовсе не был обделён.
Его всем сердцем полюбила,
Все думы были лишь о нём.
Как часто голову теряем,
Вокруг не видя ничего,
И слепо сердцу доверяем,
Лишь вторя голосу его,
Мол, вот же он — венец мечтаний,
И что по нём душа горит...
И ночи, полные страданий,
И слёзы, полные обид —
Нам кажется, снести готовы
И не такое! Кабы знать,
Что то — не счастие — оковы!
И добровольно заковать
Без промедленья позволяя
Себя, и на алтарь потом,
Любовь всеслышно воспевая,
И глазом не моргнув, несём
Самих себя и всё, что было
Нам дорого... В какой-то миг
Мы вдруг в себе находим силы
Открыть глаза. И страшный крик
Беззвучно в горле застывает.
И человек осознает,
Что тот, в ком он души не чает,
Его бесстыдно предает:
Богатства или власти ради
Он, лицемерием полним,
В своём стремлении к награде
Того, кто будет рядом с ним,
Ни в грош, ни в полгроша не ставит!
И лишь достигнет своего,
То в тот же миг его оставит
С разбитым сердцем одного.
И вот пока он продолжает
Интриги гнусные плести,
Душа огнём любви пылает,
И даже в жертву принести
Себя готова, лишь бы милый
Был жив, здоров и невредим,
Надежду робкую питает
Судьбу связать навеки с ним.
Увы, и я попала в сети
Безмерной жадности людской,
Любя, и сразу не заметив,
Кем был на деле мой герой.
Душою я ему открылась
И, лёжа на его плече,
Своею тайной поделилась,
Всё рассказав о Дай-Ключе.
О том, что спрятала надёжно
Его, да так, что не сыскать.
Он умолял меня, мол, можно
Такое чудо увидать?
И я, от нежности хмельная,
Ему поверила тогда.
Не ведая, не понимая,
Какая страшная беда
Случится после. К сожаленью,
Мы знать не можем наперёд,
В какое именно мгновенье
Судьба оглобли повернёт.
Я до зимы забот не знала,
Ведь то была моя пора:
Усердно землю укрывала
Снегами с ночи до утра.
Однажды я вернулась поздно.
Гляжу — оконце не горит,
Изба угрюмо, даже грозно,
Пустыми окнами глядит.
Дымок над крышею не вьётся.
Я в дом скорее — никого!
Лишь словно эхом отдается
В тиши стук сердца моего.
Что приключилось? «Милый, где ты?» —
Любимого я стала звать.
Но всё впустую — нет ответа...
Я бросилась его искать.
И вот без устали искала
Я дни и ночи напролёт —
Всё тщетно... Ах, когда б я знала,
Куда мой розыск приведёт...
Луга и горы, лес и долы
Я обошла, и города,
Деревни малые и сёла —
Но не сыскала и следа.
Полна отчаянья и горя
Душа без милого была.
В снегах у Ледяного моря
Ведунья старая жила.
Я к ней пришла и рассказала,
Мол, не могу найти нигде
Любимого и умоляла
Помочь в случившейся беде.
Она сказала: «Не пытайся
Среди живых найти его.
К Кощею в царство отправляйся —
Твой милый нынче у него».
«Как вышло так? Ответь скорее!
Мне без него теперь не жить!»
Она промолвила: «Кощея
Об этом лучше расспросить».
Себя не помня, я помчалась.
И вот Смородина-река
За тёмным лесом показалась.
Густые тучи-облака
Укрыли небо. Тьмой кромешной
К реки покатым берегам
Окутанный, весьма поспешно
Кощей бессмертный прибыл сам.
«Поведай мне, нужда какая
Тебя проделать долгий путь
Заставила? Постой-ка, знаю —
Пришла любимого вернуть?»
«Ты прав. За ним к тебе явилась,
Весь свет объехав до того.
Могу ль рассчитывать на милость?
Скажи, отпустишь ли его?»
«Что ж, смелости тебе, Морена,
Не занимать. Позволь спросить,
Ты за него какую цену
Готова будешь уплатить?»
«Коль ведаешь, кто я, то знаешь,
Что если только захочу,
Проси всего, что пожелаешь —
Я враз тебя озолочу!»
«Таких сокровищ мне не надо.
Взгляни — их по;лны закрома!
Иная мне нужна награда...
Послушай, девица-зима:
Известно, кто в мои владенья
Попал, тому обратный путь
Заказан, ибо, к сожаленью,
Им время вспять не повернуть».
«Чего же хочешь ты? Скорее
Уже мне цену назови!
На всё готова. Нет сильнее
На целом свете той любви,
Что мной однажды завладела
Когда я встретила его.
Ударим по рукам, и дело
Мы кончим».
«Друга твоего
Я отпущу. Тебе ж придётся
Остаться у меня служить,
И души тех, чья жизнь прервётся,
В мои владенья приводить.
Ну что, Морена, ты согласна?
Поверь, я вовсе не злодей:
Чтоб ты не сделалась несчастна,
Жить сможешь и среди людей.
И вот ещё. Когда дорогу
Живых пройдёт любимый твой,
Ты к царства моего порогу
Вернёшься стать моей женой».
И я, конечно, согласилась,
Хоть высока была цена.
В груди же сердце заходилось,
Ведь я безмерно влюблена
Тогда была. И не робея
Скрепила клятвою своей
Наш уговор. Потом Кощея
Спросила: «Как к тебе, Кощей,
Попал мой милый?»
«Заблудился —
Дай-Ключ искал, просил помочь.
Сказал, что, мол, с дороги сбился,
И что желает княжью дочь
Сосватать, только бы разжиться
Богатством. Даже обещал
Потом со мною поделиться.
Да только он тогда не знал,
Кто я. И что порой ночною
Средь смертных я хожу-брожу
И всех, кто с тёмною душою,
В свои владенья увожу».
Меня, как молнией пронзило:
Ужели милый мой дружок,
Кого всем сердцем я любила,
Так поступить со мною мог?
Но уговора не нарушить —
Коль слово дал, его изволь
Сдержать. Хотя и полнят душу
Лишь гнева и обиды боль.
Так я служить Кощею стала.
И чтоб душа моя вперёд
Страданий снова не познала,
Я сердце обратила в лёд».
Тут я спросил: «А что ж твой милый?
Что стало с ним? Ужель ему
Ты злодеяние простила?..»
Она сказала: «Никому
Не миновать суровой кары,
Коль он осмелился предать
Меня! Ему возмездья Мары
Потом никак не избежать!
В мороз в лесу порой ночною
Его задула я костёр.
Хоть он молил простить... Такое
Я не спускаю. До сих пор
От всех сокрыт в лесу дремучем,
Стоять во тьме глуши лесной
Лишь совестью своею мучим
Оставлен глыбой ледяной.
Всё больше к Дай-Ключу манила
Людская жадность — злой порок.
И на источник я решила
Навесить с хитростью замок:
Обычный ключ тут не поможет —
Лишь из пылающего льда!
А выковать такой не сможет
Никто из смертных никогда.
Хотя недавно, врать не буду,
Всё ж выискался удалец,
Которому такое чудо
По силам — дюже тот кузнец
Умелый. И молва такая
По свету белому идёт:
Такой мастак, что лёд не тает
Под молотом его. И вот
К нему я, знатною девицей
Оборотясь, пришла тогда:
Просила выковать вещицу
Всенепременно изо льда.
Вот, посмотри-ка, что способен
Искусный выковать кузнец».
Ключ ледяной был бесподобен!
«Да, он и вправду молодец!
Теперь любой открыть сумеет
Замок мой эдаким ключом.
Но повторить он не посмеет
Такое. Больше ремеслом
Ему кузнечным не под силу
Заняться будет никогда.
Хоть не умения лишила —
В себя лишь веры навсегда!
Теперь никто не завладеет
Богатством, что Дай-Ключ хранит,
Пусть и найти его сумеет —
Оно лишь мне принадлежит.
Среди людей покуда живы
Корысть и алчность, мне поверь,
Горящим жаждою наживы
К Ключу не отворится дверь.
Но если только повстречаю
Того, кто б быть достоин мог
Его богатства — обещаю,
Сама отверзну свой замок.
Теперь ступай. Уже стемнело.
Давно сбираться мне пора:
Снег сеять — непростое дело,
Управиться бы до утра».
И я ушёл. Ни днём, ни ночью
Уже не мог обресть покой
С того мгновенья, как воочью
Я ключ увидел ледяной.
Казалось мне, что в нём спасенье:
Богатство — истинная власть!
Великим было искушенье,
И я решился ключ украсть.
Меня порой одолевали
Сомнения. Но день за днём
Всё чаще образы вставали,
Как будет мне в краю родном
Безбедно и привольно житься,
И стал я думать и гадать,
Как можно было б исхитриться,
Чтоб гнева Мары избежать.
В раздумьях тяжких пребывая,
Я потерял покой и сон.
Себе всё время представляя
Богатства те, что Дай-Ключом
Сокрыты так, что целым светом
