Сердце судорожно дернулось и понеслось вскачь, пытаясь догнать стремительно побежавшую по венам кровь. Накатила жаркая волна, словно тысячи тонких иголочек впились в кожу. В ушах загудело, как будто я нырнула в холодную воду. И еще множество других ощущений, которые сложно описать, закружили в своем водовороте.
Грей терпеливо ждал и только крепче сжавшиеся руки на мне выдавали его волнение и нетерпение.
Могу ли я повторить сказанное Руфи? И как могу не сказать? Ведь он и есть тот единственный, кому предназначено это слово и прилагающаяся к нему лавина чувств.
Заставив себя расслабиться в его руках и откинуться на его грудь, сказала мягко и тихо, словно боясь спугнуть мгновение:
— Люблю тебя.
Судорожный вздох стал мне наградой за смелость. Грей принялся тереться лицом о мою шею, плечо и щеку, покрывать поцелуями все, до чего мог дотянуться в таком положении, и что-то бессвязно бормотать. Какими все же порой бывают податливыми сильные мужчины.
Еще минута и ему стало мало того, что он мог получить, обнимая меня со спины. Рывок и я удобно устроена на его коленях. На меня обрушился шквал страстных жадных поцелуев, и они были мало похожи на те, которые он дарил прошедшей ночью. Было в них нечто первобытное, собственническое, захватническое. Сейчас, когда из его объятий и поцелуев ушли трепет и ласка, стало понятно, насколько сложно ему было сдерживать свои инстинкты. Но меня больше не испугаешь напором. Теперь я знаю изнанку страсти, и она прекрасна, когда разделена с тем самым мужчиной. Теперь я была готова к новым ее граням и жадно впитывала тот огонь, который разжигал Грей.
Его губы сместились в область шеи и плеч, заставляя меня откинуть голову назад. А его губы, прокладывая влажные дорожки, неустанно бормотали:
— Родная моя, сладкая, нежная девочка. Моя. Моя. Вся моя.
От жаркого шепота, от сладких поцелуев, от смелых прикосновений кружилась голова и заходилось сердце. Дыхание стало прерывистым и как будто чужим. Нет, не чужим — его. Наше. Одно на двоих.
Наверное, нам стоило поговорить, но его волк уже не мог справиться с приливом желаний. И если быть честной с самой собой, то и мне его метод выражения чувств очень понравился. Мне всегда было сложно поддерживать ничего незначащие беседы и серьезные разговоры. А с Греем я могла выразить чувства и мысли ответными объятиями и поцелуями. Целовать, гладить, ласкать, дарить себя. Кому они нужны эти слова? Когда глазами, руками, телами можно сказать друг другу стократ больше.
Белая льняная простынь приятно холодила разгоряченную кожу. Я лежала на животе, наслаждаясь легкими поглаживаниями, прикосновениями немного шершавых пальцев к спине. Утомленная и счастливая, я вдыхала запах любимого мужчины и чувствовала себя невероятно счастливой в этом покое после бури. Как мы попали в спальню Грея, я не помню, слишком увлечена была происходящим, чтобы замечать такие мелочи. Поглощенная новыми гранями близких отношений, всецело доверилась мужу. И была не разочарована.
— Не спишь? — едва слышный шепот прошелся горячей волной вдоль позвоночника.
— Нет, — не желая ломать уютную тишину, также приглушенно ответила я.
Меня легко и аккуратно перекатили на спину, и я оказалась лежащей под большим мужским телом, всей поверхностью кожи ощущая его тепло и силу. Глаза в глаза. Очень интимно и возбуждающе. Он убрал с моей щеки прядь волос, внимательно следя за моей реакцией. А я только и могла, что довольной кошкой потереться о его руку.
— Прости, — сипло сказал Грей.
— За что? — растерялась я.
Он опустил глаза к моей груди и провел пальцем по маленьким голубым пятнышкам на ребрах. Синяки? Не помню, чтобы мне хоть раз было больно или неприятно. А на фоне того, что моя кожа местами была покрыта белыми росчерками шрамов, то эти синяки смотрелись уж как-то совсем убого.
— Я должен был быть аккуратней, — похоже злясь на себя, заметил Грей.
— Нет, не должен. Все было волшебно, — честно сказала я, и прямо встретила изучающий взгляд.
Не найдя фальши в моих глазах, он позволил себе довольную улыбку больше похожую на кошачью, чем на волчью.
— Моей жене нравятся старания ее мужа? — задорный блеск в глазах не позволил отвести взгляда.
— Нравятся, — краснея ответила я и, чтобы перевести тему, которая еще долго, похоже, будет для меня неловкой, заметила. — Да и если ты будешь извиняться, тогда и мне придется просить прощения.
Маневр удался, и теперь Грей выглядел крайне озадаченным. Не дожидаясь вопроса, молча обвела след от своих зубов на его плече. Скосив глаза и мгновенно оценив ситуацию, Грей хмыкнул:
— Ромочка, разве это повод для расстройства? Нет, радость моя. Вот это, — кивнул он на свое плечо. — Повод для гордости. Этот укус, как ничто другое указывает на то, что моя жена довольна.
Вспомнив момент, когда я впилась зубами в его кожу, густо покраснела, поняв, о чем он говорит.
— И поверь, я буду рад каждому такому укусу. И буду носить эти знаки с гордостью.
Его явное намерение обзавестись очередной наградой очень явственно уперлось мне в живот своей твердой пульсацией.
— Если хочешь, то можешь и царапаться, — разрешил он мне, прежде чем накрыть мои губы поцелуем.
На этот раз он действительно был очень нежен и ласкал едва уловимыми касаниями, заботясь о том, чтобы не оставить новых следов на моей коже. Но его аккуратность и неспешность не изменили результата и он, как и планировал, обзавелся еще одним знаком отличия.
С трудом отдышавшись, я лениво рассматривала Грея из-под ресниц, а он, задумавшись о чем-то, перебирал мои локоны пальцами. И столько тоски отражалось на его лице, что чувство близкой беды ужалило злой пчелой. Я опасалась произнести даже слово, боясь, что любой звук может уничтожить то хрупкое счастье, которое досталось мне так нежданно. Но мне не удалось скрыть свое беспокойство от любимого оборотня. Может, запах болезненного волнения или судорожно сбившееся дыхание выдали меня.
— Я должен буду уехать, — не выпуская волос из пальцев и даже не изменив позы, сказал Грей.
Имею ли я право задавать вопросы? В людских семьях женщины часто бесправны и бессловесны, и любое вмешательство в мужские дела может быть чревато последствиями. Оборотни — другие, и я сама не раз убеждалась в этом. Вот и теперь, он поступил, как и прежде, неожиданно и с уважением. Я очень боялась преступить невидимые границы дозволенного. Нет, я совсем не думала, что меня накажут или обидят. Совсем нет. Я боялась неаккуратным вопросом создать раскол в нашей неокрепшей семье. Ведь рано или поздно одна маленькая трещина может уничтожить даже самый крепкий камень.
Я не буду спрашивать «куда?» Не буду интересоваться «надолго ли?» Это на самом деле не так важно, ведь независимо от ответов на эти вопросы я все равно буду ждать его. Но одно я хочу знать:
— Когда?
Вопрос вышел хриплым и отрывистым. Голос, словно чужой, царапнул нервы нам обоим.
— Скоро. Слишком скоро.
Он не изменил ни интонации, ни выражения лица, как будто все это время думал вслух. Повторить вопрос я не решилась, как и задать новый. Так и молчала, глядя на него, и бессильно сжимая простынь рукой, комкая ни в чем неповинную ткань.
— Я каждую минуту жду сообщения от своих дозорных и молюсь, чтобы это мгновение настало как можно позже.
Стоит ли напоминать ему об обещании рассказать о том, что происходит? Закусив губу, я ждала продолжения, надеясь услышать от него остальное. Грей молчал. Но не так, когда не хотят продолжать разговор, а так, словно обдумывая, что именно можно сказать, и как лучше это сделать.
— Рома, ты же знаешь, что я люблю тебя? — вдруг спросил он, испытующе посмотрев в мои глаза.
Непросто знаю. Я это чувствую и вижу.
Мне не пришлось отвечать, он и так прочитал ответ на моем лице, в моих глазах.
— Знаешь, — озвучил он сам очевидное.
— Готова ли ты довериться мне?
Кому, если не ему? Я могу на пальцах одной руки перечислить тех, кому действительно верю. Да и одной руки много будет. Но Грей как скала, за которой можно прятаться от любой бури, и доверие к нему было непросто безграничным — почти богохульным. И нет разницы, когда оно появилось и почему. Оно есть, и оно не имеет границ.
— Несомненно.
Для меня было совершенно очевидно, что последующий за моим ответом выдох, был наполнен облегчением. Его тело заметно расслабилось, и с лица стерлись напряженные морщинки.
— Была бы ты всегда такой покладистой, — он погладил кончик моего носа пальцем и невесело усмехнулся.
Ему явно было очень сложно начать трудный разговор, но помочь ему в этом я не могла.
— У меня есть враги, и я уверен, их гораздо больше, чем мне известно. Это неизбежное зло, сопровождающее любого, кто облечен властью. А тот факт, что я оборотень, усугубляет положение, ведь мало кто может сражаться со мной на равных, и в результате, многие из недоброжелателей предпочитают прятаться в тени. Мне всегда было плевать на это. Раньше. Не теперь, когда мне есть что терять.
Крепкие объятия сжались вокруг меня, притягивая к широкой груди.
— Теперь чаша весов сместилась. Они нашли мое слабое место.
Дыхание сбилось, кожа покрылась холодными мурашками, и узел тревоги стянулся глубоко внутри.
— Ты только не бойся ничего, и очень прошу — будь осторожна.
— Ты пугаешь меня, — честно призналась я.
Очень страшно не понимать, что происходит. И пусть иногда незнание блаженно, я не буду прятать голову в песок.
— Не умею я успокаивать, — тяжело вздохнул Грей. — Хотел избежать ненужного волнения, но отсутствие практики сказывается, и все что мне удалось — это добиться обратного результата.
— Тогда начни сначала, — предложила я, выпутываясь из его рук.
Приняв сидячее положение и прикрывшись простыней, я ждала объяснений. Но Грею совсем не понравилось такое расстояние, и он очень быстро исправил этот недочет. Он сел, уперевшись спиной в спинку кровати, и перетянул меня к себе на колени. Он глубоко вздохнул и начал свой рассказ.
Я слушала молча, не перебивая и не задавая вопросов. Он говорил спокойно, размеренно и уверенно. Голос тек ровной патокой, что должно было вселить в меня веру в благополучный исход, и, наверное, именно так бы и было, если бы я не чувствовала себя отчасти виноватой. Выходит, что это я принесла с собой беду. Тяжелого вздоха сдержать не удалось.
— Не смей так думать, — почти крикнул Грей.
Дернувшись от неожиданности, уставилась на него широко раскрытыми глазами. Он действительно был зол.
— Никогда так больше не думай, — повторил он. — Это не твоя вина, и никогда ей не была. Рано или поздно эта ситуация назрела бы. И зря они думают, что я теперь уязвим. Сейчас, когда ты со мной, я сильнее, чем когда-либо. Это их ошибка.
Нежный, едва уловимый поцелуй никак не вязался с грозным взглядом, но послужил толчком к тому, что я вновь смогла сделать вздох.
— Вот и умница, — погладил он меня по щеке. — Я справлюсь со всем, что не преподнесет судьба, ведь теперь мне есть ради кого.
— Мы справимся, — исправила я его.
— Конечно, мы. И в данной ситуации мне нужно, чтобы ты была осторожной и осмотрительной. Мы так и не нашли того, кто шпионит в замке, и это может стать проблемой. Честно скажу, я не хочу оставлять тебя без своей защиты, но и подпускать инквизицию так близко к замку я не намерен. Я не пущу в дом тех, чья задача уничтожать.
— Я понимаю.
То, что посланники церкви не знают ничего о справедливом суде, известно всем. Почему и кто допускает такое беззаконие и всевластие? Наверняка есть те, кому это выгодно, и потому изменить существующие законы практически невозможно. Церковь использует закон в своих целях, и ее часто используют для сведения счетов с неугодными. Уничтожать врага чужими руками было удобно во все времена.
— Я обещаю быть осторожной. И ты обещай.
Я верила в его силу. Я знала, что он умен. Я была уверена в его возможностях, но… Боже, всегда есть это самое «но». Кто может дать гарантию, что все сложится как задумано? Кто может наверняка знать, что у противной стороны нет запасного плана? Всегда есть фактор неизвестности. Пусть он оборотень, и априори сильнее человека, но ведь он тоже живой и смертный. Последняя мысль прошлась холодком по коже. Нет, нельзя думать о плохом.
Грей переплел наши пальцы и поцеловал центр моей ладони.
— Так странно… Вокруг все плохо, но мне так хорошо.
Раньше я бы удивилась этой фразе или даже посмеялась над ней, но сейчас совершенно точно понимала, о чем он. Да, хорошо. Очень хорошо. В теплом коконе объятий, в любви, струящейся из глаз, в нежности поцелуев и молчании, которое объединяет своим взаимопониманием.
Что бы не ждало нас в будущем, что бы не приготовила нам судьба, оно стоит того, чтобы преодолеть все каверзы рока и вернуться в это уютное, ласковое безмолвие.
Дни шли быстро. Спешные приготовления к походу проводились в строжайшей секретности, и только самые проверенные воины были отобраны для этого дела. Было очень сложно решить для себя, кто из моих людей достоин безоговорочного доверия, а кого считать ненадежным. Нам с Гаем пришлось нелегко, но каждый из нас знал, что стоит на кону и почему мы не готовы рисковать.
Локи, уже оправившийся от ран, притворялся слабым, и именно его было решено оставить в замке, когда нам с Гаем придет время отправиться навстречу инквизиции. Не могу сказать, что это решение было легким. До сих пор грызущая ревность не желала сдавать свои позиции. И его смирение с тем, что Рома выбрала меня, не делало ситуацию проще. Может быть, с годами я перестану вспоминать Локи прокушенную губу моей женщины, но это явно случится еще очень нескоро.
Главной задачей Локи будет тщательно следить за казематами замка. Темница не использовалась многие годы, и ее нынешний обитатель — наш единственный шанс выманить предателя. С нашей первой встречи неудавшийся бард так и не смог сказать что-то более или менее полезное. Тащить его с собой бессмысленно, опознать его соучастников и так не составит труда — чужаков в небольшой деревне видно издалека. А тут, сидя в подвале замка, будет служить приманкой.
Этот шанс тоже был крайне призрачным. Верилось с трудом, что тот, кто столько времени был способен обманывать оборотней, так глупо попадется. Но чем черт не шутит. Рано или поздно он тоже совершит ошибку.
Все что только было можно, мы подготовили — оставалось только ждать.
Невзирая на нависшую угрозу, ждать мне понравилось. Каждый прожитый час до сигнала дозорных — это время, которое я проводил со своей женой. Мне нравилось в этом решительно все, и речь не только об упоительно-сладких ночах. Я любил Рому, любил все в ней, любил все, что с ней связано. Неспешные беседы, даже если речь шла о травах, в которых я ничего не понимал. Да это и неважно, главное, я слушал ее мягкий грудной голос, который тек ровной волной, даря покой. Совместные трапезы, которые мы часто проводили только вдвоем и могли создать из них целое чувственное приключение. Я часто наблюдал за ее работой, следя за жестами, движениями, мимикой. Она очень редко улыбалась, и только я был тем счастливчиком, которому эти мгновения доставались чаще всего. Люди и оборотни, живущие в замке, тянулись к ней, но она в силу своего нелюдимого характера мало кого подпускала близко. Я очень ревностно относился ко всем, кто приближался слишком близко, на мой взгляд, и был готов делиться только с Богданом.
Грей терпеливо ждал и только крепче сжавшиеся руки на мне выдавали его волнение и нетерпение.
Могу ли я повторить сказанное Руфи? И как могу не сказать? Ведь он и есть тот единственный, кому предназначено это слово и прилагающаяся к нему лавина чувств.
Заставив себя расслабиться в его руках и откинуться на его грудь, сказала мягко и тихо, словно боясь спугнуть мгновение:
— Люблю тебя.
Судорожный вздох стал мне наградой за смелость. Грей принялся тереться лицом о мою шею, плечо и щеку, покрывать поцелуями все, до чего мог дотянуться в таком положении, и что-то бессвязно бормотать. Какими все же порой бывают податливыми сильные мужчины.
Еще минута и ему стало мало того, что он мог получить, обнимая меня со спины. Рывок и я удобно устроена на его коленях. На меня обрушился шквал страстных жадных поцелуев, и они были мало похожи на те, которые он дарил прошедшей ночью. Было в них нечто первобытное, собственническое, захватническое. Сейчас, когда из его объятий и поцелуев ушли трепет и ласка, стало понятно, насколько сложно ему было сдерживать свои инстинкты. Но меня больше не испугаешь напором. Теперь я знаю изнанку страсти, и она прекрасна, когда разделена с тем самым мужчиной. Теперь я была готова к новым ее граням и жадно впитывала тот огонь, который разжигал Грей.
Его губы сместились в область шеи и плеч, заставляя меня откинуть голову назад. А его губы, прокладывая влажные дорожки, неустанно бормотали:
— Родная моя, сладкая, нежная девочка. Моя. Моя. Вся моя.
От жаркого шепота, от сладких поцелуев, от смелых прикосновений кружилась голова и заходилось сердце. Дыхание стало прерывистым и как будто чужим. Нет, не чужим — его. Наше. Одно на двоих.
Наверное, нам стоило поговорить, но его волк уже не мог справиться с приливом желаний. И если быть честной с самой собой, то и мне его метод выражения чувств очень понравился. Мне всегда было сложно поддерживать ничего незначащие беседы и серьезные разговоры. А с Греем я могла выразить чувства и мысли ответными объятиями и поцелуями. Целовать, гладить, ласкать, дарить себя. Кому они нужны эти слова? Когда глазами, руками, телами можно сказать друг другу стократ больше.
Глава 47
Белая льняная простынь приятно холодила разгоряченную кожу. Я лежала на животе, наслаждаясь легкими поглаживаниями, прикосновениями немного шершавых пальцев к спине. Утомленная и счастливая, я вдыхала запах любимого мужчины и чувствовала себя невероятно счастливой в этом покое после бури. Как мы попали в спальню Грея, я не помню, слишком увлечена была происходящим, чтобы замечать такие мелочи. Поглощенная новыми гранями близких отношений, всецело доверилась мужу. И была не разочарована.
— Не спишь? — едва слышный шепот прошелся горячей волной вдоль позвоночника.
— Нет, — не желая ломать уютную тишину, также приглушенно ответила я.
Меня легко и аккуратно перекатили на спину, и я оказалась лежащей под большим мужским телом, всей поверхностью кожи ощущая его тепло и силу. Глаза в глаза. Очень интимно и возбуждающе. Он убрал с моей щеки прядь волос, внимательно следя за моей реакцией. А я только и могла, что довольной кошкой потереться о его руку.
— Прости, — сипло сказал Грей.
— За что? — растерялась я.
Он опустил глаза к моей груди и провел пальцем по маленьким голубым пятнышкам на ребрах. Синяки? Не помню, чтобы мне хоть раз было больно или неприятно. А на фоне того, что моя кожа местами была покрыта белыми росчерками шрамов, то эти синяки смотрелись уж как-то совсем убого.
— Я должен был быть аккуратней, — похоже злясь на себя, заметил Грей.
— Нет, не должен. Все было волшебно, — честно сказала я, и прямо встретила изучающий взгляд.
Не найдя фальши в моих глазах, он позволил себе довольную улыбку больше похожую на кошачью, чем на волчью.
— Моей жене нравятся старания ее мужа? — задорный блеск в глазах не позволил отвести взгляда.
— Нравятся, — краснея ответила я и, чтобы перевести тему, которая еще долго, похоже, будет для меня неловкой, заметила. — Да и если ты будешь извиняться, тогда и мне придется просить прощения.
Маневр удался, и теперь Грей выглядел крайне озадаченным. Не дожидаясь вопроса, молча обвела след от своих зубов на его плече. Скосив глаза и мгновенно оценив ситуацию, Грей хмыкнул:
— Ромочка, разве это повод для расстройства? Нет, радость моя. Вот это, — кивнул он на свое плечо. — Повод для гордости. Этот укус, как ничто другое указывает на то, что моя жена довольна.
Вспомнив момент, когда я впилась зубами в его кожу, густо покраснела, поняв, о чем он говорит.
— И поверь, я буду рад каждому такому укусу. И буду носить эти знаки с гордостью.
Его явное намерение обзавестись очередной наградой очень явственно уперлось мне в живот своей твердой пульсацией.
— Если хочешь, то можешь и царапаться, — разрешил он мне, прежде чем накрыть мои губы поцелуем.
На этот раз он действительно был очень нежен и ласкал едва уловимыми касаниями, заботясь о том, чтобы не оставить новых следов на моей коже. Но его аккуратность и неспешность не изменили результата и он, как и планировал, обзавелся еще одним знаком отличия.
С трудом отдышавшись, я лениво рассматривала Грея из-под ресниц, а он, задумавшись о чем-то, перебирал мои локоны пальцами. И столько тоски отражалось на его лице, что чувство близкой беды ужалило злой пчелой. Я опасалась произнести даже слово, боясь, что любой звук может уничтожить то хрупкое счастье, которое досталось мне так нежданно. Но мне не удалось скрыть свое беспокойство от любимого оборотня. Может, запах болезненного волнения или судорожно сбившееся дыхание выдали меня.
— Я должен буду уехать, — не выпуская волос из пальцев и даже не изменив позы, сказал Грей.
Имею ли я право задавать вопросы? В людских семьях женщины часто бесправны и бессловесны, и любое вмешательство в мужские дела может быть чревато последствиями. Оборотни — другие, и я сама не раз убеждалась в этом. Вот и теперь, он поступил, как и прежде, неожиданно и с уважением. Я очень боялась преступить невидимые границы дозволенного. Нет, я совсем не думала, что меня накажут или обидят. Совсем нет. Я боялась неаккуратным вопросом создать раскол в нашей неокрепшей семье. Ведь рано или поздно одна маленькая трещина может уничтожить даже самый крепкий камень.
Я не буду спрашивать «куда?» Не буду интересоваться «надолго ли?» Это на самом деле не так важно, ведь независимо от ответов на эти вопросы я все равно буду ждать его. Но одно я хочу знать:
— Когда?
Вопрос вышел хриплым и отрывистым. Голос, словно чужой, царапнул нервы нам обоим.
— Скоро. Слишком скоро.
Он не изменил ни интонации, ни выражения лица, как будто все это время думал вслух. Повторить вопрос я не решилась, как и задать новый. Так и молчала, глядя на него, и бессильно сжимая простынь рукой, комкая ни в чем неповинную ткань.
— Я каждую минуту жду сообщения от своих дозорных и молюсь, чтобы это мгновение настало как можно позже.
Стоит ли напоминать ему об обещании рассказать о том, что происходит? Закусив губу, я ждала продолжения, надеясь услышать от него остальное. Грей молчал. Но не так, когда не хотят продолжать разговор, а так, словно обдумывая, что именно можно сказать, и как лучше это сделать.
— Рома, ты же знаешь, что я люблю тебя? — вдруг спросил он, испытующе посмотрев в мои глаза.
Непросто знаю. Я это чувствую и вижу.
Мне не пришлось отвечать, он и так прочитал ответ на моем лице, в моих глазах.
— Знаешь, — озвучил он сам очевидное.
— Готова ли ты довериться мне?
Кому, если не ему? Я могу на пальцах одной руки перечислить тех, кому действительно верю. Да и одной руки много будет. Но Грей как скала, за которой можно прятаться от любой бури, и доверие к нему было непросто безграничным — почти богохульным. И нет разницы, когда оно появилось и почему. Оно есть, и оно не имеет границ.
— Несомненно.
Для меня было совершенно очевидно, что последующий за моим ответом выдох, был наполнен облегчением. Его тело заметно расслабилось, и с лица стерлись напряженные морщинки.
— Была бы ты всегда такой покладистой, — он погладил кончик моего носа пальцем и невесело усмехнулся.
Ему явно было очень сложно начать трудный разговор, но помочь ему в этом я не могла.
— У меня есть враги, и я уверен, их гораздо больше, чем мне известно. Это неизбежное зло, сопровождающее любого, кто облечен властью. А тот факт, что я оборотень, усугубляет положение, ведь мало кто может сражаться со мной на равных, и в результате, многие из недоброжелателей предпочитают прятаться в тени. Мне всегда было плевать на это. Раньше. Не теперь, когда мне есть что терять.
Крепкие объятия сжались вокруг меня, притягивая к широкой груди.
— Теперь чаша весов сместилась. Они нашли мое слабое место.
Дыхание сбилось, кожа покрылась холодными мурашками, и узел тревоги стянулся глубоко внутри.
— Ты только не бойся ничего, и очень прошу — будь осторожна.
— Ты пугаешь меня, — честно призналась я.
Очень страшно не понимать, что происходит. И пусть иногда незнание блаженно, я не буду прятать голову в песок.
— Не умею я успокаивать, — тяжело вздохнул Грей. — Хотел избежать ненужного волнения, но отсутствие практики сказывается, и все что мне удалось — это добиться обратного результата.
— Тогда начни сначала, — предложила я, выпутываясь из его рук.
Приняв сидячее положение и прикрывшись простыней, я ждала объяснений. Но Грею совсем не понравилось такое расстояние, и он очень быстро исправил этот недочет. Он сел, уперевшись спиной в спинку кровати, и перетянул меня к себе на колени. Он глубоко вздохнул и начал свой рассказ.
Я слушала молча, не перебивая и не задавая вопросов. Он говорил спокойно, размеренно и уверенно. Голос тек ровной патокой, что должно было вселить в меня веру в благополучный исход, и, наверное, именно так бы и было, если бы я не чувствовала себя отчасти виноватой. Выходит, что это я принесла с собой беду. Тяжелого вздоха сдержать не удалось.
— Не смей так думать, — почти крикнул Грей.
Дернувшись от неожиданности, уставилась на него широко раскрытыми глазами. Он действительно был зол.
— Никогда так больше не думай, — повторил он. — Это не твоя вина, и никогда ей не была. Рано или поздно эта ситуация назрела бы. И зря они думают, что я теперь уязвим. Сейчас, когда ты со мной, я сильнее, чем когда-либо. Это их ошибка.
Нежный, едва уловимый поцелуй никак не вязался с грозным взглядом, но послужил толчком к тому, что я вновь смогла сделать вздох.
— Вот и умница, — погладил он меня по щеке. — Я справлюсь со всем, что не преподнесет судьба, ведь теперь мне есть ради кого.
— Мы справимся, — исправила я его.
— Конечно, мы. И в данной ситуации мне нужно, чтобы ты была осторожной и осмотрительной. Мы так и не нашли того, кто шпионит в замке, и это может стать проблемой. Честно скажу, я не хочу оставлять тебя без своей защиты, но и подпускать инквизицию так близко к замку я не намерен. Я не пущу в дом тех, чья задача уничтожать.
— Я понимаю.
То, что посланники церкви не знают ничего о справедливом суде, известно всем. Почему и кто допускает такое беззаконие и всевластие? Наверняка есть те, кому это выгодно, и потому изменить существующие законы практически невозможно. Церковь использует закон в своих целях, и ее часто используют для сведения счетов с неугодными. Уничтожать врага чужими руками было удобно во все времена.
— Я обещаю быть осторожной. И ты обещай.
Я верила в его силу. Я знала, что он умен. Я была уверена в его возможностях, но… Боже, всегда есть это самое «но». Кто может дать гарантию, что все сложится как задумано? Кто может наверняка знать, что у противной стороны нет запасного плана? Всегда есть фактор неизвестности. Пусть он оборотень, и априори сильнее человека, но ведь он тоже живой и смертный. Последняя мысль прошлась холодком по коже. Нет, нельзя думать о плохом.
Грей переплел наши пальцы и поцеловал центр моей ладони.
— Так странно… Вокруг все плохо, но мне так хорошо.
Раньше я бы удивилась этой фразе или даже посмеялась над ней, но сейчас совершенно точно понимала, о чем он. Да, хорошо. Очень хорошо. В теплом коконе объятий, в любви, струящейся из глаз, в нежности поцелуев и молчании, которое объединяет своим взаимопониманием.
Что бы не ждало нас в будущем, что бы не приготовила нам судьба, оно стоит того, чтобы преодолеть все каверзы рока и вернуться в это уютное, ласковое безмолвие.
Глава 48
Дни шли быстро. Спешные приготовления к походу проводились в строжайшей секретности, и только самые проверенные воины были отобраны для этого дела. Было очень сложно решить для себя, кто из моих людей достоин безоговорочного доверия, а кого считать ненадежным. Нам с Гаем пришлось нелегко, но каждый из нас знал, что стоит на кону и почему мы не готовы рисковать.
Локи, уже оправившийся от ран, притворялся слабым, и именно его было решено оставить в замке, когда нам с Гаем придет время отправиться навстречу инквизиции. Не могу сказать, что это решение было легким. До сих пор грызущая ревность не желала сдавать свои позиции. И его смирение с тем, что Рома выбрала меня, не делало ситуацию проще. Может быть, с годами я перестану вспоминать Локи прокушенную губу моей женщины, но это явно случится еще очень нескоро.
Главной задачей Локи будет тщательно следить за казематами замка. Темница не использовалась многие годы, и ее нынешний обитатель — наш единственный шанс выманить предателя. С нашей первой встречи неудавшийся бард так и не смог сказать что-то более или менее полезное. Тащить его с собой бессмысленно, опознать его соучастников и так не составит труда — чужаков в небольшой деревне видно издалека. А тут, сидя в подвале замка, будет служить приманкой.
Этот шанс тоже был крайне призрачным. Верилось с трудом, что тот, кто столько времени был способен обманывать оборотней, так глупо попадется. Но чем черт не шутит. Рано или поздно он тоже совершит ошибку.
Все что только было можно, мы подготовили — оставалось только ждать.
Невзирая на нависшую угрозу, ждать мне понравилось. Каждый прожитый час до сигнала дозорных — это время, которое я проводил со своей женой. Мне нравилось в этом решительно все, и речь не только об упоительно-сладких ночах. Я любил Рому, любил все в ней, любил все, что с ней связано. Неспешные беседы, даже если речь шла о травах, в которых я ничего не понимал. Да это и неважно, главное, я слушал ее мягкий грудной голос, который тек ровной волной, даря покой. Совместные трапезы, которые мы часто проводили только вдвоем и могли создать из них целое чувственное приключение. Я часто наблюдал за ее работой, следя за жестами, движениями, мимикой. Она очень редко улыбалась, и только я был тем счастливчиком, которому эти мгновения доставались чаще всего. Люди и оборотни, живущие в замке, тянулись к ней, но она в силу своего нелюдимого характера мало кого подпускала близко. Я очень ревностно относился ко всем, кто приближался слишком близко, на мой взгляд, и был готов делиться только с Богданом.
