ПРОЛОГ
УВЕРТЮРА. Делириум
misterioso
Казалось, это было страшно давно, в какой-то другой жизни и в другом мире, который называется «Детство». В то время моя семья переехала в городок с невнятным названием и обшарпанными пятиэтажками, в одной из которых нам предстояло жить.
Общество шестилетних детей-аборигенов в первый же день восприняло меня негативно и настороженно, поэтому большую часть времени я слонялась по дворам в полном одиночестве, изучая местные «достопримечательности». Поначалу такое положение дел несколько удручало меня, пока я не встретила новую подружку. На заросшем бурьяном пустыре между дальними домами странным образом располагалась могильная плита, видимо, случайно оставленная нерадивыми работниками вне кладбища.
Она представляла собой чёрный матовый монолит с затейливой золотой надписью «Со святыми упокой…», но имя того, кого просили упокоить, не значилось. Местные дети почему-то обходили плиту стороной, словно на ней лежало мрачное табу, а я назло им сделала её своей резиденцией, подолгу сидя на застывшей тьме холодного камня и читая разные книжки. Однажды я обнаружила, что моё место занято. Я пригнулась, с интересом рассматривая странную девочку с очень белой кожей и волосами цвета серебристого снега, сидевшую на плите, а потом вышла из своего укрытия и сурово сказала ей:
– Привет! Ты разве не знаешь, что это страшное проклятое место, в которое нельзя приходить детям?!
В ответ девочка поднялась и с загадочной улыбкой протянула мне белый мак, так и не подняв на меня глаз, скрытых длинной белой чёлкой. Мак был восхитительно красив, даже казался нереальным среди простоты и убогости окружавшего нас бурьяна, словно цветок иного мира. Тем временем моя новая знакомая неожиданно быстро скрылась в зарослях репейника, так что я не успела её догнать. Дома я поставила мак в вазу на столе и стала ждать следующего дня, в котором могла произойти новая встреча. Так и случилось. Девочка снова сидела на плите, словно ждала меня, и я даже обрадовалась, что она не восприняла всерьёз то, что я сказала ей вчера.
– Привет! – Я присела рядом, – Ты, наверное, тоже нездешняя?
Девочка кивнула, отчего её волосы вспыхнули белым огнём на солнце.
– А почему не говоришь ничего? Не можешь?
Она снова кивнула.
– Понятно, – сочувственно произнесла я, решив, что она немая.– Меня зовут Ира Таль, а тебя?
– А! Ты же не можешь говорить! А давай я буду звать тебя…– Я задумалась, подыскивая ей имя, такое же красивое и непонятное, как и его носительница.
– Делириум! Вот! – выпалила я, вспомнив слово из книги моего папы. – Тебе нравится?
Девочка кивнула и улыбнулась.
– Ну, вот и познакомились. Пойдём, я покажу тебе парк.
Я взяла её холодную руку в свою и повела за собой. Мы весь день бегали в парке, и я рассказала своей новой подруге тайну о том, как управляю погодой с помощью старой ветлы, выступающей, как антенна связи с миром дождей. Вечером, вернувшись домой, я заметила, что мак в вазе распустился и, казалось, стал ещё красивее и больше. Мама даже удивилась, где я могла найти такое чудо. Так прошла неделя счастливой дружбы, в которой меня совсем не тяготило то, что девочка ни разу не подняла на меня глаз и не произнесла ни слова. У нас будто было какое-то духовное родство, удивительное понимание и ощущение друг друга. Но однажды я нашла Делириум особенно печальной.
– Что случилось? Тебя кто-то обидел?
Она покачала головой и, взяв меня за руку, потянула куда-то, отодвигая заросли бурьяна. Я пошла за ней, чувствуя, что сейчас должно произойти что-то потрясающее. Мы вынырнули из зарослей в странном месте, которое почему-то ни разу не попалось мне на глаза раньше, хотя всё это время располагалось за соседним домом. Это был осколок старого сквера с заброшенной клумбой, обложенной потрескавшимися камнями и дорожкой, ведущей к полуразрушенной каменной арке.
Плиты под ногами поросли мхом, и сквозь щели между ними пробивались одуванчики и подорожник. Делириум вела меня прямо к арке, и я с удовольствием следовала за ней. В какой-то момент ремешок сандалии на правой ноге расстегнулся, и я остановилась, чтобы привести его в порядок. На это ушла какая-то минута, и я уже готова была бежать за своей подружкой, но вместо этого замерла на месте, как вкопанная.
– Ираталь! – тихо сказал кто-то, слив воедино мои имя и фамилию, да таким жутким голосом, что у меня мурашки поползли по спине.
Я оторвала взгляд от сандалий и посмотрела вперёд. Делириум стояла под аркой и протягивала ко мне руки.
– Ираталь! – снова повторила она.
Её голос был голосом взрослой женщины – сочным, грудным и страшным до одури! А потом она подняла голову и посмотрела на меня. Её глаза покрывала тонкая кружевная повязка, но даже сквозь неё можно было разглядеть, что они светятся красным.
– Ираталь!
На этот раз моё имя прозвучало жалобно и нежно, словно невозможная просьба или даже мольба. Я встала с места и пошла к арке, не ощущая под собой ног. Моё тело больше не подчинялось моей воле, словно кто-то вёл меня за прочную невидимую нить, тянущуюся от самой моей души. И тогда на бледных губах девочки появилась лёгкая и вместе с тем жуткая улыбка. Под аркой, за спиной Делириум, там, где должны быть серые панели пятиэтажки, виднелся совсем иной ландшафт. Нескончаемое поле белых маков, качающихся на ветру. Они так странно кивали мне белыми венчиками, что у меня закружилась голова, и я, почувствовав нехватку воздуха, упала в обморок.
Потом папа много рассказывал мне о том, что дети иногда придумывают себе несуществующих друзей, что у меня ВСД по ваготоническому типу, отягощённая неврозом и паническими атаками, и так далее. Но я знала, что Делириум была на самом деле, как и арка, в которую она приглашала меня войти!
ГЛАВА I
ПЕСНЬ I. Путь трувера
magico
По ночам часто случаются разные странности и неприятности. И если пятью минутами ранее я ещё испытывала некоторые колебания в выборе по поводу того, что именно из этого случилось со мной, то теперь решение дилеммы упрямо клонилось к разделу крупных неприятностей. Трудно сказать, что больше способствовало такому жребию: внезапно обрушившаяся темнота среди светлого дня или свежий труп неизвестного парня, о который я споткнулась, выбравшись из тёмной пещеры в тускло мерцающую мистическим светом ночь чужого мира.
Вдобавок ко всему, этот почивший юнец лет пятнадцати был катастрофически похож на меня! Я села рядом, чтобы в который уже раз осмотреть его спутанные волосы до плеч, тонкие черты осунувшегося бледного лица, застывшие в выражении смертельного испуга, символ бессонных ночей – синяки под глазами. Он вполне бы сошёл за моего брата-близнеца, которого в действительности никогда не существовало. Мне, правда, к тому времени исполнилось почти двадцать пять, но по причине мелкого роста, неподобающей женщине худобы и нежелания применять косметику, чтобы казаться красивее, этих лет мне никто не давал.
Высоко вверху, со скалы над пещерой вдруг послышались торопливые шаги и голоса:
– Где этот мальчишка?
– Не иначе как упал вниз, чёрный тогат.
– А если он выжил, тупица? Спустись и проверь!
– Выжить, упав с такой высоты, смог бы только владеющий даром. А он всего лишь трувер предназначения. Нет, чёрный тогат, он разбился о камни.
– Спустись и проверь! Он не должен жить.
Голоса смолкли. «Кто ж ты, мил человек? И как тебя угораздило-то?» – сочувственно подумала я, ещё раз окинув взглядом труп. Единственным отличием между нами (кроме пробивающихся робких усиков у него над верхней губой) были глаза. Первая мысль, которая пришла в голову, когда я только увидела их: «Что за странный цвет?» Действительно, безжизненно застывшая радужка, переливавшаяся тремя оттенками красного, напоминала драгоценный камень, вдавленный в окружающую его мраморную белизну. Может быть, так здесь выглядят люди? Ну не линзы же носил этот бедолага? И почему нигде не видно крови, ведь от удара она должна быть? И, кстати, что такое «трувер»? В памяти вертелось что-то средневековое и трудноуловимое. Где-то мне уже попадалось это словечко, но именно сейчас его значение ускользало. Ладно! Вспомнится позже.
Я отвернулась и, нервно кусая губы, сжала виски руками. Сейчас нужно было сосредоточиться. Нет такой задачи, которую не мог бы решить программист, с детских лет влюблённый в строки замысловатых кодов! Ну, кроме заданий по сольфеджио. Из-за них я и бросила музыкальную школу, где, будучи ребёнком, занималась по классу гитары. Хотя это не считается. Начнём с начала. С исходных данных. И будем продвигаться к завершению. Но начало моей истории было крайне мрачным. Возвращаться к нему не хотелось ни за какие коврижки. К тому же мозг был занят идентификацией странного наряда, в который был облачён мой двойник. Видавшие виды шоссы, уходящие в мягкие сапоги с короткими голенищами, просторная и длинная, до середины бедра, средневековая рубаха с пышными рукавами и потрёпанный жилет с замысловатой вышивкой.
Было впечатление, что я снова попала на сходку ролевиков по произведениям моего любимого Толкина. Мысли путались, наполняясь воспоминаниями, зеркало которых разбивалось ударом двух странных слов: «Чёрный тогат!». Чёрт его раздери! Сейчас до меня, наконец, дошло, что в этот момент кто-то спускается со скалы, чтобы проверить, жив ли этот юнец, и может некстати найти его живую копию! Я отступила под защиту кромешной пещерной тьмы, заняв позицию для наблюдения.
Очень хотелось увидеть, кто придёт осматривать труп. Время тянулось до ужаса медленно, я уже порывалась выйти из укрытия, но, к счастью, замешкалась, завязывая вконец распустившиеся шнурки на кедах. Это меня и спасло. Сверху послышалось кряхтение, затем посыпались мелкие камушки, потревоженные спускавшимся, а потом на площадку перед входом в пещеру тяжело спрыгнул коренастый горбун. Его туника была дополнена кожаным жилетом, а на поясе висел внушительных размеров кинжал. Горбун приблизился к трупу и несколько раз повернул туда-сюда его голову, взяв несчастного за подбородок.
– Ну что я говорил! Мертвее только белые бестии, уже успевшие его пощекотать, – довольно проворчал он, а потом крикнул во весь голос, обращаясь к тому, кто ждал наверху.
– Он мёртв, чёрный тогат!
– Тогда поднимайся, у нас много дел.
Горбун по-хозяйски прошёлся по площадке, не спеша выполнять приказ своего господина. Что-то удерживало его здесь. Он пнул мешок, валявшийся рядом с трупом, отчего в воздухе повис жалобный звон, словно оборвалась струна, а потом решительно двинулся к пещере.
– Ну что ты там копаешься?
Горбун остановился у входа, подозрительно уставившись в темноту. Его лицо было скрыто тенью, а от коренастой фигуры, веяло могучей силой, способной сокрушить любого, кто встанет у него на пути. Я замерла в нише, образованной камнями, боясь вздохнуть, но мои опасения были напрасны.
– Дван! – прогремело сверху.
– Иду, чёрный тогат, – отозвался горбун.
Он ещё раз внимательно взглянул в надёжно укрывавшую меня темноту и ушёл. Дождавшись, когда все звуки рассеялись в окружающем пространстве, я рискнула снова выбраться из пещеры. Юноша по-прежнему лежал на камнях и смотрел в небо. Всё казалось нереальным, но, тем не менее, происходило на самом деле. Ужасно хотелось есть, кроме того, оставаться вечно у пещеры с трупом, тем более с трупом человека, похожего на меня, не входило в мои планы. Я решительно открыла мешок и вынула оттуда что-то похожее на лютню. Точно! Память, наконец, выдала нужную информацию: кажется, труверами где-то страшно давно, в мутном Средневековье, называли певцов и поэтов.
«Трувер предназначения, – подумалось мне. – Что же ты такого успел «натруверить», раз все так жаждали твоей смерти?» Уважительно возложив музыкальный инструмент на землю, я ещё пошарила в мешке и нашла нечто съедобное, похожее на булку с куском сушёного мяса неизвестного происхождения. Голод вычёркивал все доводы разума о возможном расстройстве желудка, поэтому найденная снедь была моментально уничтожена.
– Ты уж меня прости, друг, – прошептала я, склонившись над трупом, – но тебе это всё уже не нужно.
Через каких-то минут двадцать я уже шла по дороге, на которой очутилась, взобравшись по скале над пещерой, повторив тем самым, правда с трудом, недавний манёвр горбуна. На мне был наряд моего двойника, а за спиной висела лютня, пустой мешок я привязала к поясу. Куда идти, я не знала, поэтому решила выбрать дорогу наугад, благо ночь была светлой. План мой формулировался до безобразия просто: добраться до ближайшего населённого пункта и навести справки о том, куда я попала, осмотреться и решить, что делать дальше. Думая так, я шла уже как минимум битый час, а дорога по-прежнему оставалась пустынной. Да и неудивительно: кто же станет шляться ночью по пыльным неасфальтированным дорогам, тем более – во времена мрачного Средневековья, которое, судя по всему, царило здесь?
У каждого века, а, может быть, и у каждого человека есть своё Средневековье. Слова не мои – так сказал кто-то из великих, а я лишь отметила про себя, что моё Средневековье отличается особенной загадочностью и мистикой. Тем временем дорога, похожая на серебристую ленту, уже привела меня к равнине. Где-то далеко справа чёрным частоколом замер лес, но никаких признаков жилья не наблюдалось. Судьба, казалось, давала мне шанс всё обдумать, бросив взгляд назад, в предшествующие дни. Итак, исходные данные. Главное – начать! Несмотря на отчаянное сопротивление рассудка, я заставила себя вернуться в прошедший злополучный день, из которого я и совершила прыжок в неизвестный мир.
– Вон она!
Этот голос я навсегда сохраню в своей памяти! Был жаркий и ветреный полдень, когда я безуспешно пыталась скрыться от своих преследователей. Я заметила их вовремя и выехала из столицы первым же поездом. Не зная, куда податься, я взяла билет до заштатного городка, где в прошлом, в далёком детстве, прожила несколько незабываемых недель прикосновения к неведомому. Ноги сами понесли меня на то самое место, где мы расстались с Делириум. Мне почему-то всегда думалось, что именно с него начинался отсчёт чужой жизни, которую я проживала, став взрослее, будто потеряв дорогу к своей, настоящей, увядшей и осыпавшейся, словно белый маковый цвет. Увидев знакомые дома, вечных, как «горцы», бабушек на скамейках, пустырь, поросший бурьяном, я пошла туда, где говорила с Делириум в последний раз. Преследователей я не заметила, успокоив себя тем, что они потеряли мой след ещё на вокзале. Не чуя под собой ног, я пошла к арке, разрушившейся за время моего отсутствия ещё больше. Казалось, что сквозь трещины в поросших мхом плитах сочится едва заметный призрачный свет.
– Вот она!
Мои преследователи выросли, словно из-под земли. Они стояли у самого начала дорожки, ещё не осквернив плиты касанием своих ног.
