АННОТАЦИЯ
Когда на старом кладбище в результате неудачного магического эксперимента ни с того ни с сего встречаются заядлый косплеер, потомственный оборотень, принц без коня и разбойник с большой дороги, страшно представить, чего можно ожидать от этой великолепной четвёрки, особенно, если известно, что один из них – латентный некромант.
ГЛАВА I. «Шерше ля фам!»
«Увидеть Париж и умереть», – кажется, так сказал кто-то из великих, но я вовсе не собиралась следовать этому странному совету. В столицу Франции я явилась на фестиваль косплея, ну а дальше, как пойдёт. Искусством перевоплощения в разных героев я увлеклась не так уж давно. Первой моей «работой» в этом направлении была эльфийка со странным именем Цельсия из старого японского аниме, которое почему-то привлекло моё внимание. Кто же виноват, что всем русским студентам-физикам из общаги, а также некоторым продвинутым гуманитариям и моим сокурсникам-химикам, оно красноречиво напоминало о термометрах и градусах?! Так вот именно с тех самых пор за мной намертво закрепилось погоняло Кельвина, происходящее от названия другой температурной шкалы.
– Кельвинка! – весело окликнула меня проходившая мимо копия Хацунэ Мику (в миру – просто Мику), а по совместительству моя приятельница. – Мы с Муней идём в кафешку. Ты с нами?
Муней мы за глаза называли ещё одну девицу-красавицу из нашей косплеерской компании, стабильно перевоплощавшуюся в Сейлор Мун на всех фестивалях.
– Нет, – отрицательно покачала головой я. – У меня тут…дело.
– Дело?! – промурлыкала моя собеседница, а потом хитро подмигнула мне из-под синей чёлки, насмешливо проворчав: – Ню-ню.
Её насмешки я пропустила мимо всех четырёх моих ушей: четырёх, потому что кроме моих настоящих хорошеньких маленьких ушек, на мне были ещё накладные эльфийские с лихо заострёнными кончиками, изящно торчавшими в разные стороны сквозь нарочито розовую шевелюру. Презирая всякие парики, волосы (свои до пояса) я окрасила накануне в несколько приёмов, добиваясь красивого оттенка. Оставалось только вставить линзы, придающие радужкам восхитительный неземной блеск, и обрядиться в специальный наряд, состоящий из короткой юбки, изящных сапожек, лёгких псевдодоспехов, да ещё «волшебной» свирели, которую я собиралась повесить на шею как эффектный оберег. Всё это я затолкала себе в рюкзак, чтобы не шокировать встречных французов и гостей города своим донельзя странным видом и успеть переодеться к фестивалю.
А путь мне предстоял неблизкий. Сев в такси, я обнаружила, что от волнения из головы повыскакивали все приличные французские слова из разговорников. На языке крутилось только классическое и крылатое: «Же не манш па сис жур» (про шестидневную диету), да «лямур тужур» («любовь и тужурка» – любимый лозунг студенческой братии). Но всё это было не к месту! В этот момент дверца открылась, и в салон протиснулись смеющиеся Муня и Мику.
– Мы тебя одну не отпустим! – наперебой заговорили они. – Вдруг потеряешься, как в прошлый раз! С тобой же, как с бертолетовой солью, неизвестно, когда взорвёшься!
«Почему же неизвестно?» – подумала я, но воздержалась от замечания. Шофёр покосился на нас с интересом, и я, смирившись с присутствием моих сокурсниц, быстро вспомнила цель моего вояжа и произнесла, как заклинание:
– Пер-Лашез!
Так называлось самое большое кладбище французской столицы и один из крупнейших музеев надгробной скульптуры под открытым небом. Честно говоря, кладбища привлекали меня с детских лет. Может быть, потому, что частный дом, в котором жила моя семья, был через дорогу от одного из них? Ещё ребёнком я любила вглядываться в тёмные лица печальных ангелов и читать полустёршиеся надписи на надгробиях. Меня не оставляло ощущение, что здесь, в этих тихих печальных местах, кроется какая-то страшная тайна, которую суждено разгадать только мне.
С возрастом я, конечно, забыла обо всех кладбищенских глупостях, уверовав в то, что химия может объяснить любую чертовщину. Тому способствовал и переезд в отдельную квартиру в центре города. Что же касается Пер-Лашез, то туда я собиралась вовсе не за тем, чтобы разгадывать тайны. Там мы договорились встретиться с одним моим другом по переписке – загадочным французом по имени Базиль (почти как у кота из сказки про Буратино), а по-нашему – просто Вася. Теперь мне было необходимо сперва как-то отделаться от моих спутниц, что, впрочем, не составило труда.
На кладбище было довольно многолюдно. Это загадочное место привлекало толпы туристов, желавших сделать селфи рядом с могилами великих людей. Чтобы не потеряться, мы купили карту и отправились бродить среди красивых готических склепов, напоминавших небольшие дома, украшенные изумительными скульптурами. Они образовывали целые улицы, мощённые камнем. Делая шаг, я невольно задумывалась над тем, что вот так же, как мы сейчас, здесь когда-то шествовали Оскар Уайльд, Эдит Пиаф и другие знаменитости, нашедшие затем последнее пристанище на одной из таких тихих улочек.
– Смотри! У него там… ну… это… – пискнула Муня, разогнав мои мысли и тишину кладбища.
– От те на-а-а! Силён, красава! – весело поддержала её Мику, а потом добавила: – Был.
Я посмотрела на моих спутниц и усмехнулась: этого и следовало ожидать! Мы стояли неподалеку от места захоронения Виктора Нуара – мужчины, чья популярность у женщин после смерти многократно превзошла ту, что была у него при жизни. Виктора убили на дуэли, и памятник, украшавший надгробие, изображал журналиста лежащим на спине после рокового выстрела. То ли скульптор обладал своеобразным чёрным юмором, то ли это была просто случайность, но у бронзового Нуара сквозь брюки рельефно проступали некие вожделенные очертания.
– Я слышала, что сюда приходят многие женщины, желающие устроить свою личную жизнь, – сказала я. – Говорят, для этого нужно поцеловать Нуара в бронзовые губы и коснуться его…
Я кивнула на сильно отполированные места прикосновений, казавшиеся золотыми. И чего только не придумают милые дамы!
– Да это же будет зачётное фото! – воскликнула Муня, бросившись к Нуару.
– Ну и кто из нас лабутентная некромантка?! – насмешливо спросила Мику, уже примеривалась, чтобы взять нужный ракурс.
Наверное, она хотела сказать «латентная», то есть скрытая, хотя, впрочем, Муня никуда не отправлялась без туфель на высоченных каблуках, поэтому «лабутентная» было не в бровь, а в глаз. Да и что с того? Главное –дело было сделано! Я оставила моих хохотушек фотографироваться с Нуаром и загадывать фривольные желания, а сама быстро скрылась из виду, чтобы успеть туда, где у меня была назначена встреча с Базилем.
Это место находилось совершенно в другой стороне сорока двух гектаров Пер-Лашез. Посетителей здесь почти не было, поэтому я с удовольствием наслаждалась тишиной, нарушаемой только тихим звуком моих шагов и шёпотом ветра, порой приносившего мне обрывки чьих-то фраз, будто просочившихся сюда сквозь века, да так и оставшихся на надгробиях. Наконец, раз двадцать пять сверившись с картой, я набрела на довольно неприметную могилу, которая, однако же, принадлежала личности, овеянной легендами и мрачной мистикой. Здесь покоилась Мария Ленорман – прорицательница, предсказавшая Наполеону восхождение на престол и придумавшая специальные гадальные карты. Вот там-то меня и должен был ждать Базиль.
Я огляделась вокруг, но моего загадочного романтика нигде не наблюдалось. Опозданец! Я где-то читала, что для французов вовремя приходить на свидание не комильфо. Ну что ж, фотографироваться на фоне могил я не планировала, поэтому решила просто посидеть на ступенях, ведущих к надгробию, и послушать тишину.
Рассеянно глядя по сторонам, я не сразу заметила на серой плите какой-то необычный предмет. Я подвинулась ближе, чтобы лучше рассмотреть диковинную вещицу. Так и есть, это была книга! Я потянулась к ней рукой. Интересно, что за произведение оставлено на могиле великой прорицательницы? И как оно сюда попало? Впрочем, туристы могли оставить здесь всё что угодно. Но что же именно? Какое-то пособие по гаданиям или чёрной магии? Поверхность книги была холодной и гладкой, а на тёмной обложке серебром сверкнуло: «Мёртвые…»
У меня перехватило дыхание! Ко мне вдруг вернулось то детское ощущение нераскрытой тайны, преследовавшее меня раньше, словно вот-вот случится нечто такое, что навсегда изменит ход моей жизни! Казалось, даже ветер замер у меня за спиной, а все призраки этого кладбища заглядывали через плечо!
– «Мёртвые души», – убрав дрожащую руку с обложки, наконец, прочитала я вслух и рассмеялась.
Ну надо же! А я-то думала! Фу, ты, Господи! Что ж, я давно мечтала, уединившись в каком-нибудь магическом месте, полистать мистическую книгу, а каждое произведение Гоголя было именно таким. Когда потом представится такая возможность?! Ещё раз придирчиво осмотревшись по сторонам, я, закинув ногу на ногу, распахнула книгу на первой попавшейся странице. Осмелевший ветер старательно помогал мне листать, словно что-то смыслил в бессмертной классике, и прежде чем мой взгляд успел зацепиться за какую-то цитату, рядом послышалось неожиданное и радостное:
– Рмяфф!
А потом к этому добавилось ещё более громкое и наглое:
– Мау-у!
Я подняла голову и увидела кота. Серый и толстый, он, вальяжно развалившись, сидел на надгробии, словно был уставшим памятником, сбежавшим размяться и погулять. Мне всегда страшно нравились толстые коты, а этот был просто огромным – настоящая рысь, только без кисточек на ушах и полосатый.
– Бонсуар! – растерянно пробормотала я, разглядывая этого неожиданного обитателя Пер-Лашез.
Приветствовать кладбищенского кота на французском, наверное, было смешно и глупо, но мне показалось, что тот меня понял, на что указывал бодрый ответ:
– Муррр!
Я погладила его по большой лохматой голове и подумала, что этому здоровяку очень подошло бы имя Вася. А, кстати, получалось, мой Базиль так и не пришёл на свидание. Обманщик! Или просто трус! Оставалось только забрать с собой книгу, а, может быть, и кота, на память о моих приключениях на просторах Пер-Лашез, да и на фестиваль пора! Мунька и Мику, наверное, уже там. Кстати, посмотрим, как у них теперь будет меняться личная жизнь. Прежде чем встать и уйти, я с некоторым сожалением посмотрела на открывшуюся страницу.
«Чепуха, белиберда, сапоги всмятку!» – бросилась мне в глаза известная цитата. Вот уж точно! Пророческая книга! Но затем мой взгляд внезапно остановился на странных словах, следовавших далее. Их ну никак не мог накропать великий классик, даже под дулом пистолета! Складывалось впечатление, что тут Гоголю «помогал» расшалившийся Нострадамус вместе со своей последовательницей Марией Ленорман, на чьей могиле, собственно, и был затеян этот «шабаш». К тому же некоторых местах страница была порвана, поэтому получались очень забавные сочетания, так что я, смеясь, решила прочитать их вслух.
«К цели прийти, как ни странно, помогут:
…мурный лохмач и большая дорога,
Ведь сторонятся живой и покойник,
Если к делам приступает разбойник,
А вместе с ним бодро точащий лясы
Принц без коня по прозванью Безмясый!
На главаря, все секреты нарушив,
Живо укажут МЁРТВЫЕ …УШИ.
Раз, два и три, и четыре и десять,
Всех их…»
Когда я дочитала до этого места, кто-то неожиданно выхватил книгу, не дав мне до конца уловить смысл..
– Эй! – возмущённо крикнула я, собираясь наброситься на воришку, но его уже и след простыл, только серый хвост с чёрными полосами мелькнул впереди.
Кошачий шкодник! Я, очертя голову, бросилась за ним, думая о том, что же за «сапоги всмятку» были в странном послании. «Мурный лохмач»? Может, «Гла-мурный», и почему «лохмач»? Мне живо представился Сергей Зверев – звезда в шоке, но я быстро развеяла этот образ. Тьфу-тьфу-тьфу! Чур меня! Чур! Но как же это «Мёртвые уши»?! Я мчалась мимо склепов за бодро улепётывающим котом, в пылу погони не заметив, как неуловимо и неотвратимо меняется всё вокруг с каждым моим шагом, гулко отдававшимся среди надгробий.
Мы быстро удалялись от центральных аллей Пер-Лашез, но азарт не давал мне остановиться. Я замерла на месте, только когда кот внезапно пропал из виду, юркнув за затейливую кованую дверь оказавшегося рядом склепа. Это таинственное сооружение казалось старше, чем всё вокруг. Лилии и колонны, украшавшие его фасад, выглядели величественно и жутко.
– Кис-кис-кис! – прошептала я, боясь нарушить окружавшую меня тишину.
– Мау! – жалобно раздалось из-за двери. – Мау-у!
Я осторожно заглянула сквозь изогнутые металлические украшения, напоминавшие чёрные поникшие цветы, и увидела серого воришку, застрявшего между каменных когтей горгульи, которая, казалось, охраняла этот склеп. Кот отчаянно дёргал лапами, пытаясь вырваться, но все усилия были тщетны. Недолго думая, я осторожно открыла кованую дверцу, просунув руку между прутьями, и вошла внутрь, не обратив внимания на настороженный и даже укоризненный скрип у меня за спиной.
– Котичек! – тихо позвала я, чтобы не испугать и без того взволнованного лохматика. – Сейчас я тебя спасу!
Но стоило мне приблизиться, как серый воришка с экстатическим мявом высвободился из каменной хватки и, снова сжав книгу зубами, помчался дальше. Я же, споткнувшись о лапу горгульи, которую эта поганка, казалось, нарочно выставила вперёд, чтобы поставить мне подножку, ухватилась за угол надгробия, слегка сдвинув мраморную крышку с изображениями короны и лилий.
– Ангидрит твою селитру! – недовольно проворчала я, когда мне удалось, наконец, избавиться от чиха, потому что пыль вокруг меня немного улеглась
Я кое-как поднялась на ноги и, впопыхах одёрнув задравшуюся до шеи лёгкую куртку, покосилась на кресты, как и положено, размещённые над надгробием. Мне стало немного неловко за своё поведение, ведь ругаться в чужом склепе – это чистый моветон.
– Простите мне мой французский! – смущённо пробормотала я, разыскивая взглядом кота.
Куда мог подеваться этот хвостатый озорник?
– Разве это французский, ма шер? – с картаво-раскатистым «э-р-р-р» спросил тоскливый голос из под крышки
«Ма шер»? Это что-то вроде «моя дорогуша»? Кто мог говорить со мной в склепе, да ещё так развязно?! Призраки или что ещё хуже, ожившие покойники?! Зомби! Я издала оглушительный писк, видимо, в надежде насмерть запугать говорившего со мной, и бросилась куда глаза глядят.
А глядели они в сторону луча света, проникавшего в склеп. Он лился сквозь изображение лилии на мощной каменной дверце, а потом отпечатывался, как трафарет, на каменном полу. Я выскочила на воздух, не зная, куда податься. Вокруг было сумрачно и как-то пусто. Все склепы и мощёная дорожка куда-то пропали, а вместо них передо мною высилось огромное сухое дерево и одинокий крест. Я остановилась под деревом, почти задыхаясь от ужаса, и уже готовилась упасть в обморок в лучших традициях утончённых французских дам, когда откуда-то сверху – видимо, с голых ветвей – прыгнул кот.
Если сказать точнее, то он будто бросился вниз, как пикирующий бомбардировщик, мгновенно преобразовываясь в прыжке в высокого и гибкого молодого человека с удивительной серой шевелюрой, местами покрытой тёмными прядями.
