Я уже, верно, говорил, что ты необычная девушка, Анна. В тебе скрывается большой талант, большие способности. Ты не должна больше мыть полы и ощипывать куриц, тебе надобно жить в той среде, для которой ты была рождена.
— Но я была рождена как раз для того, что вы только что назвали не должным, — Анна смущённо улыбнулась, подставляя лицо лёгкому ветерку. — Уж простите меня за дерзость, но это так.
— Ты попросту сама не знаешь, как это может быть иначе, — отмахнулся вампир. — А теперь оставим это. Любуйся Варшавой.
А ведь было, чем любоваться, и девушка решила отвлечься от долгих разговоров и оглядеться. Её взгляду предстали типичные городские европейские пейзажи: небольшие разноцветные дома с крохотными оконцами, плотно стоящие друг другу, мощёные мосты, перекинутые через широкую реку, шумные площади и мостовые, заполненные разными людьми. Всё это перемежалось неярким солнцем, пением птиц и скрипом колёс, шорохом дамским платий и стуком каблуков. Анна вдруг резко оказалась в новом и незнакомом мире, который пугал её и восхищал одновременно. Он был невероятно прекрасен, такова была Варшава, польское произведение искусства, и у девушки дух захватило от всего, что с ней произошло.
— Какое поразительное влияние оказала на тебя столица, — усмехнулся Вацлав, невесомо целуя ей руку. — Я знаю, куда мы пойдём.
— Куда? — глаза Анны округлились и засветились любопытством и восторгом ребёнка, которому обещают рождественское чудо.
— Покупать тебе платья, ваць-панна, ты этого вполне заслуживаешь, — отозвался Левандовский. — Матиуш тебя не балует, как я понял, у тебя их два или три.
— Ну что вы, пан, нельзя, — Анна зарделась как маков цвет и спрятала взгляд, смущённо отворачиваясь. Внутри всё похолодело от мысли о том, что Матиушу это может не понравиться. В самом деле, ей бы тоже не понравилось, если бы о нём заботилась другая девушка, а тут другой мужчина, тем более богатый, тем более друг. Который сейчас ведёт её куда-то, чтобы сделать подарок. Нет, нет, Матиушу это совершенно не понравится, это низко и некрасиво, ему будет больно. Она его хлопка, его собственность, только он может ей что-то дарить. Но и Вацлав… Анна слышала истории про то, как шляхтичи менялись друг с другом крестьянскими любовницами, но вряд ли пан Вишнивецкий стал бы так делать. Надо было вежливо отказаться и тут же обо всём ему рассказать, иначе бы это сошло за предательство.
— Можно, конечно, что тебя смущает? — удивился Левандовский, заглядывая ей в глаза. — Неужто боишься Матиуша?
— Понимаете ли, мосци-пане… — Анна замялась, выбирая нужные слова — она ступала по очень тонкому и хрупкому льду, опасность была велика. — Я чувствую, что могу его предать таким образом или, во всяком случае, обидеть, причинить боль, чего бы я совсем не хотела.
— Об этом не беспокойся, я поговорю с ним, если случится такая надобность, — Вацлаву уже поднадоело спорить и хотелось перейти к более действенному методу — гипнозу. В конце концов, от Вишнивецкого не убудет, если бедная девушка немного отвлечётся от осознания того, что она всего лишь чья-то вещь, которую никому нельзя трогать. Левандовского порой поражала наивность Матиуша в отношении этой милой крестьяночки. Он ведь свято верил, что она всем довольна, а если и сомневался, то отбрасывал эти мысли далеко в сторону и продолжал кормить себя чаяниями того, что ему лишь кажется, а Анна даст знать, если что-то не так. Как же он ошибался, этот взрослый ребёнок, когда думал, что она и впрямь почувствует себя свободной, получив побрякушку и красивую тряпку, проведя пару месяцев в его постели и освоив несколько основных фигур какого-нибудь танца. Нет, это делалось совсем не так, но мог ли Вацлав хоть как-то повлиять на то, что Матиуш от него так тщательно прятал — свою душу? Нет. Но он мог повлиять на Анну, что и собирался сделать. В сущности, она ему была без надобности, Вацлав пока не считал себя готовым к такому необъяснимому чувству как любовь, но помочь ей он хотел. В конце концов, пара шагов в сторону развития, и Вишнивецкий женится на ней, у них будет хорошая семья и куча детей — брак с крестьянкой — дело хорошее, ведь крестьянки рожают помногу и не мрут от чего множества наследственных недугов, которые часто встречаются в древних семьях. У Матиуша пока что есть все шансы прожить жизнь так, чтобы он остался ей доволен. Или во всяком случае не заскучал потом, если всё пойдёт так, как планирует граф.
— Да? — Анна доверчиво проследила за его взглядом, и этой пары секунд Вацлаву вполне хватило, чтобы внушить ей согласие с его планами. — Да. Вы абсолютно правы, мосци-пане, Матиуш всё поймёт, — заворожённо произнесла она, вновь покорно опираясь на его руку. — Идёмте, мне будет интересно это увидеть.
— Ну конечно, — довольно кивнул граф. — Идём, панна Анна.
— Ну-ка, как тебе вот это? — Левандовский почти не глядя ткнул в одну из моделей и обворожительно улыбнулся Анне, примерявшей шляпки. — А? — он поймал её взгляд, в который раз за день проникая в мысли. Девушка была кладезью как и интересных и довольно умных мыслей, так и непонятных, скрытых глубоко внутри страданий. Анна сама себя убеждала в том, что она счастлива, что ей не на что пожаловаться, что Матиуш не должен её любить, а то, что он о ней заботится, и так большая услуга. Она упорно считала себя во всём ему обязанной, упорно думала, что не имеет права просить о большем. Бедная, бедная девочка, почему же этот индюк так и не объяснил ей самого главного? Разве сложно было вложить в этого очаровательного ангела всего одно знание, не обещания и заверения, а знание того, что она не рабыня? Видимо, Матиуш даже не попытался этого сделать. Или пытался, но так, для личного успокоения, не более. Самовлюблённый самодур. И во всех своих бедах виноват только он сам.
— Мосци-пане? О чём вы задумались? — Вацлав вздрогнул и тряхнул головой, отгоняя от себя ворох мыслей. Он посмотрел на Анну. Она широко улыбалась и показывала ему на какую-то безделушку, которая ей очень понравилась.
— О вечности, — она чуть кивнула, поняв его шутку и кокетливо, как первые красавицы Варшавы, опустила взгляд. Левандовский поймал себя на мысли, что родись она знатной дамой, у неё бы не было отбоя от женихов. Такая красивая, умная, такая юная и чистая, она бы сгодилась в жёны самому королю, но до недавнего времени вынуждена была тереть котлы и чистить овощи на кухне. Интересно, а Матиуш запретил ей это, когда их отношения переросли в нечто большее, чем пара ночей? Грех было портить такие руки, как у Анны. Белые, на самом деле белые, очень нежные, с тонкой кожей. Она, кажется, упоминала, что у их семьи было поле. Видимо, отец по тем или иным причинам не подпускал её к работе или нанимал батраков, кто знает. Девушка много умалчивала о прошлом, и тут Вацлав был не волен в нём копаться. Это было столь личное и столь сокровенное, что он не решался нарушить её границ.
— Ну так как вам шляпка? — повторила Анна свой вопрос. Мужчина облегчённо выдохнул, улыбка стала шире. Хорошо, что её мысли сейчас занимали такие глупости, как гардероб. Ей ведь тоже нужно развлекаться.
— Тебе явно идёт, панна Анна, — Левандовский кивнул владельцу лавки. Тот поспешил забрать у девушки товар и завернуть его. Она удивлённо захлопала ресницами, благоговейно глядя на Вацлава, покраснела и вдруг замялась, не зная, как его благодарить.
— Выбирай, не стесняйся, — махнул рукой вампир, мысленно готовясь к очередному поучительному и абсолютно бесполезному разговору. Матиушу полезно было узнать, что подарок, подачка отличаются от реального выбора. Анна чувствовала себя диковинной зверушкой, игрушкой, раз уж на то пошло, но ведь ей приятнее было самой решить, что ей нужно. Вацлав видел её живость, и ему было жаль, что девушка её подавляла.
— А вот эта? — Левандовский вздохнул, оглядываясь на Анну, и позволил себе с головой окунуться в мир моды на ближайшие пару часов. В любом случае, он уже придумал, как хотя бы попытаться наставить друга на путь истинный.
Матиуш встретил их кислой улыбкой и бокалом вина. Вацлав быстро догадался, что это значит, а потому всучил покупки Якобу и отослал его с Анной наверх, лёгким движением подталкивая друга в сторону небольшой гостиной. Граф сам начал это, и теперь ему же предстояло разобраться. Оставалось надеяться, что Вишнивецкий не будет сильно упрямиться.
— Что это было? — отстранённо спросил Матиуш, когда они сели в кресла у камина. Его голос был спокоен, но чёрные глаза метали искры.
— Я просто сводил её на прогулку и немного позаботился о её гардеробе, — пожал плечами Левандовский. — Ты-то этого не делаешь.
— Делаю! — сердито отозвался князь, гневно глядя на друга. — Я ей платья дарю, драгоценности, я занимаюсь ей. Что ты врёшь?
— Нет, Матиуш, ты не понимаешь, — Вацлав покачал головой. Глупый мальчишка. — Совсем не понимаешь. Ты читал что-то про то, как чувствуют себя рабы?
— Она не раба, — возразил Вишнивецкий, стараясь не встречаться с Левандовским взглядом. — Я ей говорил об этом. Кажется.
— Так кажется? Или всё-таки говорил? — граф вздохнул и отвернулся к огню. — Так нельзя, Матиуш, она живая, она всё чувствует и понимает. Я имел честь говорить с ней лишь пару часов, но узнал больше, чем ты за несколько недель. Право, разве ты не понимаешь, лучший из моих учеников? Разве ты не понимаешь, что она страдает каждый миг от того, что чувствует себя многим ниже? Что ты ей обещал? Шляхтянкой сделаешь? Научишь всему? Не спорю, ты прилежно взялся за это, но это лишь видимость, фикция. Она это подспудно знает, просто не показывает виду. Ей не нужны подачки, ей нужно то, как живёшь ты. Если ты хочешь быть мужчиной, быть спасителем, героем-любовником, то будь им до конца.
— Ты думаешь? — на лице Матиуша на мгновение промелькнула заинтересованность, но тут же пропала. — Нет, Вацлав, она бы мне сказала, у нас доверительные отношения. Она зовёт меня по имени, ест со мной за одним столом, спальня у нас одна, да мы живём, как муж с женой.
— Не венчаны, не пара, не любишь, — парировал Вацлав. — Конечно, она тебе не скажет. Девочка не дура, у неё есть голова на плечах, поверь мне. Она хорошо знает, где её место, очень хорошо знает, что бывает с теми, кто жалуется. Она не то что боится укусить руку, которая её кормит, она даже к ней приласкаться боится. Да, она доверяет тебе свои желания, чувства, но не более. Она не доверит тебе боль, не доверить истинный страх, не доверит душу, пока не поймёт, что может доверять. Что ты ей ответишь. Попробуй обойтись с ней по-человечески, Анна не игрушка.
— Вацлав, я не знаю, верить тебе или нет, но, быть может, ты в чём-то и прав, — нехотя согласился Вишнивецкий. — Я попробую с ней поговорить. Спокойно поговорить. Прямо сейчас.
Он поднялся, вскоре по лестнице прошелестели его лёгкие шаги. Матиуш внутренне боялся, волновался, не зная, как повести разговор так, чтобы не обидеть девушку. В конце концов, ревность, внезапно появившаяся в его душе, была тут ни к чему. Да и откуда она?.. Сплошная чертовщина.
Князь неуверенно коснулся пальцами позолоченной ручки и толкнул дверь. Пора было расставить хоть какие-то точки над «и».
Анна неестественно прямо сидела в кресле, книга в её руках так и осталась открытой на второй или третьей странице, что говорило о том, что она сильно волновалась. Её тонкие брови были нахмурены, губы сжаты, а в глазах читался самый настоящий ужас. Матиуш неосознанно воскресил в памяти момент их встречи и тут же обругал себя последними словами, осознав свою ошибку — он ведь даже не посмотрел на неё, чем сильно напугал. Анна так покорно и преданно любила его, всякий раз внимательно слушала его, не спускала глаз, как верная собачка, для неё был важен каждый взгляд, каждая нота в его голосе, любое малейшее движение или слово. Нет, он, верно, не должен был так поступать. В конце концов, она ещё, в каком-то смысле, ребёнок, ей всё в новинку, всё хочется узнать и увидеть, попробовать, ведь Анна, наверное, никогда не была в больших городах, тем более в компании таких галантных мужчин, как Вацлав. В этом искусстве ему уступал даже Матиуш, реакция любопытной и любознательной девушки была естественной. Нет, нет, она всего лишь дитя, она ещё не знает, как поступать. Тут нет её вины.
А в самом деле, почему он вообще об этом думает? Матиуш с лёгкостью мог сказать, что он её не любит. Да, девушка была ему по-своему дорога, да, она ему нравилась, и делить с ней досуг было приятно, но не более. Анна оказалась чудесным разнообразием после варшавских дам, неплохим другом и собеседником, хорошей любовницей, в конце концов, но не возлюбленной. Но при всём при том сейчас Вишнивецкий с новой силой ощущал ревность, накатившую ещё на лестнице, злость, ощущение, что использовали его сокровенное и личное, что это будто забрали. Конечно, Анна была живым человеком, непохожим на других, но она была его собственностью. И никто не смел вести себя с ней так же, как он.
Пора было что-то говорить. Анна заметила его и теперь дрожала, как лист на яростном ветру, часто дышала, чуть ли не плакала, уже, видно, сотни раз пожалев о той прогулке и всяческих купленных безделушках, о том, что вообще пошла в библиотеку. Сейчас нужно было не ухудшить ситуацию, нужно было успокоить эту ранимую девушку и внести ясность в их нынешние отношения.
— Ануся, — её имя далось Камилу с трудом, но он постарался придать своему голосу большую уверенность и твёрдость, — я бы хотел поговорить о том, что произошло днём, моя милая.
— П-простите меня, прошу, простите… я не должна была… я… — Анна разрыдалась, спрятав лицо в тонких ладонях, её плечи часто вздрагивали. У Матиуша сердце сжалось от этого, и он тут же поспешил обнять её, девушка прильнула к нему, особенно громко всхлипывая, когда губы Вишнивецкого касались её затылка.
— Т-ш-ш, не стоит извиняться, всё в порядке, — Матиуш врал намеренно, понимая, что он сейчас не может объяснить ей, что он на самом деле чувствует. — Ануся, моя хорошая, ну всё, всё, не плачь, я же не сержусь. Я не ругаюсь, светик. Ануся, ты меня слышишь? — он чуть отстранил её и вгляделся в её большие блестящие глаза. — Не плачь, — губы князя осторожно коснулись её щеки, сцеловывая слезинку. Анна слабо улыбнулась и обняла Матиуша за шею, снова прижимаясь к нему. Тот подхватил её на руки, осторожно покачивая. Теперь девушка уже почти успокоилась, всхлипы утихли, а тело значительно расслабилось.
— Мне было любопытно, — призналась она чуть погодя, немного смущаясь и теряясь. — Тут всё такое необычное, новое. Мне чудно, Матиуш. Каюсь, я поддалась соблазну. А пан Левандовский… знаете, я думала, честно слово, думала, перед тем, как согласиться, уж хотела отказать, я-то своё место знаю. А он так посмотрел, как будто в душу заглянул. Аж насквозь взглядом пронизал, истинный Бог. Я ничего с собой поделать не могла, уже и стыдно отказать стало.
— Но я была рождена как раз для того, что вы только что назвали не должным, — Анна смущённо улыбнулась, подставляя лицо лёгкому ветерку. — Уж простите меня за дерзость, но это так.
— Ты попросту сама не знаешь, как это может быть иначе, — отмахнулся вампир. — А теперь оставим это. Любуйся Варшавой.
А ведь было, чем любоваться, и девушка решила отвлечься от долгих разговоров и оглядеться. Её взгляду предстали типичные городские европейские пейзажи: небольшие разноцветные дома с крохотными оконцами, плотно стоящие друг другу, мощёные мосты, перекинутые через широкую реку, шумные площади и мостовые, заполненные разными людьми. Всё это перемежалось неярким солнцем, пением птиц и скрипом колёс, шорохом дамским платий и стуком каблуков. Анна вдруг резко оказалась в новом и незнакомом мире, который пугал её и восхищал одновременно. Он был невероятно прекрасен, такова была Варшава, польское произведение искусства, и у девушки дух захватило от всего, что с ней произошло.
— Какое поразительное влияние оказала на тебя столица, — усмехнулся Вацлав, невесомо целуя ей руку. — Я знаю, куда мы пойдём.
— Куда? — глаза Анны округлились и засветились любопытством и восторгом ребёнка, которому обещают рождественское чудо.
— Покупать тебе платья, ваць-панна, ты этого вполне заслуживаешь, — отозвался Левандовский. — Матиуш тебя не балует, как я понял, у тебя их два или три.
— Ну что вы, пан, нельзя, — Анна зарделась как маков цвет и спрятала взгляд, смущённо отворачиваясь. Внутри всё похолодело от мысли о том, что Матиушу это может не понравиться. В самом деле, ей бы тоже не понравилось, если бы о нём заботилась другая девушка, а тут другой мужчина, тем более богатый, тем более друг. Который сейчас ведёт её куда-то, чтобы сделать подарок. Нет, нет, Матиушу это совершенно не понравится, это низко и некрасиво, ему будет больно. Она его хлопка, его собственность, только он может ей что-то дарить. Но и Вацлав… Анна слышала истории про то, как шляхтичи менялись друг с другом крестьянскими любовницами, но вряд ли пан Вишнивецкий стал бы так делать. Надо было вежливо отказаться и тут же обо всём ему рассказать, иначе бы это сошло за предательство.
— Можно, конечно, что тебя смущает? — удивился Левандовский, заглядывая ей в глаза. — Неужто боишься Матиуша?
— Понимаете ли, мосци-пане… — Анна замялась, выбирая нужные слова — она ступала по очень тонкому и хрупкому льду, опасность была велика. — Я чувствую, что могу его предать таким образом или, во всяком случае, обидеть, причинить боль, чего бы я совсем не хотела.
— Об этом не беспокойся, я поговорю с ним, если случится такая надобность, — Вацлаву уже поднадоело спорить и хотелось перейти к более действенному методу — гипнозу. В конце концов, от Вишнивецкого не убудет, если бедная девушка немного отвлечётся от осознания того, что она всего лишь чья-то вещь, которую никому нельзя трогать. Левандовского порой поражала наивность Матиуша в отношении этой милой крестьяночки. Он ведь свято верил, что она всем довольна, а если и сомневался, то отбрасывал эти мысли далеко в сторону и продолжал кормить себя чаяниями того, что ему лишь кажется, а Анна даст знать, если что-то не так. Как же он ошибался, этот взрослый ребёнок, когда думал, что она и впрямь почувствует себя свободной, получив побрякушку и красивую тряпку, проведя пару месяцев в его постели и освоив несколько основных фигур какого-нибудь танца. Нет, это делалось совсем не так, но мог ли Вацлав хоть как-то повлиять на то, что Матиуш от него так тщательно прятал — свою душу? Нет. Но он мог повлиять на Анну, что и собирался сделать. В сущности, она ему была без надобности, Вацлав пока не считал себя готовым к такому необъяснимому чувству как любовь, но помочь ей он хотел. В конце концов, пара шагов в сторону развития, и Вишнивецкий женится на ней, у них будет хорошая семья и куча детей — брак с крестьянкой — дело хорошее, ведь крестьянки рожают помногу и не мрут от чего множества наследственных недугов, которые часто встречаются в древних семьях. У Матиуша пока что есть все шансы прожить жизнь так, чтобы он остался ей доволен. Или во всяком случае не заскучал потом, если всё пойдёт так, как планирует граф.
— Да? — Анна доверчиво проследила за его взглядом, и этой пары секунд Вацлаву вполне хватило, чтобы внушить ей согласие с его планами. — Да. Вы абсолютно правы, мосци-пане, Матиуш всё поймёт, — заворожённо произнесла она, вновь покорно опираясь на его руку. — Идёмте, мне будет интересно это увидеть.
— Ну конечно, — довольно кивнул граф. — Идём, панна Анна.
Глава семнадцатая
— Ну-ка, как тебе вот это? — Левандовский почти не глядя ткнул в одну из моделей и обворожительно улыбнулся Анне, примерявшей шляпки. — А? — он поймал её взгляд, в который раз за день проникая в мысли. Девушка была кладезью как и интересных и довольно умных мыслей, так и непонятных, скрытых глубоко внутри страданий. Анна сама себя убеждала в том, что она счастлива, что ей не на что пожаловаться, что Матиуш не должен её любить, а то, что он о ней заботится, и так большая услуга. Она упорно считала себя во всём ему обязанной, упорно думала, что не имеет права просить о большем. Бедная, бедная девочка, почему же этот индюк так и не объяснил ей самого главного? Разве сложно было вложить в этого очаровательного ангела всего одно знание, не обещания и заверения, а знание того, что она не рабыня? Видимо, Матиуш даже не попытался этого сделать. Или пытался, но так, для личного успокоения, не более. Самовлюблённый самодур. И во всех своих бедах виноват только он сам.
— Мосци-пане? О чём вы задумались? — Вацлав вздрогнул и тряхнул головой, отгоняя от себя ворох мыслей. Он посмотрел на Анну. Она широко улыбалась и показывала ему на какую-то безделушку, которая ей очень понравилась.
— О вечности, — она чуть кивнула, поняв его шутку и кокетливо, как первые красавицы Варшавы, опустила взгляд. Левандовский поймал себя на мысли, что родись она знатной дамой, у неё бы не было отбоя от женихов. Такая красивая, умная, такая юная и чистая, она бы сгодилась в жёны самому королю, но до недавнего времени вынуждена была тереть котлы и чистить овощи на кухне. Интересно, а Матиуш запретил ей это, когда их отношения переросли в нечто большее, чем пара ночей? Грех было портить такие руки, как у Анны. Белые, на самом деле белые, очень нежные, с тонкой кожей. Она, кажется, упоминала, что у их семьи было поле. Видимо, отец по тем или иным причинам не подпускал её к работе или нанимал батраков, кто знает. Девушка много умалчивала о прошлом, и тут Вацлав был не волен в нём копаться. Это было столь личное и столь сокровенное, что он не решался нарушить её границ.
— Ну так как вам шляпка? — повторила Анна свой вопрос. Мужчина облегчённо выдохнул, улыбка стала шире. Хорошо, что её мысли сейчас занимали такие глупости, как гардероб. Ей ведь тоже нужно развлекаться.
— Тебе явно идёт, панна Анна, — Левандовский кивнул владельцу лавки. Тот поспешил забрать у девушки товар и завернуть его. Она удивлённо захлопала ресницами, благоговейно глядя на Вацлава, покраснела и вдруг замялась, не зная, как его благодарить.
— Выбирай, не стесняйся, — махнул рукой вампир, мысленно готовясь к очередному поучительному и абсолютно бесполезному разговору. Матиушу полезно было узнать, что подарок, подачка отличаются от реального выбора. Анна чувствовала себя диковинной зверушкой, игрушкой, раз уж на то пошло, но ведь ей приятнее было самой решить, что ей нужно. Вацлав видел её живость, и ему было жаль, что девушка её подавляла.
— А вот эта? — Левандовский вздохнул, оглядываясь на Анну, и позволил себе с головой окунуться в мир моды на ближайшие пару часов. В любом случае, он уже придумал, как хотя бы попытаться наставить друга на путь истинный.
***
Матиуш встретил их кислой улыбкой и бокалом вина. Вацлав быстро догадался, что это значит, а потому всучил покупки Якобу и отослал его с Анной наверх, лёгким движением подталкивая друга в сторону небольшой гостиной. Граф сам начал это, и теперь ему же предстояло разобраться. Оставалось надеяться, что Вишнивецкий не будет сильно упрямиться.
— Что это было? — отстранённо спросил Матиуш, когда они сели в кресла у камина. Его голос был спокоен, но чёрные глаза метали искры.
— Я просто сводил её на прогулку и немного позаботился о её гардеробе, — пожал плечами Левандовский. — Ты-то этого не делаешь.
— Делаю! — сердито отозвался князь, гневно глядя на друга. — Я ей платья дарю, драгоценности, я занимаюсь ей. Что ты врёшь?
— Нет, Матиуш, ты не понимаешь, — Вацлав покачал головой. Глупый мальчишка. — Совсем не понимаешь. Ты читал что-то про то, как чувствуют себя рабы?
— Она не раба, — возразил Вишнивецкий, стараясь не встречаться с Левандовским взглядом. — Я ей говорил об этом. Кажется.
— Так кажется? Или всё-таки говорил? — граф вздохнул и отвернулся к огню. — Так нельзя, Матиуш, она живая, она всё чувствует и понимает. Я имел честь говорить с ней лишь пару часов, но узнал больше, чем ты за несколько недель. Право, разве ты не понимаешь, лучший из моих учеников? Разве ты не понимаешь, что она страдает каждый миг от того, что чувствует себя многим ниже? Что ты ей обещал? Шляхтянкой сделаешь? Научишь всему? Не спорю, ты прилежно взялся за это, но это лишь видимость, фикция. Она это подспудно знает, просто не показывает виду. Ей не нужны подачки, ей нужно то, как живёшь ты. Если ты хочешь быть мужчиной, быть спасителем, героем-любовником, то будь им до конца.
— Ты думаешь? — на лице Матиуша на мгновение промелькнула заинтересованность, но тут же пропала. — Нет, Вацлав, она бы мне сказала, у нас доверительные отношения. Она зовёт меня по имени, ест со мной за одним столом, спальня у нас одна, да мы живём, как муж с женой.
— Не венчаны, не пара, не любишь, — парировал Вацлав. — Конечно, она тебе не скажет. Девочка не дура, у неё есть голова на плечах, поверь мне. Она хорошо знает, где её место, очень хорошо знает, что бывает с теми, кто жалуется. Она не то что боится укусить руку, которая её кормит, она даже к ней приласкаться боится. Да, она доверяет тебе свои желания, чувства, но не более. Она не доверит тебе боль, не доверить истинный страх, не доверит душу, пока не поймёт, что может доверять. Что ты ей ответишь. Попробуй обойтись с ней по-человечески, Анна не игрушка.
— Вацлав, я не знаю, верить тебе или нет, но, быть может, ты в чём-то и прав, — нехотя согласился Вишнивецкий. — Я попробую с ней поговорить. Спокойно поговорить. Прямо сейчас.
Он поднялся, вскоре по лестнице прошелестели его лёгкие шаги. Матиуш внутренне боялся, волновался, не зная, как повести разговор так, чтобы не обидеть девушку. В конце концов, ревность, внезапно появившаяся в его душе, была тут ни к чему. Да и откуда она?.. Сплошная чертовщина.
Князь неуверенно коснулся пальцами позолоченной ручки и толкнул дверь. Пора было расставить хоть какие-то точки над «и».
Глава восемнадцатая
Анна неестественно прямо сидела в кресле, книга в её руках так и осталась открытой на второй или третьей странице, что говорило о том, что она сильно волновалась. Её тонкие брови были нахмурены, губы сжаты, а в глазах читался самый настоящий ужас. Матиуш неосознанно воскресил в памяти момент их встречи и тут же обругал себя последними словами, осознав свою ошибку — он ведь даже не посмотрел на неё, чем сильно напугал. Анна так покорно и преданно любила его, всякий раз внимательно слушала его, не спускала глаз, как верная собачка, для неё был важен каждый взгляд, каждая нота в его голосе, любое малейшее движение или слово. Нет, он, верно, не должен был так поступать. В конце концов, она ещё, в каком-то смысле, ребёнок, ей всё в новинку, всё хочется узнать и увидеть, попробовать, ведь Анна, наверное, никогда не была в больших городах, тем более в компании таких галантных мужчин, как Вацлав. В этом искусстве ему уступал даже Матиуш, реакция любопытной и любознательной девушки была естественной. Нет, нет, она всего лишь дитя, она ещё не знает, как поступать. Тут нет её вины.
А в самом деле, почему он вообще об этом думает? Матиуш с лёгкостью мог сказать, что он её не любит. Да, девушка была ему по-своему дорога, да, она ему нравилась, и делить с ней досуг было приятно, но не более. Анна оказалась чудесным разнообразием после варшавских дам, неплохим другом и собеседником, хорошей любовницей, в конце концов, но не возлюбленной. Но при всём при том сейчас Вишнивецкий с новой силой ощущал ревность, накатившую ещё на лестнице, злость, ощущение, что использовали его сокровенное и личное, что это будто забрали. Конечно, Анна была живым человеком, непохожим на других, но она была его собственностью. И никто не смел вести себя с ней так же, как он.
Пора было что-то говорить. Анна заметила его и теперь дрожала, как лист на яростном ветру, часто дышала, чуть ли не плакала, уже, видно, сотни раз пожалев о той прогулке и всяческих купленных безделушках, о том, что вообще пошла в библиотеку. Сейчас нужно было не ухудшить ситуацию, нужно было успокоить эту ранимую девушку и внести ясность в их нынешние отношения.
— Ануся, — её имя далось Камилу с трудом, но он постарался придать своему голосу большую уверенность и твёрдость, — я бы хотел поговорить о том, что произошло днём, моя милая.
— П-простите меня, прошу, простите… я не должна была… я… — Анна разрыдалась, спрятав лицо в тонких ладонях, её плечи часто вздрагивали. У Матиуша сердце сжалось от этого, и он тут же поспешил обнять её, девушка прильнула к нему, особенно громко всхлипывая, когда губы Вишнивецкого касались её затылка.
— Т-ш-ш, не стоит извиняться, всё в порядке, — Матиуш врал намеренно, понимая, что он сейчас не может объяснить ей, что он на самом деле чувствует. — Ануся, моя хорошая, ну всё, всё, не плачь, я же не сержусь. Я не ругаюсь, светик. Ануся, ты меня слышишь? — он чуть отстранил её и вгляделся в её большие блестящие глаза. — Не плачь, — губы князя осторожно коснулись её щеки, сцеловывая слезинку. Анна слабо улыбнулась и обняла Матиуша за шею, снова прижимаясь к нему. Тот подхватил её на руки, осторожно покачивая. Теперь девушка уже почти успокоилась, всхлипы утихли, а тело значительно расслабилось.
— Мне было любопытно, — призналась она чуть погодя, немного смущаясь и теряясь. — Тут всё такое необычное, новое. Мне чудно, Матиуш. Каюсь, я поддалась соблазну. А пан Левандовский… знаете, я думала, честно слово, думала, перед тем, как согласиться, уж хотела отказать, я-то своё место знаю. А он так посмотрел, как будто в душу заглянул. Аж насквозь взглядом пронизал, истинный Бог. Я ничего с собой поделать не могла, уже и стыдно отказать стало.
