— Говори, — пожал плечами Вингер.
— Меня зовут Ларика, господин, мы с моей госпожой, княжной Яхмой, привезены пленными с прибрежных островов Актакана. Этот человек не был с нами строг, но моя госпожа любого выведет из себя. Я рожу вам хороших и крепких детей, я многое умею по хозяйству, да я на что угодно согласна, лишь бы вы нас купили, прошу вас. Вы не пожалеете, клянусь богами, — умоляла девушка, целуя его руки. — Моя госпожа долго тут не протянет, но мы щедро отплатим вам за спасение. Видите её украшения? Они дорого стоят, вы сможете продать их за хорошую цену, мы обойдёмся вам впятеро дешевле.
— Я услышал тебя, Ларика, — мягко ответил Коннор. — Откуда ты знаешь наш язык?
— Моя матушка была из этих земель, господин, — Ларика слабо улыбнулась. — Моя госпожа тоже понимает по-вашему, она обучена. Мы обе можем быть вам достойными жёнами, только прикажите, — она посмотрела на Инейра. — Быть может, вашему спутнику нужна жена? В его возрасте уже строят семью.
— Думаю, ему хорошо бы для начала освоить любовные чары, — расхохотался Вингер. — Сколько ты просишь за этих женщин?
— Пять золотых за каждую, мне их продали дёшево, — пожал плечами мужчина. — Десять монет, и они ваши, я только рад буду от них избавиться.
— Хорошо, вот ваши деньги, — Коннор не стал торговаться, лишь отсчитал ему нужную сумму. — Идите за нами, тут недалеко.
Ларика тут же поднялась с колен, потянула за собой госпожу. Та гордо встала, отряхнула платье и смерила Вингеров презрительным взглядом, затем медленно ступила на покрытый песчаной пылью камень.
— Так мне теперь крестьянина величать мужем и господином? — она гордо вскинула голову, смотря Коннору прямо в глаза. — Мне, Яхме Кхителе, княжне Алиссои?
— Я ни к чему тебя не принуждаю, Яхма Кхитела, княжна Алиссои, но быть женой советника королевского министра и графа Карнии не так уж и стыдно, — в тон ей отозвался Вингер-старший. — Уж лучше, чем в дешёвом борделе для моряков. В элитный тебя с таким характером никто не возьмёт, а в уже упомянутом тебя быстро сгноят. Поверь, и подстилкой палачам и Карающим ты стать тоже не захочешь. Так что ты выберешь?
— Я надену цвета твоей семьи и буду тебе верна, — обречённо, но твёрдо, без отчаяния ответила Яхма. — За меня сватались лучшие женихи со всего Онру, я каждому из них отказала. Магистр Рэвен был последним, он-то потом и пошёл на нас войной как на отступников веры.
— Твоё имя говорит о том, что тебя назвали в честь богини Яхмы. Вы поклоняетесь Андару и Отвергнутым богам? Поэтому король прислал отряды Карающих вместе Вортигеном, который, конечно, не преминул об этом сообщить? — спросил Коннор, несколько сочувственно глядя на девушку.
— У него хватило чести идти войны, не жалуясь никому. Если бы он победил так, я бы вышла за него, потому что он выиграл меня в честном бою. Но ему помогли, шпионы всё донесли многим раньше, и вот я здесь, — отозвалась княжна. — Рэвен был неплохим человеком, быть может, у меня когда-то найдутся силы его простить.
Коннор хмыкнул, оглядывая её с головы до ног. Девушка была на диво хороша: чёрные, агатовые, волосы, сплетённые в тугую, пусть и растрепавшуюся косу, сердоликового медового цвета глаза, гордая, будто каменная осанка, мраморная кожа, хрупкие, словно хрусталь, руки. Яхма Кхитела, княжеская дочь, будто вышла из недр Богининой горы, горы, на которой стоит Небесный дворец, настолько она была красивой и холодной.
— Насмотрелся? — Яхма ухмыльнулась и недовольно скривила тонкие губы. — Я Рэвену отказала, а тебе согласие даю лишь потому, что иначе нельзя, — её покорный тон тут же испарился, а зрачки зло заблестели. — Я всё ещё родовитая, а ты всё ещё бывший хлебопашец. Ты думаешь, я по-настоящему приму тебя как мужа?
Вингер неожиданно рассмеялся, по-доброму улыбнулся.
— Да ну ты правда думала, что я на тебе женюсь? Нет уж, мне слишком хорошо живётся, милая Яхма. Ты останешься со мной, пока не будешь готова выбрать свой путь. Как и мой брат, — он обернулся на Инейра, переставшего что-либо понимать ещё с четверть часа назад. — Честное слово, ты красавица, но мне такого счастья и даром не надо.
— Ты завоевал моё уважение, Коннор, граф Карнии. Я сумею тебя за это отблагодарить, — Кхитела посмотрела на него без былого презрения. — Я знаю, что ты был на той войне, думала, не упустишь случая поглумиться, а оказалось иначе. Ты и проучить меня смог, хотя не всякий осмелится указать мне на мой единственный грех — гордыню, — она сняла с себя ожерелье и протянула его Вингеру. — Это стоит в двадцать раз больше, чем ты отдал за меня. Думаю, мы в расчёте.
— Неужто ожерелье самой отвергнутой богини, которое твой род так берёг? — удивился Коннор.
— Может, так, может, нет, но ему всё ещё нет цены. Моих братьев и отца убили, мои сёстры проданы в рабство, как и я, от рода Кхителов ничего не осталось. Кому теперь нужна эта побрякушка? — Яхма безразлично глянула на украшение. — Я гордая, но вместе с тем умная, я знаю, что не стоит привязываться к вещам.
— Верно говоришь, — вдруг подал голос Инейр. — Да только о вещах люди жалеют чаще, чем о себе подобных.
Княжна обернулась к нему, вскинула тонкие брови.
— А ты смышлёный мальчик, Инейр, ты подаёшь большие надежды, — она смотрела на него так, будто читала его душу. — Только поостерегись, даже отвергнутые боги сильны в своём гневе.
Тот так и не понял, что Яхма на самом деле имела в виду.
Глава седьмая
Вортиген Рэвен сидел в полумраке собственного кабинета, глядя, как гаснут над горизонтом последние закатные лучи. Перед ним на крепком дубовом столе лежала короткая записка от одного из наблюдателей.
«Княжна Яхма в городе. Была продана Коннору Вингеру.»
Рэвен зло стукнул кулаком по бумаге и сердито поднялся, подошёл к окну. Он снова её упустил.
Он потерял её ещё тогда, когда Карающие приняли решение поджечь храм Всех Отвергнутых. Вортиген знал, что всех женщин и детей из дворца отправили туда в надежде. что боги их защитят, но увы. Стены святилища оказались бессильны против огня.
Рэвен не мог сказать, что любил гордую и холодную Яхму, вечно смотревшую свысока. Он уже тогда знал себе цену, знал цену своему колдовству и не нуждался в сомнительных подачках какой-то девки-княжны, возомнившей себя по меньшей мере княгиней над ним. Яхма забывала, что он не её подданный и долго терпеть не станет.
— Ты выйдешь за меня замуж?
— Я? За человека без рода? Смешно.
Яхме не были знакомы ни сострадание, ни милосердие, ни скромность. Она привыкла купаться в золоте и дорогих тканях, привыкла быть всеобщей любимицей и первой красавицей. Её горделивое сердце не умело чувствовать.
— Ты пришёл воевать, Ворон?
— Я пришёл завоёвывать.
Рэвен был бы даже рад, если бы Яхма сгорела вместе с матерью, подобно древним королевам, шедшим на смерть вслед за мужем. В конце концов, тогда бы у неё осталась хотя бы честь, а теперь и того не было — Вортиген даже не сомневался в том, что на лопатке бывшей алиссойской княжны навек отпечатался скрещённый с цепью терн — так клеймили рабов.
Так когда-то заклеймили и его, совсем мальчишку, продали какому-то графу на север Империи. Рэвену повезло: его не отправили на каменоломни с смотрящими отовсюду безглазыми статуями, не заставили мыть в реке драконье золото, не сделали игрушкой для господских утех. Старый граф, бездетный и одинокий, взялся его воспитывать, дал отменное образование и сделал своим наследником. Вортиген успел ни раз и ни два завоевать себе славу и не слишком тяготился отметиной.
А вот у Яхмы такой возможности не было. Хуже того, если Вингер женится на ней (а иначе зачем покупать), то сможет потом взять себе вторую жену — рабыня никогда не получит права быть у мужа единственной. Нет, Коннор был неплохим человеком, но никто не вытерпит такой женщины, как Яхма, больше недели.
Вортиген задумался. Он, конечно, мог бы её выкупить, но смотрелось бы теперь это жалко. Словно Рэвен за неё торгуется, а он торговаться не привык. Да и не захотел, чтобы Яхма уже в который раз почувствовала себя товаром.
Нет, он не любил её.
Но он не хотел её, итак уже падшую, бесчестить ещё раз.
— Мой господин, вы приказывали готовить карету, — в кабинет вошёл кто-то из слуг, и Рэвен отвлёкся от своих мыслей.
— Да, верно, — он кивнул. — Я сейчас спущусь.
А вот отказать себе в визите Вортиген не мог, тем более что у него была весомая причина. Через неделю начинались занятия в Университете, и пора было проверить, чему научился Инейр.
***
— Всеблагая, нам сюда нельзя, — Рия, служанка, всё же увязалась за госпожой, и та ей это позволила — в конце концов, Рия была верной и преданной, смышлёной. Могла пригодиться потом.
— Тебе нельзя, мне можно, — безразлично осадила её Нита. — Тайный Храм создан для богов.
— Да, Всеблагая, — не стала спорить служанка.
Нита молча спешилась и медленно поднялась по чёрным ступеням, потянула за ручку тяжёлой двери, с трудом открывая, зашла внутрь, оглядываясь по сторонам.
Было темно, лишь в самом конце огромного гранитного зала горели редкие свечи, открывая взгляду резной ящик с двумя медными замками. Нита прошла к нему, украдкой замечая, как пламя то и дело выхватывает из мрака уходящие вверх колонны, потолок и стены, испещрённые надписями на древнем языке богов, Ортэго. Она положила руки на плотную крышку, вздрогнула, понимая, что теперь пути назад не будет. Вспомнилось строгое лицо старшего брата, Мичи-и-Мано, обещанные женихи и пустые комнаты, одиночество. Нет, долой сомнения, долой мысли. Она доведёт дело до конца.
Властью, данной мне по рождению, я, Нита, дочь принцессы Маноке и бога Ранаха, отпираю этот ящик и забираю Чёрный меч себе, — чётко произнесла она.
Сначала не было ничего, лишь задрожали тени от огня. Затем в наступившей тишине дважды громко звякнуло железо.
Нита едва успела убрать ладони, как крышка откатилась в сторону, а меч вылетел из ножен, лежащих на бархатной подушке, и оказался в середине алтаря Солнца.
В то же мгновение оттуда сошёл высокий человек со спутанными чёрными волосами и заметно отросшей щетиной. Он был худ и выглядел устало, но на исполосованном шрамами лице сверкала удовлетворённая улыбка.
— Ну здравствуй, сестра, — тихо произнёс он. — Я ведь уже говорил, что ты поразительно храбрая девочка?
— А-андар? — Нита стояла сама не своя от страха и счастья, смешавшихся в единой целое. — Так значит ты всё это время был здесь?..
— В мече, если точнее, — тот подхватил оружие и протянул ей. — Они заключили меня в клинок и заперли, чтобы я уж наверняка не помешал ничьим желаниям и чаяниям. Мерзко, не находишь?
— О да, — Нита ощутила, как поднимается в её душе волна злобы и ненависти по отношению к остальным богам. — Мы были неугодны им, и они с нами расправились, с каждым по-своему. Тебя заточили здесь, я оказалась пленницей своих же комнат. Но не теперь. Теперь-то мы сами решаем, как нам быть.
— Ты быстро схватываешь, — Андар взял её за руку. — Идём, мои люди с Актакана заждались меня. А нам уж пора править. Король Роун разорил те земли, сжёг храмы, увёл великих князей в рабство, но он не смог уничтожить их веру. Я думаю, самое время мне, богу, посетить их и дать надежду. Самое время дать им новую богиню.
— Меня? — Нита почувствовала, как на губах появляется нежеланная горделивая улыбка.
— Тебя, — кивнул Андар. — Ты должна выйти из тени тех, кто обманом взял власть.
— Часто ли женщине случается это слышать? — Нита усмехнулась, и её и так бледное лицо стало ещё белее.
Андар не ответил, он внимательно разглядывал её, будто пытаясь что-то выискать в это естественном и бесконечном безразличии.
— Что они с тобой сделали, сестра? — глухо спросил он.
— О чём ты, брат? — удивилась Нита.
— Великое Солнце! — Андар крепко обнял её, и его лицо помрачнело.
— Что? — Нита всё ещё не понимала причину его испуга.
— Они лишили тебя сердца, моя бедная девочка, — упавшим голосом ответил ей брат. — Они хотели, чтобы ты была покорна наверняка.
— В таком случае, им следовало меня убить, — фыркнула Нита. — Что мне сердце, Андар? Я разучилась плакать, когда ты был повержен. Зато я узнала, как ненавидеть.
— Более всего я хотел, чтобы ты не повторила моей судьбы, — произнёс тот, печально смотря на неё. — Мне жаль, что я не смог тебя уберечь.
— Что делать, это уже прошлое, — Нита вздохнула. — Идём отсюда, скоро наверху спохватятся.
— Идём, — Андар улыбнулся. — Нас ждут места более гостеприимные.
