— До свидания, госпожа ван Хагевен, я ваш вечный должник! — воскликнул магистр и крайне ловко выскользнул за двери, увлекая меня за собой.
В коридоре Каспар шумно вздохнул и с чувством обратился ко мне:
— Каррен, вы просто умница! Вы все сделали, как…
Я выдернула свою руку из его холодных цепких пальцев и прошипела:
— А сейчас я немедленно ухожу отсюда! Вы что, совсем за идиотку меня держите? Семь лет каторги! И я должна добровольно на это согласиться?! Ни за что!
И я решительно зашагала прочь от магистра, даже не догадываясь, в какой стороне здесь находится выход.
— Стойте, Каррен! Да погодите же, глупая девчонка! — Магистр снова вцепился в мою руку, словно клещ. — Вы уже никуда не денетесь, если договор подписан.
— Что?!
— Теперь вы действительно не сможете выйти за стены Академии без разрешения Стеллы! Поверьте моему слову — последствия могут быть самыми плачевными. Посмотрите на свою руку… вот здесь, у запястья. Видите? Это клеймо Академии. Оно не исчезнет, пока не истечет срок контракта. Вас будут искать и найдут очень скоро — клеймо даст знать о вашем местонахождении.
По спине у меня побежали мурашки. Действительно, на руке у меня красовалось нечто вроде татуировки — какой-то перепончатокрылый зверь в окружении дубовых листьев. Можно было поклясться, что рисунок находится под кожей, хотя я не ощущала даже небольшого зуда. Я даже не почувствовала, когда он там появился!
«Сейчас меня непременно стошнит», — подумала я и почувствовала сильное головокружение.
Магистр Каспар, видимо, понял, что я сейчас потеряю сознание, потому что покрепче подхватил меня под мышки и прислонил к стене, дабы придать мне вертикальное положение. Потом огляделся по сторонам и зашептал:
— Слушайте меня, Каррен! Вам некуда больше идти! Посудите сами, что вас ждало бы в Изгарде, даже если бы вы не замерзли сегодня ночью? Вы бы бродяжничали, спали в подворотнях, просили милостыню, бегали от стражи… И в лучшем случае попали бы в сиротский приют, где нужно точно так же работать за харчи! Да, я не могу помочь вам стать адепткой, пусть вы этого и заслуживаете. Я признаю, что в данный момент являюсь самым жалким магистром в этом городе, без всяких прав и возможностей. Но и так я сделал все, что мог! Вы будете некоторое время служанкой, а затем ветер переменится. Я вскоре вернусь из ссылки, и, кто знает, как повернется ситуация… Уж тогда-то мы припомним все старые долги, поверьте мне! И к тому же вы правдами или неправдами уже пробрались в святая святых магии.
— Какой в этом прок? Я ведь буду служанкой! — в отчаянии взвыла я.
— Тьфу ты! Это все ерунда! Смотрите, слушайте, запоминайте! Да, это будет не так-то просто, согласен. Но если вы по-настоящему пожелаете… Вы сказали, что хотите быть адепткой, ведь так?
Будьте ею! У вас есть уши, глаза и память.
— Но в договоре сказано, что…
— Силы небесные, да ведь вы не столь глупы, чтобы всерьез принимать эти бумажки! Если вам что-то запрещают, это не значит, что этого делать нельзя вовсе! Просто делать надо так, чтобы об этом никто не пронюхал. Будьте осторожны и хитры, вот и все. Вам открыто все, только берите незаметно. Я же сказал Стелле, что вы неграмотны, а значит, библиотека в вашем распоряжении. Нет, не надейтесь, что вас отправят именно туда. Не все сразу. Но, где бы вам ни довелось работать, собирайте информацию по крупицам. И не думайте, что речь идет только о книжных премудростях. Запоминайте все сплетни и слухи, ведь слуги знают куда больше, чем их господа. Понимаете, о чем я? А уж потом, когда придет мое время…
Я вздохнула поглубже и спросила:
— Господин магистр, не слишком ли живо вы взялись за устройство моей судьбы? Зачем это вам?
Он широко улыбнулся во все свои тридцать два зуба и задушевно произнес:
— В глубине души я благородный человек. Вы тронули мое сердце своей сиротской историей.
Это прозвучало хорошо, в меру выразительно и тепло. Верить этому было крайне наивно, и даже мой юный возраст не послужил бы оправданием.
— Значит, все временно?
— Все в этом мире временно. Но если вы возьмете на себя труд поразмыслить, то поймете, что это лучший выход из положения. Стены Академии защитят вас от эпидемий, войн и голода. Здесь вы можете узнать много такого, что прочим людям даже не снилось. А я готов поклясться, что именно это вам и нужно. Ведь так? Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить — вас не нужда погнала из дому. Подобные вам бегут куда глаза глядят, когда матушки, батюшки или дядюшки слишком уж рьяно принимают за вас решения. Что у вас было: обручение, монастырь, школа гдето на задворках?.. Можете не отвечать — это не столь важно, как и вся ваша сиротская биография. Важно то, что для вас лучшего места, чем Академия, не найти. О, здесь вы сможете развернуться! Не будет вышивания крестиком или музицирования — но суть даже не в этом. Здесь вы, быть может, поймете, что такое свобода. Свобода от предрассудков, правил хорошего тона и замусоленной морали, которую вам читали до этого ежедневно и ежечасно. Я не говорю, что это доступно каждому, кто протирал тут штаны за партами или трибунами. Но вы-то не как все! У вас есть шанс. Используйте его!
И магистр Каспар проникновенно посмотрел мне в глаза.
Несмотря на то что я понимала: все вышесказанное является грубой лестью и провокацией, которые рассчитаны на мою слабость и предсказуемость, что-то во мне дрогнуло. Все-таки магистр был большим плутом и охмурял людей куда умнее меня.
— И последнее. Как я уже говорил, мне надо покинуть Изгард, и надолго. Поэтому я надеюсь на вашу сообразительность. Запомните то, что я сейчас вам скажу, потому что именно от этого будет зависеть ваша судьба. Никогда, ни при каких обстоятельствах не верьте магу. Ни единому магу, который вам встретится.
Вот это было сказано по-настоящему серьезно, даже я не усомнилась.
— А Стелле? — спросила я задумчиво.
— Стелле — в особенности. Она не упустит ни единой возможности, чтобы навредить вам, пока думает, что мы с вами связаны.
— А… вам?
Магистр улыбнулся, но на этот раз печально и серьезно.
— Ну как же вам нравится подличать, милое дитя. Сами понимаете, что бы я ни сказал вам, поручиться за мою честность не сможет никто, кроме меня самого, а я являюсь лицом заинтересованным. Скажу так: пока да. А дальше… Жизнь — забавная штука. Впрочем, это я уже говорил.
И он снова улыбнулся, на этот раз словно соглашаясь с какой-то мыслью, пришедшей неожиданно в его голову.
— Ну а сейчас мы с вами попрощаемся. Вы пойдете к Стелле, и она скажет, какую работу нашла для вас. Конечно, придется несладко, но вы должны стерпеть. Помните, что это только на время. — Хорошо, — охрипшим голосом сказала я.
— Ах да. Чуть не забыл. У меня осталась ваша вещица…
И магистр выудил из кармана мой медальон. Это был точно он — серебряная безделушка с оборванной цепочкой и вычерненной монограммой.
— Но… откуда? — вырвалось у меня.
— Ну, тут все просто. Он был у вас в руке, когда я наткнулся на ваше окоченевшее тело. Я забрал его себе, чтобы не потерялся в суматохе, и забыл отдать сразу.
Так-так-так. А это уже что-то объясняет.
Я осторожно взяла украшение и ровным тоном сказала:
— Благодарю.
Магистр проводил взглядом медальон, который скрылся в недрах моего кармана, и так же небрежно поинтересовался:
— Это ваша мать изображена на портрете?
Я пожала плечами и с независимым видом ответила:
— Мне так сказали.
— Ах, ну да. Вы же сирота. Я и забыл. — Магистр посмотрел куда-то в даль и прибавил: — Вы пошли в отца, я вижу.
Я недобрым словом помянула про себя матушку и согласилась:
— Да, я не унаследовала ее красоты. У других это вызывает почему-то больше сожаления, нежели у меня.
— Да уж, на отца вы похожи больше, — со странным выражением лица согласился Каспар. — И еще одна мелочь, которую я не упомянул. Не называйте, пожалуйста, здесь никому свою фамилию и не рассказывайте о своем детстве лишний раз. Остальным незачем знать, что вы родом из Арданции. Теперь вы Каррен Глимминс, сирота из Каллесворда.
— Хорошо, — опять согласилась я.
Видимо, моя покладистость была оценена должным образом, потому что глаза магистра принялись усердно лучиться теплом.
— Ну а теперь мне и в самом деле пора. Удачи вам, Каррен.
Я с облегчением поняла, что он не намерен меня обнимать и целовать в лоб. Магистр мне нравился все больше и больше своим умением вовремя остановиться.
Так мы и расстались. Я стояла одна среди пустынного коридора, глядя вслед удаляющемуся магу, с которым не была знакома и одного дня. Позади меня была дверь в кабинет Стеллы ван Хагевен, женщины, которая возненавидела меня, еще даже толком не узнав. Впереди — семь лет каторжной работы.
Ах, магистр, магистр… С чего же вы взяли, что я родом из Арданции?
Не я вам сообщила об этом. Не благородство побудило вас спрятать меня в стенах Академии, и не доброта руководила вами, когда вы привели меня сюда. Частью какого хитрого плана я стала с того момента, когда вы увидели портрет матушки, зажатый в моей коченеющей руке?
— Ах да. Я про тебя забыла. Как же тебя… Каррен, кажется?
— Да, ваша светлость.
— Ну-ну. — И Стелла щелкнула пальцами.
Тут же несколько свитков плавно взмыли в воздух перед ее носом, и госпожа ван Хагевен принялась перебирать их один за другим, то хмурясь, то раздраженно фыркая.
— Так, что тут у нас… Прошение из прачечной, за подписью госпожи Свитс… требуется крепкая девица, способная отжимать простыню в два подхода… Нет, пожалуй, это не подходит. Из кухонь… судомойка либо поваренок… Способна ли ты к стряпне?
Я пожала плечами, подозревая, что все мои слова будут тут же обращены против меня.
— Ладно. Тем более это место слишком хорошо для тебя. Кухня! Да туда надобно направлять в награду! А ты пока ее ничем не заслужила. В парк требуется девица для прополки партерных клумб… Какие клумбы, силы небесные? На дворе зима! Озрик, что тут делает эта бумаженция? Немедленно в архив! Библиотека… Нет, пожалуй. Горничная при старших курсах. Для новенькой это чересчур — еще умом тронешься… Ага, вот кое-что вполне подходящее. Озрик, сходи-ка за господином Фитцпарком, да поживее! У меня еще дел невпроворот!
Востроносый Озрик, к которому я уже успела почувствовать неприязнь, проворно испарился. По-видимому, способность исчезать как по мановению волшебной палочки была его главным достоинством, помимо виртуозного подхалимства.
Я нервно переступила с ноги на ногу, чувствуя неловкость.
Стелла рассматривала меня в упор, совершенно не моргая.
— Так, милая Каррен, — наконец прервала она свое исследование. — Есть ли у тебя какое-либо имущество?
— Никакого… ничего совсем… — робко произнесла я.
— Значит, никакого ничего. Ну это и к лучшему. Жить и столоваться будешь при Академии, и находиться здесь тебе полагается неотлучно. Никакие деньги не выдаются до истечения срока контракта. Тебя будут кормить и одевать, обеспечивать все нужды, естественно, в разумных пределах. Никаких писем родственникам слать не дозволяется. Хотя о чем это я? У тебя же нет родственников, и писать ты, слава богу, не умеешь. Сейчас придет твой непосредственный начальник, и ты отправишься вместе с ним. Отныне ты причислена к штату музейных работников. После ознакомления непосредственно с рабочим местом отправляйся к нашему каптенармусу, и тебе выдадут форменное платье, постель и расскажут, куда идти далее. Все ясно?
Я кивнула, чувствуя, что вот-вот позорно расплачусь.
— Ага, вот и господин Фитцпарк. Заходите, почтенный… Да не кланяйтесь столь усердно, с вашим-то ревматизмом…
…Господин Фитцпарк, мой первый начальник, был стар. По его достойно-подобострастному виду было ясно, что он с гордостью исполняет свои обязанности уже лет сорок и собирается трудиться на благо Академии вплоть до своей кончины, при этом ежесекундно проявляя полагающиеся благоговение и усердие. Это было самой верной линией поведения для слуг при Академии.
Одет он был в обычную униформу: коричневый сюртук с белой рубахой и панталоны. Я заметила, что рукава его одеяния сплошь покрыты различными пятнами, а кое-где и светились прорехами.
— Вот, господин Фитцпарк, ваша новая помощница, Каррен, — сообщила ему Стелла.
Старик повернулся ко мне, подслеповато щуря глаза, и с осуждением сказал:
— Больно тоща. И здоровьем, видать, не хвастается. А при нашей работенке это нехорошо… Мне б мальчишку, упитанного, деревенского. Чтоб с нашими химикалиями дело иметь, надо здоровьем впрок запастись.
— Глупости! — отрезала Стелла. — Работа у вас непыльная. Главное — соблюдать технику безопасности. Забирайте девчонку и будьте довольны, что я вообще хоть кого-то вам подыскала!
Фитцпарк, не переставая кланяться, попятился за двери, и я последовала за ним, чувствуя, что сейчас захнычу и окончательно потеряю лицо. Только сейчас я поняла, что в Академии я осталась совершенно одна и никто, никто не вытащит меня отсюда, даже если будет совсем худо. Как же меня угораздило сбежать из дому дяди Бернарда! Что же теперь делать?
И первая предательская слезинка поползла по щеке.
— Ну просил же я у нее здорового парня, — бурчал между тем господин Фитцпарк. — Чтоб кровь с молоком! А тут бледная немочь какая-то… И что с ней прикажете делать? Она же только купоросу нюхнет, как тут же и свалится. Полгода — и чахотка. А кто виноват? Старый Фитцпарк!
Я в ужасе зажала рот ладонью и икнула.
— А ты еще и нюни распустила? Не было мне печали… Не плачь, кому говорю! Знала небось, куда нанималась на работу! Откуда ты такая выискалась, плаксивая да сопливая? Нечего реветь! — Голос старого Фитцпарка уже не был таким сердитым. — Пообвыкнешься со временем. Будет тебе Академия что дом родной! Это вот мы идем по старой части. Здесь в основном всякие тайные личные комнаты, в которые нос лучше не совать. В этой башне сам ректор, господин Миллгерд, заседает. Ну и госпожа Стелла ван Хагевен, естественно. Простым людям вроде меня тут делать нечего, и даже если занесла нелегкая, то лучше побыстрей выбираться. Чародеи подозрительные до ужаса. Ни в жизнь не поверят, что заблудился или прогуляться зашел. Тут тебе и допросы, и выпытывания, и прочие сопутствующие неприятности.
Его речь была неторопливой, спокойной и странным образом успокаивала. Я машинально уточнила:
— Какие это — сопутствующие?
Фитцпарк вздохнул с видом человека, которого принуждают говорить на неприятную тему:
— Ну, тут все зависит от обстоятельств. Ежели попадешься на мелочи — окажешься в ненужном месте в ненужное время, то тут тебе выйдет порка. Это дело больное, обидное, но быстро заживающее. Другой вопрос, если заподозрят, что ты что-то вызнать пытаешься для себя или для кого другого. Тогда уж затаскают тебя по карцерам да подвалам так, что белый свет с овчинку покажется. Ну а если подозрения подтвердятся, то Трибунала не миновать.
А это такая напасть, что лучше уж самому удавиться.
— А что такое Трибунал?
— Чародейский суд. Улавливаешь? Судят чародеи. Понятно и ежу, что справедливостью там и не пахнет. Это мерзостное племя родную мать продаст, ежели в том выгоду почует, а уж комунибудь напакостить — любимейшее дело.
В коридоре Каспар шумно вздохнул и с чувством обратился ко мне:
— Каррен, вы просто умница! Вы все сделали, как…
Я выдернула свою руку из его холодных цепких пальцев и прошипела:
— А сейчас я немедленно ухожу отсюда! Вы что, совсем за идиотку меня держите? Семь лет каторги! И я должна добровольно на это согласиться?! Ни за что!
И я решительно зашагала прочь от магистра, даже не догадываясь, в какой стороне здесь находится выход.
— Стойте, Каррен! Да погодите же, глупая девчонка! — Магистр снова вцепился в мою руку, словно клещ. — Вы уже никуда не денетесь, если договор подписан.
— Что?!
— Теперь вы действительно не сможете выйти за стены Академии без разрешения Стеллы! Поверьте моему слову — последствия могут быть самыми плачевными. Посмотрите на свою руку… вот здесь, у запястья. Видите? Это клеймо Академии. Оно не исчезнет, пока не истечет срок контракта. Вас будут искать и найдут очень скоро — клеймо даст знать о вашем местонахождении.
По спине у меня побежали мурашки. Действительно, на руке у меня красовалось нечто вроде татуировки — какой-то перепончатокрылый зверь в окружении дубовых листьев. Можно было поклясться, что рисунок находится под кожей, хотя я не ощущала даже небольшого зуда. Я даже не почувствовала, когда он там появился!
«Сейчас меня непременно стошнит», — подумала я и почувствовала сильное головокружение.
Магистр Каспар, видимо, понял, что я сейчас потеряю сознание, потому что покрепче подхватил меня под мышки и прислонил к стене, дабы придать мне вертикальное положение. Потом огляделся по сторонам и зашептал:
— Слушайте меня, Каррен! Вам некуда больше идти! Посудите сами, что вас ждало бы в Изгарде, даже если бы вы не замерзли сегодня ночью? Вы бы бродяжничали, спали в подворотнях, просили милостыню, бегали от стражи… И в лучшем случае попали бы в сиротский приют, где нужно точно так же работать за харчи! Да, я не могу помочь вам стать адепткой, пусть вы этого и заслуживаете. Я признаю, что в данный момент являюсь самым жалким магистром в этом городе, без всяких прав и возможностей. Но и так я сделал все, что мог! Вы будете некоторое время служанкой, а затем ветер переменится. Я вскоре вернусь из ссылки, и, кто знает, как повернется ситуация… Уж тогда-то мы припомним все старые долги, поверьте мне! И к тому же вы правдами или неправдами уже пробрались в святая святых магии.
— Какой в этом прок? Я ведь буду служанкой! — в отчаянии взвыла я.
— Тьфу ты! Это все ерунда! Смотрите, слушайте, запоминайте! Да, это будет не так-то просто, согласен. Но если вы по-настоящему пожелаете… Вы сказали, что хотите быть адепткой, ведь так?
Будьте ею! У вас есть уши, глаза и память.
— Но в договоре сказано, что…
— Силы небесные, да ведь вы не столь глупы, чтобы всерьез принимать эти бумажки! Если вам что-то запрещают, это не значит, что этого делать нельзя вовсе! Просто делать надо так, чтобы об этом никто не пронюхал. Будьте осторожны и хитры, вот и все. Вам открыто все, только берите незаметно. Я же сказал Стелле, что вы неграмотны, а значит, библиотека в вашем распоряжении. Нет, не надейтесь, что вас отправят именно туда. Не все сразу. Но, где бы вам ни довелось работать, собирайте информацию по крупицам. И не думайте, что речь идет только о книжных премудростях. Запоминайте все сплетни и слухи, ведь слуги знают куда больше, чем их господа. Понимаете, о чем я? А уж потом, когда придет мое время…
Я вздохнула поглубже и спросила:
— Господин магистр, не слишком ли живо вы взялись за устройство моей судьбы? Зачем это вам?
Он широко улыбнулся во все свои тридцать два зуба и задушевно произнес:
— В глубине души я благородный человек. Вы тронули мое сердце своей сиротской историей.
Это прозвучало хорошо, в меру выразительно и тепло. Верить этому было крайне наивно, и даже мой юный возраст не послужил бы оправданием.
— Значит, все временно?
— Все в этом мире временно. Но если вы возьмете на себя труд поразмыслить, то поймете, что это лучший выход из положения. Стены Академии защитят вас от эпидемий, войн и голода. Здесь вы можете узнать много такого, что прочим людям даже не снилось. А я готов поклясться, что именно это вам и нужно. Ведь так? Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить — вас не нужда погнала из дому. Подобные вам бегут куда глаза глядят, когда матушки, батюшки или дядюшки слишком уж рьяно принимают за вас решения. Что у вас было: обручение, монастырь, школа гдето на задворках?.. Можете не отвечать — это не столь важно, как и вся ваша сиротская биография. Важно то, что для вас лучшего места, чем Академия, не найти. О, здесь вы сможете развернуться! Не будет вышивания крестиком или музицирования — но суть даже не в этом. Здесь вы, быть может, поймете, что такое свобода. Свобода от предрассудков, правил хорошего тона и замусоленной морали, которую вам читали до этого ежедневно и ежечасно. Я не говорю, что это доступно каждому, кто протирал тут штаны за партами или трибунами. Но вы-то не как все! У вас есть шанс. Используйте его!
И магистр Каспар проникновенно посмотрел мне в глаза.
Несмотря на то что я понимала: все вышесказанное является грубой лестью и провокацией, которые рассчитаны на мою слабость и предсказуемость, что-то во мне дрогнуло. Все-таки магистр был большим плутом и охмурял людей куда умнее меня.
— И последнее. Как я уже говорил, мне надо покинуть Изгард, и надолго. Поэтому я надеюсь на вашу сообразительность. Запомните то, что я сейчас вам скажу, потому что именно от этого будет зависеть ваша судьба. Никогда, ни при каких обстоятельствах не верьте магу. Ни единому магу, который вам встретится.
Вот это было сказано по-настоящему серьезно, даже я не усомнилась.
— А Стелле? — спросила я задумчиво.
— Стелле — в особенности. Она не упустит ни единой возможности, чтобы навредить вам, пока думает, что мы с вами связаны.
— А… вам?
Магистр улыбнулся, но на этот раз печально и серьезно.
— Ну как же вам нравится подличать, милое дитя. Сами понимаете, что бы я ни сказал вам, поручиться за мою честность не сможет никто, кроме меня самого, а я являюсь лицом заинтересованным. Скажу так: пока да. А дальше… Жизнь — забавная штука. Впрочем, это я уже говорил.
И он снова улыбнулся, на этот раз словно соглашаясь с какой-то мыслью, пришедшей неожиданно в его голову.
— Ну а сейчас мы с вами попрощаемся. Вы пойдете к Стелле, и она скажет, какую работу нашла для вас. Конечно, придется несладко, но вы должны стерпеть. Помните, что это только на время. — Хорошо, — охрипшим голосом сказала я.
— Ах да. Чуть не забыл. У меня осталась ваша вещица…
И магистр выудил из кармана мой медальон. Это был точно он — серебряная безделушка с оборванной цепочкой и вычерненной монограммой.
— Но… откуда? — вырвалось у меня.
— Ну, тут все просто. Он был у вас в руке, когда я наткнулся на ваше окоченевшее тело. Я забрал его себе, чтобы не потерялся в суматохе, и забыл отдать сразу.
Так-так-так. А это уже что-то объясняет.
Я осторожно взяла украшение и ровным тоном сказала:
— Благодарю.
Магистр проводил взглядом медальон, который скрылся в недрах моего кармана, и так же небрежно поинтересовался:
— Это ваша мать изображена на портрете?
Я пожала плечами и с независимым видом ответила:
— Мне так сказали.
— Ах, ну да. Вы же сирота. Я и забыл. — Магистр посмотрел куда-то в даль и прибавил: — Вы пошли в отца, я вижу.
Я недобрым словом помянула про себя матушку и согласилась:
— Да, я не унаследовала ее красоты. У других это вызывает почему-то больше сожаления, нежели у меня.
— Да уж, на отца вы похожи больше, — со странным выражением лица согласился Каспар. — И еще одна мелочь, которую я не упомянул. Не называйте, пожалуйста, здесь никому свою фамилию и не рассказывайте о своем детстве лишний раз. Остальным незачем знать, что вы родом из Арданции. Теперь вы Каррен Глимминс, сирота из Каллесворда.
— Хорошо, — опять согласилась я.
Видимо, моя покладистость была оценена должным образом, потому что глаза магистра принялись усердно лучиться теплом.
— Ну а теперь мне и в самом деле пора. Удачи вам, Каррен.
Я с облегчением поняла, что он не намерен меня обнимать и целовать в лоб. Магистр мне нравился все больше и больше своим умением вовремя остановиться.
Так мы и расстались. Я стояла одна среди пустынного коридора, глядя вслед удаляющемуся магу, с которым не была знакома и одного дня. Позади меня была дверь в кабинет Стеллы ван Хагевен, женщины, которая возненавидела меня, еще даже толком не узнав. Впереди — семь лет каторжной работы.
Ах, магистр, магистр… С чего же вы взяли, что я родом из Арданции?
Не я вам сообщила об этом. Не благородство побудило вас спрятать меня в стенах Академии, и не доброта руководила вами, когда вы привели меня сюда. Частью какого хитрого плана я стала с того момента, когда вы увидели портрет матушки, зажатый в моей коченеющей руке?
Глава 5, в которой рассказывается, как судьбу Каррен устраивает Стелла ван Хагевен и что из этого получается, а сверх того — о музеях, экспонатах и адептах
— Ах да. Я про тебя забыла. Как же тебя… Каррен, кажется?
— Да, ваша светлость.
— Ну-ну. — И Стелла щелкнула пальцами.
Тут же несколько свитков плавно взмыли в воздух перед ее носом, и госпожа ван Хагевен принялась перебирать их один за другим, то хмурясь, то раздраженно фыркая.
— Так, что тут у нас… Прошение из прачечной, за подписью госпожи Свитс… требуется крепкая девица, способная отжимать простыню в два подхода… Нет, пожалуй, это не подходит. Из кухонь… судомойка либо поваренок… Способна ли ты к стряпне?
Я пожала плечами, подозревая, что все мои слова будут тут же обращены против меня.
— Ладно. Тем более это место слишком хорошо для тебя. Кухня! Да туда надобно направлять в награду! А ты пока ее ничем не заслужила. В парк требуется девица для прополки партерных клумб… Какие клумбы, силы небесные? На дворе зима! Озрик, что тут делает эта бумаженция? Немедленно в архив! Библиотека… Нет, пожалуй. Горничная при старших курсах. Для новенькой это чересчур — еще умом тронешься… Ага, вот кое-что вполне подходящее. Озрик, сходи-ка за господином Фитцпарком, да поживее! У меня еще дел невпроворот!
Востроносый Озрик, к которому я уже успела почувствовать неприязнь, проворно испарился. По-видимому, способность исчезать как по мановению волшебной палочки была его главным достоинством, помимо виртуозного подхалимства.
Я нервно переступила с ноги на ногу, чувствуя неловкость.
Стелла рассматривала меня в упор, совершенно не моргая.
— Так, милая Каррен, — наконец прервала она свое исследование. — Есть ли у тебя какое-либо имущество?
— Никакого… ничего совсем… — робко произнесла я.
— Значит, никакого ничего. Ну это и к лучшему. Жить и столоваться будешь при Академии, и находиться здесь тебе полагается неотлучно. Никакие деньги не выдаются до истечения срока контракта. Тебя будут кормить и одевать, обеспечивать все нужды, естественно, в разумных пределах. Никаких писем родственникам слать не дозволяется. Хотя о чем это я? У тебя же нет родственников, и писать ты, слава богу, не умеешь. Сейчас придет твой непосредственный начальник, и ты отправишься вместе с ним. Отныне ты причислена к штату музейных работников. После ознакомления непосредственно с рабочим местом отправляйся к нашему каптенармусу, и тебе выдадут форменное платье, постель и расскажут, куда идти далее. Все ясно?
Я кивнула, чувствуя, что вот-вот позорно расплачусь.
— Ага, вот и господин Фитцпарк. Заходите, почтенный… Да не кланяйтесь столь усердно, с вашим-то ревматизмом…
…Господин Фитцпарк, мой первый начальник, был стар. По его достойно-подобострастному виду было ясно, что он с гордостью исполняет свои обязанности уже лет сорок и собирается трудиться на благо Академии вплоть до своей кончины, при этом ежесекундно проявляя полагающиеся благоговение и усердие. Это было самой верной линией поведения для слуг при Академии.
Одет он был в обычную униформу: коричневый сюртук с белой рубахой и панталоны. Я заметила, что рукава его одеяния сплошь покрыты различными пятнами, а кое-где и светились прорехами.
— Вот, господин Фитцпарк, ваша новая помощница, Каррен, — сообщила ему Стелла.
Старик повернулся ко мне, подслеповато щуря глаза, и с осуждением сказал:
— Больно тоща. И здоровьем, видать, не хвастается. А при нашей работенке это нехорошо… Мне б мальчишку, упитанного, деревенского. Чтоб с нашими химикалиями дело иметь, надо здоровьем впрок запастись.
— Глупости! — отрезала Стелла. — Работа у вас непыльная. Главное — соблюдать технику безопасности. Забирайте девчонку и будьте довольны, что я вообще хоть кого-то вам подыскала!
Фитцпарк, не переставая кланяться, попятился за двери, и я последовала за ним, чувствуя, что сейчас захнычу и окончательно потеряю лицо. Только сейчас я поняла, что в Академии я осталась совершенно одна и никто, никто не вытащит меня отсюда, даже если будет совсем худо. Как же меня угораздило сбежать из дому дяди Бернарда! Что же теперь делать?
И первая предательская слезинка поползла по щеке.
— Ну просил же я у нее здорового парня, — бурчал между тем господин Фитцпарк. — Чтоб кровь с молоком! А тут бледная немочь какая-то… И что с ней прикажете делать? Она же только купоросу нюхнет, как тут же и свалится. Полгода — и чахотка. А кто виноват? Старый Фитцпарк!
Я в ужасе зажала рот ладонью и икнула.
— А ты еще и нюни распустила? Не было мне печали… Не плачь, кому говорю! Знала небось, куда нанималась на работу! Откуда ты такая выискалась, плаксивая да сопливая? Нечего реветь! — Голос старого Фитцпарка уже не был таким сердитым. — Пообвыкнешься со временем. Будет тебе Академия что дом родной! Это вот мы идем по старой части. Здесь в основном всякие тайные личные комнаты, в которые нос лучше не совать. В этой башне сам ректор, господин Миллгерд, заседает. Ну и госпожа Стелла ван Хагевен, естественно. Простым людям вроде меня тут делать нечего, и даже если занесла нелегкая, то лучше побыстрей выбираться. Чародеи подозрительные до ужаса. Ни в жизнь не поверят, что заблудился или прогуляться зашел. Тут тебе и допросы, и выпытывания, и прочие сопутствующие неприятности.
Его речь была неторопливой, спокойной и странным образом успокаивала. Я машинально уточнила:
— Какие это — сопутствующие?
Фитцпарк вздохнул с видом человека, которого принуждают говорить на неприятную тему:
— Ну, тут все зависит от обстоятельств. Ежели попадешься на мелочи — окажешься в ненужном месте в ненужное время, то тут тебе выйдет порка. Это дело больное, обидное, но быстро заживающее. Другой вопрос, если заподозрят, что ты что-то вызнать пытаешься для себя или для кого другого. Тогда уж затаскают тебя по карцерам да подвалам так, что белый свет с овчинку покажется. Ну а если подозрения подтвердятся, то Трибунала не миновать.
А это такая напасть, что лучше уж самому удавиться.
— А что такое Трибунал?
— Чародейский суд. Улавливаешь? Судят чародеи. Понятно и ежу, что справедливостью там и не пахнет. Это мерзостное племя родную мать продаст, ежели в том выгоду почует, а уж комунибудь напакостить — любимейшее дело.
