Я то и дело разворачивала сверток, чтобы посмотреть на медяки, которыми мне предстояло оплатить смерть демона. Как ни пыталась убедить себя в том, что попросту страшусь мести чародейки, но правду от себя утаить невозможно: мне вовсе не хотелось становиться пособницей смерти Рекхе, хоть расстаться с жизнью он собирался по доброй воле.
Случай раздобыть нож представился мне неожиданно: сияющее лицо дядюшки Абсалома сразу вызвало у меня подозрения, но не успела я спросить, отчего это он насвистывает себе под нос, как дядя тут же приказал мне собраться для выхода в город.
– Старый Кориус наконец-то признал, что я недаром ем свой хлеб, – объявил он. – Так как господин Огасто выздоровел, каждый верный слуга Его Светлости обязан меня чтить и благословлять. А уж породниться со мной будет честью и для самого господина управляющего. Свадьбы не миновать, клянусь своим брюхом! Малец Кориус, Мике, сегодня едет в город по делам, и ты составишь ему компанию. Надо же вам хотя бы рассмотреть друг друга!
– Дядюшка! Снова вы за свое! – вскричала я, немного придя в себя. – Сколько раз повторять, что я не пойду замуж ни за какого Мике Кориуса?!
– Угомонись-ка! – шикнул на меня дядюшка. – Я уж сказал Мике, что тебе нужно непременно побывать в храме. Что подумают таммельнцы, если узнают, что ты не бываешь на молебнах? Не раз уж говорил тебе, что людям, не отличающимся благочестием, следует молиться в два раза усерднее и громче, нежели прочим. Вот тебе десять скойцев для пожертвований, и чтобы до обеденного времени вы не возвращались. Уж будь так любезна, расстарайся: этот сопляк к вечеру должен решить, что женится на тебе, как бы ни кочевряжился его папаша.
– Вот уж нет! – пробормотала я, но спорить с дядей Абсаломом далее не стала, чтобы тот не заподозрил, чего доброго, что я до сих пор не оставила мыслей сблизиться с господином Огасто.
Мике Кориуса я пару раз видела издали, но всячески избегала встреч с ним после того, как узнала о нашей бестолковой помолвке. Как мне показалось, сам он точно так же старался держаться от меня подальше, что свидетельствовало о какой-никакой смышлености, но этого, с моей точки зрения, было явно недостаточно для того, чтобы выходить за него замуж. Теперь же нам пришлось столкнуться нос к носу, ведь мне предстояло прокатиться по Таммельну в нарядной повозке-двуколке, сидя рядом со своим нежеланным женихом.
Мике ожидал меня у конюшни, куда я нарочито медленно подошла, глазея то в небо, то на крышу дворца, то себе под ноги, чтобы сразу дать понять – любое зрелище меня интересует гораздо больше, нежели мой нареченный. Подойдя поближе, я встала, подбоченившись, и выразительно осмотрела Кориуса-младшего, заметно смутившегося от моего нахальства. То был невысокий хрупкий юноша с миловидным, хотя и несколько угрюмым лицом, выдававшим в нем урожденного молчуна. Одет он был необычайно аккуратно, а его русые волосы уложены волосок к волоску. Словом, это был молодой человек из весьма добропорядочной и богатой семьи, который еще недавно показался бы мне сущим принцем. Однако после того как я твердо решила, что мое сердце принадлежит господину Огасто, Мике, разумеется, представился мне пресным и скучным, как сухарь. Пф-ф! На него наверняка никогда не накладывали и самого мизерного проклятия!
Я продолжала держаться с вызовом – не приняла руки, которую Мике протянул мне, чтобы помочь взобраться на повозку, и, усевшись рядом с ним, развалилась в настолько развязной позе, что увидь это дядюшка – непременно отвесил бы подзатыльник. Сам Кориус-младший, теперь косившийся на меня с явной неприязнью, сидел очень прямо, точно аршин проглотив, а в его движениях угадывалось изящество – пусть и не столь явное, как в облике Его Светлости. Я с невольной завистью подумала, что мой жених наверняка выучен куда лучше меня самой. Мне доводилось слышать от Харля, что самые лучшие учителя – это те, что колотят линейкой по сгорбленной спине ученика не менее пяти раз за урок, потому-то хорошее образование человека всегда можно узнать по его осанке.
Вначале я не собиралась разговаривать с Мике, однако укротить мой болтливый язык было делом непростым. Как ни крепилась, любопытство все равно взяло верх, и, поерзав на месте, я все-таки спросила, зачем он едет в город.
– Мне нужно передать ценный подарок от Его Светлости настоятелю храма святого Саллюстия, – сдержанно и сухо ответил Мике. – Обычно это поручение выполняет мой отец, но сегодня он занят, и господин Огасто разрешил мне подменить батюшку.
Я отметила про себя, что о ценности подарка Мике мог умолчать – за язык его никто не тянул. Скорее всего, юноша не удержался от небольшого хвастовства оттого, что хотел показать мне, каким высоким доверием его семья пользуется у господина герцога. Следовательно, мой лощеный жених хоть и задирал нос, однако все-таки желал произвести на меня впечатление.
– Его Светлость водит дружбу со святошами? – удивилась я, сделав вид, что не заметила безобидной уловки Мике.
– Господин Огасто давно уже является попечителем городских храмов и щедро жертвует на их нужды, – Кориуса-младшего явно покоробил мой тон, и я мысленно обругала себя за то, что позабыла добрые советы дядюшки. После исцеления Его Светлости лекаря-чужестранца таммельнцы уже не называли открыто мошенником и шарлатаном, однако наверняка до сих пор считали тайным безбожником или еретиком. Не стоило давать лишних поводов для пересудов…
– А много ли в Таммельне святилищ? – поторопилась я задать следующий вопрос, чтобы в памяти Мике сгладилась моя оплошность.
– Пять храмов праведной веры и один – старой, – принялся объяснять мне жених, и я немедленно почувствовала желание зевнуть – так уныло он перечислял имена святых угодников, покровительствующих Таммельну. Будь на его месте Харль, я бы без промедления узнала обо всех таинственных и жутких происшествиях, случавшихся в городских молельнях. Тут же мне пришлось удовольствоваться сухой скучной справкой, из которой поняла лишь то, что храмов в Таммельне имеется ровно в пять раз больше, чем надобно.
– …так же щедры пожертвования Его Светлости и старому монастырю, что находится в лесу Флистерн в двух днях пути отсюда, – продолжал Мике, не замечая, как стекленеют мои глаза. – Посвящен он святой Икарнии и основан еще в те времена, когда Лаэгрия была разделена на три герцогства, не подчиняющиеся королю…
– Еще и монастырь!.. – пробурчала я, вновь позабыв о своих намерениях показаться образцом благочестия. – Сколько ни видала я монахов – все они были похожи на бочонки! Наверняка немало золота уходит на это богоугодное дело…
– Сестры из монастыря святой Икарнии весьма набожны и скромны, не возводи напраслину на этих добрых женщин! – это было произнесено строго, с осуждением, на которое я ответила презрительным взглядом. – А тому, кто замаливает великие грехи, негоже скупиться.
«Похоже, ты, сын управляющего, хоть и гордишься доверием своего господина, однако недолюбливаешь его точно так же, как и все остальные!» – мысленно припечатала я Мике Кориуса, а вслух выпалила:
– Уж такая прорва священников и монахов точно замолит любой смертный грех. На кой ляд они нужны, если не для того, чтобы отмаливать грешников? Если господин Огасто так плох в глазах богов, то всем таммельнцам полагается усердно просить у небес милости для своего господина! Таков долг верных подданных!
Мике что-то пробормотал себе под нос, и я, не расслышав, воскликнула:
– Эгей, говори громче, если не смолчал! Или ты боишься, что с меня станется донести на тебя? Я верно служу дому Его Светлости, однако не имею привычки наушничать!
– Я говорю, что господину Огасто недолго осталось править в Таммельне, – раздраженно отозвался юноша, явно сожалевший о том, что ввязался в этот разговор, но не находивший в себе сил попросту оборвать его, оставив последнее слово за мной.
– Это еще что за крамольные речи?! Его Светлость непременно выздоровеет! А те болтуны, что распространяют сплетни о неизлечимости его болезни, еще прикусят свои ядовитые языки! – как всегда, защищая герцога, я растеряла даже жалкие остатки вежливости, до сих пор с грехом пополам заставлявшие меня помалкивать.
– Хвала богам, если так, – как Мике ни старался смолчать, однако мой запал передался и ему. – Ни я, ни моя семья не желаем зла господину Огасто. Однако все знают, что он метил куда выше, когда женился на госпоже Вейдене. У короля Горденса нет наследников, кроме двух племянников, и любому ясно, что супруг его дочери заявит свои права на корону, как только встанет вопрос о престолонаследии. Пройдет год-другой, и герцог Таммельнский переберется в столицу – его и сейчас не заботит, чем живут его земли!..
В речи Мике появилась неестественно важная интонация, и я поняла, что сейчас он пересказывает речи, которые слышал от своего батюшки, старого господина Кориуса, – а тот не стал бы болтать зазря. Королевский трон! Моя голова закружилась, когда я поняла, как высоко может вознестись господин Огасто. Быть может, именно ради этого он пошел на сделку с ведьмой? Я вспомнила, как герцог говорил со мной о любви, каким погасшим был его взгляд, и озадаченно нахмурилась: Его Светлость не походил на человека, стремящегося к власти любой ценой.
– Так ты думаешь, что господин Огасто вскоре покинет Таммельн? – я всерьез задумалась.
– Не моего ума дело рассуждать, как собирается поступить господин герцог, – спохватился Мике, попытавшись придать себе важный вид, ничуть не шедший его юному лицу. – И не твоего! Я слышал, что ты не слишком-то воспитанна и часто ведешь себя неподобающе. Теперь я и сам сужу по твоим речам, что это именно так, – сразу видно, что вы с дядюшкой те еще прощелыги, невесть как втершиеся в доверие к госпоже Вейдене. Скажу без прикрас: носить фамилию Кориус нужно с достоинством, мы не потерпим такого неприличия в нашей семье…
– Ха! – вскричала я. – Чтоб я начала мямлить да извиняться перед каждым своим словом или, чего доброго, спрашивать чьего-то разрешения, прежде чем сказать все, что думаю?.. Не много ли чести для семьи Кориусов? Да кто сказал, что я собираюсь породниться с вами, неблагодарными слугами, за спиной поносящими своего господина?
Мой жених покраснел от досады и злости, явно проклиная себя за излишнюю откровенность, а я с победным видом принялась рассматривать улицу, по которой мы катились, хотя она ничем не отличалась от других улиц, которые я повидала на своем веку. Однако когда вдали показалась нарядная разноцветная черепица, которой был крыт храм, дома по обе стороны чудесным образом похорошели: рядом со святилищем преподобного Саллюстия обитали самые богатые таммельнцы. Уж не святой ли одарил их этим завидным достатком? Я углубилась в раздумья, пытаясь решить сложную задачу: то ли боги награждали богатством тех, кто желал держаться к ним поближе; то ли соседствовать с обителью богов разрешалось одним лишь богачам?..
Храм святого Саллюстия располагался на возвышенности, и его белоснежная колокольня высотой могла поспорить с самыми старыми башнями герцогского дворца. Все многочисленные строения, относившиеся к угодьям святилища, были обнесены высокой каменной оградой, увенчанной коваными остриями, – эта твердыня могла выдержать серьезную осаду, и, по всей видимости, тут хранилось достаточно добра, чтобы всерьез опасаться нападения.
Ворота, ведущие во двор, оказались гостеприимно распахнуты, однако у входа скучал тощий привратник из числа храмовой братии – это угадывалось по его долгополому одеянию серого цвета. В руках у него имелся короб для пожертвований, при виде которого я тут же приуныла: мне претила сама мысль о том, чтобы добровольно делиться деньгами невесть с кем. Там же, у ворот, сидели несколько нищих попрошаек. Среди них, к своему удивлению, я узнала тех двух разбойников, что гнались за мной по пустырю. Идея с посещением храма мне окончательно разонравилась, и я заявила Мике, что останусь сторожить нашу повозку у коновязи.
Кориус-младший, прихватив с собой увесистый ларец, подошел к воротам, но был остановлен бдительным привратником, указавшим на небольшой кинжал, который юноша носил у пояса, как это было заведено даже у самых худородных дворян.
– В божью обитель вход с оружием невозможен! – донеслись до меня слова, заставившие встрепенуться. «Должно быть, и святому Саллюстию угодно, чтобы демон себя прикончил», – подумала я с неожиданной горечью. Мике, вернувшись к повозке, смерил меня подозрительным взглядом, однако подал мне кинжал, сдержанно попросив присмотреть за его имуществом. Я дождалась, пока он скроется из виду, и осмотрелась по сторонам: привратник, убедившись, что улица пустынна, ушел дремать в тени старого дерева, а нищие затеяли между собой свару, и до меня никому из них не было дела. Безо всякой спешки я припрятала клинок под одежду, а медяки господина Казиро, которые всюду носила с собой, бросила в повозку, себе под ноги.
Когда Мике вернулся, я с растерянным видом сказала, будто на минутку отлучилась от повозки, и знать не знаю как так вышло, что его кинжал пропал. В раздосадованном взгляде юноши ясно читалось, что теперь в мире нет существа, на котором он желает жениться менее, нежели на мне.
– Должно быть, его стянули те бродяги! – заявила я, показывая на разношерстную компанию у ворот.
На лице Мике проступила понятная тревога – попрошайки все как на подбор выглядели отпетыми разбойниками, и ссориться с ними представлялось делом опасным, особенно для домашнего юнца-чистюли, как я мысленно с презрением называла своего горе-жениха.
– Мерзавцы! – сказал он, впрочем, не слишком громко. – Ну ничего, сегодня же мой отец подаст на них жалобу в префектуру!
– И то верно, – поддакнула я, мстительно подумав, что у моих недавних обидчиков вскоре случится немало неприятностей, а затем с невинным видом ткнула пальцем под ноги. – Не из твоего ли кошелька просыпались эти скойцы?
– Может, и из моего, – согласился Мике и наклонился, чтобы подобрать медяки. Я незаметно вздохнула с облегчением: сделка состоялась, кинжал с этой секунды считался купленным.
Вечером дядюшка Абсалом, разумеется, выбранил меня: управляющий, выслушав жалобы сына, заявил прямо, что не примет в свою семью наглую рыжую девицу, которая ведет себя так, будто выросла в канаве около дрянного кабака, и лучше уж отправит Мике учиться в столичный университет, хоть до сих пор и полагал это опасной новомодной блажью.
– Ну и пусть пачкает там чернилами бумагу хоть десять лет кряду! – мстительно ответила я, услышав известие, которое принес крайне раздосадованный дядя. – Самое подходящее занятие для зануд! Однако вряд ли в том университете он обучится верно служить своему господину. Все Кориусы – змеиное неблагодарное племя, дядюшка. Они только и ждут, что господин Огасто преставится или променяет Таммельн на Лирмусс! Этот гадкий Мике плел, что Его Светлость зарится на королевский трон и ждет не дождется, когда король Горденс отойдет в мир иной!..
– Да у тебя самой язык как помело! – вспыхнул было дядя, совершенно естественным образом опасавшийся всуе упоминать венценосных особ, но затем лицо его просияло. – Так Его Светлость имеет виды на столицу? О, как бы славно было поселиться в Лирмуссе! Вот уж где не переводятся покупатели… Что же это – я могу стать королевским лекарем?!
Случай раздобыть нож представился мне неожиданно: сияющее лицо дядюшки Абсалома сразу вызвало у меня подозрения, но не успела я спросить, отчего это он насвистывает себе под нос, как дядя тут же приказал мне собраться для выхода в город.
– Старый Кориус наконец-то признал, что я недаром ем свой хлеб, – объявил он. – Так как господин Огасто выздоровел, каждый верный слуга Его Светлости обязан меня чтить и благословлять. А уж породниться со мной будет честью и для самого господина управляющего. Свадьбы не миновать, клянусь своим брюхом! Малец Кориус, Мике, сегодня едет в город по делам, и ты составишь ему компанию. Надо же вам хотя бы рассмотреть друг друга!
– Дядюшка! Снова вы за свое! – вскричала я, немного придя в себя. – Сколько раз повторять, что я не пойду замуж ни за какого Мике Кориуса?!
– Угомонись-ка! – шикнул на меня дядюшка. – Я уж сказал Мике, что тебе нужно непременно побывать в храме. Что подумают таммельнцы, если узнают, что ты не бываешь на молебнах? Не раз уж говорил тебе, что людям, не отличающимся благочестием, следует молиться в два раза усерднее и громче, нежели прочим. Вот тебе десять скойцев для пожертвований, и чтобы до обеденного времени вы не возвращались. Уж будь так любезна, расстарайся: этот сопляк к вечеру должен решить, что женится на тебе, как бы ни кочевряжился его папаша.
– Вот уж нет! – пробормотала я, но спорить с дядей Абсаломом далее не стала, чтобы тот не заподозрил, чего доброго, что я до сих пор не оставила мыслей сблизиться с господином Огасто.
Мике Кориуса я пару раз видела издали, но всячески избегала встреч с ним после того, как узнала о нашей бестолковой помолвке. Как мне показалось, сам он точно так же старался держаться от меня подальше, что свидетельствовало о какой-никакой смышлености, но этого, с моей точки зрения, было явно недостаточно для того, чтобы выходить за него замуж. Теперь же нам пришлось столкнуться нос к носу, ведь мне предстояло прокатиться по Таммельну в нарядной повозке-двуколке, сидя рядом со своим нежеланным женихом.
Мике ожидал меня у конюшни, куда я нарочито медленно подошла, глазея то в небо, то на крышу дворца, то себе под ноги, чтобы сразу дать понять – любое зрелище меня интересует гораздо больше, нежели мой нареченный. Подойдя поближе, я встала, подбоченившись, и выразительно осмотрела Кориуса-младшего, заметно смутившегося от моего нахальства. То был невысокий хрупкий юноша с миловидным, хотя и несколько угрюмым лицом, выдававшим в нем урожденного молчуна. Одет он был необычайно аккуратно, а его русые волосы уложены волосок к волоску. Словом, это был молодой человек из весьма добропорядочной и богатой семьи, который еще недавно показался бы мне сущим принцем. Однако после того как я твердо решила, что мое сердце принадлежит господину Огасто, Мике, разумеется, представился мне пресным и скучным, как сухарь. Пф-ф! На него наверняка никогда не накладывали и самого мизерного проклятия!
Я продолжала держаться с вызовом – не приняла руки, которую Мике протянул мне, чтобы помочь взобраться на повозку, и, усевшись рядом с ним, развалилась в настолько развязной позе, что увидь это дядюшка – непременно отвесил бы подзатыльник. Сам Кориус-младший, теперь косившийся на меня с явной неприязнью, сидел очень прямо, точно аршин проглотив, а в его движениях угадывалось изящество – пусть и не столь явное, как в облике Его Светлости. Я с невольной завистью подумала, что мой жених наверняка выучен куда лучше меня самой. Мне доводилось слышать от Харля, что самые лучшие учителя – это те, что колотят линейкой по сгорбленной спине ученика не менее пяти раз за урок, потому-то хорошее образование человека всегда можно узнать по его осанке.
Вначале я не собиралась разговаривать с Мике, однако укротить мой болтливый язык было делом непростым. Как ни крепилась, любопытство все равно взяло верх, и, поерзав на месте, я все-таки спросила, зачем он едет в город.
– Мне нужно передать ценный подарок от Его Светлости настоятелю храма святого Саллюстия, – сдержанно и сухо ответил Мике. – Обычно это поручение выполняет мой отец, но сегодня он занят, и господин Огасто разрешил мне подменить батюшку.
Я отметила про себя, что о ценности подарка Мике мог умолчать – за язык его никто не тянул. Скорее всего, юноша не удержался от небольшого хвастовства оттого, что хотел показать мне, каким высоким доверием его семья пользуется у господина герцога. Следовательно, мой лощеный жених хоть и задирал нос, однако все-таки желал произвести на меня впечатление.
– Его Светлость водит дружбу со святошами? – удивилась я, сделав вид, что не заметила безобидной уловки Мике.
– Господин Огасто давно уже является попечителем городских храмов и щедро жертвует на их нужды, – Кориуса-младшего явно покоробил мой тон, и я мысленно обругала себя за то, что позабыла добрые советы дядюшки. После исцеления Его Светлости лекаря-чужестранца таммельнцы уже не называли открыто мошенником и шарлатаном, однако наверняка до сих пор считали тайным безбожником или еретиком. Не стоило давать лишних поводов для пересудов…
– А много ли в Таммельне святилищ? – поторопилась я задать следующий вопрос, чтобы в памяти Мике сгладилась моя оплошность.
– Пять храмов праведной веры и один – старой, – принялся объяснять мне жених, и я немедленно почувствовала желание зевнуть – так уныло он перечислял имена святых угодников, покровительствующих Таммельну. Будь на его месте Харль, я бы без промедления узнала обо всех таинственных и жутких происшествиях, случавшихся в городских молельнях. Тут же мне пришлось удовольствоваться сухой скучной справкой, из которой поняла лишь то, что храмов в Таммельне имеется ровно в пять раз больше, чем надобно.
– …так же щедры пожертвования Его Светлости и старому монастырю, что находится в лесу Флистерн в двух днях пути отсюда, – продолжал Мике, не замечая, как стекленеют мои глаза. – Посвящен он святой Икарнии и основан еще в те времена, когда Лаэгрия была разделена на три герцогства, не подчиняющиеся королю…
– Еще и монастырь!.. – пробурчала я, вновь позабыв о своих намерениях показаться образцом благочестия. – Сколько ни видала я монахов – все они были похожи на бочонки! Наверняка немало золота уходит на это богоугодное дело…
– Сестры из монастыря святой Икарнии весьма набожны и скромны, не возводи напраслину на этих добрых женщин! – это было произнесено строго, с осуждением, на которое я ответила презрительным взглядом. – А тому, кто замаливает великие грехи, негоже скупиться.
«Похоже, ты, сын управляющего, хоть и гордишься доверием своего господина, однако недолюбливаешь его точно так же, как и все остальные!» – мысленно припечатала я Мике Кориуса, а вслух выпалила:
– Уж такая прорва священников и монахов точно замолит любой смертный грех. На кой ляд они нужны, если не для того, чтобы отмаливать грешников? Если господин Огасто так плох в глазах богов, то всем таммельнцам полагается усердно просить у небес милости для своего господина! Таков долг верных подданных!
Мике что-то пробормотал себе под нос, и я, не расслышав, воскликнула:
– Эгей, говори громче, если не смолчал! Или ты боишься, что с меня станется донести на тебя? Я верно служу дому Его Светлости, однако не имею привычки наушничать!
– Я говорю, что господину Огасто недолго осталось править в Таммельне, – раздраженно отозвался юноша, явно сожалевший о том, что ввязался в этот разговор, но не находивший в себе сил попросту оборвать его, оставив последнее слово за мной.
– Это еще что за крамольные речи?! Его Светлость непременно выздоровеет! А те болтуны, что распространяют сплетни о неизлечимости его болезни, еще прикусят свои ядовитые языки! – как всегда, защищая герцога, я растеряла даже жалкие остатки вежливости, до сих пор с грехом пополам заставлявшие меня помалкивать.
– Хвала богам, если так, – как Мике ни старался смолчать, однако мой запал передался и ему. – Ни я, ни моя семья не желаем зла господину Огасто. Однако все знают, что он метил куда выше, когда женился на госпоже Вейдене. У короля Горденса нет наследников, кроме двух племянников, и любому ясно, что супруг его дочери заявит свои права на корону, как только встанет вопрос о престолонаследии. Пройдет год-другой, и герцог Таммельнский переберется в столицу – его и сейчас не заботит, чем живут его земли!..
В речи Мике появилась неестественно важная интонация, и я поняла, что сейчас он пересказывает речи, которые слышал от своего батюшки, старого господина Кориуса, – а тот не стал бы болтать зазря. Королевский трон! Моя голова закружилась, когда я поняла, как высоко может вознестись господин Огасто. Быть может, именно ради этого он пошел на сделку с ведьмой? Я вспомнила, как герцог говорил со мной о любви, каким погасшим был его взгляд, и озадаченно нахмурилась: Его Светлость не походил на человека, стремящегося к власти любой ценой.
– Так ты думаешь, что господин Огасто вскоре покинет Таммельн? – я всерьез задумалась.
– Не моего ума дело рассуждать, как собирается поступить господин герцог, – спохватился Мике, попытавшись придать себе важный вид, ничуть не шедший его юному лицу. – И не твоего! Я слышал, что ты не слишком-то воспитанна и часто ведешь себя неподобающе. Теперь я и сам сужу по твоим речам, что это именно так, – сразу видно, что вы с дядюшкой те еще прощелыги, невесть как втершиеся в доверие к госпоже Вейдене. Скажу без прикрас: носить фамилию Кориус нужно с достоинством, мы не потерпим такого неприличия в нашей семье…
– Ха! – вскричала я. – Чтоб я начала мямлить да извиняться перед каждым своим словом или, чего доброго, спрашивать чьего-то разрешения, прежде чем сказать все, что думаю?.. Не много ли чести для семьи Кориусов? Да кто сказал, что я собираюсь породниться с вами, неблагодарными слугами, за спиной поносящими своего господина?
Мой жених покраснел от досады и злости, явно проклиная себя за излишнюю откровенность, а я с победным видом принялась рассматривать улицу, по которой мы катились, хотя она ничем не отличалась от других улиц, которые я повидала на своем веку. Однако когда вдали показалась нарядная разноцветная черепица, которой был крыт храм, дома по обе стороны чудесным образом похорошели: рядом со святилищем преподобного Саллюстия обитали самые богатые таммельнцы. Уж не святой ли одарил их этим завидным достатком? Я углубилась в раздумья, пытаясь решить сложную задачу: то ли боги награждали богатством тех, кто желал держаться к ним поближе; то ли соседствовать с обителью богов разрешалось одним лишь богачам?..
Храм святого Саллюстия располагался на возвышенности, и его белоснежная колокольня высотой могла поспорить с самыми старыми башнями герцогского дворца. Все многочисленные строения, относившиеся к угодьям святилища, были обнесены высокой каменной оградой, увенчанной коваными остриями, – эта твердыня могла выдержать серьезную осаду, и, по всей видимости, тут хранилось достаточно добра, чтобы всерьез опасаться нападения.
Ворота, ведущие во двор, оказались гостеприимно распахнуты, однако у входа скучал тощий привратник из числа храмовой братии – это угадывалось по его долгополому одеянию серого цвета. В руках у него имелся короб для пожертвований, при виде которого я тут же приуныла: мне претила сама мысль о том, чтобы добровольно делиться деньгами невесть с кем. Там же, у ворот, сидели несколько нищих попрошаек. Среди них, к своему удивлению, я узнала тех двух разбойников, что гнались за мной по пустырю. Идея с посещением храма мне окончательно разонравилась, и я заявила Мике, что останусь сторожить нашу повозку у коновязи.
Кориус-младший, прихватив с собой увесистый ларец, подошел к воротам, но был остановлен бдительным привратником, указавшим на небольшой кинжал, который юноша носил у пояса, как это было заведено даже у самых худородных дворян.
– В божью обитель вход с оружием невозможен! – донеслись до меня слова, заставившие встрепенуться. «Должно быть, и святому Саллюстию угодно, чтобы демон себя прикончил», – подумала я с неожиданной горечью. Мике, вернувшись к повозке, смерил меня подозрительным взглядом, однако подал мне кинжал, сдержанно попросив присмотреть за его имуществом. Я дождалась, пока он скроется из виду, и осмотрелась по сторонам: привратник, убедившись, что улица пустынна, ушел дремать в тени старого дерева, а нищие затеяли между собой свару, и до меня никому из них не было дела. Безо всякой спешки я припрятала клинок под одежду, а медяки господина Казиро, которые всюду носила с собой, бросила в повозку, себе под ноги.
Когда Мике вернулся, я с растерянным видом сказала, будто на минутку отлучилась от повозки, и знать не знаю как так вышло, что его кинжал пропал. В раздосадованном взгляде юноши ясно читалось, что теперь в мире нет существа, на котором он желает жениться менее, нежели на мне.
– Должно быть, его стянули те бродяги! – заявила я, показывая на разношерстную компанию у ворот.
На лице Мике проступила понятная тревога – попрошайки все как на подбор выглядели отпетыми разбойниками, и ссориться с ними представлялось делом опасным, особенно для домашнего юнца-чистюли, как я мысленно с презрением называла своего горе-жениха.
– Мерзавцы! – сказал он, впрочем, не слишком громко. – Ну ничего, сегодня же мой отец подаст на них жалобу в префектуру!
– И то верно, – поддакнула я, мстительно подумав, что у моих недавних обидчиков вскоре случится немало неприятностей, а затем с невинным видом ткнула пальцем под ноги. – Не из твоего ли кошелька просыпались эти скойцы?
– Может, и из моего, – согласился Мике и наклонился, чтобы подобрать медяки. Я незаметно вздохнула с облегчением: сделка состоялась, кинжал с этой секунды считался купленным.
Вечером дядюшка Абсалом, разумеется, выбранил меня: управляющий, выслушав жалобы сына, заявил прямо, что не примет в свою семью наглую рыжую девицу, которая ведет себя так, будто выросла в канаве около дрянного кабака, и лучше уж отправит Мике учиться в столичный университет, хоть до сих пор и полагал это опасной новомодной блажью.
– Ну и пусть пачкает там чернилами бумагу хоть десять лет кряду! – мстительно ответила я, услышав известие, которое принес крайне раздосадованный дядя. – Самое подходящее занятие для зануд! Однако вряд ли в том университете он обучится верно служить своему господину. Все Кориусы – змеиное неблагодарное племя, дядюшка. Они только и ждут, что господин Огасто преставится или променяет Таммельн на Лирмусс! Этот гадкий Мике плел, что Его Светлость зарится на королевский трон и ждет не дождется, когда король Горденс отойдет в мир иной!..
– Да у тебя самой язык как помело! – вспыхнул было дядя, совершенно естественным образом опасавшийся всуе упоминать венценосных особ, но затем лицо его просияло. – Так Его Светлость имеет виды на столицу? О, как бы славно было поселиться в Лирмуссе! Вот уж где не переводятся покупатели… Что же это – я могу стать королевским лекарем?!
