– Я ж тебе не месячный срок поставила, а так-то точно управишься рано или поздно. И о деньгах, что Фролу отдать надобно не печалься. Будут они, куда ж им деваться-то от судьбы. Матушка их, – кивает на малышей, – едва оправиться успеет, и деньги сами к вам придут.
Взмах руки, и пёрышко продолжает падение. Ничего не заметившая малышня хнычет, забившись за лавку у крыльца. Старушка, не простившись, ковыляет уже в сторону дороги. А я так и сижу, словно пыльным мешком пришибленная. Вот уж задала старая ведьма загадку. Как теперь родных от лихой судьбинушки уберечь? Ясно же никакой второй половины не найду и императора не свергну. Да ещё и про силу какую-то упомянула, типа в полнолуние появится…
Минуло уже три дня, к тому моменту как мама впервые самостоятельно смогла выбраться на улицу. Тяжко мне было одной по хозяйству всё это время вертеться.
– Ма-ам, – в очередной раз припомнив разговор со знахаркой, не выдерживаю я. – Скажи… только честно, ладно? Я вам не родная?
– Что ты такое говоришь доченька? – встрепенулась она.
– Ну сама-то посмотри, малые все в вас. Глаза зелёные – папкины, волосы огненно-рыжие в тебя, ну и комплекции не крупной, а я в кого такая здоровенная лошадь уродилась? И глаза что вода – прозрачные, и… в общем, расстройство сплошное.
– Ты на себя напраслину-то не наводи. Девка ты видная. А что не похожа… Бывает так, доча, – пожимает плечами мать, а мне обидно становится, что не желает правду говорить, а уж что-что, но ложь я за версту чую. – Катиона тебе что-то нашептала, да? – вопрошает. Киваю. Вздыхает мать, и начинает недолгий рассказ: – Мы с твоим… с моим мужем только-только в новых землях обживаться стали, он в лес за хворостом как-то раз пошёл, а вернулся… с тобой.
Молчу. Осмыслить услышанное пытаюсь. Нет, не то, чтобы я удивилась. Но одно дело догадываться или от ведьмы услыхать, а другое от матери.
– Крохой ты совсем была. Месяца от роду не было. Мы в этих землях чужаками ещё были, несколько дней как пришли. Никто, акромя графа и не знал, что мы здесь заселились-то. Вот и выдали тебя за своё дитя, люди-то и поверили.
– Ты не выяснила, кто мои настоящие родители? – интересуюсь, а самой даже стыдно становится, словно этими словами отрекаюсь от тех, кто кров дал, да вырастил.
Если она и обиделась, то вида не подала, лишь плечиками передёрнула и головой покачала, мол, нет, не нашла. А может и не искала? Вот только переспрашивать у меня язык не повернулся.
Неделя пролетела в суете как один миг. Мама уже поправилась, по хозяйству вовсю хлопочет, вот тут я и поняла – тянуть дальше никак нельзя, иначе без крыши над головой останемся. Всю ночь я вертелась, места себе не находила: как из дома-то отпроситься? Ведь и полнолуние уже не за горами. Ну не рассказывать же обо всех напастях. А деньги-то обещанные всё никак сами приходить не желают, вот и что делать?
– Кстати, а чем ты с Матушкой Катионой-то расплатилась? – словно мысли мои угадав молвила мать за завтраком.
– Обещание она с меня одно взяла, – отводя взгляд говорю.
– Ох… – только и выдохнула мама, да за сердце схватилась.
– Ты не волнуйся так, ничего страшного. В услужение к ней пойти обещала, – на ходу соврала я.
Хотя почему соврала? Доля правды в моих словах есть. Услугу обещала? Обещала. Значит в услужении.
– Добро ли девке, к ведьме в дом идти, – вздыхает. – Кто ж потом тебя в жёны-то взять решится…
– Ой-ё-ой… Можно подумать сейчас женихи нам пороги оббивают, прям-таки проходу мне не дают, – фыркнула я, припоминая куда мне пойти придётся, если те сказочные деньги к нам сами не придут.
– Ну не век же такому быть, – пригорюнилась мать.
– Истинно говорят: материны глаза слепы. Вот и ты не желаешь замечать, что никому я тут не надобна, а там… кто ж знает? Авось с мужем вернусь?
– Дай-то боги, доченька, дай-то боги, – смахивая скупую слезу, шепчет женщина. – Когда собираешься-то?
– А вот прямо сейчас и пойду, – не желая затягивать прощание, отозвалась я.
Нелегко прощаться было, но и выбора у меня нет. Вышла из дому, на душе грусть-тоска из-за расставания с родными. Как там матушка одна со всем управляться будет? Но делать не чего, обещала свершить не свершаемое, вот и пойду удачу искать, авось да повезёт. Не зря ж ведьма сказывала, что не поручила бы задание, не будь она уверена, что справлюсь.
Хотя и про деньги она зарекалась, мол, появятся, а вот нет их, а как раз их-то первым делом найти и надобно. Дай-то бог, чтобы матушка про позор мой не прознала, ей после болезни лишние волнения ни к чему. Одна надежда – где-то там друг мой сердечный, может он и есть та самая вторая половинка? Не зря ж свататься когда-то хотел.
По обыкновению, если кто-то в дальнюю дорогу собирается, то на порог его не провожают, а то дороги назад не будет. Так и сейчас, распрощались в доме, и вот уже стою я во дворе. Кинула последний взгляд на родную халупу, поклонилась на прощание родной мельничке-кормилице.
– А хозяюшка где? – раздался из-за спины смутно знакомый мужской голос.
Оборачиваюсь. И чувствую, как щёки жарким румянцем заливаются, а ноги предательницы вот-вот подогнутся. Стоит возле нашей калитки друг мой сердечный, тот самый, о котором только что вспоминала. Возликовало всё в душе: вот и решилась одна из задачек. Он же ещё три зимы назад слухов не боясь свататься хотел, да, увы, не успел. Забрали его за долги семейные в гладиаторы. Так и не сложилось у нас тогда, а теперь вот пришёл.
А как заматерел-то! Любо дорого посмотреть. Вытянулся больше прежнего, в плечах раздался, в волосах серебрятся пряди ранней седины. Видать потрепала его жизнь. Но ему идёт. Хо-о-оро-ош, м-да-а…
– Лея, – смотря своими зелёными глазищами в самую душу, шепчет он.
– Рен… – выдыхаю. – Как ты… здесь-то?
– Долг пришёл вернуть, – молвит и неожиданно отводит взгляд.
– А-а-а… – с тоской вздыхаю, надеялась-то услышать, что откупился он, да за мной пришёл. Вот надежды и крушатся. Ни звона, ни осколков тебе, только боль в груди и глаза защипало. Нашла называется вторую половинку, не отходя от дома. Одной проблемой стало бы меньше. Ан нет. Хотя… – Долг?
– Да. Вот. Тут тридцать пять золотых, – отвечает, а я голову ломаю: это когда же он столько задолжать нам успел? – Выкупила меня вдова герцога Евлентия.
– Кто? – не поняла я.
– Леди… – он запнулся на полуслове, но продолжил: – Вдова герцога Евлентия Велонширского, – а сам всматривается в моё лицо, словно ищет в нём что-то, а мне… мне бы в чувствах собственных разобраться.
– Зачем выкупила? – прищурилась я, уже подозревая, что ответ мне не понравится. – И мы к этому каким боком? Что за долг-то такой?
– Ну-у-у… не знаю зачем, – ускользнул от необходимости пояснять. – Вот я… и это… ну-у-у… В общем, решил, коли не смог тогда мужем стать… я ж слыхал про горе ваше… про батю твоего…
Сердечко аж выпрыгивает из груди, бьётся где-то в горле. Значит неправильно я всё поняла. Не забыл он обо мне, на арене богами проклятой, кровью да потом обливаясь. Неужто всё-таки свататься будет?!
– Так вот… сказал, мол, долг у меня перед вами. Вот леди и отсыпала денег, велела отнести… – он замялся. – На вот. Думаю, в хозяйстве не помешают.
Внутри всё закипело вмиг. Откупиться вздумал! Гад. Сволочь! Да я ж… А вот что я-то? Деньги нужны? Нужны. Хотела их найти? Хотела. Так чего ерепенюсь, коль они сами в руки идут? Чай и так давно надежду потеряла, да по сути засватанной-то так и не была. Поняла я всё: и зачем он герцогине надобен, и почему ко мне в дом заявился. Не без труда, но внутренний огонь погасила. Деньги приняла.
– Уходи, – говорю, ощущая, что в любой момент опять сорвусь и рычать начну, аки дикий зверь.
Отвернулась я слёзы непрошенные скрывая, и замерла, ожидая – вот сейчас лягут сильные мужские руки на мои плечи, обнимет, покается. Ан нет. Ушёл, ни единого слова не молвив. Усмирила я выскакивающее из груди сердечко, слезы вытерла да вернулась в хибару.
– Что ж ты воротилась-то?! – всполошилась мать. – Примета ж дурная, пути не будет…
– Вот, – протягиваю ей деньги.
А та за сердце схватилась и с места сойти не может.
– Откуда ж это, столько-то?
– Где было, там уж нет больше, – не желая вдаваться в подробности отвечаю. – В тот день как тебя змея укусила, Фрол приходил.
– Да никак ты матери соврала, да сама к этому ироду бегать повадилась? – побледнела она.
– Нет, мама, – грустно вздыхаю, думая, что может так бы оно и проще было бы. Пусть мерзок Фрол, но хоть бы душа не болела. – Не его это деньги, но ему отдать тридцать золотых надобно.
– Что ж так много-то… – воззрилась на меня мать, словно я чудо какое заморское.
– Мне то не ведомо, но сказано было: не отдадим в срок, отберут и дом, и мельницу.
– Ох… – только и смогла выдохнуть она, но за деньгами всё же потянулась. – Когда ж срок-то?
– Полтора месяца осталось, – отвечаю. – Так что спрячь. Не дай бог в холодную пору вас со двора погонят. А так… так спокойна буду. И не спрашивай – где деньги взяла, – заметив немой вопрос в её глазах, предупредила я. – Вот теперь пойду, с чистым сердцем.
Не будите во мне зверя, а то проснётся… и ничего не сделает, гад!
Снова распрощалась я с родными, вышла за порог. Оглянулась по сторонам. Да и пошла полем-лесом. По дороге уходить совсем не хотелось. Только досужие взгляды притягивать. Да и вообще нашу семью так любили в селе, что ненароком могли и камнями забросать. А после встречи с Реном, и расставания с родными на душе и так пакостно, так что как-нибудь без колкостей от сельских кумушек обойдусь лучше.
Бреду. Куда? Сама того не ведаю. С того дня как Матушка Катиона у нас побывала, чего я только не передумала, но ничего дельного так и не измыслила. Знала лишь, что первым делом денег добыть надобно, а там уж как путь дорога ляжет.
И вот теперь всё внезапно изменилось. Благо от судьбы чести лишиться за деньги боги миловали. Значит, пойду куда ноги поведут, а там в чужих-то краях, кто знает, что меня ждёт? Может боги будут милостивы, и сдюжу я задачку ведьмину выполнить?
Иду себе, а мысли знай к Ренару возвращаются. Вольный он теперь, да не мой. Чует поганец вину за собой. У нас же не так как в соседних королевствах некоторых, где сосватать полдела, а жениться можно и передумать. В нашем родном Ардоне испокон веков сватовство да помолвка сродни свадьбе, опосля него мужчина уже не женихом, а мужем считается, да к жене в дом уходит. Вот он и понимает, что позор на мою голову накликал, ведь в селе многие знали, что он свататься собирался, теперь вот даже денег приволок. Откупиться решил. Интересно, неужто совесть совсем не мучит?
Хотя это само по себе чудо. Паршивое, конечно, такое чудо, но какое уж есть. Может и ещё какое чудо случится, да вторую половинку найду? Коли моя старая совсем уж чужой половинкой стала. А там уж и по императорскую душу можно собираться. Что изначально бред и сумасшествие. Кто ж меня к нему подпустит-то? К самому императору-то. Даже подумать о том смешно!
Так до вечера в раздумьях и блудила. А в лесу-то красиво оказывается! Это раньше недосуг мне было без дела шляться да по сторонам пялиться, теперь же глазей не хочу. Правда заплутала я, кажется. То речка, то ручей полноводный на пути встретится, то болотце. Пока обойдёшь, если это возможно, а коль нет, так ещё переправу искать надобно. Даже и не ведаю: где ныне дом мой? Позади ли? Вот уж и солнце к горизонту клонится. Надо б на ночлег обустраиваться.
Собрала хворосту, достала огниво. Запалила костерок, не столько для согрева, сколько зверьё лесное отпугнуть. Помниться батька, когда жив ещё был, сказывал, мол, нет для дикого зверя ничего огня страшнее. Набрала лапника, бросила сверху плащ – чем не ложе? Растянулась блаженно. Хорошо-о-о-то ка-а-ак… Вот вроде как я к тяжёлой работе привычная, а целый день без остановок почитай протопала и ноет всё тело, ноги гудят, будто не девка молодая, а бабка древняя.
О-о-о… а вот и луна красавица на небо взбирается. Круглощёкая, румяная, на днях в силу войдёт – полной станет. Вот уж нечисти раздолье-то будет. Поговаривают ведьмы в это время на мётлах летать могут, а некоторые в зверьё перекидываются даже! Только мне-то что делать?
По-хорошему, убраться бы из лесу от греха подальше. А коли правду Матушка Катиона поведала про магию? Ведь про деньги как есть напророчила. Может во мне действительно что-то проснётся? А будь я в селении, не дай богам выдам себя чем-то. На плаху-то, ой как, не хочется. Магия-то у нас под запретом строжайшим, может ей кто и владеет, как та же Катиона, да прячут свои способности от греха подальше.
А тьма тем временем сгущается, да холодать начинает. Костерок-то хиленький вышел, а больше если подброшу так весь хворост враз и спалю. Вот и мучаюсь, уж и клубочком свернулась, пытаясь дрожь унять, то ли от холода, то ли от страха. В небе звёзды горят, да луна всему миру улыбается, а ко мне туман лапы тянет. Где-то звуки какие-то странные раздаются. То скрип, то скрежет. Может нечисть раньше времени выбралась, да закусить девкой приблудной вознамерилась?
Тут же вспомнились страшилки всякие, что порой, когда я плохо себя вела, батя мне на ночь сказывал. И совсем не хорошо как-то сделалось. В каждом шорохе приближение вурдалака какого-нибудь мерещилось. А туман кажется вовсе не бестелесным и бесформенным, да вовсе и не туманом даже, а призраками душ неприкаянных, что пришли за мной, чтоб с собой забрать в проклятые края…
До рассвета так глаз сомкнуть и не смогла. Хворосту как не берегла, всё одно до утра не хватило. В итоге продрогла до костей, извелась вся к каждому шороху прислушиваясь. И поплелась дальше, от души проклиная тот миг, когда решила идти не дорогой, мимо сёл и деревень, а лугами да лесами поодаль от любопытных глаз.
Иду. Конца и края этому лесу нет. Тишина угнетающая какая-то вокруг, даже птицы не поют. И вдруг…
– Тр-р… Хр-р… – треск и хруст где-то сбоку, заставили замереть на месте затаив дыхание.
Стою, боясь шелохнуться. Вслушиваюсь. И ничего. Тихо. С той стороны, откуда звук шёл ель здоровенная разлапистая стоит, а что там под ней скрываться может, одним богам ведомо. Бежать бы мне, а боязно – вдруг кто-то со спины нападёт? По телу уже не мурашки, а мурашищи табунами ползают, и зубы предатели начинают дробь отбивать. Привалилась спиной к стоящему позади меня дереву, так всё поспокойнее, хоть оттуда никто неожиданно не схватит.
– Хр-р-р… – раздаётся вновь.
Сердце сжалось, а ноги дрогнули, да и осела я на землю. А глаза-то закрыть страшно было. Съезжаю вдоль ствола вниз, и моим глазам постепенно обзор под елью открывается…
– Да чтоб тебя!.. – вырывается гневное. – Демоны сожрали!
А когда под первые же звуки моей гневной речи виновник всей этой до ужаса нелепой сцены прижал длинные уши и рванул прочь, сверкая светлыми, пушистыми пятками, меня буквально наземь повалил истерический приступ смеха. Ненормальный – до икоты, до судорог.
Это ж надо до такого докатиться? Зайца испугалась! Вот позорище-то. И тут меня привлёк какой-то странный блеск как раз в том месте, где совсем недавно сидел, прижав уши страшный зверь. Встаю кое-как, живот до сих пор от смеха сводит, и улыбка глупая с лица не сходит. Приподняла еловую лапу, а там на торчащей из-под земли коряге висит цепь массивная с кулоном из неведомого мне прозрачного голубовато-зелёного камня.
Взмах руки, и пёрышко продолжает падение. Ничего не заметившая малышня хнычет, забившись за лавку у крыльца. Старушка, не простившись, ковыляет уже в сторону дороги. А я так и сижу, словно пыльным мешком пришибленная. Вот уж задала старая ведьма загадку. Как теперь родных от лихой судьбинушки уберечь? Ясно же никакой второй половины не найду и императора не свергну. Да ещё и про силу какую-то упомянула, типа в полнолуние появится…
Минуло уже три дня, к тому моменту как мама впервые самостоятельно смогла выбраться на улицу. Тяжко мне было одной по хозяйству всё это время вертеться.
– Ма-ам, – в очередной раз припомнив разговор со знахаркой, не выдерживаю я. – Скажи… только честно, ладно? Я вам не родная?
– Что ты такое говоришь доченька? – встрепенулась она.
– Ну сама-то посмотри, малые все в вас. Глаза зелёные – папкины, волосы огненно-рыжие в тебя, ну и комплекции не крупной, а я в кого такая здоровенная лошадь уродилась? И глаза что вода – прозрачные, и… в общем, расстройство сплошное.
– Ты на себя напраслину-то не наводи. Девка ты видная. А что не похожа… Бывает так, доча, – пожимает плечами мать, а мне обидно становится, что не желает правду говорить, а уж что-что, но ложь я за версту чую. – Катиона тебе что-то нашептала, да? – вопрошает. Киваю. Вздыхает мать, и начинает недолгий рассказ: – Мы с твоим… с моим мужем только-только в новых землях обживаться стали, он в лес за хворостом как-то раз пошёл, а вернулся… с тобой.
Молчу. Осмыслить услышанное пытаюсь. Нет, не то, чтобы я удивилась. Но одно дело догадываться или от ведьмы услыхать, а другое от матери.
– Крохой ты совсем была. Месяца от роду не было. Мы в этих землях чужаками ещё были, несколько дней как пришли. Никто, акромя графа и не знал, что мы здесь заселились-то. Вот и выдали тебя за своё дитя, люди-то и поверили.
– Ты не выяснила, кто мои настоящие родители? – интересуюсь, а самой даже стыдно становится, словно этими словами отрекаюсь от тех, кто кров дал, да вырастил.
Если она и обиделась, то вида не подала, лишь плечиками передёрнула и головой покачала, мол, нет, не нашла. А может и не искала? Вот только переспрашивать у меня язык не повернулся.
Неделя пролетела в суете как один миг. Мама уже поправилась, по хозяйству вовсю хлопочет, вот тут я и поняла – тянуть дальше никак нельзя, иначе без крыши над головой останемся. Всю ночь я вертелась, места себе не находила: как из дома-то отпроситься? Ведь и полнолуние уже не за горами. Ну не рассказывать же обо всех напастях. А деньги-то обещанные всё никак сами приходить не желают, вот и что делать?
– Кстати, а чем ты с Матушкой Катионой-то расплатилась? – словно мысли мои угадав молвила мать за завтраком.
– Обещание она с меня одно взяла, – отводя взгляд говорю.
– Ох… – только и выдохнула мама, да за сердце схватилась.
– Ты не волнуйся так, ничего страшного. В услужение к ней пойти обещала, – на ходу соврала я.
Хотя почему соврала? Доля правды в моих словах есть. Услугу обещала? Обещала. Значит в услужении.
– Добро ли девке, к ведьме в дом идти, – вздыхает. – Кто ж потом тебя в жёны-то взять решится…
– Ой-ё-ой… Можно подумать сейчас женихи нам пороги оббивают, прям-таки проходу мне не дают, – фыркнула я, припоминая куда мне пойти придётся, если те сказочные деньги к нам сами не придут.
– Ну не век же такому быть, – пригорюнилась мать.
– Истинно говорят: материны глаза слепы. Вот и ты не желаешь замечать, что никому я тут не надобна, а там… кто ж знает? Авось с мужем вернусь?
– Дай-то боги, доченька, дай-то боги, – смахивая скупую слезу, шепчет женщина. – Когда собираешься-то?
– А вот прямо сейчас и пойду, – не желая затягивать прощание, отозвалась я.
Нелегко прощаться было, но и выбора у меня нет. Вышла из дому, на душе грусть-тоска из-за расставания с родными. Как там матушка одна со всем управляться будет? Но делать не чего, обещала свершить не свершаемое, вот и пойду удачу искать, авось да повезёт. Не зря ж ведьма сказывала, что не поручила бы задание, не будь она уверена, что справлюсь.
Хотя и про деньги она зарекалась, мол, появятся, а вот нет их, а как раз их-то первым делом найти и надобно. Дай-то бог, чтобы матушка про позор мой не прознала, ей после болезни лишние волнения ни к чему. Одна надежда – где-то там друг мой сердечный, может он и есть та самая вторая половинка? Не зря ж свататься когда-то хотел.
По обыкновению, если кто-то в дальнюю дорогу собирается, то на порог его не провожают, а то дороги назад не будет. Так и сейчас, распрощались в доме, и вот уже стою я во дворе. Кинула последний взгляд на родную халупу, поклонилась на прощание родной мельничке-кормилице.
– А хозяюшка где? – раздался из-за спины смутно знакомый мужской голос.
Оборачиваюсь. И чувствую, как щёки жарким румянцем заливаются, а ноги предательницы вот-вот подогнутся. Стоит возле нашей калитки друг мой сердечный, тот самый, о котором только что вспоминала. Возликовало всё в душе: вот и решилась одна из задачек. Он же ещё три зимы назад слухов не боясь свататься хотел, да, увы, не успел. Забрали его за долги семейные в гладиаторы. Так и не сложилось у нас тогда, а теперь вот пришёл.
А как заматерел-то! Любо дорого посмотреть. Вытянулся больше прежнего, в плечах раздался, в волосах серебрятся пряди ранней седины. Видать потрепала его жизнь. Но ему идёт. Хо-о-оро-ош, м-да-а…
– Лея, – смотря своими зелёными глазищами в самую душу, шепчет он.
– Рен… – выдыхаю. – Как ты… здесь-то?
– Долг пришёл вернуть, – молвит и неожиданно отводит взгляд.
– А-а-а… – с тоской вздыхаю, надеялась-то услышать, что откупился он, да за мной пришёл. Вот надежды и крушатся. Ни звона, ни осколков тебе, только боль в груди и глаза защипало. Нашла называется вторую половинку, не отходя от дома. Одной проблемой стало бы меньше. Ан нет. Хотя… – Долг?
– Да. Вот. Тут тридцать пять золотых, – отвечает, а я голову ломаю: это когда же он столько задолжать нам успел? – Выкупила меня вдова герцога Евлентия.
– Кто? – не поняла я.
– Леди… – он запнулся на полуслове, но продолжил: – Вдова герцога Евлентия Велонширского, – а сам всматривается в моё лицо, словно ищет в нём что-то, а мне… мне бы в чувствах собственных разобраться.
– Зачем выкупила? – прищурилась я, уже подозревая, что ответ мне не понравится. – И мы к этому каким боком? Что за долг-то такой?
– Ну-у-у… не знаю зачем, – ускользнул от необходимости пояснять. – Вот я… и это… ну-у-у… В общем, решил, коли не смог тогда мужем стать… я ж слыхал про горе ваше… про батю твоего…
Сердечко аж выпрыгивает из груди, бьётся где-то в горле. Значит неправильно я всё поняла. Не забыл он обо мне, на арене богами проклятой, кровью да потом обливаясь. Неужто всё-таки свататься будет?!
– Так вот… сказал, мол, долг у меня перед вами. Вот леди и отсыпала денег, велела отнести… – он замялся. – На вот. Думаю, в хозяйстве не помешают.
Внутри всё закипело вмиг. Откупиться вздумал! Гад. Сволочь! Да я ж… А вот что я-то? Деньги нужны? Нужны. Хотела их найти? Хотела. Так чего ерепенюсь, коль они сами в руки идут? Чай и так давно надежду потеряла, да по сути засватанной-то так и не была. Поняла я всё: и зачем он герцогине надобен, и почему ко мне в дом заявился. Не без труда, но внутренний огонь погасила. Деньги приняла.
– Уходи, – говорю, ощущая, что в любой момент опять сорвусь и рычать начну, аки дикий зверь.
Отвернулась я слёзы непрошенные скрывая, и замерла, ожидая – вот сейчас лягут сильные мужские руки на мои плечи, обнимет, покается. Ан нет. Ушёл, ни единого слова не молвив. Усмирила я выскакивающее из груди сердечко, слезы вытерла да вернулась в хибару.
– Что ж ты воротилась-то?! – всполошилась мать. – Примета ж дурная, пути не будет…
– Вот, – протягиваю ей деньги.
А та за сердце схватилась и с места сойти не может.
– Откуда ж это, столько-то?
– Где было, там уж нет больше, – не желая вдаваться в подробности отвечаю. – В тот день как тебя змея укусила, Фрол приходил.
– Да никак ты матери соврала, да сама к этому ироду бегать повадилась? – побледнела она.
– Нет, мама, – грустно вздыхаю, думая, что может так бы оно и проще было бы. Пусть мерзок Фрол, но хоть бы душа не болела. – Не его это деньги, но ему отдать тридцать золотых надобно.
– Что ж так много-то… – воззрилась на меня мать, словно я чудо какое заморское.
– Мне то не ведомо, но сказано было: не отдадим в срок, отберут и дом, и мельницу.
– Ох… – только и смогла выдохнуть она, но за деньгами всё же потянулась. – Когда ж срок-то?
– Полтора месяца осталось, – отвечаю. – Так что спрячь. Не дай бог в холодную пору вас со двора погонят. А так… так спокойна буду. И не спрашивай – где деньги взяла, – заметив немой вопрос в её глазах, предупредила я. – Вот теперь пойду, с чистым сердцем.
Глава 2 На прямик ближе, а кругом-то скорее!
Не будите во мне зверя, а то проснётся… и ничего не сделает, гад!
Снова распрощалась я с родными, вышла за порог. Оглянулась по сторонам. Да и пошла полем-лесом. По дороге уходить совсем не хотелось. Только досужие взгляды притягивать. Да и вообще нашу семью так любили в селе, что ненароком могли и камнями забросать. А после встречи с Реном, и расставания с родными на душе и так пакостно, так что как-нибудь без колкостей от сельских кумушек обойдусь лучше.
Бреду. Куда? Сама того не ведаю. С того дня как Матушка Катиона у нас побывала, чего я только не передумала, но ничего дельного так и не измыслила. Знала лишь, что первым делом денег добыть надобно, а там уж как путь дорога ляжет.
И вот теперь всё внезапно изменилось. Благо от судьбы чести лишиться за деньги боги миловали. Значит, пойду куда ноги поведут, а там в чужих-то краях, кто знает, что меня ждёт? Может боги будут милостивы, и сдюжу я задачку ведьмину выполнить?
Иду себе, а мысли знай к Ренару возвращаются. Вольный он теперь, да не мой. Чует поганец вину за собой. У нас же не так как в соседних королевствах некоторых, где сосватать полдела, а жениться можно и передумать. В нашем родном Ардоне испокон веков сватовство да помолвка сродни свадьбе, опосля него мужчина уже не женихом, а мужем считается, да к жене в дом уходит. Вот он и понимает, что позор на мою голову накликал, ведь в селе многие знали, что он свататься собирался, теперь вот даже денег приволок. Откупиться решил. Интересно, неужто совесть совсем не мучит?
Хотя это само по себе чудо. Паршивое, конечно, такое чудо, но какое уж есть. Может и ещё какое чудо случится, да вторую половинку найду? Коли моя старая совсем уж чужой половинкой стала. А там уж и по императорскую душу можно собираться. Что изначально бред и сумасшествие. Кто ж меня к нему подпустит-то? К самому императору-то. Даже подумать о том смешно!
Так до вечера в раздумьях и блудила. А в лесу-то красиво оказывается! Это раньше недосуг мне было без дела шляться да по сторонам пялиться, теперь же глазей не хочу. Правда заплутала я, кажется. То речка, то ручей полноводный на пути встретится, то болотце. Пока обойдёшь, если это возможно, а коль нет, так ещё переправу искать надобно. Даже и не ведаю: где ныне дом мой? Позади ли? Вот уж и солнце к горизонту клонится. Надо б на ночлег обустраиваться.
Собрала хворосту, достала огниво. Запалила костерок, не столько для согрева, сколько зверьё лесное отпугнуть. Помниться батька, когда жив ещё был, сказывал, мол, нет для дикого зверя ничего огня страшнее. Набрала лапника, бросила сверху плащ – чем не ложе? Растянулась блаженно. Хорошо-о-о-то ка-а-ак… Вот вроде как я к тяжёлой работе привычная, а целый день без остановок почитай протопала и ноет всё тело, ноги гудят, будто не девка молодая, а бабка древняя.
О-о-о… а вот и луна красавица на небо взбирается. Круглощёкая, румяная, на днях в силу войдёт – полной станет. Вот уж нечисти раздолье-то будет. Поговаривают ведьмы в это время на мётлах летать могут, а некоторые в зверьё перекидываются даже! Только мне-то что делать?
По-хорошему, убраться бы из лесу от греха подальше. А коли правду Матушка Катиона поведала про магию? Ведь про деньги как есть напророчила. Может во мне действительно что-то проснётся? А будь я в селении, не дай богам выдам себя чем-то. На плаху-то, ой как, не хочется. Магия-то у нас под запретом строжайшим, может ей кто и владеет, как та же Катиона, да прячут свои способности от греха подальше.
А тьма тем временем сгущается, да холодать начинает. Костерок-то хиленький вышел, а больше если подброшу так весь хворост враз и спалю. Вот и мучаюсь, уж и клубочком свернулась, пытаясь дрожь унять, то ли от холода, то ли от страха. В небе звёзды горят, да луна всему миру улыбается, а ко мне туман лапы тянет. Где-то звуки какие-то странные раздаются. То скрип, то скрежет. Может нечисть раньше времени выбралась, да закусить девкой приблудной вознамерилась?
Тут же вспомнились страшилки всякие, что порой, когда я плохо себя вела, батя мне на ночь сказывал. И совсем не хорошо как-то сделалось. В каждом шорохе приближение вурдалака какого-нибудь мерещилось. А туман кажется вовсе не бестелесным и бесформенным, да вовсе и не туманом даже, а призраками душ неприкаянных, что пришли за мной, чтоб с собой забрать в проклятые края…
До рассвета так глаз сомкнуть и не смогла. Хворосту как не берегла, всё одно до утра не хватило. В итоге продрогла до костей, извелась вся к каждому шороху прислушиваясь. И поплелась дальше, от души проклиная тот миг, когда решила идти не дорогой, мимо сёл и деревень, а лугами да лесами поодаль от любопытных глаз.
Иду. Конца и края этому лесу нет. Тишина угнетающая какая-то вокруг, даже птицы не поют. И вдруг…
– Тр-р… Хр-р… – треск и хруст где-то сбоку, заставили замереть на месте затаив дыхание.
Стою, боясь шелохнуться. Вслушиваюсь. И ничего. Тихо. С той стороны, откуда звук шёл ель здоровенная разлапистая стоит, а что там под ней скрываться может, одним богам ведомо. Бежать бы мне, а боязно – вдруг кто-то со спины нападёт? По телу уже не мурашки, а мурашищи табунами ползают, и зубы предатели начинают дробь отбивать. Привалилась спиной к стоящему позади меня дереву, так всё поспокойнее, хоть оттуда никто неожиданно не схватит.
– Хр-р-р… – раздаётся вновь.
Сердце сжалось, а ноги дрогнули, да и осела я на землю. А глаза-то закрыть страшно было. Съезжаю вдоль ствола вниз, и моим глазам постепенно обзор под елью открывается…
– Да чтоб тебя!.. – вырывается гневное. – Демоны сожрали!
А когда под первые же звуки моей гневной речи виновник всей этой до ужаса нелепой сцены прижал длинные уши и рванул прочь, сверкая светлыми, пушистыми пятками, меня буквально наземь повалил истерический приступ смеха. Ненормальный – до икоты, до судорог.
Это ж надо до такого докатиться? Зайца испугалась! Вот позорище-то. И тут меня привлёк какой-то странный блеск как раз в том месте, где совсем недавно сидел, прижав уши страшный зверь. Встаю кое-как, живот до сих пор от смеха сводит, и улыбка глупая с лица не сходит. Приподняла еловую лапу, а там на торчащей из-под земли коряге висит цепь массивная с кулоном из неведомого мне прозрачного голубовато-зелёного камня.
