Например, что в Гнездо приехал новый ставленник. Официально Мыслите состоял в содружестве с Гнездом и Драгобратом, образуя самый могущественный конгломерат. Но все знали, это лишь на бумагах. Венилакриме, важно, чтобы ты поняла — мы были независимы, мы жили, как хотели. Среди судей заседали и ящерры, и люди. Ах… это было… всё было так не по-человечески хорошо и логично. Мы влияли на ящерров, они — на нас. Вот и получалось нечто… особенное. И никакого влечения, оно было запрещено. Я всегда считала, что именно такая любовь — правильная. Ведь… представь себе: ты ящеррица, и ты испытала влечение к недостойному мужчине. И что тогда, — женщина скривилась, — простить ему всё, потому что так за тебя решила природа? Простить ему насилие над другой женщиной лишь из-за того, что он никогда так не поступит по отношению к тебе? Нет, Лин, в Мыслите жили по-другому. Мы умели ценить верность и уважать друг друга.
Вира отвернулась. Лин впервые заподозрила, что, возможно, всегда невозмутимая приёмная мать не так уж невозмутима.
— Через несколько лет до нас начали доходить тревожные слухи. Что руководствам других городов не нравятся наши порядки. Что равноправие — подумать только! — унижает ящерров. Мыслите грозило перенаселение. К нам и ящерры приезжали, и люди валили толпами. Городу бы расти, расширяться, так нет же — нам ограничили территорию, и мы были вынуждены… соблюдать навязанные правила.
Вира вытянула перед собой стройные ноги. Даже грубая ткань не могла скрыть того, что они у неё были красивые, подтянутые. Женщина смотрела на эти части своего тела с неким удивлением, как будто только сейчас обнаружила их присутствие.
Не отвлекаясь, она спросила:
— Ты знаешь, что такое станция? Как она была задумана и для чего? Хочешь знать первоначальную идею, а не искажённую версию?
Лин кивнула.
— Станция находилась под Мыслите, глубоко под землёй, и оплетала весь город. Наши строители шутили: если нельзя расширять город вширь, значит, будем углубляться вглубь. А мы — поварихи, воспитательницы, швеи — смеялись над этими шутками и про себя думали: а почему бы и нет. Справедливости ради стоит сказать: только некоторые отсеки «Станции 17» были открыты для посещения. Большинство — строго засекречены. Учёные под руководством твоего отца проводили там эксперименты, и никто не знал, какие именно. Работники были вынуждены жить там же, под землёй. Всех устраивал такой порядок вещей. Может быть, я идеализирую, ведь молодая была, всё мне казалось другим тогда… но… любили мы свой город. Эдакой странной ненормальной любовью…
Женщина усмехнулась.
— Это кажется таким наивным… но… Нам было некуда идти! Нигде больше люди и ящерры не могли чувствовать себя равными.
Её глаза горели. Казалось, Вира пыталась рассказать всё сразу, но не знала, с чего начать.
— И архитектура… Какие же это были красивые улицы! Представь, у нас не было наземных машин, только воздушные — такова была задумка архитектора. По земле должны ходить только живые существа — земные люди и ящерры. Из женщин-ящерриц никто не делал культа. Они, вместе с землянками, выбирались в парк и там могли обсуждать сложности в воспитании детей. Разных детей — с хвостами и без. Ящеррицы не боялись приезжать в Мыслите, ведь в этом городе всё было как на Цертамине.
Вира расправила длинную юбку. Прикоснулась рукой ко лбу. А когда заговорила — голос её тянулся как медовый след.
— А ещё я помню беседы с твоим отцом. Он был исследователем, создателем. И очень хорошо ко мне относился, хотя от других я слышала, что этот человек безумно равнодушен, а иногда (если довести) — привередлив и саркастичен. Мы обсуждали многие важные проекты. Ко всему твой отец приложил руку. Он и в судостроительстве разбирался, и в сельском хозяйстве. Мог в один миг рассказывать о том, как лучше удобрять землю, а в следующий — обсуждать преимущества плат LTN-345 в сравнении с MPT-42. Что удивляло больше всего: он не понимал, как поразительны его умения. И знаешь, что ещё… При всей своей образованности, Лакон совершенно не знал жизни.
— Моего отца звали Лакон? — встрепенулась Лин.
— Да, — отозвалась Вира, улыбаясь. — Извини.
— Ничего, я всё понимаю. Ты увлеклась.
— Да, — ответила Вира поражённо. Она как будто удивлялась собственной эмоциональности.
— Так что? — Лин вернула разговор в правильное русло. — Почему он не знал жизни?
— Бедности не видел. Не знал, что такое голод, — продолжала Вира, — и пробирающий до костей холод. Как по мне, каждый сильный человек должен пережить это ощущение костедробильного мороза. Сама не знаю, почему я всегда так думала, но это так. А Лакон был склонен идеализировать ящерров. Он считал, что есть в мире глупости, которых умные ящерры никогда не допустят. Что ж, он ошибся.
Вира уставилась в потолок. Лин показалось, она знает, зачем Вира это делает — чтобы выступившая слеза быстрее просохла.
…Ни черта Лин не знала — она всё ещё была слишком наивной…
— А теперь, милая Лин… — женщина посмотрела на девушку и улыбнулась, — я расскажу тебе финальную часть истории… Я познакомлю тебя с разрушителем города Мыслите.
Глаза её горели. Тело напряглось и требовало выпустить на волю непонятно откуда появившуюся энергию. Женщина подобралась — выпрямила спину, согнула ноги, наклонилась к Лин. Вира напоминала притихшую тигрицу, готовую совершить финальный бросок. Финальную атаку. Последний и самый важный забег.
— Твоей матери пришло приглашение… на торжественный бал. Устраивал его новый ставленник, присланный из Цертамины.
Вира вздрогнула. Перед глазами пронеслось болезненное прошлое. Крушение надежд. Переход от яркой сказки к паршивой реальности с плесенью на стенах и постоянным чувством опасности. Запах проточной воды, забивающий ноздри. Полузаброшенные станции, которые она будет вынуждена называть своим домом.
— Он пригласил её, твою мать. Она была неглупой женщиной, но слишком уж… честолюбивой. У неё был талант делать комплименты, и часто при знакомстве с ней многие испытывали восторг. Но в процессе общения… Как-то внезапно приходило понимание того, что все твои плохие привычки и изъяны — Китса их заметила, и, дай только повод, повернёт против тебя… Цепкая, сильная. Но при этом — не жёсткая, пока её не трогают. Лакон позволял твоей матери решать многое, не подпускал только к своим исследованиям.
— Они были привлечёнными?
— Что ж… — Вира вздохнула. — Твоя мать… У неё имелся хвост и характерный серебристый оттенок кожи, — женщина задумалась. Этот вопрос застал её врасплох. — Впрочем, я не могу говорить с уверенностью. А уж чувства твоего отца — они были за семью печатями. Хотя я всё же склонна думать, что они были привлечёнными…
Помолчали. Следующий вопрос, хоть и не вязался с предыдущим, показался естественным:
— Ставленник? Он во всем окажется виноватым?
— Да, кто ж ещё… Без него другим городам не хватило бы смелости.
Вира закрыла лицо руками и сильно надавила на кожу. Она как будто пыталась шероховатыми ладонями стереть с лица усталость.
— Что было дальше?
— Твои родители поехали в Гнездо. Те улицы, которыми ты столько раз ездила, когда-то видели и твои родители. Удивительно, не так ли? Ставленник, — Вира недобро скривилась, — встретил их в Маятнике. В те времена само Гнездо не было таким масштабным, как сейчас. Его считали восьмым после Драгобрата, Мыслите, Бирмы и ещё нескольких городов.
— Почему Лакон? — у Лин язык не поворачивался назвать незнакомого человека отцом. — Он был изобретателем, насколько я понимаю… Почему ставленник не обратился к судьям города?
— Я не знаю.
Девушка недоверчиво скривилась.
— Но я действительно не знаю! — Вира, кажется, возмутилась. — Я могу рассказать о предположениях, но это всего лишь мои догадки, а не факты!
— Ну так расскажи о предположениях, — Лин постаралась смягчить Вирину злость. Она не пыталась спорить, просто хотела понять.
— Он изобрёл что-то важное. Сложно сказать, что именно, но предполагаю, именно за результатами исследований ставленник и охотился. Лин, я многого не знаю. Я была близка к твоей семье, но моя главная задача заключалась в присмотре за тобой. И это была важная работа. Ты не понимаешь, насколько ящерры заботятся о своих детях. Я, твоя воспитательница, была обучена всем техникам боя, чтобы в случае чего защитить тебя. Нас отбирали, тренировали, натаскивали отличать правду от лжи. Делали из нас эдаких… — Вира скривилась, — …автономных боевых станций.
— А почему они не выбирали для этой работы ящерриц? Ведь ящеррица сильнее, чем любая землянка.
— Потому что женщин меньше, — объяснила Вира, улыбаясь чему-то внутри себя. — Незачем так растрачивать ящерриный ресурс, — и отвернулась.
Лин сильнее обхватила себя за колени, пытаясь сжаться внутри тёплого уютного панциря под названием «тело».
— После поездки в Гнездо твой отец изменился. Он перестал так много времени уделять работе, не так часто спускался на «Станцию 17», а ещё… У въезда в город висела табличка. Интересная такая, она трепыхалась на железных цепях между двух высоких столбов, издавая необычный звук, похожий на перезвон колокольчиков… Лин, я даже запах этой таблички помню…. Твой отец потребовал у управления снять её, и потом два человека, повинуясь приказу, бессердечно распускали кольца цепи, чтобы убрать надпись… Многие восприняли это как плохой знак. А как ещё это можно воспринять!? Казалось, Лакон задумал стереть все следы существования «Станции 17»… Может, со временем ему бы удалось, но ведь на это нужен большой срок! А нам его попросту не дали!
Вира поднялась со ступеней и пересела на второй диван. Две женщины оказались лицом к лицу.
— Потом произошло нападение. Армия, собранная из двух мощных городов — Бирмы и, конечно же, Гнезда, — напала на нас. Не было предупреждений. Не было осторожных слухов. Я проснулась рано утром от пугающих звуков… Паника! Судьи пытались в спешке активизировать наше войско, но все коды были взломаны. Да если бы нас хоть за час предупредили, мы могли бы надеяться! А так… До сих пор не понимаю, как они обошли все системы защиты. Уверена, всех судей Мыслите они бы не подкупили и не запугали — некоторым было нечего терять, кроме города. А потом… в какой-то момент появился экран, который просто завис над городом. Он был большой, и дублировался несколько раз в главных точках Мыслите. Это была проекция и, конечно же, прямая трансляция. На экране — мужчина.
Вира горько усмехнулась.
— Именно тогда, выйдя на улицу и унизительно задрав голову вверх, я впервые увидела человека, виновного во всех наших бедах.
Её ноздри раздулись, дыхание участилось, тело покрылось мурашками. В тот миг Вира была не в маленькой комнате с двумя оранжевыми диванами. Она стояла посреди улицы и смотрела на большой экран. Смотрела на человека, который разрушил её мир.
Лин, ещё не до конца понимая почему, испытала самый настоящий страх.
— Этим человеком был судья Руанн.
Вира отвернулась. Лин впервые заподозрила, что, возможно, всегда невозмутимая приёмная мать не так уж невозмутима.
— Через несколько лет до нас начали доходить тревожные слухи. Что руководствам других городов не нравятся наши порядки. Что равноправие — подумать только! — унижает ящерров. Мыслите грозило перенаселение. К нам и ящерры приезжали, и люди валили толпами. Городу бы расти, расширяться, так нет же — нам ограничили территорию, и мы были вынуждены… соблюдать навязанные правила.
Вира вытянула перед собой стройные ноги. Даже грубая ткань не могла скрыть того, что они у неё были красивые, подтянутые. Женщина смотрела на эти части своего тела с неким удивлением, как будто только сейчас обнаружила их присутствие.
Не отвлекаясь, она спросила:
— Ты знаешь, что такое станция? Как она была задумана и для чего? Хочешь знать первоначальную идею, а не искажённую версию?
Лин кивнула.
— Станция находилась под Мыслите, глубоко под землёй, и оплетала весь город. Наши строители шутили: если нельзя расширять город вширь, значит, будем углубляться вглубь. А мы — поварихи, воспитательницы, швеи — смеялись над этими шутками и про себя думали: а почему бы и нет. Справедливости ради стоит сказать: только некоторые отсеки «Станции 17» были открыты для посещения. Большинство — строго засекречены. Учёные под руководством твоего отца проводили там эксперименты, и никто не знал, какие именно. Работники были вынуждены жить там же, под землёй. Всех устраивал такой порядок вещей. Может быть, я идеализирую, ведь молодая была, всё мне казалось другим тогда… но… любили мы свой город. Эдакой странной ненормальной любовью…
Женщина усмехнулась.
— Это кажется таким наивным… но… Нам было некуда идти! Нигде больше люди и ящерры не могли чувствовать себя равными.
Её глаза горели. Казалось, Вира пыталась рассказать всё сразу, но не знала, с чего начать.
— И архитектура… Какие же это были красивые улицы! Представь, у нас не было наземных машин, только воздушные — такова была задумка архитектора. По земле должны ходить только живые существа — земные люди и ящерры. Из женщин-ящерриц никто не делал культа. Они, вместе с землянками, выбирались в парк и там могли обсуждать сложности в воспитании детей. Разных детей — с хвостами и без. Ящеррицы не боялись приезжать в Мыслите, ведь в этом городе всё было как на Цертамине.
Вира расправила длинную юбку. Прикоснулась рукой ко лбу. А когда заговорила — голос её тянулся как медовый след.
— А ещё я помню беседы с твоим отцом. Он был исследователем, создателем. И очень хорошо ко мне относился, хотя от других я слышала, что этот человек безумно равнодушен, а иногда (если довести) — привередлив и саркастичен. Мы обсуждали многие важные проекты. Ко всему твой отец приложил руку. Он и в судостроительстве разбирался, и в сельском хозяйстве. Мог в один миг рассказывать о том, как лучше удобрять землю, а в следующий — обсуждать преимущества плат LTN-345 в сравнении с MPT-42. Что удивляло больше всего: он не понимал, как поразительны его умения. И знаешь, что ещё… При всей своей образованности, Лакон совершенно не знал жизни.
— Моего отца звали Лакон? — встрепенулась Лин.
— Да, — отозвалась Вира, улыбаясь. — Извини.
— Ничего, я всё понимаю. Ты увлеклась.
— Да, — ответила Вира поражённо. Она как будто удивлялась собственной эмоциональности.
— Так что? — Лин вернула разговор в правильное русло. — Почему он не знал жизни?
— Бедности не видел. Не знал, что такое голод, — продолжала Вира, — и пробирающий до костей холод. Как по мне, каждый сильный человек должен пережить это ощущение костедробильного мороза. Сама не знаю, почему я всегда так думала, но это так. А Лакон был склонен идеализировать ящерров. Он считал, что есть в мире глупости, которых умные ящерры никогда не допустят. Что ж, он ошибся.
Вира уставилась в потолок. Лин показалось, она знает, зачем Вира это делает — чтобы выступившая слеза быстрее просохла.
…Ни черта Лин не знала — она всё ещё была слишком наивной…
— А теперь, милая Лин… — женщина посмотрела на девушку и улыбнулась, — я расскажу тебе финальную часть истории… Я познакомлю тебя с разрушителем города Мыслите.
***
Глаза её горели. Тело напряглось и требовало выпустить на волю непонятно откуда появившуюся энергию. Женщина подобралась — выпрямила спину, согнула ноги, наклонилась к Лин. Вира напоминала притихшую тигрицу, готовую совершить финальный бросок. Финальную атаку. Последний и самый важный забег.
— Твоей матери пришло приглашение… на торжественный бал. Устраивал его новый ставленник, присланный из Цертамины.
Вира вздрогнула. Перед глазами пронеслось болезненное прошлое. Крушение надежд. Переход от яркой сказки к паршивой реальности с плесенью на стенах и постоянным чувством опасности. Запах проточной воды, забивающий ноздри. Полузаброшенные станции, которые она будет вынуждена называть своим домом.
— Он пригласил её, твою мать. Она была неглупой женщиной, но слишком уж… честолюбивой. У неё был талант делать комплименты, и часто при знакомстве с ней многие испытывали восторг. Но в процессе общения… Как-то внезапно приходило понимание того, что все твои плохие привычки и изъяны — Китса их заметила, и, дай только повод, повернёт против тебя… Цепкая, сильная. Но при этом — не жёсткая, пока её не трогают. Лакон позволял твоей матери решать многое, не подпускал только к своим исследованиям.
— Они были привлечёнными?
— Что ж… — Вира вздохнула. — Твоя мать… У неё имелся хвост и характерный серебристый оттенок кожи, — женщина задумалась. Этот вопрос застал её врасплох. — Впрочем, я не могу говорить с уверенностью. А уж чувства твоего отца — они были за семью печатями. Хотя я всё же склонна думать, что они были привлечёнными…
Помолчали. Следующий вопрос, хоть и не вязался с предыдущим, показался естественным:
— Ставленник? Он во всем окажется виноватым?
— Да, кто ж ещё… Без него другим городам не хватило бы смелости.
Вира закрыла лицо руками и сильно надавила на кожу. Она как будто пыталась шероховатыми ладонями стереть с лица усталость.
— Что было дальше?
— Твои родители поехали в Гнездо. Те улицы, которыми ты столько раз ездила, когда-то видели и твои родители. Удивительно, не так ли? Ставленник, — Вира недобро скривилась, — встретил их в Маятнике. В те времена само Гнездо не было таким масштабным, как сейчас. Его считали восьмым после Драгобрата, Мыслите, Бирмы и ещё нескольких городов.
— Почему Лакон? — у Лин язык не поворачивался назвать незнакомого человека отцом. — Он был изобретателем, насколько я понимаю… Почему ставленник не обратился к судьям города?
— Я не знаю.
Девушка недоверчиво скривилась.
— Но я действительно не знаю! — Вира, кажется, возмутилась. — Я могу рассказать о предположениях, но это всего лишь мои догадки, а не факты!
— Ну так расскажи о предположениях, — Лин постаралась смягчить Вирину злость. Она не пыталась спорить, просто хотела понять.
— Он изобрёл что-то важное. Сложно сказать, что именно, но предполагаю, именно за результатами исследований ставленник и охотился. Лин, я многого не знаю. Я была близка к твоей семье, но моя главная задача заключалась в присмотре за тобой. И это была важная работа. Ты не понимаешь, насколько ящерры заботятся о своих детях. Я, твоя воспитательница, была обучена всем техникам боя, чтобы в случае чего защитить тебя. Нас отбирали, тренировали, натаскивали отличать правду от лжи. Делали из нас эдаких… — Вира скривилась, — …автономных боевых станций.
— А почему они не выбирали для этой работы ящерриц? Ведь ящеррица сильнее, чем любая землянка.
— Потому что женщин меньше, — объяснила Вира, улыбаясь чему-то внутри себя. — Незачем так растрачивать ящерриный ресурс, — и отвернулась.
Лин сильнее обхватила себя за колени, пытаясь сжаться внутри тёплого уютного панциря под названием «тело».
— После поездки в Гнездо твой отец изменился. Он перестал так много времени уделять работе, не так часто спускался на «Станцию 17», а ещё… У въезда в город висела табличка. Интересная такая, она трепыхалась на железных цепях между двух высоких столбов, издавая необычный звук, похожий на перезвон колокольчиков… Лин, я даже запах этой таблички помню…. Твой отец потребовал у управления снять её, и потом два человека, повинуясь приказу, бессердечно распускали кольца цепи, чтобы убрать надпись… Многие восприняли это как плохой знак. А как ещё это можно воспринять!? Казалось, Лакон задумал стереть все следы существования «Станции 17»… Может, со временем ему бы удалось, но ведь на это нужен большой срок! А нам его попросту не дали!
Вира поднялась со ступеней и пересела на второй диван. Две женщины оказались лицом к лицу.
— Потом произошло нападение. Армия, собранная из двух мощных городов — Бирмы и, конечно же, Гнезда, — напала на нас. Не было предупреждений. Не было осторожных слухов. Я проснулась рано утром от пугающих звуков… Паника! Судьи пытались в спешке активизировать наше войско, но все коды были взломаны. Да если бы нас хоть за час предупредили, мы могли бы надеяться! А так… До сих пор не понимаю, как они обошли все системы защиты. Уверена, всех судей Мыслите они бы не подкупили и не запугали — некоторым было нечего терять, кроме города. А потом… в какой-то момент появился экран, который просто завис над городом. Он был большой, и дублировался несколько раз в главных точках Мыслите. Это была проекция и, конечно же, прямая трансляция. На экране — мужчина.
Вира горько усмехнулась.
— Именно тогда, выйдя на улицу и унизительно задрав голову вверх, я впервые увидела человека, виновного во всех наших бедах.
Её ноздри раздулись, дыхание участилось, тело покрылось мурашками. В тот миг Вира была не в маленькой комнате с двумя оранжевыми диванами. Она стояла посреди улицы и смотрела на большой экран. Смотрела на человека, который разрушил её мир.
Лин, ещё не до конца понимая почему, испытала самый настоящий страх.
— Этим человеком был судья Руанн.
