Валютчиков больше не было, диссиденты теперь таковыми не являлись, гомосексуалисты стали открыто публиковать объявления о знакомстве в газетах. А дела с убийцами, насильниками и рэкетирами Левитан обычно принимать отказывался. Кроме явных подстав, каковые он распознавал влёт. Таких, как сейчас, например. Несмотря на улики, вроде бы прямые... Но он был убеждён, что подброшенные. Вот только кем и для чего? Мальчишка вряд ли может быть интересен органам – не того полёта птичка.
– Вот это оружие вам знакомо? – спросил Телегин, выкладывая перед Денисом фотографии пистолета ТТ, сделанные с разных ракурсов.
– Можете отвечать, – сказал адвокат.
– Нет, не знакомо, – проговорил Денис.
– В таком случае, как вы объясните, что мы нашли его в съёмной квартире, где вы постоянно проживали в течение последних нескольких месяцев?
– Тоже можно ответить, – кивнул Левитан.
– Я этого не могу объяснить, – произнёс Тилляев.
– Мой подзащитный полагает, что пистолет ему подбросили в то время, когда его самого не было в квартире, – добавил адвокат.
– У кого были ключи от вашей квартиры? – последовал вопрос.
Левитан молча кивнул.
– У Зульфии Ерматовой был второй комплект. Кроме того, я передавал ключи Светлане Севостьяновой, актрисе из нашего театра, – сказал Денис.
– С какой целью?
– Кажется, мой подзащитный говорил, что с бытовой, – зевнув, произнёс Иосиф Самуилович. – Какие-то личные вещи забрать. Кассету с записью спектакля, ещё что-то.
– Скажите, Тилляев, – произнёс следователь, – так где вы всё-таки были в момент убийства гражданки Ерматовой?
Денис дёрнулся за столом, однако Левитан сделал успокаивающий жест рукой.
– Мой подзащитный не может знать, в котором часу были произведены выстрелы в гражданку Ерматову. Кроме того, насколько мне известно, она не убита, хотя и находится в тяжёлом состоянии. Сообщите, пожалуйста, точное время.
Следователь переглянулся с оперативником, который сидел чуть поодаль. Опер скучал. Ему в принципе было наплевать, чем закончится эта история вообще и допрос в частности. Он своё дело сделал, рапорт составил, пусть теперь следак выясняет, этот ли мальчишка пытался пристрелить подружку или кто-то ещё. На мокрушника паренёк похож менее чем нисколько, однако убийцы нынче бывают всякие. С началом девяностых крыша у людей съехала, по ходу, окончательно. И возраст для преступления на почве ревности не помеха. Этим летом бабушка шестидесяти двух годочков от роду зарубила топором сожителя того же возраста, поймав его в бане за весёлыми играми с двумя девочками по вызову. Месяц назад шестнадцатилетний придурок разнёс из папиного ружья голову двоюродной сестре девятнадцати лет в знак признательности за отказ от интима с ним в пользу одноклассника. Так что...
– Рассказываю, – произнёс опер. – Установлено, что гражданка Ерматова в период от двух часов пятидесяти минут до трёх часов ровно впустила в квартиру неустановленное лицо. Которым мог оказаться и гражданин Тилляев, с которым она проживала вместе. Войдя в прихожую, неустановленное лицо произвело одиночный выстрел практически в упор из пистолета ТТ, который позднее был обнаружен в той же квартире, которую арендует Тилляев.
– Сразу возникает масса вопросов, – заговорил адвокат. – Выстрел из «Токарева», да ещё в ночном подъезде – это поистине адский грохот. Как получилось, что никто ничего не услышал?
– Расскажите, Сергей, – обратился следователь к оперативнику.
– Оружие было снабжено бандитским глушителем, – ответил милиционер. – В пластиковую бутылку налили немного воды, затем насадили горловиной на ствол пистолета и примотали скотчем. Кроме существенного глушения звука выстрела, подобное устройство может повлиять на начальную скорость и траекторию полёта пули, заставить её «раскачиваться». Возможно, преступник целился выше, но пуля попала в брюшную полость. Возможно, в стволе оказался бракованный или очень старый патрон. С такого расстояния ТТ обычно пробивает мягкие ткани тела навылет, оставляя выходное отверстие размером с кулак, но в нашем случае пуля осталась в теле пострадавшей. Повреждения внутренних органов названы существенными, но не будь того глушителя, гражданка Ерматова в считанные минуты могла скончаться от потери крови. По имеющейся час назад информации она была жива, хотя и в критическом состоянии. И пока её не довезли до больницы, оставалась в полном сознании и испытывала чудовищные страдания.
– Что-то, я смотрю, побледнели, а, гражданин Тилляев? – невесело усмехнулся Телегин. – Преступники частенько думают, что застрелить человека – это чик! – и готово. На самом деле так редко случается. Жертва, как правило, очень тяжело расстаётся с жизнью.
– Где я могу посмотреть на экспертное заключение по этому пистолету и глушителю, в котором было бы указано наличие на них отпечатков пальцев моего подзащитного? – перебил словоохотливого следователя Левитан.
– Результаты экспертизы будут завтра, – произнёс Телегин.
– В таком случае и допрос, наверное, логичнее провести завтра? – заметил Иосиф Самуилович.
– Послушайте... – с недовольным лицом сказал следователь. – Господин адвокат, быть может, прокуратуре виднее, когда следует проводить допрос арестованного, верно?
Левитан демонстративно посмотрел на часы. Однако продолжил:
– Второй вопрос: насколько глупым человеком должен быть мой подзащитный, чтобы после покушения на убийство своей девушки оставить в квартире пистолет, да ещё так, чтобы его с лёгкостью сумели найти оперативные работники? Повторяю – мой подзащитный заявляет, что пистолет ему подбросили специально.
Следователь немного помолчал, затем заговорил неспешно:
– Гражданин Тилляев, вы утром находились на работе в театре? У вас, насколько я знаю, сегодня была генеральная репетиция?
Левитан кивнул.
– Да, всё верно, – сказал Денис.
– Угу. И, как я понимаю, на генеральную репетицию вы вряд ли могли пойти с тяжёлого похмелья или после приёма сильного снотворного? Или – хуже того – наркотических средств?
– Ничего подобного я не принимал, – заявил Тилляев, поглядев на спокойно сидящего адвоката.
– Результат анализа мочи арестованного тоже будет готов завтра, – сказал следователь. – Однако я почти уверен, что мы вряд ли обнаружим там следы злоупотреблений психотропами... Верно ведь, гражданин Тилляев?
Денис молча кивнул.
– В таком случае, объясните, пожалуйста, как получилось, что вы не услышали звонка в квартиру? Что ваша девушка отправилась открывать дверь, и в прихожую вошёл посторонний человек? Надетая на ствол пластиковая бутылка с водой, конечно, приглушает звук выстрела, но отнюдь не делает его совсем беззвучным... Очень странно, что вы не услышали, как этот посторонний человек прятал в ящике стола пистолет... Сергей, ящик выдвинулся беззвучно?
– Отнюдь нет, – сказал опер. – Стол вообще был сильно перекошен из-за здоровенной вязальной машины, установленной на нём... Ящик пришлось открывать с большим усилием, и он громко скрипел и трещал при выдвижении.
– Но меня действительно не было дома, – сказал Денис.
– Ну, допустим... А где же вы всё-таки находились той ночью?
– Гулял в парке возле ДК речников, – произнёс Денис и густо покраснел.
– Вот знаете, гражданин Тилляев, – поморщился Телегин, – на суде вам будут задавать те же самые вопросы. Только более витиевато и с различными формулировками, в разных вариантах. При этом от вас потребуют чётких и ясных ответов. Судьи у нас опытные, они прекрасно видят, когда человек врёт. Вы сейчас врёте. Насколько мне известно, вы актёр, но сами, наверное, понимаете: валять ваньку на сцене – одно дело, а пытаться врать в зале суда – совершенно другое. Я охотно верю, что вас не было в квартире ни до попытки застрелить вашу подругу, ни после. Где вы находились, гражданин Тилляев, около трёх часов ночи?
– Я должен поговорить с моим подзащитным наедине, – быстро заявил Левитан. – И вообще, время уже почти одиннадцать. Сейчас не тридцать седьмой год, чтобы устраивать допросы по ночам. Отчёт в коллегию у меня и без того будет содержать информацию о нарушениях со стороны прокуратуры.
– Это о каких ещё нарушениях? – неприятным голосом спросил следователь.
– Узнаете позже, – пообещал адвокат. – Да, кстати. Вы в курсе, что моего подзащитного, исходя из сути вероятного обвинения, необходимо поместить в одиночную камеру? Полковник Вахрушев обещал, что лично проконтролирует этот момент.
– В курсе, – процедил сквозь зубы Телегин.
ДЕЙСТВИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
В кабинете главного режиссёра беседа тоже затянулась надолго.
– Не могла себе даже представить такого сюрприза, – произнесла Севостьянова. – У меня просто шок.
– Догадываюсь, – быстро посмотрел на неё Дедов. – Это настоящий удар по репутации театра, что нашего молодого актёра обвиняют в попытке убийства. Да ещё девушки.
– Я в это не верю, – произнесла Светлана.
– Я тоже, – сказала женщина, представляющаяся главным режиссёром.
– Естественно, я того же мнения, – заявил Москвин, четвёртый из присутствовавших в кабинете. Других работников театра на встречу не пригласили – было решено ограничить круг только теми, кто так или иначе оказался вовлечён в судьбу Зульфии и Дениса, хотя бы и косвенно, как Дедов.
Элегантная высокая шатенка имела все основания для того, чтобы объявить себя руководителем театра. Из присутствующих в курсе дела находился только Москвин. Что касается Прониной, она пока не могла ничего ни подтвердить, ни опровергнуть. Был ещё один человек – тот самый, который косвенно оказался виноватым в этой ситуации, он сейчас должен был находиться в коттедже. К театру прямого отношения не имеющий, зато имел таковое к главному режиссёру.
Игорь Фалеев был типичным представителем богемы: некоторое время трудился дизайнером одежды, будучи также художником по костюмам на киностудии имени Горького. Оказавшись с каким-то поручением в Нижнеманске (Игорь отчасти в шутку, отчасти всерьёз говорил, что его сослали в ссылку), начал активно сотрудничать с местными театрами – благо опыт и художественный вкус имел вполне соответствующие. Скоро он стал близким другом Евгения Атаманова, весьма близким при этом, может быть, во всех отношениях. Сам же Евгений, который имел ранее несколько длительных или же скоротечных связей с женщинами (включая и Севостьянову), наконец прекратил перебирать их. Некоторое время обоих мужчин частенько видели вместе, что послужило пищей для понятных сплетен и скользких публикаций как в местной жёлтой прессе, так и в столичной. Дело кончилось тем, что Фалеев неожиданно исчез из города, так и не оставив после себя убедительной информации о том, правда ли он был любовником главрежа Атаманова, или же то всё досужие и гадкие сплетни. Через пару недель Нижнеманск покинул и Евгений Эдуардович. Поскольку он был человеком значительно более известным и популярным в городе, нежели его приятель-дизайнер, информация о вылете главрежа в Тель-Авив быстро стала достоянием прессы. Но кого нынче удивишь вояжем в Израиль? Выездные визы уже пару лет как упразднили за ненадобностью, да их и до отмены давно стали шлёпать в паспорта всем желающим без всякого согласования с некогда могущественным и зловещим ОВИРом, быстро превратившимся в обычную чиновную структуру, что-то вроде министерства торговли. Газета «The Балалайка» написала, что Атаманов и Фалеев за рубежом оказались в одном и том же месте – а именно в клинике «Эхилов». Здесь, в числе прочего, сообщал корреспондент, производят операции по смене пола, а также подготавливают обоснования для подобного вмешательства. Актёры театра, как и другие читатели газеты, ознакомились с этой информацией, но решили, что это либо утка, либо, если правда, то переделке подвергнется московский дизайнер.
Поэтому Дедов и Севостьянова, узнав, что теперь ими будет руководить не Евгений Атаманов, а Евгения Атаманова, испытали довольно большой спектр эмоций – от недоумения до... А впрочем, кто знает точно?
Но что касается Светланы, то она как раз отнеслась к удивительной перемене достаточно спокойно и без внутреннего сопротивления. Ну и ладно, будет теперь у них Евгения Эдуардовна. Чем плохо? Её больше интересовало, останется ли в театре всё по-прежнему, поскольку руководство Атаманова-мужчины её вполне устраивало.
Впрочем, нет. Сейчас она сильнее всего переживала о том, что же будет с её любимым мальчиком... Её любимой девочкой, которой ну просто никак нельзя находиться в тюрьме среди ужасных уголовников и не менее ужасных ментов, так похожих на её бывшего...
Дедов то и дело потирал ладонью лицо, после того как в очередной раз бросал взгляд на обновлённую руководительницу. Вот он точно то ли не мог поверить своим глазам, то ли отказывался принимать новый облик главного режиссёра. Впрочем, Константин хорошо знал, в каких ситуациях надо высказывать своё мнение, а в каких имеет смысл помалкивать. Поэтому он ограничивался либо нейтральными репликами, либо выкладывал отдельные мысли по поводу конкретных событий. Либо как мог оправдывался, потому что получил холодный, но основательный разнос за проведение генеральной репетиции в день ответственного спектакля. Севостьянова слушала знакомые реплики, произнесённые знакомым тоном, но совершенно иным голосом и порой ловила себя на том, что у неё раздваивается восприятие. Будто бы вместо одного главного режиссёра теперь за столом сидят сразу два: один – прежний, строгий и знающий театр как свои пять пальцев Евгений Эдуардович, и второй (точнее, вторая) – незнакомая элегантная женщина, каким-то образом тоже прекрасно понимающая творческий сценический процесс.
Разговор коснулся лежащих в больнице Прониной и Глущенко. Если вторая через день-два должна была выписаться, то по части первой пока точной информации не имелось. Москвин напомнил, что Мария обещала сразу же ставить его в известность, лишь только что-то изменится в состоянии Людмилы Ивановны, но нынешним вечером, по всей видимости, статус-кво сохранился. Затем дело дошло и до Дениса, попавшего в странную и чертовски неприятную историю.
– Конечно, я подозреваю, что скрыть от коллег и от общественности тот факт, что наш актёр попал под арест, невозможно, – говорила Атаманова. – Завтра либо Лев Лихтенштейн на канале НМТ покажет, либо в «Балалайке» напечатают новость... Вернее, даже не новость, а радостные вопли о том, что артист застрелил девушку.
– Ой, ну сейчас за это можно и в суд подать, – пробормотала Севостьянова.
– Можно и в суд. Только ведь люди запомнят не опровержение и не оправдательный приговор, которые у нас в стране всё ещё большая редкость, а горячую и хорошо поджаренную информацию... Это я к тому, что ни комментировать, ни вообще что-либо рассказывать о Тилляеве мы не должны. Света, Константин... Завтра первым делом донесите моё пожелание до всего коллектива, включая осветителей. Именно это, а не весть о том, что ваш главный режиссёр теперь «она». Вы понимаете, что у нас основное – театр и его репутация, его имидж, а потом уже всё остальное... По мне ещё пройдутся, вот увидите. Притом все – от «Балалайки» до «Благовеста», каждый со своей колокольни, конечно... Владислав Семёнович, когда должен позвонить Левитан?
– Думаю, с минуты на минуту, – ответил администратор, – если, конечно, следователи не вздумают затянуть допрос за полночь.
– Вот это оружие вам знакомо? – спросил Телегин, выкладывая перед Денисом фотографии пистолета ТТ, сделанные с разных ракурсов.
– Можете отвечать, – сказал адвокат.
– Нет, не знакомо, – проговорил Денис.
– В таком случае, как вы объясните, что мы нашли его в съёмной квартире, где вы постоянно проживали в течение последних нескольких месяцев?
– Тоже можно ответить, – кивнул Левитан.
– Я этого не могу объяснить, – произнёс Тилляев.
– Мой подзащитный полагает, что пистолет ему подбросили в то время, когда его самого не было в квартире, – добавил адвокат.
– У кого были ключи от вашей квартиры? – последовал вопрос.
Левитан молча кивнул.
– У Зульфии Ерматовой был второй комплект. Кроме того, я передавал ключи Светлане Севостьяновой, актрисе из нашего театра, – сказал Денис.
– С какой целью?
– Кажется, мой подзащитный говорил, что с бытовой, – зевнув, произнёс Иосиф Самуилович. – Какие-то личные вещи забрать. Кассету с записью спектакля, ещё что-то.
– Скажите, Тилляев, – произнёс следователь, – так где вы всё-таки были в момент убийства гражданки Ерматовой?
Денис дёрнулся за столом, однако Левитан сделал успокаивающий жест рукой.
– Мой подзащитный не может знать, в котором часу были произведены выстрелы в гражданку Ерматову. Кроме того, насколько мне известно, она не убита, хотя и находится в тяжёлом состоянии. Сообщите, пожалуйста, точное время.
Следователь переглянулся с оперативником, который сидел чуть поодаль. Опер скучал. Ему в принципе было наплевать, чем закончится эта история вообще и допрос в частности. Он своё дело сделал, рапорт составил, пусть теперь следак выясняет, этот ли мальчишка пытался пристрелить подружку или кто-то ещё. На мокрушника паренёк похож менее чем нисколько, однако убийцы нынче бывают всякие. С началом девяностых крыша у людей съехала, по ходу, окончательно. И возраст для преступления на почве ревности не помеха. Этим летом бабушка шестидесяти двух годочков от роду зарубила топором сожителя того же возраста, поймав его в бане за весёлыми играми с двумя девочками по вызову. Месяц назад шестнадцатилетний придурок разнёс из папиного ружья голову двоюродной сестре девятнадцати лет в знак признательности за отказ от интима с ним в пользу одноклассника. Так что...
– Рассказываю, – произнёс опер. – Установлено, что гражданка Ерматова в период от двух часов пятидесяти минут до трёх часов ровно впустила в квартиру неустановленное лицо. Которым мог оказаться и гражданин Тилляев, с которым она проживала вместе. Войдя в прихожую, неустановленное лицо произвело одиночный выстрел практически в упор из пистолета ТТ, который позднее был обнаружен в той же квартире, которую арендует Тилляев.
– Сразу возникает масса вопросов, – заговорил адвокат. – Выстрел из «Токарева», да ещё в ночном подъезде – это поистине адский грохот. Как получилось, что никто ничего не услышал?
– Расскажите, Сергей, – обратился следователь к оперативнику.
– Оружие было снабжено бандитским глушителем, – ответил милиционер. – В пластиковую бутылку налили немного воды, затем насадили горловиной на ствол пистолета и примотали скотчем. Кроме существенного глушения звука выстрела, подобное устройство может повлиять на начальную скорость и траекторию полёта пули, заставить её «раскачиваться». Возможно, преступник целился выше, но пуля попала в брюшную полость. Возможно, в стволе оказался бракованный или очень старый патрон. С такого расстояния ТТ обычно пробивает мягкие ткани тела навылет, оставляя выходное отверстие размером с кулак, но в нашем случае пуля осталась в теле пострадавшей. Повреждения внутренних органов названы существенными, но не будь того глушителя, гражданка Ерматова в считанные минуты могла скончаться от потери крови. По имеющейся час назад информации она была жива, хотя и в критическом состоянии. И пока её не довезли до больницы, оставалась в полном сознании и испытывала чудовищные страдания.
– Что-то, я смотрю, побледнели, а, гражданин Тилляев? – невесело усмехнулся Телегин. – Преступники частенько думают, что застрелить человека – это чик! – и готово. На самом деле так редко случается. Жертва, как правило, очень тяжело расстаётся с жизнью.
– Где я могу посмотреть на экспертное заключение по этому пистолету и глушителю, в котором было бы указано наличие на них отпечатков пальцев моего подзащитного? – перебил словоохотливого следователя Левитан.
– Результаты экспертизы будут завтра, – произнёс Телегин.
– В таком случае и допрос, наверное, логичнее провести завтра? – заметил Иосиф Самуилович.
– Послушайте... – с недовольным лицом сказал следователь. – Господин адвокат, быть может, прокуратуре виднее, когда следует проводить допрос арестованного, верно?
Левитан демонстративно посмотрел на часы. Однако продолжил:
– Второй вопрос: насколько глупым человеком должен быть мой подзащитный, чтобы после покушения на убийство своей девушки оставить в квартире пистолет, да ещё так, чтобы его с лёгкостью сумели найти оперативные работники? Повторяю – мой подзащитный заявляет, что пистолет ему подбросили специально.
Следователь немного помолчал, затем заговорил неспешно:
– Гражданин Тилляев, вы утром находились на работе в театре? У вас, насколько я знаю, сегодня была генеральная репетиция?
Левитан кивнул.
– Да, всё верно, – сказал Денис.
– Угу. И, как я понимаю, на генеральную репетицию вы вряд ли могли пойти с тяжёлого похмелья или после приёма сильного снотворного? Или – хуже того – наркотических средств?
– Ничего подобного я не принимал, – заявил Тилляев, поглядев на спокойно сидящего адвоката.
– Результат анализа мочи арестованного тоже будет готов завтра, – сказал следователь. – Однако я почти уверен, что мы вряд ли обнаружим там следы злоупотреблений психотропами... Верно ведь, гражданин Тилляев?
Денис молча кивнул.
– В таком случае, объясните, пожалуйста, как получилось, что вы не услышали звонка в квартиру? Что ваша девушка отправилась открывать дверь, и в прихожую вошёл посторонний человек? Надетая на ствол пластиковая бутылка с водой, конечно, приглушает звук выстрела, но отнюдь не делает его совсем беззвучным... Очень странно, что вы не услышали, как этот посторонний человек прятал в ящике стола пистолет... Сергей, ящик выдвинулся беззвучно?
– Отнюдь нет, – сказал опер. – Стол вообще был сильно перекошен из-за здоровенной вязальной машины, установленной на нём... Ящик пришлось открывать с большим усилием, и он громко скрипел и трещал при выдвижении.
– Но меня действительно не было дома, – сказал Денис.
– Ну, допустим... А где же вы всё-таки находились той ночью?
– Гулял в парке возле ДК речников, – произнёс Денис и густо покраснел.
– Вот знаете, гражданин Тилляев, – поморщился Телегин, – на суде вам будут задавать те же самые вопросы. Только более витиевато и с различными формулировками, в разных вариантах. При этом от вас потребуют чётких и ясных ответов. Судьи у нас опытные, они прекрасно видят, когда человек врёт. Вы сейчас врёте. Насколько мне известно, вы актёр, но сами, наверное, понимаете: валять ваньку на сцене – одно дело, а пытаться врать в зале суда – совершенно другое. Я охотно верю, что вас не было в квартире ни до попытки застрелить вашу подругу, ни после. Где вы находились, гражданин Тилляев, около трёх часов ночи?
– Я должен поговорить с моим подзащитным наедине, – быстро заявил Левитан. – И вообще, время уже почти одиннадцать. Сейчас не тридцать седьмой год, чтобы устраивать допросы по ночам. Отчёт в коллегию у меня и без того будет содержать информацию о нарушениях со стороны прокуратуры.
– Это о каких ещё нарушениях? – неприятным голосом спросил следователь.
– Узнаете позже, – пообещал адвокат. – Да, кстати. Вы в курсе, что моего подзащитного, исходя из сути вероятного обвинения, необходимо поместить в одиночную камеру? Полковник Вахрушев обещал, что лично проконтролирует этот момент.
– В курсе, – процедил сквозь зубы Телегин.
ДЕЙСТВИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
В кабинете главного режиссёра беседа тоже затянулась надолго.
– Не могла себе даже представить такого сюрприза, – произнесла Севостьянова. – У меня просто шок.
– Догадываюсь, – быстро посмотрел на неё Дедов. – Это настоящий удар по репутации театра, что нашего молодого актёра обвиняют в попытке убийства. Да ещё девушки.
– Я в это не верю, – произнесла Светлана.
– Я тоже, – сказала женщина, представляющаяся главным режиссёром.
– Естественно, я того же мнения, – заявил Москвин, четвёртый из присутствовавших в кабинете. Других работников театра на встречу не пригласили – было решено ограничить круг только теми, кто так или иначе оказался вовлечён в судьбу Зульфии и Дениса, хотя бы и косвенно, как Дедов.
Элегантная высокая шатенка имела все основания для того, чтобы объявить себя руководителем театра. Из присутствующих в курсе дела находился только Москвин. Что касается Прониной, она пока не могла ничего ни подтвердить, ни опровергнуть. Был ещё один человек – тот самый, который косвенно оказался виноватым в этой ситуации, он сейчас должен был находиться в коттедже. К театру прямого отношения не имеющий, зато имел таковое к главному режиссёру.
Игорь Фалеев был типичным представителем богемы: некоторое время трудился дизайнером одежды, будучи также художником по костюмам на киностудии имени Горького. Оказавшись с каким-то поручением в Нижнеманске (Игорь отчасти в шутку, отчасти всерьёз говорил, что его сослали в ссылку), начал активно сотрудничать с местными театрами – благо опыт и художественный вкус имел вполне соответствующие. Скоро он стал близким другом Евгения Атаманова, весьма близким при этом, может быть, во всех отношениях. Сам же Евгений, который имел ранее несколько длительных или же скоротечных связей с женщинами (включая и Севостьянову), наконец прекратил перебирать их. Некоторое время обоих мужчин частенько видели вместе, что послужило пищей для понятных сплетен и скользких публикаций как в местной жёлтой прессе, так и в столичной. Дело кончилось тем, что Фалеев неожиданно исчез из города, так и не оставив после себя убедительной информации о том, правда ли он был любовником главрежа Атаманова, или же то всё досужие и гадкие сплетни. Через пару недель Нижнеманск покинул и Евгений Эдуардович. Поскольку он был человеком значительно более известным и популярным в городе, нежели его приятель-дизайнер, информация о вылете главрежа в Тель-Авив быстро стала достоянием прессы. Но кого нынче удивишь вояжем в Израиль? Выездные визы уже пару лет как упразднили за ненадобностью, да их и до отмены давно стали шлёпать в паспорта всем желающим без всякого согласования с некогда могущественным и зловещим ОВИРом, быстро превратившимся в обычную чиновную структуру, что-то вроде министерства торговли. Газета «The Балалайка» написала, что Атаманов и Фалеев за рубежом оказались в одном и том же месте – а именно в клинике «Эхилов». Здесь, в числе прочего, сообщал корреспондент, производят операции по смене пола, а также подготавливают обоснования для подобного вмешательства. Актёры театра, как и другие читатели газеты, ознакомились с этой информацией, но решили, что это либо утка, либо, если правда, то переделке подвергнется московский дизайнер.
Поэтому Дедов и Севостьянова, узнав, что теперь ими будет руководить не Евгений Атаманов, а Евгения Атаманова, испытали довольно большой спектр эмоций – от недоумения до... А впрочем, кто знает точно?
Но что касается Светланы, то она как раз отнеслась к удивительной перемене достаточно спокойно и без внутреннего сопротивления. Ну и ладно, будет теперь у них Евгения Эдуардовна. Чем плохо? Её больше интересовало, останется ли в театре всё по-прежнему, поскольку руководство Атаманова-мужчины её вполне устраивало.
Впрочем, нет. Сейчас она сильнее всего переживала о том, что же будет с её любимым мальчиком... Её любимой девочкой, которой ну просто никак нельзя находиться в тюрьме среди ужасных уголовников и не менее ужасных ментов, так похожих на её бывшего...
Дедов то и дело потирал ладонью лицо, после того как в очередной раз бросал взгляд на обновлённую руководительницу. Вот он точно то ли не мог поверить своим глазам, то ли отказывался принимать новый облик главного режиссёра. Впрочем, Константин хорошо знал, в каких ситуациях надо высказывать своё мнение, а в каких имеет смысл помалкивать. Поэтому он ограничивался либо нейтральными репликами, либо выкладывал отдельные мысли по поводу конкретных событий. Либо как мог оправдывался, потому что получил холодный, но основательный разнос за проведение генеральной репетиции в день ответственного спектакля. Севостьянова слушала знакомые реплики, произнесённые знакомым тоном, но совершенно иным голосом и порой ловила себя на том, что у неё раздваивается восприятие. Будто бы вместо одного главного режиссёра теперь за столом сидят сразу два: один – прежний, строгий и знающий театр как свои пять пальцев Евгений Эдуардович, и второй (точнее, вторая) – незнакомая элегантная женщина, каким-то образом тоже прекрасно понимающая творческий сценический процесс.
Разговор коснулся лежащих в больнице Прониной и Глущенко. Если вторая через день-два должна была выписаться, то по части первой пока точной информации не имелось. Москвин напомнил, что Мария обещала сразу же ставить его в известность, лишь только что-то изменится в состоянии Людмилы Ивановны, но нынешним вечером, по всей видимости, статус-кво сохранился. Затем дело дошло и до Дениса, попавшего в странную и чертовски неприятную историю.
– Конечно, я подозреваю, что скрыть от коллег и от общественности тот факт, что наш актёр попал под арест, невозможно, – говорила Атаманова. – Завтра либо Лев Лихтенштейн на канале НМТ покажет, либо в «Балалайке» напечатают новость... Вернее, даже не новость, а радостные вопли о том, что артист застрелил девушку.
– Ой, ну сейчас за это можно и в суд подать, – пробормотала Севостьянова.
– Можно и в суд. Только ведь люди запомнят не опровержение и не оправдательный приговор, которые у нас в стране всё ещё большая редкость, а горячую и хорошо поджаренную информацию... Это я к тому, что ни комментировать, ни вообще что-либо рассказывать о Тилляеве мы не должны. Света, Константин... Завтра первым делом донесите моё пожелание до всего коллектива, включая осветителей. Именно это, а не весть о том, что ваш главный режиссёр теперь «она». Вы понимаете, что у нас основное – театр и его репутация, его имидж, а потом уже всё остальное... По мне ещё пройдутся, вот увидите. Притом все – от «Балалайки» до «Благовеста», каждый со своей колокольни, конечно... Владислав Семёнович, когда должен позвонить Левитан?
– Думаю, с минуты на минуту, – ответил администратор, – если, конечно, следователи не вздумают затянуть допрос за полночь.
