Это признал и сам Денис, когда Маша и Роза подвели его к зеркалу. В нём отразились три молодые женщины – красивые, довольные, слегка возбуждённые, с блестящими озорными глазами.
...Светлане смокинг помогли надеть Евгения Атаманова и Игорь Фалеев. В этой компании мог бы оказаться Владислав Москвин, которого попросили быть свидетелем, но он резонно заявил, что является таковым со стороны Дениса... А Тилляева тут нет, он, видите ли, развлекает Машу и Розу на другой квартире.
Отражение в зеркале Свете понравилось. Её волосы были туго собраны в пучок и смазаны бриолином, а длинный хвост прятался под воротником смокинга. Лёгкий мужской грим и отсутствие привычного макияжа сделали лицо совершенно «нейтральным» – хотя, конечно, женственные черты полностью спрятать было невозможно. Выручили дымчатые очки Атамановой, скрывающие почти четверть лица. Под блузкой грудь туго стискивал плоский лифчик – нельзя сказать, что ощущение было комфортным, но зато маскировка получилась вполне приличной – смокинг практически не топорщился спереди. Светлана с лёгкой досадой подумала, что лет десять-пятнадцать тому назад грудь была значительно более упругой, и подобная уловка вряд ли помогла бы её скрыть. Длинный шёлковый кушак или пояс из театрального реквизита, который мог при случае стать и японским «оби», несколько раз обернулся вокруг женщины под одеждой, сделав талию менее тонкой и убрав заметный переход в ягодицы... Это было, пожалуй, единственное, что могло выдать Свету «с головой». Об этом немного задумчиво сказал Фалеев, чем здорово развеселил и Севостьянову, и Атаманову. Брюки пришлось добывать самые мешковатые и длинные, практически в пол – поскольку чёрные мужские туфли имели предельно высокие каблуки.
* * *
– Ты знаешь, у меня очень странное ощущение, – сказала Зульфия, лёжа на койке и разглядывая открытку с двумя кольцами и сердечками на обложке. – Я приглашена на свадьбу парня, который ещё совсем недавно звал меня замуж, а я к этому совершенно равнодушна.
– А чего же ты тогда улыбаешься? – спросил Махмуд. Молодой человек был одет в малиновый клубный пиджак с галстуком, расцвеченным в голубые, оливковые и красные завивающиеся узоры.
– Я всегда радуюсь, когда кому-то хорошо и весело. А мы даже сумели остаться друзьями... И я приобрела новых.
– Э, ты даже Светлану теперь своей подругой считаешь... Странно, конечно, мне этого не понять.
– Ты не поймёшь, и ладно. Это между нами, женщинами, должно остаться.
– Ну, как скажешь... Но я-то, конечно, пойду. Если пригласили, надо идти. Иначе это будет большая обида. Потом, я же не просто так появлюсь, я снимать всё стану!
Махмуд вынул из пакета изящную чёрную видеокамеру, надел её на руку.
– Ох, – только и сказала сестра. – Слушай, она же дорогущая, наверное, как самолёт стоит?
– Да, два миллиона с лишним!
– Ничего себе... Отец ведь рассердится, если узнает, что ты купил эту игрушку из денег, выделенных на приобретение товара.
– Эх, придётся опять врать... Но ничего, я уже первую прибыль получил. И на меня два человека будут со следующей недели работать. Не зря наши все в Россию рвутся – тут так легко делать деньги...
– Но ты будь осторожен. Сам же знаешь, здесь кругом бандиты и вымогатели.
– Знаю. Но у меня хорошая крыша. Местные менты от бандитов защищать будут. Капитан Чев... Ченр... Тьфу, не могу запомнить ни одной русской фамилии!
– Ну ладно. Ты, главное, снимай побольше. Мне потом покажешь.
– Конечно... Э, всё равно странно как-то. Твой парень женится на другой женщине, а ты как будто радуешься.
– Всё нормально, Махмуд. Всё нормально.
– Ну ладно. Ты лежи и слушайся доктора. Завтра я обязательно к тебе приду.
– Приходи. Я буду ждать. Ты самый лучший брат на свете.
– Спасибо тебе!
Махмуд наклонился и поцеловал сестру в щёку. Затем прошествовал к выходу из палаты и, помахав рукой, произнёс на родном языке:
– Карышгюнча, ?арындaс*!
– Счастливо, – ответила Зульфия по-русски.
Когда за молодым человеком закрылась дверь, девушка сняла открытку с тумбочки и поглядела на зернистый типографский отпечаток двух улыбающихся лиц на развороте – то были изображения Светы и Дениса.
– Всё равно ты будешь мой, – прошептала Зульфия, нежно гладя пальцем фото юноши. – Через полгода, год или даже три. Ты досыта наиграешься в девочку, и тебе это надоест. Потому что на самом деле ты мужчина, я это знаю. Просто ты ещё очень маленький мужчина... А ты, Света, – палец девушки упёрся в лицо актрисы, – будешь понемногу стареть, и он это рано или поздно заметит, ведь он не слепой и всё видит... И тогда он уйдёт от тебя. Причём снова ко мне, потому что я всегда буду где-то рядом. А пока будем считать, что я передала его тебе на временное хранение. Видишь, как я сильно тебе доверяю?
* * *
– Светлана, Дэнил. Объявляю вас мужем и женой, – хорошо поставленным, звучным голосом произнесла распорядительница – крупная, довольно симпатичная особа пятидесяти лет. По сути своей – чиновница, которая благодаря незаурядным способностям и умению управлять людьми добралась однажды до этой должности ещё в то время, когда слова «развитой социализм» не казались в Нижнеманске чем-то архаичным, а на родине Дениса никто и предположить не мог, что русский театр подвергнется разгрому, а короткие юбки уйдут в небытие.
Но для Надежды Степановны ничего не менялось. Марш Мендельсона, красивые (не всегда) и молодые (обычно) лица, чёрные костюмы на женихах и белые платья на невестах. Обручальные кольца и подписи брачующихся в журнале. Выдача свидетельства и стандартный ответ на вопрос: чью фамилию будут носить новоиспечённые супруги – «мужа».
Но в этот день что-то шло не совсем привычным порядком. Сначала магнитофон по какой-то причине сам собой включил реверсивный ход, и почти минуту свадебный марш играл задом наперёд, вызвав смешки и даже хохот у сопровождающей новобрачных публики. Пришлось потерять несколько минут для устранения технических неполадок. А потом...
– Жены, – высоким голосом ответил мужчина с прилизанными волосами, плотно стянутыми в пучок.
Надежда Степановна подняла взгляд на странную пару. Что-то в ней казалось «неправильным». Невеста, конечно, была ослепительно красивой, стройной... Да чего уж там – сексуальной (Надежда Степановна обычно даже в мыслях старалась избегать этого определения), но жених вызывал непонятное ощущение – словно всем своим видом пытался обмануть распорядительницу.
– Да, – нежным голосом подтвердила девушка в фате. – У нас будет общая фамилия – Севостьяновы.
Последний раз на памяти Надежды Степановны подобный нонсенс произошёл больше года тому назад. Но там была вполне уважительная причина: жених имел поистине ужасную фамилию Понос. Удивительно, как он сумел выстоять и пройти через десять классов школьного ада, при этом не потерять оптимизма и найти в спутницы жизни весьма симпатичную девушку...
Сегодняшний жених носил фамилию Тилля (Надежда Степановна заранее уточнила, что ударение падает на второй слог), и она казалась чиновнице вполне нейтральной. Распорядительница тут же вспомнила слова секретарши, что сегодня на бракосочетание придут актёры из театра, и немного успокоилась: чего, правда, возьмёшь с творческих личностей?
Но странности на этом не закончились. Когда пришла очередь расписываться в журнале новобрачных, и Надежда Степановна предложила поставить подпись «Дэнилу Тилля», над столом нагнулась красотка-невеста. Распорядительница и ахнуть не успела, как девушка взяла ручку в пальцы, обтянутые белыми перчаткам до локтей, и размашисто расписалась в графе для мужа. Перчатки эти были выбраны неслучайно: Денис отказался от цветного маникюра, несмотря на то что Наталия Евстафьева на полном серьёзе предложила сделать и его, дабы закончить образ. Но остальные, включая Светлану, сочли, что это будет лишним.
– Вы ошиблись, – проговорила наконец Надежда Степановна.
– Ни в коем случае, – возразила невеста. Затем помахала рукой своему странному жениху:
– Продолжаем!
– А... Кто... – пролепетала Надежда Степановна. Ещё никогда её не заставали врасплох во время брачной церемонии. Она быстро сообразила, что рядом с ней происходит какая-то дикая клоунада, которой не место в таком серьёзном заведении, как дворец бракосочетаний. Сюда приходят не дурака валять, а создавать семьи!
«Жених» тотчас распустил волосы, собранные в пучок, и выдернул из-под смокинга длинный шёлковый пояс, вмиг став стройнее и изящнее – даже строгий костюм не мог скрыть особенностей ладной женской фигуры.
– Я – Севостьянова Светлана Викторовна, – заявил лже-жених. – Где мне расписаться?
...Следующую пару допустили в зал для церемоний с задержкой минут на двадцать. Распорядительница была натуральным образом выбита из колеи и даже попросила секретаршу накапать ей валерьянки. К слову, реакция помощницы на этот маскарад Надежду Степановну привела в негодование, потому что тридцатишестилетняя Ирина была в полном восторге и весело смеялась вместе с актёрами, которые хохотали над неуместной выходкой и дружно аплодировали, будто находились в балагане. Какой-то неприятный чернявый тип в ядовитого цвета пиджаке и с крикливым галстуком, как у этих проклятых «новых русских», тоже постоянно скалился. Он ни на минуту не выпускал из рук видеокамеру, записывая на кассету все моменты этого безобразия. Двое журналистов (как выяснилось, из газеты с идиотским названием «The Балалайка») тоже крутились среди приглашённых, один постоянно сверкал вспышкой фотоаппарата, другой – щёлкал кнопками диктофона. Завтра в этом бульварном издании появится новость о том, что в Нижнеманском дворце бракосочетаний впервые в истории Российской Федерации зарегистрирован брак между двумя женщинами. Разумеется, потом где-то мелькнёт набранное петитом опровержение, ибо де-факто и де-юре ничего подобного всё же не произошло, но люди запомнят именно эту скандальную историю. В том числе и служители правопорядка. Но, конечно, настоящие имена новобрачных в газете не появятся, о чём главного редактора «Балалайки» уже попросила главный режиссёр театра. Ведь в числе прочего этот свадебный маскарад был задуман как один из шагов по постепенному выведению Дениса из-под возможного внимания следственных органов. В его иностранном паспорте уже аккуратно подправили не только год рождения, но и имя, которое из «Д?ни» превратилось в «Д?нил».
– Ничего смешного и тем более забавного тут нет, – отрезала Надежда Степановна. – Мы тут не на новогоднем карнавале. Да и вообще, это не карнавал и даже не шалость. Это, милая моя, идейное действо! Раньше, в старые добрые времена, подобную выходку назвали бы «подрывом устоев»... А тебе весело! Ничего ты не понимаешь потому что...
...Был бы чёрным,
Да пусть хоть самым чёртом.
Но кто-то главный,
Кто вечно рвёт в атаку,
Приказал наступать на лето
И втоптал меня в хаки.
Я вижу дым,
Там, где я не был.
Я чувствую гарь,
Я знать не хочу ту тварь,
Кто спалит это небо.
Не трогайте небо!
Я знать не хочу, кто поёт песню:
«Марш, марш левой,
Марш, марш правой»**
– Ира, выключи радио! – потребовала Надежда Степановна. – До чего же я не выношу современную так называемую «музыку»! Уже и по радио это гонять начали постоянно. Племянник младший наслушался «русского рока», теперь в армию идти не хочет, выбрал альтернативную службу. И что удивительно, его многие поддерживают! Даже сын, который сам честно служил в семидесятые!
«На военном аэродроме «Будённовский» – послышался голос диктора новостей, – открытом теперь для всех любителей острых ощущений, состоялась необычная акция. Десять смелых молодых журналистов городских газет и независимого телевизионного канала прыгнули с парашютами с высоты две тысячи метров. Прыгали они в тандеме. Но с кем? Встречающие храбрецов на земле с удивлением убедились, что за спинами парашютистов устроились надутые воздухом резиновые женщины, каких сейчас можно приобрести в любом из городских секс-шопов. Алина Завойская, организатор акции, сказала...»
– Выключи эту гадость! – выкрикнула Надежда Степановна. – Немедленно!
Ирина поспешила выполнить поручение.
– Просто поразительно, до какого бесстыдства дошёл народ в стране, – проворчала чиновница. – Правильно недоумевают сейчас пожилые люди: «Куда мы катимся?»
...Пока распорядительница успокаивала расшатанные современными нравами нервы, из подсобного помещёния вышли Света и Денис. Им хватило десяти минут, чтобы поменяться нарядами. Оба выглядели слегка помятыми, поэтому Маша и Роза сразу же подбежали и начали поправлять новобрачным одежду. Платье на Светлане сидело как влитое, смокинг Тилляеву был великоват, как и его новоиспечённой жене недавно.
– Им бы не хватило времени на что-то другое, – шепнула Евстафева Арине Молотовой. Та тихонько хихикнула.
– Неужели вы поменялись одеждой полностью? – удивился Арсен Меликян.
Вместо ответа Светлана подняла до колена край длинного платья, продемонстрировав ножку, сверкающую белым нейлоном и обутую в такого же цвета туфлю. Обувь, кстати, пришлось брать с собой запасную – сороковой размер ноги Дениса и тридцать шестой Светин не позволили бы им легко поменяться. Всё остальное действительно было в одном экземпляре.
* * *
– Больше, я думаю, спрашивать тебя не о чем, – сказал Дмитрий Телегин, закрывая папку и укладывая её на стопку других пухлых уголовных дел. – Материалы скоро пойдут в суд. В газетах про тебя пишут, люди жаждут твоей крови. У нас, конечно, не Америка, хотя всё к тому идёт. Через «Балалайку» какие-то клоуны собирают инициативную группу, чтобы во время суда над тобой размахивать плакатами и хором требовать твоей казни... Я думаю, прокурор потребует пожизненное, адвокат, конечно, будет убеждать дать тебе срок. Но срок, Задворных, окажется максимально возможным. Поверь моему опыту. К тому же доказано, что твои дружки избили Левитана, а он ведь тоже из коллегии. Значит, защитник из кожи лезть точно не станет.
– Выходит, особой разницы нет, – спокойно произнёс Кирилл. – Скорее всего, я с зоны если и откинусь, то ногами вперёд – здоровье, сами, понимаете, уже не то. Почки, сердце. На северах они долго не служат.
– За одну Ерматову ты мог бы отделаться годами семью-восемью. В лучшем случае. Но за «заказняк» на гастролях, когда ты в промежутках между спектаклями и репетициями отстреливал деловых людей и рвущихся в политику студентов, тебе дадут по полной... К тому же, кроме Ерматовой, ты покушался ещё на двух женщин. Но, в отличие от девушки, отправил в итоге ту и другую на тот свет. По странному совпадению, обе тоже получили по пуле в живот и скончались только после контрольных выстрелов, сделанных значительно позже. Да, очень странное совпадение. Сам понимаешь, такие вещи никто не прощает – ни прокурор, ни судья, ни быдло с улиц.
– Меня не интересовала половая принадлежность клиентов, – вздохнул Задворных. – Как сейчас принято говорить, ничего личного, просто бизнес.
– Если ты повторишь эти слова на суде, пожизненное будет тебе обеспечено. Лучше кайся. И винись.
Кирилл с удивлением посмотрел на следователя.
– Вы что, гражданин начальник, никак советы мне даёте?
– Мы сейчас говорим без протокола. Но, вполне возможно, я могу вынести особое мнение, написать, так сказать, «votum separatum». Знаешь, что это такое?
...Светлане смокинг помогли надеть Евгения Атаманова и Игорь Фалеев. В этой компании мог бы оказаться Владислав Москвин, которого попросили быть свидетелем, но он резонно заявил, что является таковым со стороны Дениса... А Тилляева тут нет, он, видите ли, развлекает Машу и Розу на другой квартире.
Отражение в зеркале Свете понравилось. Её волосы были туго собраны в пучок и смазаны бриолином, а длинный хвост прятался под воротником смокинга. Лёгкий мужской грим и отсутствие привычного макияжа сделали лицо совершенно «нейтральным» – хотя, конечно, женственные черты полностью спрятать было невозможно. Выручили дымчатые очки Атамановой, скрывающие почти четверть лица. Под блузкой грудь туго стискивал плоский лифчик – нельзя сказать, что ощущение было комфортным, но зато маскировка получилась вполне приличной – смокинг практически не топорщился спереди. Светлана с лёгкой досадой подумала, что лет десять-пятнадцать тому назад грудь была значительно более упругой, и подобная уловка вряд ли помогла бы её скрыть. Длинный шёлковый кушак или пояс из театрального реквизита, который мог при случае стать и японским «оби», несколько раз обернулся вокруг женщины под одеждой, сделав талию менее тонкой и убрав заметный переход в ягодицы... Это было, пожалуй, единственное, что могло выдать Свету «с головой». Об этом немного задумчиво сказал Фалеев, чем здорово развеселил и Севостьянову, и Атаманову. Брюки пришлось добывать самые мешковатые и длинные, практически в пол – поскольку чёрные мужские туфли имели предельно высокие каблуки.
* * *
– Ты знаешь, у меня очень странное ощущение, – сказала Зульфия, лёжа на койке и разглядывая открытку с двумя кольцами и сердечками на обложке. – Я приглашена на свадьбу парня, который ещё совсем недавно звал меня замуж, а я к этому совершенно равнодушна.
– А чего же ты тогда улыбаешься? – спросил Махмуд. Молодой человек был одет в малиновый клубный пиджак с галстуком, расцвеченным в голубые, оливковые и красные завивающиеся узоры.
– Я всегда радуюсь, когда кому-то хорошо и весело. А мы даже сумели остаться друзьями... И я приобрела новых.
– Э, ты даже Светлану теперь своей подругой считаешь... Странно, конечно, мне этого не понять.
– Ты не поймёшь, и ладно. Это между нами, женщинами, должно остаться.
– Ну, как скажешь... Но я-то, конечно, пойду. Если пригласили, надо идти. Иначе это будет большая обида. Потом, я же не просто так появлюсь, я снимать всё стану!
Махмуд вынул из пакета изящную чёрную видеокамеру, надел её на руку.
– Ох, – только и сказала сестра. – Слушай, она же дорогущая, наверное, как самолёт стоит?
– Да, два миллиона с лишним!
– Ничего себе... Отец ведь рассердится, если узнает, что ты купил эту игрушку из денег, выделенных на приобретение товара.
– Эх, придётся опять врать... Но ничего, я уже первую прибыль получил. И на меня два человека будут со следующей недели работать. Не зря наши все в Россию рвутся – тут так легко делать деньги...
– Но ты будь осторожен. Сам же знаешь, здесь кругом бандиты и вымогатели.
– Знаю. Но у меня хорошая крыша. Местные менты от бандитов защищать будут. Капитан Чев... Ченр... Тьфу, не могу запомнить ни одной русской фамилии!
– Ну ладно. Ты, главное, снимай побольше. Мне потом покажешь.
– Конечно... Э, всё равно странно как-то. Твой парень женится на другой женщине, а ты как будто радуешься.
– Всё нормально, Махмуд. Всё нормально.
– Ну ладно. Ты лежи и слушайся доктора. Завтра я обязательно к тебе приду.
– Приходи. Я буду ждать. Ты самый лучший брат на свете.
– Спасибо тебе!
Махмуд наклонился и поцеловал сестру в щёку. Затем прошествовал к выходу из палаты и, помахав рукой, произнёс на родном языке:
– Карышгюнча, ?арындaс*!
– Счастливо, – ответила Зульфия по-русски.
Когда за молодым человеком закрылась дверь, девушка сняла открытку с тумбочки и поглядела на зернистый типографский отпечаток двух улыбающихся лиц на развороте – то были изображения Светы и Дениса.
– Всё равно ты будешь мой, – прошептала Зульфия, нежно гладя пальцем фото юноши. – Через полгода, год или даже три. Ты досыта наиграешься в девочку, и тебе это надоест. Потому что на самом деле ты мужчина, я это знаю. Просто ты ещё очень маленький мужчина... А ты, Света, – палец девушки упёрся в лицо актрисы, – будешь понемногу стареть, и он это рано или поздно заметит, ведь он не слепой и всё видит... И тогда он уйдёт от тебя. Причём снова ко мне, потому что я всегда буду где-то рядом. А пока будем считать, что я передала его тебе на временное хранение. Видишь, как я сильно тебе доверяю?
* * *
– Светлана, Дэнил. Объявляю вас мужем и женой, – хорошо поставленным, звучным голосом произнесла распорядительница – крупная, довольно симпатичная особа пятидесяти лет. По сути своей – чиновница, которая благодаря незаурядным способностям и умению управлять людьми добралась однажды до этой должности ещё в то время, когда слова «развитой социализм» не казались в Нижнеманске чем-то архаичным, а на родине Дениса никто и предположить не мог, что русский театр подвергнется разгрому, а короткие юбки уйдут в небытие.
Но для Надежды Степановны ничего не менялось. Марш Мендельсона, красивые (не всегда) и молодые (обычно) лица, чёрные костюмы на женихах и белые платья на невестах. Обручальные кольца и подписи брачующихся в журнале. Выдача свидетельства и стандартный ответ на вопрос: чью фамилию будут носить новоиспечённые супруги – «мужа».
Но в этот день что-то шло не совсем привычным порядком. Сначала магнитофон по какой-то причине сам собой включил реверсивный ход, и почти минуту свадебный марш играл задом наперёд, вызвав смешки и даже хохот у сопровождающей новобрачных публики. Пришлось потерять несколько минут для устранения технических неполадок. А потом...
– Жены, – высоким голосом ответил мужчина с прилизанными волосами, плотно стянутыми в пучок.
Надежда Степановна подняла взгляд на странную пару. Что-то в ней казалось «неправильным». Невеста, конечно, была ослепительно красивой, стройной... Да чего уж там – сексуальной (Надежда Степановна обычно даже в мыслях старалась избегать этого определения), но жених вызывал непонятное ощущение – словно всем своим видом пытался обмануть распорядительницу.
– Да, – нежным голосом подтвердила девушка в фате. – У нас будет общая фамилия – Севостьяновы.
Последний раз на памяти Надежды Степановны подобный нонсенс произошёл больше года тому назад. Но там была вполне уважительная причина: жених имел поистине ужасную фамилию Понос. Удивительно, как он сумел выстоять и пройти через десять классов школьного ада, при этом не потерять оптимизма и найти в спутницы жизни весьма симпатичную девушку...
Сегодняшний жених носил фамилию Тилля (Надежда Степановна заранее уточнила, что ударение падает на второй слог), и она казалась чиновнице вполне нейтральной. Распорядительница тут же вспомнила слова секретарши, что сегодня на бракосочетание придут актёры из театра, и немного успокоилась: чего, правда, возьмёшь с творческих личностей?
Но странности на этом не закончились. Когда пришла очередь расписываться в журнале новобрачных, и Надежда Степановна предложила поставить подпись «Дэнилу Тилля», над столом нагнулась красотка-невеста. Распорядительница и ахнуть не успела, как девушка взяла ручку в пальцы, обтянутые белыми перчаткам до локтей, и размашисто расписалась в графе для мужа. Перчатки эти были выбраны неслучайно: Денис отказался от цветного маникюра, несмотря на то что Наталия Евстафьева на полном серьёзе предложила сделать и его, дабы закончить образ. Но остальные, включая Светлану, сочли, что это будет лишним.
– Вы ошиблись, – проговорила наконец Надежда Степановна.
– Ни в коем случае, – возразила невеста. Затем помахала рукой своему странному жениху:
– Продолжаем!
– А... Кто... – пролепетала Надежда Степановна. Ещё никогда её не заставали врасплох во время брачной церемонии. Она быстро сообразила, что рядом с ней происходит какая-то дикая клоунада, которой не место в таком серьёзном заведении, как дворец бракосочетаний. Сюда приходят не дурака валять, а создавать семьи!
«Жених» тотчас распустил волосы, собранные в пучок, и выдернул из-под смокинга длинный шёлковый пояс, вмиг став стройнее и изящнее – даже строгий костюм не мог скрыть особенностей ладной женской фигуры.
– Я – Севостьянова Светлана Викторовна, – заявил лже-жених. – Где мне расписаться?
...Следующую пару допустили в зал для церемоний с задержкой минут на двадцать. Распорядительница была натуральным образом выбита из колеи и даже попросила секретаршу накапать ей валерьянки. К слову, реакция помощницы на этот маскарад Надежду Степановну привела в негодование, потому что тридцатишестилетняя Ирина была в полном восторге и весело смеялась вместе с актёрами, которые хохотали над неуместной выходкой и дружно аплодировали, будто находились в балагане. Какой-то неприятный чернявый тип в ядовитого цвета пиджаке и с крикливым галстуком, как у этих проклятых «новых русских», тоже постоянно скалился. Он ни на минуту не выпускал из рук видеокамеру, записывая на кассету все моменты этого безобразия. Двое журналистов (как выяснилось, из газеты с идиотским названием «The Балалайка») тоже крутились среди приглашённых, один постоянно сверкал вспышкой фотоаппарата, другой – щёлкал кнопками диктофона. Завтра в этом бульварном издании появится новость о том, что в Нижнеманском дворце бракосочетаний впервые в истории Российской Федерации зарегистрирован брак между двумя женщинами. Разумеется, потом где-то мелькнёт набранное петитом опровержение, ибо де-факто и де-юре ничего подобного всё же не произошло, но люди запомнят именно эту скандальную историю. В том числе и служители правопорядка. Но, конечно, настоящие имена новобрачных в газете не появятся, о чём главного редактора «Балалайки» уже попросила главный режиссёр театра. Ведь в числе прочего этот свадебный маскарад был задуман как один из шагов по постепенному выведению Дениса из-под возможного внимания следственных органов. В его иностранном паспорте уже аккуратно подправили не только год рождения, но и имя, которое из «Д?ни» превратилось в «Д?нил».
– Ничего смешного и тем более забавного тут нет, – отрезала Надежда Степановна. – Мы тут не на новогоднем карнавале. Да и вообще, это не карнавал и даже не шалость. Это, милая моя, идейное действо! Раньше, в старые добрые времена, подобную выходку назвали бы «подрывом устоев»... А тебе весело! Ничего ты не понимаешь потому что...
...Был бы чёрным,
Да пусть хоть самым чёртом.
Но кто-то главный,
Кто вечно рвёт в атаку,
Приказал наступать на лето
И втоптал меня в хаки.
Я вижу дым,
Там, где я не был.
Я чувствую гарь,
Я знать не хочу ту тварь,
Кто спалит это небо.
Не трогайте небо!
Я знать не хочу, кто поёт песню:
«Марш, марш левой,
Марш, марш правой»**
– Ира, выключи радио! – потребовала Надежда Степановна. – До чего же я не выношу современную так называемую «музыку»! Уже и по радио это гонять начали постоянно. Племянник младший наслушался «русского рока», теперь в армию идти не хочет, выбрал альтернативную службу. И что удивительно, его многие поддерживают! Даже сын, который сам честно служил в семидесятые!
«На военном аэродроме «Будённовский» – послышался голос диктора новостей, – открытом теперь для всех любителей острых ощущений, состоялась необычная акция. Десять смелых молодых журналистов городских газет и независимого телевизионного канала прыгнули с парашютами с высоты две тысячи метров. Прыгали они в тандеме. Но с кем? Встречающие храбрецов на земле с удивлением убедились, что за спинами парашютистов устроились надутые воздухом резиновые женщины, каких сейчас можно приобрести в любом из городских секс-шопов. Алина Завойская, организатор акции, сказала...»
– Выключи эту гадость! – выкрикнула Надежда Степановна. – Немедленно!
Ирина поспешила выполнить поручение.
– Просто поразительно, до какого бесстыдства дошёл народ в стране, – проворчала чиновница. – Правильно недоумевают сейчас пожилые люди: «Куда мы катимся?»
...Пока распорядительница успокаивала расшатанные современными нравами нервы, из подсобного помещёния вышли Света и Денис. Им хватило десяти минут, чтобы поменяться нарядами. Оба выглядели слегка помятыми, поэтому Маша и Роза сразу же подбежали и начали поправлять новобрачным одежду. Платье на Светлане сидело как влитое, смокинг Тилляеву был великоват, как и его новоиспечённой жене недавно.
– Им бы не хватило времени на что-то другое, – шепнула Евстафева Арине Молотовой. Та тихонько хихикнула.
– Неужели вы поменялись одеждой полностью? – удивился Арсен Меликян.
Вместо ответа Светлана подняла до колена край длинного платья, продемонстрировав ножку, сверкающую белым нейлоном и обутую в такого же цвета туфлю. Обувь, кстати, пришлось брать с собой запасную – сороковой размер ноги Дениса и тридцать шестой Светин не позволили бы им легко поменяться. Всё остальное действительно было в одном экземпляре.
* * *
– Больше, я думаю, спрашивать тебя не о чем, – сказал Дмитрий Телегин, закрывая папку и укладывая её на стопку других пухлых уголовных дел. – Материалы скоро пойдут в суд. В газетах про тебя пишут, люди жаждут твоей крови. У нас, конечно, не Америка, хотя всё к тому идёт. Через «Балалайку» какие-то клоуны собирают инициативную группу, чтобы во время суда над тобой размахивать плакатами и хором требовать твоей казни... Я думаю, прокурор потребует пожизненное, адвокат, конечно, будет убеждать дать тебе срок. Но срок, Задворных, окажется максимально возможным. Поверь моему опыту. К тому же доказано, что твои дружки избили Левитана, а он ведь тоже из коллегии. Значит, защитник из кожи лезть точно не станет.
– Выходит, особой разницы нет, – спокойно произнёс Кирилл. – Скорее всего, я с зоны если и откинусь, то ногами вперёд – здоровье, сами, понимаете, уже не то. Почки, сердце. На северах они долго не служат.
– За одну Ерматову ты мог бы отделаться годами семью-восемью. В лучшем случае. Но за «заказняк» на гастролях, когда ты в промежутках между спектаклями и репетициями отстреливал деловых людей и рвущихся в политику студентов, тебе дадут по полной... К тому же, кроме Ерматовой, ты покушался ещё на двух женщин. Но, в отличие от девушки, отправил в итоге ту и другую на тот свет. По странному совпадению, обе тоже получили по пуле в живот и скончались только после контрольных выстрелов, сделанных значительно позже. Да, очень странное совпадение. Сам понимаешь, такие вещи никто не прощает – ни прокурор, ни судья, ни быдло с улиц.
– Меня не интересовала половая принадлежность клиентов, – вздохнул Задворных. – Как сейчас принято говорить, ничего личного, просто бизнес.
– Если ты повторишь эти слова на суде, пожизненное будет тебе обеспечено. Лучше кайся. И винись.
Кирилл с удивлением посмотрел на следователя.
– Вы что, гражданин начальник, никак советы мне даёте?
– Мы сейчас говорим без протокола. Но, вполне возможно, я могу вынести особое мнение, написать, так сказать, «votum separatum». Знаешь, что это такое?
