– Хо-хо, вина купил... Вау, какие конфеты! – Зульфия даже запрыгала от восторга и захлопала в ладоши. – Настоящее «ассорти», у нас таких уже сто лет не было! Ух ты, московские!
– Ну и чтобы обозначить, что это не так всё просто... – Денис скрылся в прихожей и вернулся с букетом белых хризантем.
– Солнце ты моё! – вздохнула Зульфия и кинулась ему на шею. – И откуда ты всё помнишь? И где ты это нашёл?
– Память вроде бы имеется. А вообще, в театре есть своя закрытая барахолка, для своих. Надеялся на шампанское и хорошие сигареты, но, наверное, будет только в другой раз.
– Ты же всё равно курить бросать собрался?.. Ну ладно, я тебя не заставляю. Поступай, как хочешь...
Зульфия выскользнула из объятий и вприпрыжку метнулась на кухню, оборачивая вокруг себя тесёмки фартука.
– У нас есть пакет картошки, – сказала она. – Сейчас сделаю что-нибудь.
– И ещё пара банок тушёнки, – заметил Денис. – Не пропадём с голоду.
– Никогда и ни за что! – с жаром согласилась девушка.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Денис прошёл знакомым коридором в зал, где уже собрались все занятые в спектакле. Поздоровался и слегка напрягся в ожидании, что Людмила сейчас выскажет ему за опоздание. Для него это был первый случай, но помрежа «строила» проштрафившихся почём зря, невзирая на любые обстоятельства.
Но Прониной сейчас точно было не до этого. Она вяло махнула рукой Тилляеву – садись давай. Молодой человек быстро глянул на сиденья партера и заметил короткий приглашающий жест Светланы. Улыбнувшись, подошёл и сел рядом.
– Похороны у нас, что ли? – шёпотом спросил он.
– Почти, – ответила Света. – «Вторая нить Ариадны» может прямо сейчас оборваться.
– Так, теперь все заинтересованные лица в сборе, – заговорила Пронина. – Для опоздавших подробности излагать не буду, узнают в процессе... В общем, надо что-то решать, и при этом сегодня. Вопрос повторяю: кем заменить Глущенко? Кто будет играть Тоню Парфёнову?
По стульям, занятым актёрами, пролетел шепоток.
– Я бы рискнула, – заявила Роза Афонина, тридцатилетняя, превосходно выглядевшая брюнетка – высокая, стройная, с роскошной гривой медных волос. Ей обычно доводилось играть злодеек вроде Миледи или пираток в детских спектаклях.
Пронина задумалась. Судя по всему, эта идея была ей не особенно по душе.
– А давайте устроим рокировку, – предложил Соболев. – Может быть, Светочка будет сестрой, а их мамой сделаем Наташеньку.
Наталии Евстафьевой не впервой было изображать чьих-то мам, включая и известную всем Анну Андреевну из «Ревизора».
– Не мой типаж, – с сомнением произнесла Наталия. – Я внимательно прочитала текст и вижу в роли мамы Парфёновой кого угодно, но не себя. С другой стороны, почему бы нет? С ролью я так или иначе справлюсь. А на несоответствии образа иногда получаются очень интересные трактовки событий.
– Светлана. Денис. На сцену, – деревянным голосом произнесла Людмила.
Актёры вышли под свет прожекторов. Кто-то из их коллег кашлянул.
– Я тоже так думаю, – сказала Пронина. – Светлана, пожалуйста, обратно... Роза, встаньте на её место.
Денис мог бы сказать, что Афонина значительно лучше бы подошла на роль Тони, нежели Света, но промолчал. Он уже видел, что Машу заменить из присутствующих некем. Со стороны это тоже поняли – из зрительного зала было прекрасно видно, что Роза даже без каблуков выше Дениса. И выглядит в их паре откровенно доминирующей... а должно быть с точностью до наоборот.
– Идите на место, оба, – вздохнула Людмила. – Кто у нас ещё в запасе имеется? Из тех, кто не задействован, то есть кого сейчас я тут не вижу.
– Молотова? – сказал Арсен Меликян, самый юный из актёров (не считая Дениса), недавно принятый в труппу.
Арина Молотова, маленькая, круглая и с пронзительным голосом? Чудесная актриса, но для этой ли роли? Звук, похожий на скептическое «у-уу», пронёсся над партером.
– Может, Кулагину позовём? – предложила Роза.
Константин Дедов, стоявший у стены, громко фыркнул. Светлана подумала, что он сейчас похож на оживший восклицательный знак – такой же высокий и бескомпромиссный, одним своим видом привлекающий внимание. Актёр тут же перехватил взгляд Севостьяновой и неожиданно улыбнулся. Света стушевалась.
– Вы хотите, чтобы Евгений Эдуардович нас всех уволил? – сердито спросила Людмила. – Ладно. Все пока свободны. Незапланированный перерыв полчаса. Я вам очень советую не просто курить по углам, а хорошенько подумать, как нам избежать срыва премьеры.
– ...Так что же случилось с Машей? – спросил Денис у Светы, когда все поднялись со стульев и покинули зрительный зал.
– Попала под машину, – мрачно ответила Севостьянова.
– Боже, – пробормотал Денис.
– Не переживай, твоя «сестра» жива. Но сломала ногу. Судя по всему, ей повезло – на пешеходном переходе её сбил какой-то урод на чёрном «мерседесе». Даже не остановился. Наверняка из «новых русских», они же всех вокруг себя за мусор держат...
– Маша в больнице?
– Да, в первой городской. Перелом неопасный, но сложный. Лежит на вытяжке. На сцену ей теперь долго не выйти.
– Чёрт, надо же, не повезло как!
– Да уж... Слушай, пошли ко мне в гримёрку, может, чего и придумаем...
Индивидуальных гримёрных в театре Атаманова было всего три, и одну из них уже давно занимала Севостьянова на правах старожила. Денис же готовился к спектаклю в общем помещении, но, по словам актёров, ещё год назад, до переезда в «Октябрь», даже это было невозможно представить.
– Что бы я мог тут придумать? – озадаченно спросил Денис, глядя на Светлану, проходя в комнату следом за женщиной. – Так-то я всех наших знаю... А кто такая Кулагина, кстати?
– Настя прежде работала с нами. Потом внезапно перебежала в академическую драму... Всё это в порядке вещей, конечно... Но лишь когда люди уходят, предупредив всех заранее и не поставив премьеру под угрозу срыва. Дедов, помню, сильнее всех рвал и метал – ну, старая школа... Ты понимаешь, какое теперь у нас и Атаманова к ней отношение. Она кое-кому из наших недавно начала звонить, якобы поговорить и вскользь просить прощения. Похоже, она там не ко двору пришлась. Я точно всего этого, конечно, не знаю, но позвать её сейчас будет, мягко говоря, некомильфо...
По коридору послышались шаги, кто-то споткнулся, помянул чёрта. Судя по интонации, Дедов.
– Осторожно наступай, дорогой, – раздался голос Соболева. – Я тоже расстроен. Бедная Машенька...
– Точно, – проворчал Дедов. – Конечно, никому такого не пожелаешь, но на роль Игната, случись чего, например, без проблем бы поставили Арсена... А его заменили бы Фишером или Данько... Да даже на мою роль легче кого-то подобрать, чем заменить сейчас Глущенко... Вот же нелёгкая приключилась...
Мужчины пошли дальше, оставив Свету и Дениса в раздумьях. Каждый думал о чем-то своём. Севостьянова некоторое время смотрела на профиль Дениса, стоящего под лучами верхнего освещения, и вдруг её осенило.
– Денис, приоткрой дверь в коридор, – сказала она.
Тилляев толкнул дверь, которая отворилась примерно на четверть.
– Достаточно? – спросил он. – А зачем?
«Дурацкая идея или выход из положения?» – подумала женщина и, протянув руку, выключила все светильники в комнате – сначала лампы под потолком, а затем и подсветку гримёрного зеркала. Неяркий свет из коридора обозначил стройный силуэт юноши.
– Сейчас увидим, – произнесла актриса, у которой вдруг пересохло во рту. – Встань, пожалуйста, вполоборота к двери лицом и закинь руки за затылок... Да-да, вот так... Локти разведи шире, грудь вперёд, спинку прогни... Ноги вместе... Просто супер!
Светлана был искренне поражена: она сейчас видела стоящую в полумраке помещения девушку – изящную, элегантную. Женственные очертания фигуры Дениса могли запросто ввести в заблуждение незнакомого человека. Красивые руки, узкие плечи, тонкая талия. Бёдра, пожалуй, слегка тяжеловаты для парня такой комплекции. Надень на него лифчик с набитыми ватой чашечками да покрась как следует – вот тебе и красотка-инженю.
– Что ты делаешь? – спросил Денис.
– Думаю, как нам с тобой спасти премьеру, – ответила Севостьянова.
– Чего? – удивился Тилляев.
– Ты уже однажды спас выпускной спектакль. Теперь ты выручишь премьеру «Второй нити», – добавив жёсткости в голос, произнесла Светлана. Ощущая при этом мягкий, приятный трепет у себя в животе.
– «Мера за меру»? Но у Марианны не так уж много было выходов. Да и реплик по ходу пьесы не сказать что...
– Достаточно, чтобы стать ролью первого плана... Помнишь, как было в четвёртом акте? «Довольно пенья, уходи скорей...»
– «Идёт мой утешитель, чьи слова
Уже не раз мою печаль смягчали», – закончил Денис, изменив свой обычный тембр голоса на хрустально-бархатный.
– Великолепно! Прямо как тогда, в сцене на ферме у церкви!.. А это помнишь... «Сознаюсь, замужем я не была...»
Тилляев тотчас подхватил, добавив в голос кокетства и жеманства:
– «Но, государь, и не девица я:
Супруга знаю я, но он не знает,
Что он меня познал».
Трепет в животе Светланы усилился. Она вздохнула, может быть, излишне шумно. Надо было зажигать свет и прекращать чудесное очарование...
Щёлкнули выключатели. Актёр опустил руки и повернулся к Свете лицом, снова став Денисом.
– Ты так хорошо помнишь текст пьесы, – сказал он.
– Да, я когда-то собиралась в ней играть, – солгала Севостьянова. – Но дело не в этом. Я серьёзно считаю, что именно ты, и никто другой сейчас сможет сыграть Тоню.
– Тоня, в отличие от Марианны, тащит на себе чуть не половину спектакля, – с сомнением произнёс Тилляев.
– И с твоей помощью она его вытащит... Снимай куртку и садись к зеркалу.
Денис усмехнулся, но не стал артачиться.
– Всё равно это не выход, – тем не менее решил сказать он. – Будут наигранность и гротеск.
– Всё будет как надо, – заявила Светлана. – Я с тобой даже своим «эн-зэ» поделиться могу... Вот, начинай приводить лицо в порядок. Ты знаешь, что нужно делать... Какой у тебя размер обуви?
– Сороковой.
– Прекрасно. Счастье, что не сорок третий или больше...
Оставив Дениса очищать кожу лица и накладывать основу, Светлана метнулась к костюмерше. Ирина Паутова, дама почтенного возраста, работала в театре с самого дня его основания. Если главреж Атаманов являлся сердцем театра, то почти любой из актёров согласился бы с тем, что Ирина была его душой.
– Неужели нашли Тоню? – заинтересовалась она, передавая Светлане жилетку, блузку и юбку, предназначенные для Глущенко.
– Ищем, Ирина Борисовна, – заговорщицки улыбнулась Света.
– Кто она?
– Пока не скажу, чтобы не сглазить... Но у неё довольно большие ступни, надо примерить туфли сорокового размера... Ой, нет, только не шпильки, – с ужасом произнесла Светлана, посмотрев на сексуальные красные туфельки с каблуком сантиметров десять. Попроще бы...
Туфли «попроще» тоже оказались на каблуке, но на достаточно устойчивом и короче раза в три. Светлана решила, что это подойдёт, и, подхватив комплект одежды, почти бегом кинулась к своей гримёрной.
Тилляев деловито накладывал грим – с основой он уже справился, грамотно подобрав комбинацию тонов, чтобы придать как можно больше женственности контурам. Лицо молодого человека уже сейчас приобрело девичью мягкость, и когда Света в него вгляделась, у неё вдруг ослабли колени.
– Вроде что-то выходит, – сказал Денис. – На выпускном меня красили девочки... Боюсь, что до нужного результата я вряд ли сам себя доведу. Но в общих чертах должно получиться.
– Нам нужно не «в общих чертах», – возразила Светлана. – Либо мы сейчас слепим законченный образ, либо вообще не стоило и начинать.
– Без тебя я даже не подумал бы об этом, – пробормотал Денис.
– Поэтому слушайся меня и делай, что я тебе говорю, – подвела черту дискуссии Севостьянова. – Я помогу сделать лицо как надо. Отодвинься немного от зеркала.
С этими словами Светлана поставила низенький, хорошо потёртый пуф чуть сбоку от зеркала, так, чтобы под руками было всё необходимое, включая лицо юноши. Затем села на этот пуф и принялась за дело.
Для начала она решила довести нужную цветовую акцентацию если не до совершенства, то хотя бы до убедительности. Подбирая цвета румян, Света придала щекам нежный сливочный окрас, слегка оттенив скулы.
– Хорошо, что ты сбрил усы и бороду, – произнесла актриса. – А то иначе ничего бы у нас не вышло.
Денис молчал, наблюдая в зеркале за постепенной трансформацией. Полюбовавшись на свою работу, Света взяла брасматик и принялась «делать» глаза. Несмотря на то что ресницы юноши от природы были великолепными, прорисовка заняла не так уж мало времени. К тому же Севостьяновой вдруг пришло в голову сделать глаза чуть более раскосыми, чем они были у Дениса, да и у Маши, если на то пошло. Но результат превзошёл все ожидания.
Светлана чувствовала странное удовольствие, гримируя молодого человека. Она боялась признаться самой себе, что это наслаждение имело несомненно эротическое начало... но и не только, чёрт возьми! Что-то ещё другое, похожее на глубокое вдохновение, примешивалось сюда, такое, чему она пока не находила названия. Ну и ладно.
Мужчины-актёры обычно наносят на губы тон лишь немногим темнее, чем их естественный цвет, и помаду применяют чаще матовую. Но Света, обведя по контуру губы Дениса карандашом, вдруг решила взять помаду алого цвета с блёстками. Озорство? Желание принести пользу театру? Или подчинение сладкому трепету? Какая разница, в конце-то концов!
– Поразительно, – пробормотал Денис, когда дело было закончено. – Не ожидал, что такое возможно.
Он перевёл глаза на Светлану и искренне произнёс:
– Всегда был уверен, что ты великолепная актриса... Но теперь вижу, что у тебя есть и другие замечательные таланты.
– Не льсти мне, – приняв высокомерный тон, сказала Светлана. – К тому же мы ещё не закончили. Одевайся.
– Это значит «раздевайся», – сказал Денис, встряхивая костюм Тони.
– Можно подумать, тебе это впервой, – немного язвительно произнесла Света.
В принципе, Тилляеву не было смысла стесняться: в их общей гримёрной актёры то и дело переодевались в процессе представления, зачастую мелькая друг перед другом в одном белье. Так было заведено ещё с тех времен, когда актёры вообще не имели нормальных гримёрных и готовились к выходу на сцену в общем фойе, часть которого была задрапирована тяжёлыми портьерами. Сейчас, в помещении бывшего кинотеатра, стало чуть лучше, по крайней мере без анекдотических историй, вызванных теснотой и столкновениями полуголых артистов за кулисами.
Денис первое время чувствовал себя странновато, будучи вынужденным переодеваться среди других, но быстро убедился, что это в порядке вещей. Более того, в некоторых постановках, где действие происходило в минувшие века, порой требовалось быстро переодеть актрису, играющую роль с частой сменой костюмов. С шутками и прибаутками, иногда с беззлобной руганью, женщине помогала переоблачиться Ирина Паутова, к которой то и дело приходил на помощь кто-либо из труппы.
Но сейчас Денис явно ощущал что-то выходящее за рамки рабочей артистической рутины. Он уже давно отдавал себе отчёт, что в творческой среде нравы проще, нежели в более «приземлённой», и чувствовал, что некоторые женщины здесь уже начали питать к нему интерес... Не будь Зульфии, он, пожалуй, рискнул бы приударить за кем-нибудь... Но за кем? Маша Глущенко, конечно, женщина интересная, да и относится к нему неплохо, но у неё есть какой-то мужчина.
– Ну и чтобы обозначить, что это не так всё просто... – Денис скрылся в прихожей и вернулся с букетом белых хризантем.
– Солнце ты моё! – вздохнула Зульфия и кинулась ему на шею. – И откуда ты всё помнишь? И где ты это нашёл?
– Память вроде бы имеется. А вообще, в театре есть своя закрытая барахолка, для своих. Надеялся на шампанское и хорошие сигареты, но, наверное, будет только в другой раз.
– Ты же всё равно курить бросать собрался?.. Ну ладно, я тебя не заставляю. Поступай, как хочешь...
Зульфия выскользнула из объятий и вприпрыжку метнулась на кухню, оборачивая вокруг себя тесёмки фартука.
– У нас есть пакет картошки, – сказала она. – Сейчас сделаю что-нибудь.
– И ещё пара банок тушёнки, – заметил Денис. – Не пропадём с голоду.
– Никогда и ни за что! – с жаром согласилась девушка.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Денис прошёл знакомым коридором в зал, где уже собрались все занятые в спектакле. Поздоровался и слегка напрягся в ожидании, что Людмила сейчас выскажет ему за опоздание. Для него это был первый случай, но помрежа «строила» проштрафившихся почём зря, невзирая на любые обстоятельства.
Но Прониной сейчас точно было не до этого. Она вяло махнула рукой Тилляеву – садись давай. Молодой человек быстро глянул на сиденья партера и заметил короткий приглашающий жест Светланы. Улыбнувшись, подошёл и сел рядом.
– Похороны у нас, что ли? – шёпотом спросил он.
– Почти, – ответила Света. – «Вторая нить Ариадны» может прямо сейчас оборваться.
– Так, теперь все заинтересованные лица в сборе, – заговорила Пронина. – Для опоздавших подробности излагать не буду, узнают в процессе... В общем, надо что-то решать, и при этом сегодня. Вопрос повторяю: кем заменить Глущенко? Кто будет играть Тоню Парфёнову?
По стульям, занятым актёрами, пролетел шепоток.
– Я бы рискнула, – заявила Роза Афонина, тридцатилетняя, превосходно выглядевшая брюнетка – высокая, стройная, с роскошной гривой медных волос. Ей обычно доводилось играть злодеек вроде Миледи или пираток в детских спектаклях.
Пронина задумалась. Судя по всему, эта идея была ей не особенно по душе.
– А давайте устроим рокировку, – предложил Соболев. – Может быть, Светочка будет сестрой, а их мамой сделаем Наташеньку.
Наталии Евстафьевой не впервой было изображать чьих-то мам, включая и известную всем Анну Андреевну из «Ревизора».
– Не мой типаж, – с сомнением произнесла Наталия. – Я внимательно прочитала текст и вижу в роли мамы Парфёновой кого угодно, но не себя. С другой стороны, почему бы нет? С ролью я так или иначе справлюсь. А на несоответствии образа иногда получаются очень интересные трактовки событий.
– Светлана. Денис. На сцену, – деревянным голосом произнесла Людмила.
Актёры вышли под свет прожекторов. Кто-то из их коллег кашлянул.
– Я тоже так думаю, – сказала Пронина. – Светлана, пожалуйста, обратно... Роза, встаньте на её место.
Денис мог бы сказать, что Афонина значительно лучше бы подошла на роль Тони, нежели Света, но промолчал. Он уже видел, что Машу заменить из присутствующих некем. Со стороны это тоже поняли – из зрительного зала было прекрасно видно, что Роза даже без каблуков выше Дениса. И выглядит в их паре откровенно доминирующей... а должно быть с точностью до наоборот.
– Идите на место, оба, – вздохнула Людмила. – Кто у нас ещё в запасе имеется? Из тех, кто не задействован, то есть кого сейчас я тут не вижу.
– Молотова? – сказал Арсен Меликян, самый юный из актёров (не считая Дениса), недавно принятый в труппу.
Арина Молотова, маленькая, круглая и с пронзительным голосом? Чудесная актриса, но для этой ли роли? Звук, похожий на скептическое «у-уу», пронёсся над партером.
– Может, Кулагину позовём? – предложила Роза.
Константин Дедов, стоявший у стены, громко фыркнул. Светлана подумала, что он сейчас похож на оживший восклицательный знак – такой же высокий и бескомпромиссный, одним своим видом привлекающий внимание. Актёр тут же перехватил взгляд Севостьяновой и неожиданно улыбнулся. Света стушевалась.
– Вы хотите, чтобы Евгений Эдуардович нас всех уволил? – сердито спросила Людмила. – Ладно. Все пока свободны. Незапланированный перерыв полчаса. Я вам очень советую не просто курить по углам, а хорошенько подумать, как нам избежать срыва премьеры.
– ...Так что же случилось с Машей? – спросил Денис у Светы, когда все поднялись со стульев и покинули зрительный зал.
– Попала под машину, – мрачно ответила Севостьянова.
– Боже, – пробормотал Денис.
– Не переживай, твоя «сестра» жива. Но сломала ногу. Судя по всему, ей повезло – на пешеходном переходе её сбил какой-то урод на чёрном «мерседесе». Даже не остановился. Наверняка из «новых русских», они же всех вокруг себя за мусор держат...
– Маша в больнице?
– Да, в первой городской. Перелом неопасный, но сложный. Лежит на вытяжке. На сцену ей теперь долго не выйти.
– Чёрт, надо же, не повезло как!
– Да уж... Слушай, пошли ко мне в гримёрку, может, чего и придумаем...
Индивидуальных гримёрных в театре Атаманова было всего три, и одну из них уже давно занимала Севостьянова на правах старожила. Денис же готовился к спектаклю в общем помещении, но, по словам актёров, ещё год назад, до переезда в «Октябрь», даже это было невозможно представить.
– Что бы я мог тут придумать? – озадаченно спросил Денис, глядя на Светлану, проходя в комнату следом за женщиной. – Так-то я всех наших знаю... А кто такая Кулагина, кстати?
– Настя прежде работала с нами. Потом внезапно перебежала в академическую драму... Всё это в порядке вещей, конечно... Но лишь когда люди уходят, предупредив всех заранее и не поставив премьеру под угрозу срыва. Дедов, помню, сильнее всех рвал и метал – ну, старая школа... Ты понимаешь, какое теперь у нас и Атаманова к ней отношение. Она кое-кому из наших недавно начала звонить, якобы поговорить и вскользь просить прощения. Похоже, она там не ко двору пришлась. Я точно всего этого, конечно, не знаю, но позвать её сейчас будет, мягко говоря, некомильфо...
По коридору послышались шаги, кто-то споткнулся, помянул чёрта. Судя по интонации, Дедов.
– Осторожно наступай, дорогой, – раздался голос Соболева. – Я тоже расстроен. Бедная Машенька...
– Точно, – проворчал Дедов. – Конечно, никому такого не пожелаешь, но на роль Игната, случись чего, например, без проблем бы поставили Арсена... А его заменили бы Фишером или Данько... Да даже на мою роль легче кого-то подобрать, чем заменить сейчас Глущенко... Вот же нелёгкая приключилась...
Мужчины пошли дальше, оставив Свету и Дениса в раздумьях. Каждый думал о чем-то своём. Севостьянова некоторое время смотрела на профиль Дениса, стоящего под лучами верхнего освещения, и вдруг её осенило.
– Денис, приоткрой дверь в коридор, – сказала она.
Тилляев толкнул дверь, которая отворилась примерно на четверть.
– Достаточно? – спросил он. – А зачем?
«Дурацкая идея или выход из положения?» – подумала женщина и, протянув руку, выключила все светильники в комнате – сначала лампы под потолком, а затем и подсветку гримёрного зеркала. Неяркий свет из коридора обозначил стройный силуэт юноши.
– Сейчас увидим, – произнесла актриса, у которой вдруг пересохло во рту. – Встань, пожалуйста, вполоборота к двери лицом и закинь руки за затылок... Да-да, вот так... Локти разведи шире, грудь вперёд, спинку прогни... Ноги вместе... Просто супер!
Светлана был искренне поражена: она сейчас видела стоящую в полумраке помещения девушку – изящную, элегантную. Женственные очертания фигуры Дениса могли запросто ввести в заблуждение незнакомого человека. Красивые руки, узкие плечи, тонкая талия. Бёдра, пожалуй, слегка тяжеловаты для парня такой комплекции. Надень на него лифчик с набитыми ватой чашечками да покрась как следует – вот тебе и красотка-инженю.
– Что ты делаешь? – спросил Денис.
– Думаю, как нам с тобой спасти премьеру, – ответила Севостьянова.
– Чего? – удивился Тилляев.
– Ты уже однажды спас выпускной спектакль. Теперь ты выручишь премьеру «Второй нити», – добавив жёсткости в голос, произнесла Светлана. Ощущая при этом мягкий, приятный трепет у себя в животе.
– «Мера за меру»? Но у Марианны не так уж много было выходов. Да и реплик по ходу пьесы не сказать что...
– Достаточно, чтобы стать ролью первого плана... Помнишь, как было в четвёртом акте? «Довольно пенья, уходи скорей...»
– «Идёт мой утешитель, чьи слова
Уже не раз мою печаль смягчали», – закончил Денис, изменив свой обычный тембр голоса на хрустально-бархатный.
– Великолепно! Прямо как тогда, в сцене на ферме у церкви!.. А это помнишь... «Сознаюсь, замужем я не была...»
Тилляев тотчас подхватил, добавив в голос кокетства и жеманства:
– «Но, государь, и не девица я:
Супруга знаю я, но он не знает,
Что он меня познал».
Трепет в животе Светланы усилился. Она вздохнула, может быть, излишне шумно. Надо было зажигать свет и прекращать чудесное очарование...
Щёлкнули выключатели. Актёр опустил руки и повернулся к Свете лицом, снова став Денисом.
– Ты так хорошо помнишь текст пьесы, – сказал он.
– Да, я когда-то собиралась в ней играть, – солгала Севостьянова. – Но дело не в этом. Я серьёзно считаю, что именно ты, и никто другой сейчас сможет сыграть Тоню.
– Тоня, в отличие от Марианны, тащит на себе чуть не половину спектакля, – с сомнением произнёс Тилляев.
– И с твоей помощью она его вытащит... Снимай куртку и садись к зеркалу.
Денис усмехнулся, но не стал артачиться.
– Всё равно это не выход, – тем не менее решил сказать он. – Будут наигранность и гротеск.
– Всё будет как надо, – заявила Светлана. – Я с тобой даже своим «эн-зэ» поделиться могу... Вот, начинай приводить лицо в порядок. Ты знаешь, что нужно делать... Какой у тебя размер обуви?
– Сороковой.
– Прекрасно. Счастье, что не сорок третий или больше...
Оставив Дениса очищать кожу лица и накладывать основу, Светлана метнулась к костюмерше. Ирина Паутова, дама почтенного возраста, работала в театре с самого дня его основания. Если главреж Атаманов являлся сердцем театра, то почти любой из актёров согласился бы с тем, что Ирина была его душой.
– Неужели нашли Тоню? – заинтересовалась она, передавая Светлане жилетку, блузку и юбку, предназначенные для Глущенко.
– Ищем, Ирина Борисовна, – заговорщицки улыбнулась Света.
– Кто она?
– Пока не скажу, чтобы не сглазить... Но у неё довольно большие ступни, надо примерить туфли сорокового размера... Ой, нет, только не шпильки, – с ужасом произнесла Светлана, посмотрев на сексуальные красные туфельки с каблуком сантиметров десять. Попроще бы...
Туфли «попроще» тоже оказались на каблуке, но на достаточно устойчивом и короче раза в три. Светлана решила, что это подойдёт, и, подхватив комплект одежды, почти бегом кинулась к своей гримёрной.
Тилляев деловито накладывал грим – с основой он уже справился, грамотно подобрав комбинацию тонов, чтобы придать как можно больше женственности контурам. Лицо молодого человека уже сейчас приобрело девичью мягкость, и когда Света в него вгляделась, у неё вдруг ослабли колени.
– Вроде что-то выходит, – сказал Денис. – На выпускном меня красили девочки... Боюсь, что до нужного результата я вряд ли сам себя доведу. Но в общих чертах должно получиться.
– Нам нужно не «в общих чертах», – возразила Светлана. – Либо мы сейчас слепим законченный образ, либо вообще не стоило и начинать.
– Без тебя я даже не подумал бы об этом, – пробормотал Денис.
– Поэтому слушайся меня и делай, что я тебе говорю, – подвела черту дискуссии Севостьянова. – Я помогу сделать лицо как надо. Отодвинься немного от зеркала.
С этими словами Светлана поставила низенький, хорошо потёртый пуф чуть сбоку от зеркала, так, чтобы под руками было всё необходимое, включая лицо юноши. Затем села на этот пуф и принялась за дело.
Для начала она решила довести нужную цветовую акцентацию если не до совершенства, то хотя бы до убедительности. Подбирая цвета румян, Света придала щекам нежный сливочный окрас, слегка оттенив скулы.
– Хорошо, что ты сбрил усы и бороду, – произнесла актриса. – А то иначе ничего бы у нас не вышло.
Денис молчал, наблюдая в зеркале за постепенной трансформацией. Полюбовавшись на свою работу, Света взяла брасматик и принялась «делать» глаза. Несмотря на то что ресницы юноши от природы были великолепными, прорисовка заняла не так уж мало времени. К тому же Севостьяновой вдруг пришло в голову сделать глаза чуть более раскосыми, чем они были у Дениса, да и у Маши, если на то пошло. Но результат превзошёл все ожидания.
Светлана чувствовала странное удовольствие, гримируя молодого человека. Она боялась признаться самой себе, что это наслаждение имело несомненно эротическое начало... но и не только, чёрт возьми! Что-то ещё другое, похожее на глубокое вдохновение, примешивалось сюда, такое, чему она пока не находила названия. Ну и ладно.
Мужчины-актёры обычно наносят на губы тон лишь немногим темнее, чем их естественный цвет, и помаду применяют чаще матовую. Но Света, обведя по контуру губы Дениса карандашом, вдруг решила взять помаду алого цвета с блёстками. Озорство? Желание принести пользу театру? Или подчинение сладкому трепету? Какая разница, в конце-то концов!
– Поразительно, – пробормотал Денис, когда дело было закончено. – Не ожидал, что такое возможно.
Он перевёл глаза на Светлану и искренне произнёс:
– Всегда был уверен, что ты великолепная актриса... Но теперь вижу, что у тебя есть и другие замечательные таланты.
– Не льсти мне, – приняв высокомерный тон, сказала Светлана. – К тому же мы ещё не закончили. Одевайся.
– Это значит «раздевайся», – сказал Денис, встряхивая костюм Тони.
– Можно подумать, тебе это впервой, – немного язвительно произнесла Света.
В принципе, Тилляеву не было смысла стесняться: в их общей гримёрной актёры то и дело переодевались в процессе представления, зачастую мелькая друг перед другом в одном белье. Так было заведено ещё с тех времен, когда актёры вообще не имели нормальных гримёрных и готовились к выходу на сцену в общем фойе, часть которого была задрапирована тяжёлыми портьерами. Сейчас, в помещении бывшего кинотеатра, стало чуть лучше, по крайней мере без анекдотических историй, вызванных теснотой и столкновениями полуголых артистов за кулисами.
Денис первое время чувствовал себя странновато, будучи вынужденным переодеваться среди других, но быстро убедился, что это в порядке вещей. Более того, в некоторых постановках, где действие происходило в минувшие века, порой требовалось быстро переодеть актрису, играющую роль с частой сменой костюмов. С шутками и прибаутками, иногда с беззлобной руганью, женщине помогала переоблачиться Ирина Паутова, к которой то и дело приходил на помощь кто-либо из труппы.
Но сейчас Денис явно ощущал что-то выходящее за рамки рабочей артистической рутины. Он уже давно отдавал себе отчёт, что в творческой среде нравы проще, нежели в более «приземлённой», и чувствовал, что некоторые женщины здесь уже начали питать к нему интерес... Не будь Зульфии, он, пожалуй, рискнул бы приударить за кем-нибудь... Но за кем? Маша Глущенко, конечно, женщина интересная, да и относится к нему неплохо, но у неё есть какой-то мужчина.
