– Тебя же уволили, – сказала Света.
– Нужна мне эта королевская служба, – скривился Илья. – Мало того, что ни черта не платят, ещё и делиться с начальством приходится... Но это тебя не касается. Я смотрю, у тебя дела хорошо идут. Выручай. Надо очень.
– И даже не подумаю, – ответила Севостьянова.
– Ты похудела, я смотрю, – заметил Илья. – Но при этом подозрительно хорошо выглядишь. Интересно знать, почему?
– Не твоё дело.
– Будешь так со мной разговаривать, – зловеще произнёс мужчина, – я тебе размажу нос по щекам. Посмотрю, как ты на сцене потом будешь юбки поднимать.
Света смотрела на этого человека с изумлением и никак не могла взять в толк – каким таким непостижимым образом шестнадцать лет тому назад она могла захотеть и даже полюбить это недоразумение на двух ногах. Может, её ввела в заблуждение красивая форменная одежда и это его постоянное «честь имею» при всяком удобном и неудобном случае? Как там у Льва Кассиля было сказано? «Полицейская честь и пятака не стоит». Очень верно сказано, пусть даже само дореволюционное слово «полиция» и забыто навсегда, как страшный сон. Но суть, видимо, осталась прежней, независимо от вывески. По крайней мере, среди отдельных её представителей – точно. «Роза пахнет розой, Хоть розой назови её, хоть нет». Правда, сейчас тут другой запах. Зловоние, если говорить точнее...
– Значит, не спрашиваешь, зачем и почему ты должна меня выручить? Правильно делаешь. Меня колотит от омерзения, когда я с тобой общаюсь, но я вынужден. Давай долларов пятьсот, и я уйду надолго. Может быть, даже навсегда.
– Да у меня и близко нет столько, – пролепетала Света, понимая, что опять проиграла. Её трясло от злости и страха.
– Побью ведь, – пригрозил Илья.
– Но всё равно нету!
– Да? Я думал, за задирание юбок вам хоть что-то платят... О! У тебя, я смотрю, видак есть! «Панасоник»... Ишь ты! Значит, всё-таки платят. Или это любовник подарил? Интересно, кто на тебя позарился?
Видеомагнитофон Свете презентовал Атаманов, ещё полтора года тому назад, когда у них вспыхнула скоротечная связь. Потом он кем-то увлёкся (злые языки говорили, что художником Фалеевым), и с тех пор Свете никто ничего не дарил. Впрочем, она не слишком и расстраивалась. Хуже было то, что с тех пор и мужчины-то никакого не появлялось поблизости.
Но бывшему мужу всего этого знать совсем необязательно.
– Молчишь, ну и ладно, – сказал он. – Я его у тебя конфискую. В виде очередной репатриации за твои похождения.
– Во-первых, не репатриации, а репарации, грамотей. Во-вторых, ничего ты у меня не конфискуешь. В-третьих, о каких похождениях ты смеешь говорить, когда сам ни одной юбки не пропускал?.. Когда у тебя там первая сучка появилась? По-моему, даже двух лет с момента свадьбы не прошло.
Илья вздохнул.
– Ты ничему не учишься, – сказал он. – И ничего понять не в состоянии. Не могу забыть, как чуть не умер от позора, когда пришёл первый раз смотреть на тебя в этот Театр оперетты. Вообще омерзительное место и зрелище, его по-хорошему запретить надо. Как ты там скакала, задирая ноги выше головы, вместе с другими такими же шлюхами. Весь город ведь твои трусы видел.
– Это же оперетта, идиот! Я же тебе сто раз объясняла, мы танцевали канкан...
– Супер! На мою жену пятьсот человек пялятся и пускают слюни до полу, а я должен думать, какой «капкан» ты там выплясываешь... И что ты мне потом задвигала, когда тебя какой-то чёрт жмёт, а ты ему на шею вешаешься? Сценарий, хренарий... Господи, ты же с этих спектаклей приходила, у тебя между ног аж капало, сожрать меня готова была после того, как с кем-нибудь на сцене или за кулисами натискаешься. Вот просто реально тошнило от такого. И чем в итоге всё кончилось? Напомнить?.. Ты – баба, тебе якшаться с посторонними даже и фантазировать нефиг. Я уж не говорю о чём-то более серьёзном.
– Ну да, конечно... А сколько раз ты мне изменял? Ещё до того, как?.. Не помнишь? Со счёта сбился? Ну да, вы же мужики, существа по природе своей изначально полига-а-амные... Придумали себе оправдание. Увидели новую дырку – и понеслись во все тяжкие... А жёнам потом от гонореи лечиться. Вот уж точно, ещё вопрос – кому умереть было от позора легче...
Замороков сделал резкий выпад в сторону Светы. Женщина только пискнула, обхватив руками лицо и голову, приподняла колени.
– Боишься меня, – сказал Илья удовлетворённо. – Это правильно. Короче, видак я забираю. Обойдёшься. Слишком дорогая игрушка для тебя.
– Посади где росло, сказала!
Илья спокойно выдернул вилку из розетки, сунул пульт в карман куртки, толкнул пальцем шторку лотка.
– Ещё и с кассетой... Порнушку, наверное, смотришь. Проверю заодно, чем ты забиваешь пустую свою голову в одиночестве.
– Говорю же тебе, оставь... – Светлана поднялась с дивана, гневно глядя на мужчину.
Илья спокойно вышел в прихожую, поставил магнитофон на пол, вернулся в комнату.
– Я ведь на самом деле сейчас тебе врежу, если ты не уймёшься!
– Но кассету-то отдай! – закричала Света срывающимся голосом. Она не просто проиграла очередной раунд, она была раздавлена. И находилась в полном отчаянии: ведь в магнитофоне лежала не просто кассета, а запись спектаклей с участием Дениса!
– Всё, ты меня достала!
Илья сделал замах правой рукой, направляя удар прямо в лицо Свете. Но при этом применил излюбленный трюк – словно бы остановил летящий кулак быстро поднятой левой ладонью возле самого носа женщины. Громкий звук хлопка резанул её по ушам. Светлана отшатнулась, вскинула руки.
– Ты чё сокращаешься?! А?! Чё сокращаешься? – заорал бывший муж, словно обращаясь к уличному хулигану в процессе задержания оного. – Не дёргайся, стой прямо, руки по швам, а то точно щас нос расшибу, ни один хирург не склеит...
– Не надо, пожалуйста... Прошу, не делай этого, – блеющим тоном заговорила женщина, в какой раз уже надеясь, что однажды Илья вдруг подумает, усмехнётся и скажет что-нибудь вроде: «Ну и ладно, я пошутил»...
Но вместо этого он нанёс ей сильнейший удар чуть ниже середины живота. Кулак вошёл в мягкость тела, заставив женщину открыть рот в беззвучном крике и прогнуться назад. Второй удар, нисколько не слабее первого, тут же прилетел следом. Не в силах сделать вдох, Света пошатнулась и, скорчившись, села на диван, держась левой ладонью за пылающий живот, а правой упёршись в обивку. Боль была страшной. Ещё страшнее было ожидание того, чтО за этим сейчас последует. Года три назад, во время такого же визита, Илья тоже несколько раз ударил её в мягкое, в самое средоточие женственности, а затем повалил на пол, сорвал трусики и изнасиловал, предварительно «разработав» влагалище тремя пальцами с плохо остриженными ногтями. После чего предупредил, чтобы та не смела даже мечтать кому-то пожаловаться или куда-то заявить. Он тогда ещё служил в милиции в чине капитана и действительно мог с лёгкостью выкрутиться. Светлана это очень хорошо понимала. И прекрасно представляла, что Илья может с ней сделать, если она заявит о происшествии его коллегам. Поэтому она несколько дней подряд убеждала себя в том, что никакого изнасилования не было, а просто бывший муж соскучился по бывшей жене... ну а та, как полагается, решила немного поломаться для порядка.
Самое удивительное было в том, что в конце концов Света почти убедила себя в этом. Да, почти. Главное ведь, что обошлось без последствий! Почти...
К счастью, в этот раз заниматься подобным «самоубеждением» ей не пришлось. Илья молча посмотрел на тихо плачущую Свету, скорчившуюся на диване, сплюнул на ковёр и вышел в прихожую. Там он поднял с пола аппарат и покинул квартиру, с треском захлопнув за собой дверь.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Примерно в то же время, когда бывший муж Севостьяновой «конфисковывал» у актрисы видеомагнитофон, Зульфия демонстрировала Денису новинку. Стол в комнате преобразился: теперь к нему во всю длину была прикручена прихотливо устроенная рейка с металлическими направляющими и многочисленными крючками.
Вязальная машина почему-то напомнила Тилляеву средневековое орудие пыток.
– Это теперь твоё рабочее место? – спросил он.
– Наше, – мягко уточнила Зульфия. – Время от времени тебя буду просить два-три ряда прогнать. Так, конечно, сама всё постараюсь делать.
– Естественно, помогу, о чём речь? – Денис нежно поцеловал девушку в уголок губ, та прижалась к нему всем телом...
– Это с чего от тебя женскими духами так тянет? – с изумлением спросила Зульфия. Она чуть отпрянула, затем, наклонившись, потянулась носиком к шее молодого человека... – Не «Шанель», конечно, но и не «Красная Москва»... Но это в любом случае типичный дамский парфюм. Жду объяснений, Ромео! Желательно внятных.
– Примерял сегодня костюм с женского плеча, – ответил Денис.
– Зачем?
– Новая роль будет. Нас тут немного перетасовали по причине форс-мажора.
Тилляев рассказал о несчастье, случившемся с Машей Глущенко, и о том, как в театре рискнули спасти спектакль, на постановке которого решительно настаивал главный режиссёр. Правда, Денис не стал задерживаться на некоторых подробностях, связанных с участием Севостьяновой в процессе спасения премьеры... Да, хотя бы премьеры. Пронина отдавала себе отчёт в том, что участие мужчины-травести в пьесе будет изрядной авантюрой, и потому речь сейчас шла только о четырёх постановках в течение первого месяца.
– Значит, это духи вашей Маши, я правильно поняла?
– Совершенно верно. И она действительно сейчас лежит в больнице.
– Что ж, версия принимается, – церемонно произнесла Зульфия и сделала царственный жест рукой.
– Твоё место на сцене, – засмеялся Денис. – Быть тебе как минимум Клеопатрой.
Зульфия усмехнулась. Прошло какое-то время в рутином, практически семейном общении, и Тилляев вдруг вспомнил о просьбе помрежа. Он заглянул в ящик, где лежали видеокассеты, но не нашёл ни одной. Тихо ругнулся, покопался в других отделах стола. Покрутил в руках явно недавно появившуюся жестянку с надписью «Блондоран», немного удивился, но спросил совсем об ином:
– Солнце моё, – позвал он девушку. – Скажи мне, где наши кассеты?
– Забыла тебе сообщить, – произнесла Зульфия. – Пришлось их продать.
– Продать? – поразился Денис. – Зачем?
– Немного не хватало на аренду аппарата.
– Да ладно, «немного»... Каждая кассета тысяч двадцать, наверное, стоит.
– Это если новая, в магазине. А наши уже вскрытые, с записями были.
– Ты с ума сошла! – выдохнул Денис. – Почему меня не спросила?
– Во-первых, видака у нас всё равно нет и в ближайшее время не предвидится. Он стоит как половина автомобиля, сам знаешь. Во-вторых, я не думаю, что «Звёздные войны» или «Эммануэль в Каннах» такая уж большая ценность...
– Там, кроме фильмов, была запись моих спектаклей! – сказал Денис. – Очень важная кассета, практически единственное моё портфолио!
– Ой, а я даже не подумала... Посмотрела наклейку – там было написано «Колье королевы Анны», вот и решила, что это кино...
– Не интересуешься ты моими делами, – сердито произнёс Тилляев. – Паршиво получилось... Даже не знаю, осталась ли у кого копия.
– Но тебя ведь на работу уже приняли, разве не так?
– Приняли, да. Но ты посмотри, что кругом творится. У людей нет денег! В театры с каждым месяцем ходит всё меньше зрителей. Даже в Москве и Питере культурные заведения то и дело закрываются. Не хочу каркать, но сейчас ситуация меняется чуть не каждый день, и далеко не в лучшую сторону! А ты своими руками отдала мои наработки... О женщина! Провалиться мне!
Расстройство Дениса было настолько явным, что Зульфия почувствовала жжение в глазах. И то правда, ну разве нельзя было задать вопрос, прежде чем продавать эти чёртовы кассеты?!
– Прости меня, малыш, – девушка подошла к молодому человеку сзади, нежно обняла за талию и принялась целовать мочку уха. – Твоя маленькая глупая девчонка опять навредила.
Как ни был рассержен и разозлён Денис, долго он злиться на любимую просто не мог. Махнул мысленно рукой и подумал, что сегодня же сядет за письмо Василию Ласкевичу (он, кажется, перебрался в Ташкент) , чтобы уговорить выслать кассету почтой. Может быть, есть возможность сделать ещё одну запись?.. Придётся лгать, что ленту зажевал магнитофон, и это не слишком приятно. Но другого выхода нет. Скажешь правду – ответит «сам виноват». Бывший главреж Русского национального – дядька своеобразный.
Юноша повернулся и поймал ртом мягкие, алые губы девушки.
* * *
Аэропорт Нижнеманска за последние несколько лет испытал череду спадов и подъёмов. В девяносто первом его чуть было не закрыли за ненадобностью, но уже года через полтора ситуация резко изменилась. Несмотря на головокружительный взлёт тарифов, количество мелких авиакомпаний росло как на дрожжах, а на табло прилётов появились города, до перестройки здесь почти невозможные – от Петропавловска-Камчатского до Нарьян-Мара. А теперь, с открытием таможенного и пограничного пунктов пропуска, возобновились связи со многими городами Казахстана и других южных государств, более далёких от Сибири. Пакистан, Турция... Куда, впрочем, недавно тоже открыли чартерные рейсы для многочисленной армии «челноков», активно снабжающих российские вещевые рынки одеждой, обувью и электроникой.
Сквозь толпу новых мешочников, увешанных клетчатыми полипропиленовыми сумками, получившими в обиходе прозвище «мечта оккупанта», продирались два молодых брюнета, не слишком обременённые багажом. Один из них был высокий, широкоплечий, с тонкими усиками, другой – приземистый, коренастый, с небольшой бородкой, торчащей вперёд. Парни только что сошли с самолёта, благополучно миновали паспортный и таможенный контроль, а теперь озирались в поиске транспорта, который мог бы отвезти их в город – ибо аэропорт находился на приличном расстоянии от краевого центра.
– Надо такси брать, – утвердительно произнёс бородатый.
– Э, сейчас таксисты везде жулики и бандиты, – заявил усатый.
– Ничего, мы договоримся так, что всё будет как надо.
Кто-то из водителей, видимо, услышал переговоры парней. Пусть они общались между собой на незнакомом ему языке, но слово «такси» во всём мире, наверное, звучит одинаково.
– Поехали, ребята! – во все зубы улыбнулся стриженный под «площадку» тип в спортивном костюме и высоких кроссовках. – Долетим быстрее всех, и недорого!
– Сколько? – спросил усатый.
– Триста!
– О, поехали! – заговорил бородач.
– Подожди... – осадил его приятель. – Триста – это чего?
– В смысле «чего»? – водитель сделал вид, что не понял вопрос.
– Рублей или долларов?
– Ну... рублей, конечно... – ответил таксист спокойно, хотя и сквозь зубы.
– Вот видишь! Поехали, – опять начал толкать своего друга коренастый.
Длинный несколько секунд думал.
– А чего так дёшево?
– Ну так если я начну деньги ломить, кто ж тогда поедет? Садитесь скорее!
– Триста рублей – это с человека или за машину?
– Ну что за вопросы-то?.. Вы едете или нет?
– Э, ты, я спрашиваю тебя: цена за одного человека или за двоих?
– За двоих! – прорычал водитель. – За машину.
– Короче, поехали, – в очередной раз заговорил бородач и уже начал открывать заднюю дверь тёмно-зелёного БМВ.
– Стой... Триста рублей – это за всю дорогу или за один километр?.. Чего молчишь?
Водитель вдруг начал прятать глаза и быстро тараторить какую-то скороговорку, смысла которой прибывшие даже и не поняли толком.
– Нужна мне эта королевская служба, – скривился Илья. – Мало того, что ни черта не платят, ещё и делиться с начальством приходится... Но это тебя не касается. Я смотрю, у тебя дела хорошо идут. Выручай. Надо очень.
– И даже не подумаю, – ответила Севостьянова.
– Ты похудела, я смотрю, – заметил Илья. – Но при этом подозрительно хорошо выглядишь. Интересно знать, почему?
– Не твоё дело.
– Будешь так со мной разговаривать, – зловеще произнёс мужчина, – я тебе размажу нос по щекам. Посмотрю, как ты на сцене потом будешь юбки поднимать.
Света смотрела на этого человека с изумлением и никак не могла взять в толк – каким таким непостижимым образом шестнадцать лет тому назад она могла захотеть и даже полюбить это недоразумение на двух ногах. Может, её ввела в заблуждение красивая форменная одежда и это его постоянное «честь имею» при всяком удобном и неудобном случае? Как там у Льва Кассиля было сказано? «Полицейская честь и пятака не стоит». Очень верно сказано, пусть даже само дореволюционное слово «полиция» и забыто навсегда, как страшный сон. Но суть, видимо, осталась прежней, независимо от вывески. По крайней мере, среди отдельных её представителей – точно. «Роза пахнет розой, Хоть розой назови её, хоть нет». Правда, сейчас тут другой запах. Зловоние, если говорить точнее...
– Значит, не спрашиваешь, зачем и почему ты должна меня выручить? Правильно делаешь. Меня колотит от омерзения, когда я с тобой общаюсь, но я вынужден. Давай долларов пятьсот, и я уйду надолго. Может быть, даже навсегда.
– Да у меня и близко нет столько, – пролепетала Света, понимая, что опять проиграла. Её трясло от злости и страха.
– Побью ведь, – пригрозил Илья.
– Но всё равно нету!
– Да? Я думал, за задирание юбок вам хоть что-то платят... О! У тебя, я смотрю, видак есть! «Панасоник»... Ишь ты! Значит, всё-таки платят. Или это любовник подарил? Интересно, кто на тебя позарился?
Видеомагнитофон Свете презентовал Атаманов, ещё полтора года тому назад, когда у них вспыхнула скоротечная связь. Потом он кем-то увлёкся (злые языки говорили, что художником Фалеевым), и с тех пор Свете никто ничего не дарил. Впрочем, она не слишком и расстраивалась. Хуже было то, что с тех пор и мужчины-то никакого не появлялось поблизости.
Но бывшему мужу всего этого знать совсем необязательно.
– Молчишь, ну и ладно, – сказал он. – Я его у тебя конфискую. В виде очередной репатриации за твои похождения.
– Во-первых, не репатриации, а репарации, грамотей. Во-вторых, ничего ты у меня не конфискуешь. В-третьих, о каких похождениях ты смеешь говорить, когда сам ни одной юбки не пропускал?.. Когда у тебя там первая сучка появилась? По-моему, даже двух лет с момента свадьбы не прошло.
Илья вздохнул.
– Ты ничему не учишься, – сказал он. – И ничего понять не в состоянии. Не могу забыть, как чуть не умер от позора, когда пришёл первый раз смотреть на тебя в этот Театр оперетты. Вообще омерзительное место и зрелище, его по-хорошему запретить надо. Как ты там скакала, задирая ноги выше головы, вместе с другими такими же шлюхами. Весь город ведь твои трусы видел.
– Это же оперетта, идиот! Я же тебе сто раз объясняла, мы танцевали канкан...
– Супер! На мою жену пятьсот человек пялятся и пускают слюни до полу, а я должен думать, какой «капкан» ты там выплясываешь... И что ты мне потом задвигала, когда тебя какой-то чёрт жмёт, а ты ему на шею вешаешься? Сценарий, хренарий... Господи, ты же с этих спектаклей приходила, у тебя между ног аж капало, сожрать меня готова была после того, как с кем-нибудь на сцене или за кулисами натискаешься. Вот просто реально тошнило от такого. И чем в итоге всё кончилось? Напомнить?.. Ты – баба, тебе якшаться с посторонними даже и фантазировать нефиг. Я уж не говорю о чём-то более серьёзном.
– Ну да, конечно... А сколько раз ты мне изменял? Ещё до того, как?.. Не помнишь? Со счёта сбился? Ну да, вы же мужики, существа по природе своей изначально полига-а-амные... Придумали себе оправдание. Увидели новую дырку – и понеслись во все тяжкие... А жёнам потом от гонореи лечиться. Вот уж точно, ещё вопрос – кому умереть было от позора легче...
Замороков сделал резкий выпад в сторону Светы. Женщина только пискнула, обхватив руками лицо и голову, приподняла колени.
– Боишься меня, – сказал Илья удовлетворённо. – Это правильно. Короче, видак я забираю. Обойдёшься. Слишком дорогая игрушка для тебя.
– Посади где росло, сказала!
Илья спокойно выдернул вилку из розетки, сунул пульт в карман куртки, толкнул пальцем шторку лотка.
– Ещё и с кассетой... Порнушку, наверное, смотришь. Проверю заодно, чем ты забиваешь пустую свою голову в одиночестве.
– Говорю же тебе, оставь... – Светлана поднялась с дивана, гневно глядя на мужчину.
Илья спокойно вышел в прихожую, поставил магнитофон на пол, вернулся в комнату.
– Я ведь на самом деле сейчас тебе врежу, если ты не уймёшься!
– Но кассету-то отдай! – закричала Света срывающимся голосом. Она не просто проиграла очередной раунд, она была раздавлена. И находилась в полном отчаянии: ведь в магнитофоне лежала не просто кассета, а запись спектаклей с участием Дениса!
– Всё, ты меня достала!
Илья сделал замах правой рукой, направляя удар прямо в лицо Свете. Но при этом применил излюбленный трюк – словно бы остановил летящий кулак быстро поднятой левой ладонью возле самого носа женщины. Громкий звук хлопка резанул её по ушам. Светлана отшатнулась, вскинула руки.
– Ты чё сокращаешься?! А?! Чё сокращаешься? – заорал бывший муж, словно обращаясь к уличному хулигану в процессе задержания оного. – Не дёргайся, стой прямо, руки по швам, а то точно щас нос расшибу, ни один хирург не склеит...
– Не надо, пожалуйста... Прошу, не делай этого, – блеющим тоном заговорила женщина, в какой раз уже надеясь, что однажды Илья вдруг подумает, усмехнётся и скажет что-нибудь вроде: «Ну и ладно, я пошутил»...
Но вместо этого он нанёс ей сильнейший удар чуть ниже середины живота. Кулак вошёл в мягкость тела, заставив женщину открыть рот в беззвучном крике и прогнуться назад. Второй удар, нисколько не слабее первого, тут же прилетел следом. Не в силах сделать вдох, Света пошатнулась и, скорчившись, села на диван, держась левой ладонью за пылающий живот, а правой упёршись в обивку. Боль была страшной. Ещё страшнее было ожидание того, чтО за этим сейчас последует. Года три назад, во время такого же визита, Илья тоже несколько раз ударил её в мягкое, в самое средоточие женственности, а затем повалил на пол, сорвал трусики и изнасиловал, предварительно «разработав» влагалище тремя пальцами с плохо остриженными ногтями. После чего предупредил, чтобы та не смела даже мечтать кому-то пожаловаться или куда-то заявить. Он тогда ещё служил в милиции в чине капитана и действительно мог с лёгкостью выкрутиться. Светлана это очень хорошо понимала. И прекрасно представляла, что Илья может с ней сделать, если она заявит о происшествии его коллегам. Поэтому она несколько дней подряд убеждала себя в том, что никакого изнасилования не было, а просто бывший муж соскучился по бывшей жене... ну а та, как полагается, решила немного поломаться для порядка.
Самое удивительное было в том, что в конце концов Света почти убедила себя в этом. Да, почти. Главное ведь, что обошлось без последствий! Почти...
К счастью, в этот раз заниматься подобным «самоубеждением» ей не пришлось. Илья молча посмотрел на тихо плачущую Свету, скорчившуюся на диване, сплюнул на ковёр и вышел в прихожую. Там он поднял с пола аппарат и покинул квартиру, с треском захлопнув за собой дверь.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Примерно в то же время, когда бывший муж Севостьяновой «конфисковывал» у актрисы видеомагнитофон, Зульфия демонстрировала Денису новинку. Стол в комнате преобразился: теперь к нему во всю длину была прикручена прихотливо устроенная рейка с металлическими направляющими и многочисленными крючками.
Вязальная машина почему-то напомнила Тилляеву средневековое орудие пыток.
– Это теперь твоё рабочее место? – спросил он.
– Наше, – мягко уточнила Зульфия. – Время от времени тебя буду просить два-три ряда прогнать. Так, конечно, сама всё постараюсь делать.
– Естественно, помогу, о чём речь? – Денис нежно поцеловал девушку в уголок губ, та прижалась к нему всем телом...
– Это с чего от тебя женскими духами так тянет? – с изумлением спросила Зульфия. Она чуть отпрянула, затем, наклонившись, потянулась носиком к шее молодого человека... – Не «Шанель», конечно, но и не «Красная Москва»... Но это в любом случае типичный дамский парфюм. Жду объяснений, Ромео! Желательно внятных.
– Примерял сегодня костюм с женского плеча, – ответил Денис.
– Зачем?
– Новая роль будет. Нас тут немного перетасовали по причине форс-мажора.
Тилляев рассказал о несчастье, случившемся с Машей Глущенко, и о том, как в театре рискнули спасти спектакль, на постановке которого решительно настаивал главный режиссёр. Правда, Денис не стал задерживаться на некоторых подробностях, связанных с участием Севостьяновой в процессе спасения премьеры... Да, хотя бы премьеры. Пронина отдавала себе отчёт в том, что участие мужчины-травести в пьесе будет изрядной авантюрой, и потому речь сейчас шла только о четырёх постановках в течение первого месяца.
– Значит, это духи вашей Маши, я правильно поняла?
– Совершенно верно. И она действительно сейчас лежит в больнице.
– Что ж, версия принимается, – церемонно произнесла Зульфия и сделала царственный жест рукой.
– Твоё место на сцене, – засмеялся Денис. – Быть тебе как минимум Клеопатрой.
Зульфия усмехнулась. Прошло какое-то время в рутином, практически семейном общении, и Тилляев вдруг вспомнил о просьбе помрежа. Он заглянул в ящик, где лежали видеокассеты, но не нашёл ни одной. Тихо ругнулся, покопался в других отделах стола. Покрутил в руках явно недавно появившуюся жестянку с надписью «Блондоран», немного удивился, но спросил совсем об ином:
– Солнце моё, – позвал он девушку. – Скажи мне, где наши кассеты?
– Забыла тебе сообщить, – произнесла Зульфия. – Пришлось их продать.
– Продать? – поразился Денис. – Зачем?
– Немного не хватало на аренду аппарата.
– Да ладно, «немного»... Каждая кассета тысяч двадцать, наверное, стоит.
– Это если новая, в магазине. А наши уже вскрытые, с записями были.
– Ты с ума сошла! – выдохнул Денис. – Почему меня не спросила?
– Во-первых, видака у нас всё равно нет и в ближайшее время не предвидится. Он стоит как половина автомобиля, сам знаешь. Во-вторых, я не думаю, что «Звёздные войны» или «Эммануэль в Каннах» такая уж большая ценность...
– Там, кроме фильмов, была запись моих спектаклей! – сказал Денис. – Очень важная кассета, практически единственное моё портфолио!
– Ой, а я даже не подумала... Посмотрела наклейку – там было написано «Колье королевы Анны», вот и решила, что это кино...
– Не интересуешься ты моими делами, – сердито произнёс Тилляев. – Паршиво получилось... Даже не знаю, осталась ли у кого копия.
– Но тебя ведь на работу уже приняли, разве не так?
– Приняли, да. Но ты посмотри, что кругом творится. У людей нет денег! В театры с каждым месяцем ходит всё меньше зрителей. Даже в Москве и Питере культурные заведения то и дело закрываются. Не хочу каркать, но сейчас ситуация меняется чуть не каждый день, и далеко не в лучшую сторону! А ты своими руками отдала мои наработки... О женщина! Провалиться мне!
Расстройство Дениса было настолько явным, что Зульфия почувствовала жжение в глазах. И то правда, ну разве нельзя было задать вопрос, прежде чем продавать эти чёртовы кассеты?!
– Прости меня, малыш, – девушка подошла к молодому человеку сзади, нежно обняла за талию и принялась целовать мочку уха. – Твоя маленькая глупая девчонка опять навредила.
Как ни был рассержен и разозлён Денис, долго он злиться на любимую просто не мог. Махнул мысленно рукой и подумал, что сегодня же сядет за письмо Василию Ласкевичу (он, кажется, перебрался в Ташкент) , чтобы уговорить выслать кассету почтой. Может быть, есть возможность сделать ещё одну запись?.. Придётся лгать, что ленту зажевал магнитофон, и это не слишком приятно. Но другого выхода нет. Скажешь правду – ответит «сам виноват». Бывший главреж Русского национального – дядька своеобразный.
Юноша повернулся и поймал ртом мягкие, алые губы девушки.
* * *
Аэропорт Нижнеманска за последние несколько лет испытал череду спадов и подъёмов. В девяносто первом его чуть было не закрыли за ненадобностью, но уже года через полтора ситуация резко изменилась. Несмотря на головокружительный взлёт тарифов, количество мелких авиакомпаний росло как на дрожжах, а на табло прилётов появились города, до перестройки здесь почти невозможные – от Петропавловска-Камчатского до Нарьян-Мара. А теперь, с открытием таможенного и пограничного пунктов пропуска, возобновились связи со многими городами Казахстана и других южных государств, более далёких от Сибири. Пакистан, Турция... Куда, впрочем, недавно тоже открыли чартерные рейсы для многочисленной армии «челноков», активно снабжающих российские вещевые рынки одеждой, обувью и электроникой.
Сквозь толпу новых мешочников, увешанных клетчатыми полипропиленовыми сумками, получившими в обиходе прозвище «мечта оккупанта», продирались два молодых брюнета, не слишком обременённые багажом. Один из них был высокий, широкоплечий, с тонкими усиками, другой – приземистый, коренастый, с небольшой бородкой, торчащей вперёд. Парни только что сошли с самолёта, благополучно миновали паспортный и таможенный контроль, а теперь озирались в поиске транспорта, который мог бы отвезти их в город – ибо аэропорт находился на приличном расстоянии от краевого центра.
– Надо такси брать, – утвердительно произнёс бородатый.
– Э, сейчас таксисты везде жулики и бандиты, – заявил усатый.
– Ничего, мы договоримся так, что всё будет как надо.
Кто-то из водителей, видимо, услышал переговоры парней. Пусть они общались между собой на незнакомом ему языке, но слово «такси» во всём мире, наверное, звучит одинаково.
– Поехали, ребята! – во все зубы улыбнулся стриженный под «площадку» тип в спортивном костюме и высоких кроссовках. – Долетим быстрее всех, и недорого!
– Сколько? – спросил усатый.
– Триста!
– О, поехали! – заговорил бородач.
– Подожди... – осадил его приятель. – Триста – это чего?
– В смысле «чего»? – водитель сделал вид, что не понял вопрос.
– Рублей или долларов?
– Ну... рублей, конечно... – ответил таксист спокойно, хотя и сквозь зубы.
– Вот видишь! Поехали, – опять начал толкать своего друга коренастый.
Длинный несколько секунд думал.
– А чего так дёшево?
– Ну так если я начну деньги ломить, кто ж тогда поедет? Садитесь скорее!
– Триста рублей – это с человека или за машину?
– Ну что за вопросы-то?.. Вы едете или нет?
– Э, ты, я спрашиваю тебя: цена за одного человека или за двоих?
– За двоих! – прорычал водитель. – За машину.
– Короче, поехали, – в очередной раз заговорил бородач и уже начал открывать заднюю дверь тёмно-зелёного БМВ.
– Стой... Триста рублей – это за всю дорогу или за один километр?.. Чего молчишь?
Водитель вдруг начал прятать глаза и быстро тараторить какую-то скороговорку, смысла которой прибывшие даже и не поняли толком.
