— И всё? — аккуратно спросил Руслан. — Больше ничего? Вроде говорят, что лестницу стирать надо, чтобы призрак в доме не остался.
— Мы не стерли, — снова тихо сказала Настя. — Вернее, стёрли, но уже потом. И вот, у меня то и дело ощущение, будто она со мной неотступно. Ходит во мраке, подглядывает, ждёт чего-то.
Она снова огляделась боязливо, но увидеть за спиной что-либо кроме входа в палатку было невозможно. Рома успокаивающе погладил сестру по плечу, а Тим в очередной раз смешливо заявил:
— А подруги твои что, за ними тоже ходит? Должна, наверное. Разрывается, видимо, бедная. А вообще, что тут страшного? Сами себе надумали, и вот итог. Семь лет уже боишься сама не знаешь чего.
Настя хотела было что-то добавить, но передумала, и только опустила обиженный взгляд.
— Ну что, Рус, — Тим обернулся к Руслану, — теперь твой черёд. Кир, ты же не против?
— Не против, — растянуто ответила Кира, поворошив длинной веткой раскалённые угли.
Руслан задумался на мгновение, вспоминая все детали своего предстоящего рассказа, ведь как творческий человек он не мог позволить себе скомканности и недосказанности.
— Это было два года назад, — приступил он, — мы как раз с компанией поехали на дачу. Лето, купались, отдыхали, как водится, а вечером решили баню затопить. Я эту идею не поддержал — не очень люблю бани, но и отговаривать друзей не стал. В конце концов, если не хочу я, почему должен запрещать другим? Ну и так вышло, что не захотел только я. Все ушли, сижу в доме. Тишина, по-своему всё прекрасно, пиво потягиваю, думу думаю. И вдруг слышу будто кто-то ходит на втором этаже. Не испугался вначале, подумал, что послышалось. А через минуту шаги уже на лестнице. Тихие такие, едва-едва уловимые. Я снова не испугался, но теперь уже подумал, что кто-то из друганов как-то ухитрился незамеченным мимо меня проскочить и теперь спускается. Поднялся и вышел в холл, а там никого. От слова «совсем». При этом ну никак бы не успел человек мимо меня незаметно проскочить, хоть дверью бы да хлопнул. Я встал, не зная, что и подумать. Позвал пару раз, надеясь на отклик, да и чтобы нервишки расслабить немного. И снова тишина. Почти гробовая. Тут я решил на улицу выглянуть — с крыльца видна была баня, и вопли моих парящихся дружбанов, отхлёстанных вениками, даже слышны. Подошёл к двери и увидел, что она заперта. И не просто на ключ, а на щеколду. Изнутри. Получается, кто-то был со мной в доме, и кто-то запер меня внутри. Вот тут мне по полной стало не по себе. Дверь открыл, а тут и Федька из бани в дом бежит. Поспокойнее стало. Я потом рассказал всё, только, сдаётся, не слишком мне и поверили. Вот и всё.
— Это домовой над тобой пошутил, — пояснила Настя, слушавшая рассказ Руслана, как заворожённая, — такое бывает. Ты же не хозяин дома, правильно? Значит чужак. К тому же один в доме, в то время как хозяин где-то там. Вот и решил припугнуть, чтобы ты лишнего себе не позволял.
Руслан благодарственно улыбнулся подруге, но это тёплое чувство почти сразу сбила очередная циничная вставка Тима.
— Пиковая дама, домовой… Я, ей богу, действительно будто в подростковой тусе нахожусь. Про бугимена никто не расскажет, нет? Взрослые же люди, а верите в какие-то сказки.
— То есть ты хочешь сказать, что это всё враки? — неодобрительно нахмурился Рома. — Что Настя и Рус решили над нами постебаться?
— Не враки, — уверенно ответил ему Тим, — а глупая вера в какие-то сверхъестественные силы, накручивание себя на её основе, а потом абсолютно ненужные страхи. Настя сама сказала, что с подругами набухалась. Так после этого ещё не такое в зеркале привидится, особенно если ещё установку на что-то подобное себе дать. А потом и вовсе призрака в каждом тёмном углу видеть, потому что, видите ли, кто-то где-то написал о последствиях нестёртой лестницы. Сама себе жизнь портишь, Насть, чужими выдумками, нервы только мотаешь. Прибереги их лучше, ещё понадобятся. А ты, Рус, слышал дом. Знаешь, такое в загородных домах довольно часто, когда стены потрескивают. То ли это дом усаживается, то ли брус рассыхается — я не строитель, не знаю. Но слышал подобное не раз. Вот тебе и шаги. А щеколда — опять же, сам говорил, что вы там пили. Небось под этим делом сами задвинул щеколду, отвлёкся и забыл. Может над банщиками хотел сам подшутить, почему нет?
— Да мне, вроде, до старческой деменции далековато, — не обиженно подметил Руслан. — И, пожалуй, должен был это вспомнить, когда открывал дверь?
— А это по-всякому бывает, смотря сколько выпьешь. И ещё, даже если на мгновение представить, что эта нечисть существует, что она может сделать? У них и тела-то нет. Всё только на страхе и держится. А если не бояться, то и их не будет.
— А ты значит, не боишься?
Это Кира, до этого не шевелившаяся и как будто не вслушивающаяся в дебаты друзей, подала голос. Впрочем, не двинулась она и на этот раз, только спросила.
— Я считаю, что глупо бояться неестественного, — уверенно ответил Тим, — того, что нельзя потрогать и уж тем более выдумок других людей. Как будто бояться больше нечего. Действительно ужасны и опасны люди: убийцы, маньяки, фанатики. Много кто, но главное — люди. Живые, такие же, как и мы. С виду обычные, а опасные внутри. Вот где истинный страх.
— Маньяки, говоришь? Убийцы?
Кира вытащила из углей свою палку и задумчиво посмотрела на её раскаленный кончик. Он горел во тьме и дышал тонкой струйкой сизого дыма, словно волшебная палочка. Только навевал он девушке, похоже, совсем другие мысли.
— Ну раз убийцы, тогда слушай, — наконец начала она, — мой черед рассказывать. Про карателей, наверное, все слышали?
— Как не слышать, — снова подала голос Настя, — это предатели, вставшие на сторону нацистов, которые своих же расстреливали.
— Ну да, и это тоже, — кивнула Кира и продолжила, — но эти были другие. Айнзацгруппы, собранные из немцев, основной задачей которых было уничтожать. Говорят, что евреев и других расово неугодных, коммунистов, партизан. Опять же, и это тоже. Но иной раз, не сдерживаемые приказами, а, наоборот, имея права на расправу на своё усмотрение, они уничтожали всё на своём пути. И всех, без разбора.
Война прошлась через эти края, прошлась жестоко. И анзацгруппы прошли вместе с ней. Так и явились они в одну деревню, которой больше нет на карте, здесь, неподалёку. И принесли с собой смерть, которую не несли рядовые немецкие войска. Первым делом, согласно своему уставу, они расстреляли всех мужчин, которых посчитали евреями. Не увели их в лес или к яме какой-нибудь, а просто выстроили в ряд на краю насыпи, по которой проходила дорога через деревню, и пустили по ним автоматную очередь. Стреляли умело, тела валились с насыпи, и никто не подавал больше признаков жизни. Затем собрали всех остальных жителей в одну толпу. Что было в головах у их начальников? Какими садистскими идеалами они руководствовались? И почему так люто ненавидели детей? Они отобрали всех, в возрасте от трёх лет до шестнадцати, по крайней мере на вид. Таких было семнадцать человек и, как раз, отвели в лес. Остальных же заперли в деревянных домах так крепко, чтобы те никак не могли бы ни двери, ни окна выбить. И подожгли. Я думаю, не стоит добавлять, что никто не спасся.
Над детьми же в лесу учинили расправу. Нацисты творили с ними всё, на что только был способен их извращённый разум. Это были уже не люди, а самые настоящие звери, если не хуже. Сложно представить себе зверя, который так мучает свою жертву перед тем, как её убить. Я не знаю как, просто не могу это объяснить. Некоторые, самые маленькие, погибли быстро, те, что постарше, выдержали большее. Завершать свои злодеяния пулями каратели не захотели, пустили в ход, опять же, ножи. А тела сбросили в пруд, на берегу которого всё и сотворили.
Кира сглотнула так громко, что все услышали и поняли, что это — тот самый комок, который встаёт иной раз в горле. Толстый, большой, горький. Такой быстро не переварить. А Кира вдохнула поглубже и закончила:
— Их тела так и не нашли, правда, и не особо искали. Деревня была небольшой, одной из сотен уничтоженных, все её жители погибли, и про неё просто забыли. В истории были другие трагические моменты, более весомые и глобальные, и сосредоточились на них. Все дома сгорели почти до тла, остались только немногочисленные каменные остовы печей и труб. Впрочем, и они со временем обрушились, а деревню поглотил лес. Он разрастается очень быстро, если дать ему волю. А ему никто и не мешал. Поэтому и поисковиков здесь было немного. Если они и находили что-то, то в основном останки расстрелянных. О детях же, погибших в лесу, никто не узнал.
— Так уж никто, — Тим решил, наконец, вставить своё слово, — ты-то знаешь. А ты далеко даже не следующее поколение. Даже боюсь со счёту сбиться какое, выходит, и те, что были до тебя знали.
— Верно, — спокойно отреагировала на это Кира, — только не все так, как я, решились рассказать. Тема, знаешь ли, очень страшная.
— Да не то слово, — подтвердила Настя, ёжась не то от холода, не то от ужаса, — это же, выходит, на самом деле было. Кошмар какой. И что, прям тут, рядом?
— Относительно недалеко.
— Ой, мамочки, я же теперь спать не смогу.
— Сможешь, — поддержал её Рома, который сам то и дело хмурился во время рассказа, — это было очень давно. Убитые давно истлели, их убийцы тоже. Теперь это просто лес и страшная история. Реальная, но история.
Кира повернула голову в сторону Тима и требовательно спросила:
— Что скажешь на это? Веришь? Страшно?
— Пугающе, — однако спокойно ответил Тим, — я же не садист — маньяк из твоего рассказа, чтобы оставаться бесстрастным. А вот верю ли?
Он показательно потеребил подбородок, глядя в сторону ночного леса, которого и не видел даже, и как будто задумчиво помычал.
— Относительно верю. Конечно, такое могло быть, почему нет. Вот только странно, что так мало людей об этом знали. Что, прям все жители деревни находились в этот момент в деревне? Никто не воевал и не вернулся потом на пепелище? Никто не попытался сбежать? Ладно, допустим, что о детях могли и не знать, списать на то, что они погибли в огне вместе с остальными, а там останки потом не разобрать. Особенно с ходом времени. Но, ты-то откуда знаешь всё о детях, если их всех жестоко убили? Даже погибшие взрослые, если предположить, что кто-то выжил, этого знать не могли. Немец-палач кому-то проболтался?
И вообще, тема нацистских зверств спорная. Были они, это глупо отрицать. Но всегда ли? Нередко это надуманные пропагандой истории, чтобы взрастить в населении чудовищную ненависть к врагу. И твой рассказ, судя по возникшим вопросам, очень на это похож. Так что, подводя общий знаменатель, не слишком я тебе Кира верю. А потому и не боюсь.
Руслан в отличие от Тима, проникся рассказом Киры и даже поспешил его записать, как смог, на скорую руку. Художники схватывали момент штрихами, а он, как писатель, фиксировал словами, сложившимися в своего рода конспект. И даже замечания своего не верующего ни во что товарища пометил на всякий случай. А оторвавшись, посмотрел на Киру. Она так и сидела, обернувшись на Тима, но взгляд у неё был тяжелым, холодным, пронзительным до лёгкого содрогания. Руслан даже моргнул как следует, не доверяя увиденному. И правильно сделал, потому что, когда вновь увидел Киру она уже смотрела в огонь.
— Поздно уже, — наконец сказала она негромко, — надо ложиться. Чтобы завтра выйти из леса засветло, нужно пораньше встать. Так что всем на боковую. Рома, будь добр, затуши костёр.
— Я не смогу уснуть, — снова боязливо протянула Настя, — мне повсюду тени мерещатся.
— Не тебе одной, — на удивление спокойно и даже с лёгкой смешинкой сказал Руслан, — только они не мерещатся, он есть. Костёр горит — тени отбрасывает. Потушим — и не будет их. А может и будут, мы же фонари включим. Вечер поздний, Настён, тут везде, к тому же, тень. Я бы даже сказал мрак. Так что бояться нечего. Пиковая дама сюда вряд ли дойдёт, домовой в доме слишком далеко отсюда, а покойники… Прав Рома, они уже давным-давно в земле, а из могил только в ужастиках поднимаются. Так что расслабься и спи спокойно. К тому же ты с Кирой в палатке, а с ней — ничего не страшно. Она здесь каждую травинку знает.
— Травинки сошли, — ответила Кира, поднимаясь, — но Рус прав, тебе бояться нечего. Пойдём.
Обнадёживающие речи друзей Настю действительно немного успокоили. Она спешно пожелала спокойной ночи брату и спутникам и поспешила скорее за Кирой, будто стремясь быть поближе к ней.
Рома залил угли — они зашипели и выдохнули клубы бело-серого дыма и едкий запах. В лагере мгновенно наступила кромешная тьма, но лишь на мгновение. Через несколько секунд в обеих палатках зажглись фонари — маленькие маячки во мраке, указывающие путь тем, кто снаружи.
Спасть туристы устроились быстро. Рома уснул почти сразу же, Тим ещё немного ворочался, пытаясь поудобнее устроиться, но и его ровное дыхание тоже вскоре выдало крепкий, здоровый сон. А вот Руслану это никак не удавалось. Он лежал на спине в своём коконе, смотрел на платяной свод и думал. Мысли никак не могли его отпустить и подтолкнуть в бездну покоя. В воображении то и дело вставали абсолютно неприемлемые для сна образы из Кириного рассказа и всякий раз выдергивали Руслана из уже накатившей дрёмы. А когда это уже начало раздражать, полог палатки приоткрылся.
Руслан вздрогнул и подскочил. В проходе палатки, склонившись, стояла Кира и держала фонарь на уровне своего лица, очевидно предполагая, что могла бы кого-нибудь напугать таким своим внезапным появлением.
— Тьфу ты, — в сердцах, но негромко, чтобы не будить спящих, выругался Руслан, — Кир, ты чего? Так и до инфаркта недалеко.
— Ничего, ты крепкий, — ответила на это Кира и бросила косой взгляд в сторону Тима. — Спит?
— Да, вроде.
— Буди, одевайтесь, берите фонари и выходите, — твёрдо распорядилась Кира, — я жду снаружи.
— Куда выходить, зачем? — потерялся в догадках Руслан.
— Узнаешь, — прозвучал загадочный ответ.
— А Рома?
— Его не надо будить, пусть спит. Если Настя проснётся, когда меня не будет, хоть брата найдёт. А то перепугается ещё. Да им и не надо.
— А мне с Тимом, значит надо?
— Ещё как. Выходите, я жду, — и больше не растрачиваясь на разговоры, Кира опустила полотно.
Руслан недовольно выбрался из тёплого спальника и тут же почувствовал всю промозглость осенней ночи. Мёрзнуть совсем не хотелось, поэтому он быстро, не сильно, но ощутимо пнул Тима и тут же принялся натягивать тёплую куртку.
Сосед не подскочил, а недовольно проворчал, слегка разомкнув веки:
— Ты чего пихаешься? Что не спиться-то?
— Вставай, — объяснил Руслан, — одеваемся и выходим. Кира позвала.
— Зачем? — Тим сел и недовольно протер заспанные глаза. — Вы что, так шутите, что ли? Не, я пас.
Снова улечься ему не дал Руслан.
— Какие шутки, — он немного потрепал Тима за плечо, пробуждая ещё больше, — говорю же, Кира ждёт. Что-то нам показать хочет.
— А днём никак? Что мы ночью — то увидим?
— Значит, никак. Ты что думаешь, стала бы она нас будить, если бы можно было? Она тоже человек, тоже поспать любит. Сказала, фонари взять и Рому не будить.
— Опять тайны, опять загадки, — проворчал Тим, но всё же последовал примеру Руслана.
Крепкому сну Ромы можно было только позавидовать, его товарищи вылезли из мешков и оделись в уличное прямо над ним, а он и ухом не повёл.
— Мы не стерли, — снова тихо сказала Настя. — Вернее, стёрли, но уже потом. И вот, у меня то и дело ощущение, будто она со мной неотступно. Ходит во мраке, подглядывает, ждёт чего-то.
Она снова огляделась боязливо, но увидеть за спиной что-либо кроме входа в палатку было невозможно. Рома успокаивающе погладил сестру по плечу, а Тим в очередной раз смешливо заявил:
— А подруги твои что, за ними тоже ходит? Должна, наверное. Разрывается, видимо, бедная. А вообще, что тут страшного? Сами себе надумали, и вот итог. Семь лет уже боишься сама не знаешь чего.
Настя хотела было что-то добавить, но передумала, и только опустила обиженный взгляд.
— Ну что, Рус, — Тим обернулся к Руслану, — теперь твой черёд. Кир, ты же не против?
— Не против, — растянуто ответила Кира, поворошив длинной веткой раскалённые угли.
Руслан задумался на мгновение, вспоминая все детали своего предстоящего рассказа, ведь как творческий человек он не мог позволить себе скомканности и недосказанности.
— Это было два года назад, — приступил он, — мы как раз с компанией поехали на дачу. Лето, купались, отдыхали, как водится, а вечером решили баню затопить. Я эту идею не поддержал — не очень люблю бани, но и отговаривать друзей не стал. В конце концов, если не хочу я, почему должен запрещать другим? Ну и так вышло, что не захотел только я. Все ушли, сижу в доме. Тишина, по-своему всё прекрасно, пиво потягиваю, думу думаю. И вдруг слышу будто кто-то ходит на втором этаже. Не испугался вначале, подумал, что послышалось. А через минуту шаги уже на лестнице. Тихие такие, едва-едва уловимые. Я снова не испугался, но теперь уже подумал, что кто-то из друганов как-то ухитрился незамеченным мимо меня проскочить и теперь спускается. Поднялся и вышел в холл, а там никого. От слова «совсем». При этом ну никак бы не успел человек мимо меня незаметно проскочить, хоть дверью бы да хлопнул. Я встал, не зная, что и подумать. Позвал пару раз, надеясь на отклик, да и чтобы нервишки расслабить немного. И снова тишина. Почти гробовая. Тут я решил на улицу выглянуть — с крыльца видна была баня, и вопли моих парящихся дружбанов, отхлёстанных вениками, даже слышны. Подошёл к двери и увидел, что она заперта. И не просто на ключ, а на щеколду. Изнутри. Получается, кто-то был со мной в доме, и кто-то запер меня внутри. Вот тут мне по полной стало не по себе. Дверь открыл, а тут и Федька из бани в дом бежит. Поспокойнее стало. Я потом рассказал всё, только, сдаётся, не слишком мне и поверили. Вот и всё.
— Это домовой над тобой пошутил, — пояснила Настя, слушавшая рассказ Руслана, как заворожённая, — такое бывает. Ты же не хозяин дома, правильно? Значит чужак. К тому же один в доме, в то время как хозяин где-то там. Вот и решил припугнуть, чтобы ты лишнего себе не позволял.
Руслан благодарственно улыбнулся подруге, но это тёплое чувство почти сразу сбила очередная циничная вставка Тима.
— Пиковая дама, домовой… Я, ей богу, действительно будто в подростковой тусе нахожусь. Про бугимена никто не расскажет, нет? Взрослые же люди, а верите в какие-то сказки.
— То есть ты хочешь сказать, что это всё враки? — неодобрительно нахмурился Рома. — Что Настя и Рус решили над нами постебаться?
— Не враки, — уверенно ответил ему Тим, — а глупая вера в какие-то сверхъестественные силы, накручивание себя на её основе, а потом абсолютно ненужные страхи. Настя сама сказала, что с подругами набухалась. Так после этого ещё не такое в зеркале привидится, особенно если ещё установку на что-то подобное себе дать. А потом и вовсе призрака в каждом тёмном углу видеть, потому что, видите ли, кто-то где-то написал о последствиях нестёртой лестницы. Сама себе жизнь портишь, Насть, чужими выдумками, нервы только мотаешь. Прибереги их лучше, ещё понадобятся. А ты, Рус, слышал дом. Знаешь, такое в загородных домах довольно часто, когда стены потрескивают. То ли это дом усаживается, то ли брус рассыхается — я не строитель, не знаю. Но слышал подобное не раз. Вот тебе и шаги. А щеколда — опять же, сам говорил, что вы там пили. Небось под этим делом сами задвинул щеколду, отвлёкся и забыл. Может над банщиками хотел сам подшутить, почему нет?
— Да мне, вроде, до старческой деменции далековато, — не обиженно подметил Руслан. — И, пожалуй, должен был это вспомнить, когда открывал дверь?
— А это по-всякому бывает, смотря сколько выпьешь. И ещё, даже если на мгновение представить, что эта нечисть существует, что она может сделать? У них и тела-то нет. Всё только на страхе и держится. А если не бояться, то и их не будет.
— А ты значит, не боишься?
Это Кира, до этого не шевелившаяся и как будто не вслушивающаяся в дебаты друзей, подала голос. Впрочем, не двинулась она и на этот раз, только спросила.
— Я считаю, что глупо бояться неестественного, — уверенно ответил Тим, — того, что нельзя потрогать и уж тем более выдумок других людей. Как будто бояться больше нечего. Действительно ужасны и опасны люди: убийцы, маньяки, фанатики. Много кто, но главное — люди. Живые, такие же, как и мы. С виду обычные, а опасные внутри. Вот где истинный страх.
— Маньяки, говоришь? Убийцы?
Кира вытащила из углей свою палку и задумчиво посмотрела на её раскаленный кончик. Он горел во тьме и дышал тонкой струйкой сизого дыма, словно волшебная палочка. Только навевал он девушке, похоже, совсем другие мысли.
— Ну раз убийцы, тогда слушай, — наконец начала она, — мой черед рассказывать. Про карателей, наверное, все слышали?
— Как не слышать, — снова подала голос Настя, — это предатели, вставшие на сторону нацистов, которые своих же расстреливали.
— Ну да, и это тоже, — кивнула Кира и продолжила, — но эти были другие. Айнзацгруппы, собранные из немцев, основной задачей которых было уничтожать. Говорят, что евреев и других расово неугодных, коммунистов, партизан. Опять же, и это тоже. Но иной раз, не сдерживаемые приказами, а, наоборот, имея права на расправу на своё усмотрение, они уничтожали всё на своём пути. И всех, без разбора.
Война прошлась через эти края, прошлась жестоко. И анзацгруппы прошли вместе с ней. Так и явились они в одну деревню, которой больше нет на карте, здесь, неподалёку. И принесли с собой смерть, которую не несли рядовые немецкие войска. Первым делом, согласно своему уставу, они расстреляли всех мужчин, которых посчитали евреями. Не увели их в лес или к яме какой-нибудь, а просто выстроили в ряд на краю насыпи, по которой проходила дорога через деревню, и пустили по ним автоматную очередь. Стреляли умело, тела валились с насыпи, и никто не подавал больше признаков жизни. Затем собрали всех остальных жителей в одну толпу. Что было в головах у их начальников? Какими садистскими идеалами они руководствовались? И почему так люто ненавидели детей? Они отобрали всех, в возрасте от трёх лет до шестнадцати, по крайней мере на вид. Таких было семнадцать человек и, как раз, отвели в лес. Остальных же заперли в деревянных домах так крепко, чтобы те никак не могли бы ни двери, ни окна выбить. И подожгли. Я думаю, не стоит добавлять, что никто не спасся.
Над детьми же в лесу учинили расправу. Нацисты творили с ними всё, на что только был способен их извращённый разум. Это были уже не люди, а самые настоящие звери, если не хуже. Сложно представить себе зверя, который так мучает свою жертву перед тем, как её убить. Я не знаю как, просто не могу это объяснить. Некоторые, самые маленькие, погибли быстро, те, что постарше, выдержали большее. Завершать свои злодеяния пулями каратели не захотели, пустили в ход, опять же, ножи. А тела сбросили в пруд, на берегу которого всё и сотворили.
Кира сглотнула так громко, что все услышали и поняли, что это — тот самый комок, который встаёт иной раз в горле. Толстый, большой, горький. Такой быстро не переварить. А Кира вдохнула поглубже и закончила:
— Их тела так и не нашли, правда, и не особо искали. Деревня была небольшой, одной из сотен уничтоженных, все её жители погибли, и про неё просто забыли. В истории были другие трагические моменты, более весомые и глобальные, и сосредоточились на них. Все дома сгорели почти до тла, остались только немногочисленные каменные остовы печей и труб. Впрочем, и они со временем обрушились, а деревню поглотил лес. Он разрастается очень быстро, если дать ему волю. А ему никто и не мешал. Поэтому и поисковиков здесь было немного. Если они и находили что-то, то в основном останки расстрелянных. О детях же, погибших в лесу, никто не узнал.
— Так уж никто, — Тим решил, наконец, вставить своё слово, — ты-то знаешь. А ты далеко даже не следующее поколение. Даже боюсь со счёту сбиться какое, выходит, и те, что были до тебя знали.
— Верно, — спокойно отреагировала на это Кира, — только не все так, как я, решились рассказать. Тема, знаешь ли, очень страшная.
— Да не то слово, — подтвердила Настя, ёжась не то от холода, не то от ужаса, — это же, выходит, на самом деле было. Кошмар какой. И что, прям тут, рядом?
— Относительно недалеко.
— Ой, мамочки, я же теперь спать не смогу.
— Сможешь, — поддержал её Рома, который сам то и дело хмурился во время рассказа, — это было очень давно. Убитые давно истлели, их убийцы тоже. Теперь это просто лес и страшная история. Реальная, но история.
Кира повернула голову в сторону Тима и требовательно спросила:
— Что скажешь на это? Веришь? Страшно?
— Пугающе, — однако спокойно ответил Тим, — я же не садист — маньяк из твоего рассказа, чтобы оставаться бесстрастным. А вот верю ли?
Он показательно потеребил подбородок, глядя в сторону ночного леса, которого и не видел даже, и как будто задумчиво помычал.
— Относительно верю. Конечно, такое могло быть, почему нет. Вот только странно, что так мало людей об этом знали. Что, прям все жители деревни находились в этот момент в деревне? Никто не воевал и не вернулся потом на пепелище? Никто не попытался сбежать? Ладно, допустим, что о детях могли и не знать, списать на то, что они погибли в огне вместе с остальными, а там останки потом не разобрать. Особенно с ходом времени. Но, ты-то откуда знаешь всё о детях, если их всех жестоко убили? Даже погибшие взрослые, если предположить, что кто-то выжил, этого знать не могли. Немец-палач кому-то проболтался?
И вообще, тема нацистских зверств спорная. Были они, это глупо отрицать. Но всегда ли? Нередко это надуманные пропагандой истории, чтобы взрастить в населении чудовищную ненависть к врагу. И твой рассказ, судя по возникшим вопросам, очень на это похож. Так что, подводя общий знаменатель, не слишком я тебе Кира верю. А потому и не боюсь.
Руслан в отличие от Тима, проникся рассказом Киры и даже поспешил его записать, как смог, на скорую руку. Художники схватывали момент штрихами, а он, как писатель, фиксировал словами, сложившимися в своего рода конспект. И даже замечания своего не верующего ни во что товарища пометил на всякий случай. А оторвавшись, посмотрел на Киру. Она так и сидела, обернувшись на Тима, но взгляд у неё был тяжелым, холодным, пронзительным до лёгкого содрогания. Руслан даже моргнул как следует, не доверяя увиденному. И правильно сделал, потому что, когда вновь увидел Киру она уже смотрела в огонь.
— Поздно уже, — наконец сказала она негромко, — надо ложиться. Чтобы завтра выйти из леса засветло, нужно пораньше встать. Так что всем на боковую. Рома, будь добр, затуши костёр.
— Я не смогу уснуть, — снова боязливо протянула Настя, — мне повсюду тени мерещатся.
— Не тебе одной, — на удивление спокойно и даже с лёгкой смешинкой сказал Руслан, — только они не мерещатся, он есть. Костёр горит — тени отбрасывает. Потушим — и не будет их. А может и будут, мы же фонари включим. Вечер поздний, Настён, тут везде, к тому же, тень. Я бы даже сказал мрак. Так что бояться нечего. Пиковая дама сюда вряд ли дойдёт, домовой в доме слишком далеко отсюда, а покойники… Прав Рома, они уже давным-давно в земле, а из могил только в ужастиках поднимаются. Так что расслабься и спи спокойно. К тому же ты с Кирой в палатке, а с ней — ничего не страшно. Она здесь каждую травинку знает.
— Травинки сошли, — ответила Кира, поднимаясь, — но Рус прав, тебе бояться нечего. Пойдём.
Обнадёживающие речи друзей Настю действительно немного успокоили. Она спешно пожелала спокойной ночи брату и спутникам и поспешила скорее за Кирой, будто стремясь быть поближе к ней.
Рома залил угли — они зашипели и выдохнули клубы бело-серого дыма и едкий запах. В лагере мгновенно наступила кромешная тьма, но лишь на мгновение. Через несколько секунд в обеих палатках зажглись фонари — маленькие маячки во мраке, указывающие путь тем, кто снаружи.
Спасть туристы устроились быстро. Рома уснул почти сразу же, Тим ещё немного ворочался, пытаясь поудобнее устроиться, но и его ровное дыхание тоже вскоре выдало крепкий, здоровый сон. А вот Руслану это никак не удавалось. Он лежал на спине в своём коконе, смотрел на платяной свод и думал. Мысли никак не могли его отпустить и подтолкнуть в бездну покоя. В воображении то и дело вставали абсолютно неприемлемые для сна образы из Кириного рассказа и всякий раз выдергивали Руслана из уже накатившей дрёмы. А когда это уже начало раздражать, полог палатки приоткрылся.
Руслан вздрогнул и подскочил. В проходе палатки, склонившись, стояла Кира и держала фонарь на уровне своего лица, очевидно предполагая, что могла бы кого-нибудь напугать таким своим внезапным появлением.
— Тьфу ты, — в сердцах, но негромко, чтобы не будить спящих, выругался Руслан, — Кир, ты чего? Так и до инфаркта недалеко.
— Ничего, ты крепкий, — ответила на это Кира и бросила косой взгляд в сторону Тима. — Спит?
— Да, вроде.
— Буди, одевайтесь, берите фонари и выходите, — твёрдо распорядилась Кира, — я жду снаружи.
— Куда выходить, зачем? — потерялся в догадках Руслан.
— Узнаешь, — прозвучал загадочный ответ.
— А Рома?
— Его не надо будить, пусть спит. Если Настя проснётся, когда меня не будет, хоть брата найдёт. А то перепугается ещё. Да им и не надо.
— А мне с Тимом, значит надо?
— Ещё как. Выходите, я жду, — и больше не растрачиваясь на разговоры, Кира опустила полотно.
Руслан недовольно выбрался из тёплого спальника и тут же почувствовал всю промозглость осенней ночи. Мёрзнуть совсем не хотелось, поэтому он быстро, не сильно, но ощутимо пнул Тима и тут же принялся натягивать тёплую куртку.
Сосед не подскочил, а недовольно проворчал, слегка разомкнув веки:
— Ты чего пихаешься? Что не спиться-то?
— Вставай, — объяснил Руслан, — одеваемся и выходим. Кира позвала.
— Зачем? — Тим сел и недовольно протер заспанные глаза. — Вы что, так шутите, что ли? Не, я пас.
Снова улечься ему не дал Руслан.
— Какие шутки, — он немного потрепал Тима за плечо, пробуждая ещё больше, — говорю же, Кира ждёт. Что-то нам показать хочет.
— А днём никак? Что мы ночью — то увидим?
— Значит, никак. Ты что думаешь, стала бы она нас будить, если бы можно было? Она тоже человек, тоже поспать любит. Сказала, фонари взять и Рому не будить.
— Опять тайны, опять загадки, — проворчал Тим, но всё же последовал примеру Руслана.
Крепкому сну Ромы можно было только позавидовать, его товарищи вылезли из мешков и оделись в уличное прямо над ним, а он и ухом не повёл.
