Душа.
Сотни лет люди спорили, есть ли она? Лично для меня доказательством наличия души всегда было это чувство, знаете, когда машина резко идет на спуск: будто из живота какой-то импульс резко поднимается к горлу и дыхание на мгновение захватывает.
Душа…
Солнце, аккуратно прорезая лучами уютные облака, светило нежно и ласково. Погода теперь наладилась, ежедневное тепло пробуждало в людях надежду, что эта весна, уж точно, в этом нет никаких сомнений, принесет разрешение всех проблем и все наконец-то и правда будет хорошо. Прохожие подставляли лица приятному ароматному ветру, вытягивая шеи, будто стараясь коснуться подбородками этого чуда. И улыбались друг другу, смеялись без повода.
Агата не слышала скрипа шин, звука удара, воя примчавшейся скорой, не чувствовала, как большой и наверняка дорогой автомобиль столкнул ее с перехода, как ее перевернули и трогали (щупали пульс, искали дыхание, вроде, нашли), как ее положили на носилки, как пожилая серьезная доктор спорит с молоденьким приятным полицейским. А может быть, слышала и чувствовала. Агата смотрела на это теперь будто приклеившееся к одному месту наглое солнце и не могла понять, что за музыка играет у нее в мыслях.
«Если бы только вспомнить эту мелодию», - думала она, хмурила брови и кусала губу.
-Девушка в коме! – надрывно сообщала доктор кому-то, наверное, заинтересованному в трубке. А потом еще какую-то, наверное, важную информацию и цифры, которые ничего ровным счетом не значили, ведь нисколько не помогали вспомнить этот набор нот. А доктор закончила говорить по телефону, поправила кислородную маску и нежно провела рукой в резиновой перчатке по совершенно неподвижному лицу Агаты. Затем отвернулась и как-то совсем неравнодушно поджала губы, будто не желая смотреть в эти неподвижные глаза, уставившиеся в потолок скорой.
Что-то неуловимо и в то же время кардинально изменилось. Зачесался нос и нестерпимо захотелось чихнуть. Агата, не желая просыпаться, поморщилась и поводила губами туда-сюда, зуд в носу ослаб, но сон уже прошел. Простонав от досады, Агата зевнула, не прикрывая рот, потянулась и похрустела пальчиками на ногах. Потом хмыкнула, представив, что бы ей сказала на это Ася – новая, уже третья Агатына мачеха. Обрадовалась, что теперь живет одна и решила, что этот мир не так уж плох и заслуживает, чтобы она открыла глаза.
Открыла. Вздрогнула. Рывком села на кровати.
-Твою мать! – Ася была бы в ужасе от ее манер.
Вместо привычного большого окна в ее спальне, Агата увидела странную светлую стену, обтянутую каким-то мягким даже на вид материалом. Заставляя себя дышать, осторожно повернула голову, поняла, что находится в небольшой квадратной искусственно освещенной комнате без окон. У одной из одинаковых стен в углу стояла большая кровать, на которой, собственно, и сидела потрясенная Агата, по соседству пустая тумбочка, дальше крошечные деревянные стол и стул, а рядом какое-то совсем непропорциональное, но очевидно удобное кресло, которое никак вписывалось в обстановку. Все было светлое, как будто боялось вывести обитательницу из себя, даже стол и стул были покрашены в тон к стенам и кровати, а кресло было цвета черного кофе и приковывало взгляд.
-Добро пожаловать в психбольницу, Агата! – зло поприветствовала сама себя девушка и сложила руки на груди. Потом набрала в грудь воздуха, собираясь вслух рассуждать, как такое могло произойти, уже открыла рот и… тут же захлопнула его, справедливо полагая, что если тут есть камеры и за ней наблюдают доктора, они только убедятся в ее ненормальности.
Агата много смотрела фильмов про то, как совершенно здоровых людей помещали в психиатрическую лечебницу, и была точно уверена, что пытаться выбраться, брыкаться и громко уверять всех, что здорова – самая неудачная идея. Надо вести себя спокойно, всем видом демонстрировать адекватность. Поэтому она еще раз осмотрелась в поисках камер, поняла, что их не хватает, как не хватает в этой комнате многого другого – окон, хорошего завтрака и двери. Да, это она должна была заметить раньше, все стены абсолютно одинаковые, дверей нигде нет.
«Как же они за мной наблюдают?» - думала она, укоризненно качая себе головой, что раньше не заметила отсутствие дверей. «Ну точно, одна из стен только кажется стеной, на самом деле она – стекло, и за ней стоят доктора!» - размышляла Агата.
Потом представила себя, сидящей в удобной теплой персиковой пижаме на кровати со сложенными на груди руками и суженными глазами, подозрительно рассматривающей совершенно невозмутимые стены. Рассмеялась, грубо одернула себя и укоренилась в мысли, что за психически здоровую ей такими темпами не сойти.
В третий раз окинула комнату взглядом. Завтрак не появился. Стены предательски хранили молчание.
- Господа! Прошу еще немного внимания! Торги еще не окончены!– строго обведя взглядом достопочтенную публику, прокричал невысокий тощий мужчина, одетый в качественный черный костюм с галстуком, в каких наши политики предпочитают бывать на публике. Все в этом мужчине как бы говорило о его высоком положении и недюжинном уме. На вид ему было около пятидесяти пяти, глубокие морщины вокруг глаз выдавали этот немалый возраст. Но сами глаза так яростно и озорно блестели, что вы бы никогда не дали ему больше двадцати лет. Хотя, разумеется, ни то, ни другое предположение оказалось бы неверным.
Эорлей – а именно под таким именем его знали все присутствующие на этом странном аукционе – и сам не смог бы сказать, сколько ему лет, ибо во-первых, для него время текло иначе, а во-вторых, я только намекну, что в момент, когда нашу Землю населяли одни только рептилии, Эорлей уже многие века устало наблюдал за этим миром.
- Господин Эор, мы все здесь занятые люди, - смех грянул в зале после слова «люди», а веселый зеленоглазый парнишка в зеленой же кепке, которому принадлежала эта реплика, продолжил: - Не тяните!
Странно, но, не смотря на очевидную разницу в возрасте, господин Эорлей никак не отреагировал на неуважительные замечания юнца, даже не прикрикнул на него по-отечески. Что ж, остается предположить, что и юнец не так прост, как нам кажется. Аукционист в это время продолжил:
- Лот номер 13.
Он небрежно махнул рукой в сторону и тут же из ниоткуда прямо в воздухе появилось изображение комнаты со светлыми стенами и девушкой, сидящей на кровати.
Смех и разговоры тут же стихли. Все присутствующие неотрывно смотрели на девушку, пытаясь на глаз определить ее ценность. Помощники и ассистенты – а этих всегда видно даже в большой толпе по готовности внимать распоряжениям начальника, написанной на их лицах – что-то быстро помечали, кто ручкой в блокноте, кто пальцем в большом планшете, один даже на пергаменте гусиным пером размазал чернила (старой школы, наверное, парень).
Девушка тем временем что-то беззвучно сказала, сложила руки на груди и начала строго осматриваться вокруг, будто перед ней стояли сильно нашкодившие дети. Ее темные волосы были аккуратно собраны сзади в косу, и об их длине можно было только догадываться. Абсолютно обычное человеческое лицо, большие карие глаза. Фигуру под персиковой пижамой и одеялом не разобрать.
- Совсем молодая женская душа, - зачитывал сквозь старинные очки господин Эорлей с новенького пергамента. – Впервые в теле человека. Ранее была около ста лет по Земному летоисчислению виноградной лозой, столько же бактерией Сибирской язвы, пять лет снежным барсом. Как вы понимаете, каждое из воплощений оставило свой след в характере. Никогда не покидала пределы Солнечной системы. Человеческая женщина 22 года, считает себя православной…
- Какой валютой? – выкрикнули справа, но Эор никак не отреагировал, а только продолжил.
- Качественный состав: доброта к злу как 7 к 6; смелость к трусости как 1 к 1, сочувствие к жестокости как 2 к 1… - и так Эорлей начал перечислять разные человеческие качества, соотнося их с какими-то пропорциями. В то же время возле господина Эорлея по мановению его руки появились различные диаграммы, графики зависимостей и схемы. Появились эти данные рядом с изображением девушки, которая, кстати сказать, сейчас встала и начала ходить вокруг кровати, прикасаясь, присматриваясь, а иногда и прислушиваясь к мягким стенам, только что на вкус их не пробовала.
Почтенные господа что-то посчитывали, кто на чем горазд. Их бедные помощники усердно и кропотливо перечерчивали схемы с неразборчивыми пометками, кое-кто даже зарисовал разными карандашами девушку в профиль, фас и сверху, отметил, бог знает зачем, расстояние между ее глазами, подписав какой-то, вероятно, греческой буквой.
Наконец, Эорлей окончил зачитывать. Снял и аккуратно сложил очки. Обвел всех взглядом и произнес:
- Итак, господа. Лот номер 13, душа, нареченная Агатой. Валюта – счастье…
- Счастье?!.. Вы, верно, шутите?.. Подумать только, счастье!.. – послышалось недовольное со всех сторон, но аукционист невозмутимо повторил:
- Валюта – счастье. Первоначальная цена: одни сутки чистого счастья.
Тут же в зале началось что-то невообразимое.
- Целые сутки?! – вспылил мужчина в сюртуке и с моноклем.
- Позвольте, господин! В ней доброты меньше, чем в том палаче с прошлого раза! – возмущалась пожилая женщина в бархатном салопе.
-Да это же целое состояние. Чистое счастье. Люди и за три жизни столько не получают, - закричала белокурая девочка лет семи, похожая на ангела с удивительными черными глазами.
- Мой друг, она и не смелая, но и не трусливая. За что здесь столько счастья? – спокойно спросил тот же парень в зеленой кепке. Но на сей раз в нем не было ни капли бравады. Он не сводил взгляда салатовых глаз с изображения девушки, которая теперь уже сидела поверх одеяла, скрестив ноги, и делая вид, что медитирует, но периодически то чесала голую пятку, то одним глазом пристально оглядывала стены.
- Вот именно, господа, вот именно, - многозначно подняв бровь, ответил господин Эорлей, даже не пытаясь прекратить балаган. Все мгновенно смолкли, а уже через секунду начали шептаться со своими помощниками.
Мужчина в сюртуке и с моноклем быстро перебросал туда-сюда костяшки на затертых счетах, подпрыгнул на месте и выпалил:
- Даю двое суток!
- Ставка двое суток, кто больше?
Женщина в бархатном салопе, прищурив глаза, зачеркнула какое-то умножение в столбик, вместо этого разделила исходное на нуль, получила плюс-минус бесконечность и громко сказала:
- Двое суток и шесть часов.
- Ставка двое суток и шесть часов, кто больше?
Белокурая девочка с удивительными черными глазами хитро улыбнулась:
- Трое суток!
- Трое суток и двенадцать часов!
- Трое суток и двенадцать часов, кто больше?
- Трое суток и тринадцать часов.
- Трое суток и тринадцать часов – раз. Трое суток и тринадцать часов – два. Трое суток и тринадцать ча...
- Неделя самого чистого счастья!
- Сорелия, ты сегодня удивительно прекрасна, - проговорил темноволосый мужчина в сером костюме, прикасаясь губами к изящной ручке, затянутой в идеальную черную перчатку. Мужчина и сам был невероятно прекрасен, просто воплощение всех самых смелых фантазий. Высокий, статный, в его зеленых глазах, казалось, сама весна. На шее у него был зеленый галстук-бабочка, совершенно не сочетавшийся со строгостью серого костюма, зато так чудесно подходивший под цвет его глаз, что можно было решить, что рисовали их с одной палитры, и навевавший воспоминания о какой-то кепке.
- Сегодня? – засмеялась белокурая девушка лет двадцати, похожая на ангела с удивительными черными глазами. – Хочешь сказать, что обычно я выгляжу посредственно?
- О нет, что ты! Посредственность – это точно не о тебе. Твой вчерашний образ многим запомнится, - так же смеясь, ответил он. – Хоть ты и заставила нас всех почувствовать себя немного не в своей тарелке.
-Чтоо? – протянула девушка, сверкнув черными глазами.
- Мисс Сорелия, признаться, все мы здесь на Олимпе тайно желали вас! – будто страшную тайну с придыханием прошептал он ей.
- Амориил! Ты беспросветный хам! – притворно возмутилась Сорелия и ударила мужчину сложенным веером, но в черных глазах плясали такие чертята, что Амориил ни на секунду не смутился. И они оба, не выдержав игры, звонко рассмеялись так, что все, кто был поблизости, с интересом на них посмотрели. Находились они на каком-то приеме и сомнительно, что сами они помнили, чей это прием.
Здесь все знали друг друга в большей или меньшей степени. Целые тысячелетия они находились бок о бок. За это время успевали стираться и любовь и ненависть. Кто они? Люди называют их Богами. Многие из них были забыты вместе с народами, почитавшими их, но оставались все такими же влиятельными и сильными. Они и сами не смогли бы сказать достоверно, кто они есть, откуда появились, как появляются новые и куда исчезают совсем старые. Но единственное, что ценили эти создания – эмоции.
- Амор! Релли! – раздалось в толпе. – Вы снова паясничаете! – и к ним вышел невысокий молодой мужчина в костюме с бокалом шампанского в руке. На лице ни следа от вчерашних морщин, и больше сорока лет ему не дал бы даже самый придирчивый критик.
- И обязательно ему каждый раз сокращать наши имена, - наморщив свой идеальный носик, вымолвила девушка, ни к кому не обращаясь.
- Эорлей, - чуть склонил в приветствии голову Амориил.
- Дядя Эор, - присела в шутливом реверансе Сорелия.
- Подумать только, и этим двум сорванцам когда-то поклонялись люди, - шутливо произнес Эорлей.
- И почему он каждый раз нас отчитывает! – в шутливом отчаянии произнес Амориил.
- Потому что старше и сильнее вас вместе взятых, - усмехнулся он и добавил, - Ну, какие новости? Давно я не выбирался на приемы. Как ваш Олан?
- Олан? Мы уже и думать о нем забыли, дядя. Он пошел на поправку, а на счетах так и осталась середина.
- Как дети, ей богу, - прищурил глаза Эорлей. – Вы спорили на 48 часов отчаяния, куда он попадет, а как только появились новые игрушки, забыли о нем напрочь! Если бы римляне только знали, что вы самые безответственные брат и сестра в мире…
- Брат и сестра, - засмеялся Амориил, совершенно наплевав на приличия, и толкнул Сорелию локтем в бок. Разумеется, и Эорлея они звали дядей чисто символически, потому что относился он к ним как добрый дядюшка.
- Я придумал вам новую игру, - хитро произнес господин Эор, внимательно наблюдая за реакцией племянников. Те резко перестали смеяться и пристально смотрели на дядю, как хищники готовые к прыжку.
Господин Эорлей всегда придумывал забавные развлечения.
- Ах вы мои стервятники! – засмеялся он, глядя на их сосредоточенные лица. – Если правильно помню, вы оба вчера приобрели по неплохой душе. И Олан до сих пор не склонился ни к одной стороне, хотя мы все знаем, что это его воплощение не протянет и года по земному летоисчислению. Вы слышали об ангеле и демоне, сидящих на плечах смертных?
- Глупые легенды? – произнесла Сорелия.
- Ну и что ж? – проворчал Эор, недовольный тем, что его перебили. – Пусть ваши души станут ими.
- Хм, идея хорошая, - проговорил Амор.
- Я всегда играю черными! – воскликнула девушка. – Ставлю три дня радости.
- Радости? Как дети, играйте по-крупному, - подначивал Эорлей, наблюдая за азартным огнем в глазах племянников.
Сотни лет люди спорили, есть ли она? Лично для меня доказательством наличия души всегда было это чувство, знаете, когда машина резко идет на спуск: будто из живота какой-то импульс резко поднимается к горлу и дыхание на мгновение захватывает.
Душа…
Глава 1. Девушка в коме.
Солнце, аккуратно прорезая лучами уютные облака, светило нежно и ласково. Погода теперь наладилась, ежедневное тепло пробуждало в людях надежду, что эта весна, уж точно, в этом нет никаких сомнений, принесет разрешение всех проблем и все наконец-то и правда будет хорошо. Прохожие подставляли лица приятному ароматному ветру, вытягивая шеи, будто стараясь коснуться подбородками этого чуда. И улыбались друг другу, смеялись без повода.
Агата не слышала скрипа шин, звука удара, воя примчавшейся скорой, не чувствовала, как большой и наверняка дорогой автомобиль столкнул ее с перехода, как ее перевернули и трогали (щупали пульс, искали дыхание, вроде, нашли), как ее положили на носилки, как пожилая серьезная доктор спорит с молоденьким приятным полицейским. А может быть, слышала и чувствовала. Агата смотрела на это теперь будто приклеившееся к одному месту наглое солнце и не могла понять, что за музыка играет у нее в мыслях.
«Если бы только вспомнить эту мелодию», - думала она, хмурила брови и кусала губу.
-Девушка в коме! – надрывно сообщала доктор кому-то, наверное, заинтересованному в трубке. А потом еще какую-то, наверное, важную информацию и цифры, которые ничего ровным счетом не значили, ведь нисколько не помогали вспомнить этот набор нот. А доктор закончила говорить по телефону, поправила кислородную маску и нежно провела рукой в резиновой перчатке по совершенно неподвижному лицу Агаты. Затем отвернулась и как-то совсем неравнодушно поджала губы, будто не желая смотреть в эти неподвижные глаза, уставившиеся в потолок скорой.
Глава 2. Добро пожаловать в психбольницу!
Что-то неуловимо и в то же время кардинально изменилось. Зачесался нос и нестерпимо захотелось чихнуть. Агата, не желая просыпаться, поморщилась и поводила губами туда-сюда, зуд в носу ослаб, но сон уже прошел. Простонав от досады, Агата зевнула, не прикрывая рот, потянулась и похрустела пальчиками на ногах. Потом хмыкнула, представив, что бы ей сказала на это Ася – новая, уже третья Агатына мачеха. Обрадовалась, что теперь живет одна и решила, что этот мир не так уж плох и заслуживает, чтобы она открыла глаза.
Открыла. Вздрогнула. Рывком села на кровати.
-Твою мать! – Ася была бы в ужасе от ее манер.
Вместо привычного большого окна в ее спальне, Агата увидела странную светлую стену, обтянутую каким-то мягким даже на вид материалом. Заставляя себя дышать, осторожно повернула голову, поняла, что находится в небольшой квадратной искусственно освещенной комнате без окон. У одной из одинаковых стен в углу стояла большая кровать, на которой, собственно, и сидела потрясенная Агата, по соседству пустая тумбочка, дальше крошечные деревянные стол и стул, а рядом какое-то совсем непропорциональное, но очевидно удобное кресло, которое никак вписывалось в обстановку. Все было светлое, как будто боялось вывести обитательницу из себя, даже стол и стул были покрашены в тон к стенам и кровати, а кресло было цвета черного кофе и приковывало взгляд.
-Добро пожаловать в психбольницу, Агата! – зло поприветствовала сама себя девушка и сложила руки на груди. Потом набрала в грудь воздуха, собираясь вслух рассуждать, как такое могло произойти, уже открыла рот и… тут же захлопнула его, справедливо полагая, что если тут есть камеры и за ней наблюдают доктора, они только убедятся в ее ненормальности.
Агата много смотрела фильмов про то, как совершенно здоровых людей помещали в психиатрическую лечебницу, и была точно уверена, что пытаться выбраться, брыкаться и громко уверять всех, что здорова – самая неудачная идея. Надо вести себя спокойно, всем видом демонстрировать адекватность. Поэтому она еще раз осмотрелась в поисках камер, поняла, что их не хватает, как не хватает в этой комнате многого другого – окон, хорошего завтрака и двери. Да, это она должна была заметить раньше, все стены абсолютно одинаковые, дверей нигде нет.
«Как же они за мной наблюдают?» - думала она, укоризненно качая себе головой, что раньше не заметила отсутствие дверей. «Ну точно, одна из стен только кажется стеной, на самом деле она – стекло, и за ней стоят доктора!» - размышляла Агата.
Потом представила себя, сидящей в удобной теплой персиковой пижаме на кровати со сложенными на груди руками и суженными глазами, подозрительно рассматривающей совершенно невозмутимые стены. Рассмеялась, грубо одернула себя и укоренилась в мысли, что за психически здоровую ей такими темпами не сойти.
В третий раз окинула комнату взглядом. Завтрак не появился. Стены предательски хранили молчание.
Глава 3. Лот номер 13.
- Господа! Прошу еще немного внимания! Торги еще не окончены!– строго обведя взглядом достопочтенную публику, прокричал невысокий тощий мужчина, одетый в качественный черный костюм с галстуком, в каких наши политики предпочитают бывать на публике. Все в этом мужчине как бы говорило о его высоком положении и недюжинном уме. На вид ему было около пятидесяти пяти, глубокие морщины вокруг глаз выдавали этот немалый возраст. Но сами глаза так яростно и озорно блестели, что вы бы никогда не дали ему больше двадцати лет. Хотя, разумеется, ни то, ни другое предположение оказалось бы неверным.
Эорлей – а именно под таким именем его знали все присутствующие на этом странном аукционе – и сам не смог бы сказать, сколько ему лет, ибо во-первых, для него время текло иначе, а во-вторых, я только намекну, что в момент, когда нашу Землю населяли одни только рептилии, Эорлей уже многие века устало наблюдал за этим миром.
- Господин Эор, мы все здесь занятые люди, - смех грянул в зале после слова «люди», а веселый зеленоглазый парнишка в зеленой же кепке, которому принадлежала эта реплика, продолжил: - Не тяните!
Странно, но, не смотря на очевидную разницу в возрасте, господин Эорлей никак не отреагировал на неуважительные замечания юнца, даже не прикрикнул на него по-отечески. Что ж, остается предположить, что и юнец не так прост, как нам кажется. Аукционист в это время продолжил:
- Лот номер 13.
Он небрежно махнул рукой в сторону и тут же из ниоткуда прямо в воздухе появилось изображение комнаты со светлыми стенами и девушкой, сидящей на кровати.
Смех и разговоры тут же стихли. Все присутствующие неотрывно смотрели на девушку, пытаясь на глаз определить ее ценность. Помощники и ассистенты – а этих всегда видно даже в большой толпе по готовности внимать распоряжениям начальника, написанной на их лицах – что-то быстро помечали, кто ручкой в блокноте, кто пальцем в большом планшете, один даже на пергаменте гусиным пером размазал чернила (старой школы, наверное, парень).
Девушка тем временем что-то беззвучно сказала, сложила руки на груди и начала строго осматриваться вокруг, будто перед ней стояли сильно нашкодившие дети. Ее темные волосы были аккуратно собраны сзади в косу, и об их длине можно было только догадываться. Абсолютно обычное человеческое лицо, большие карие глаза. Фигуру под персиковой пижамой и одеялом не разобрать.
- Совсем молодая женская душа, - зачитывал сквозь старинные очки господин Эорлей с новенького пергамента. – Впервые в теле человека. Ранее была около ста лет по Земному летоисчислению виноградной лозой, столько же бактерией Сибирской язвы, пять лет снежным барсом. Как вы понимаете, каждое из воплощений оставило свой след в характере. Никогда не покидала пределы Солнечной системы. Человеческая женщина 22 года, считает себя православной…
- Какой валютой? – выкрикнули справа, но Эор никак не отреагировал, а только продолжил.
- Качественный состав: доброта к злу как 7 к 6; смелость к трусости как 1 к 1, сочувствие к жестокости как 2 к 1… - и так Эорлей начал перечислять разные человеческие качества, соотнося их с какими-то пропорциями. В то же время возле господина Эорлея по мановению его руки появились различные диаграммы, графики зависимостей и схемы. Появились эти данные рядом с изображением девушки, которая, кстати сказать, сейчас встала и начала ходить вокруг кровати, прикасаясь, присматриваясь, а иногда и прислушиваясь к мягким стенам, только что на вкус их не пробовала.
Почтенные господа что-то посчитывали, кто на чем горазд. Их бедные помощники усердно и кропотливо перечерчивали схемы с неразборчивыми пометками, кое-кто даже зарисовал разными карандашами девушку в профиль, фас и сверху, отметил, бог знает зачем, расстояние между ее глазами, подписав какой-то, вероятно, греческой буквой.
Наконец, Эорлей окончил зачитывать. Снял и аккуратно сложил очки. Обвел всех взглядом и произнес:
- Итак, господа. Лот номер 13, душа, нареченная Агатой. Валюта – счастье…
- Счастье?!.. Вы, верно, шутите?.. Подумать только, счастье!.. – послышалось недовольное со всех сторон, но аукционист невозмутимо повторил:
- Валюта – счастье. Первоначальная цена: одни сутки чистого счастья.
Тут же в зале началось что-то невообразимое.
- Целые сутки?! – вспылил мужчина в сюртуке и с моноклем.
- Позвольте, господин! В ней доброты меньше, чем в том палаче с прошлого раза! – возмущалась пожилая женщина в бархатном салопе.
-Да это же целое состояние. Чистое счастье. Люди и за три жизни столько не получают, - закричала белокурая девочка лет семи, похожая на ангела с удивительными черными глазами.
- Мой друг, она и не смелая, но и не трусливая. За что здесь столько счастья? – спокойно спросил тот же парень в зеленой кепке. Но на сей раз в нем не было ни капли бравады. Он не сводил взгляда салатовых глаз с изображения девушки, которая теперь уже сидела поверх одеяла, скрестив ноги, и делая вид, что медитирует, но периодически то чесала голую пятку, то одним глазом пристально оглядывала стены.
- Вот именно, господа, вот именно, - многозначно подняв бровь, ответил господин Эорлей, даже не пытаясь прекратить балаган. Все мгновенно смолкли, а уже через секунду начали шептаться со своими помощниками.
Мужчина в сюртуке и с моноклем быстро перебросал туда-сюда костяшки на затертых счетах, подпрыгнул на месте и выпалил:
- Даю двое суток!
- Ставка двое суток, кто больше?
Женщина в бархатном салопе, прищурив глаза, зачеркнула какое-то умножение в столбик, вместо этого разделила исходное на нуль, получила плюс-минус бесконечность и громко сказала:
- Двое суток и шесть часов.
- Ставка двое суток и шесть часов, кто больше?
Белокурая девочка с удивительными черными глазами хитро улыбнулась:
- Трое суток!
- Трое суток и двенадцать часов!
- Трое суток и двенадцать часов, кто больше?
- Трое суток и тринадцать часов.
- Трое суток и тринадцать часов – раз. Трое суток и тринадцать часов – два. Трое суток и тринадцать ча...
- Неделя самого чистого счастья!
Глава 4. Ставки сделаны.
- Сорелия, ты сегодня удивительно прекрасна, - проговорил темноволосый мужчина в сером костюме, прикасаясь губами к изящной ручке, затянутой в идеальную черную перчатку. Мужчина и сам был невероятно прекрасен, просто воплощение всех самых смелых фантазий. Высокий, статный, в его зеленых глазах, казалось, сама весна. На шее у него был зеленый галстук-бабочка, совершенно не сочетавшийся со строгостью серого костюма, зато так чудесно подходивший под цвет его глаз, что можно было решить, что рисовали их с одной палитры, и навевавший воспоминания о какой-то кепке.
- Сегодня? – засмеялась белокурая девушка лет двадцати, похожая на ангела с удивительными черными глазами. – Хочешь сказать, что обычно я выгляжу посредственно?
- О нет, что ты! Посредственность – это точно не о тебе. Твой вчерашний образ многим запомнится, - так же смеясь, ответил он. – Хоть ты и заставила нас всех почувствовать себя немного не в своей тарелке.
-Чтоо? – протянула девушка, сверкнув черными глазами.
- Мисс Сорелия, признаться, все мы здесь на Олимпе тайно желали вас! – будто страшную тайну с придыханием прошептал он ей.
- Амориил! Ты беспросветный хам! – притворно возмутилась Сорелия и ударила мужчину сложенным веером, но в черных глазах плясали такие чертята, что Амориил ни на секунду не смутился. И они оба, не выдержав игры, звонко рассмеялись так, что все, кто был поблизости, с интересом на них посмотрели. Находились они на каком-то приеме и сомнительно, что сами они помнили, чей это прием.
Здесь все знали друг друга в большей или меньшей степени. Целые тысячелетия они находились бок о бок. За это время успевали стираться и любовь и ненависть. Кто они? Люди называют их Богами. Многие из них были забыты вместе с народами, почитавшими их, но оставались все такими же влиятельными и сильными. Они и сами не смогли бы сказать достоверно, кто они есть, откуда появились, как появляются новые и куда исчезают совсем старые. Но единственное, что ценили эти создания – эмоции.
- Амор! Релли! – раздалось в толпе. – Вы снова паясничаете! – и к ним вышел невысокий молодой мужчина в костюме с бокалом шампанского в руке. На лице ни следа от вчерашних морщин, и больше сорока лет ему не дал бы даже самый придирчивый критик.
- И обязательно ему каждый раз сокращать наши имена, - наморщив свой идеальный носик, вымолвила девушка, ни к кому не обращаясь.
- Эорлей, - чуть склонил в приветствии голову Амориил.
- Дядя Эор, - присела в шутливом реверансе Сорелия.
- Подумать только, и этим двум сорванцам когда-то поклонялись люди, - шутливо произнес Эорлей.
- И почему он каждый раз нас отчитывает! – в шутливом отчаянии произнес Амориил.
- Потому что старше и сильнее вас вместе взятых, - усмехнулся он и добавил, - Ну, какие новости? Давно я не выбирался на приемы. Как ваш Олан?
- Олан? Мы уже и думать о нем забыли, дядя. Он пошел на поправку, а на счетах так и осталась середина.
- Как дети, ей богу, - прищурил глаза Эорлей. – Вы спорили на 48 часов отчаяния, куда он попадет, а как только появились новые игрушки, забыли о нем напрочь! Если бы римляне только знали, что вы самые безответственные брат и сестра в мире…
- Брат и сестра, - засмеялся Амориил, совершенно наплевав на приличия, и толкнул Сорелию локтем в бок. Разумеется, и Эорлея они звали дядей чисто символически, потому что относился он к ним как добрый дядюшка.
- Я придумал вам новую игру, - хитро произнес господин Эор, внимательно наблюдая за реакцией племянников. Те резко перестали смеяться и пристально смотрели на дядю, как хищники готовые к прыжку.
Господин Эорлей всегда придумывал забавные развлечения.
- Ах вы мои стервятники! – засмеялся он, глядя на их сосредоточенные лица. – Если правильно помню, вы оба вчера приобрели по неплохой душе. И Олан до сих пор не склонился ни к одной стороне, хотя мы все знаем, что это его воплощение не протянет и года по земному летоисчислению. Вы слышали об ангеле и демоне, сидящих на плечах смертных?
- Глупые легенды? – произнесла Сорелия.
- Ну и что ж? – проворчал Эор, недовольный тем, что его перебили. – Пусть ваши души станут ими.
- Хм, идея хорошая, - проговорил Амор.
- Я всегда играю черными! – воскликнула девушка. – Ставлю три дня радости.
- Радости? Как дети, играйте по-крупному, - подначивал Эорлей, наблюдая за азартным огнем в глазах племянников.
