Повертев румию в руках и в очередной раз рассмотрев каждый лепесток и морщинку на стебле, блёклые мелкие круги от отвалившихся шипов и ссохшийся срез, парень вложил «закладку» между страниц и решил немного отдохнуть. Вдруг получится заснуть в очередной раз без кошмаров.
Они стали приходить с тех пор, как юный арди впервые услышал таинственный голос, зовущий его к себе. Бархатный и низкий, он был прекрасен, так манил своим тембром и обещанием силы, что отказаться просто невозможно. Незнакомец не называл своего имени, однако сулил небывалое величие. Стоя на площади в Пербосе, на прощании с Даллой и последующем погребении, он впервые ощутил прилив сил познал, что такое магическое зрение, наблюдая, как прежде заключённый в теле дух отправляется за приоткрытую Грань. А незнакомец вещал всё настойчивее, призывая поддаться и… подчиниться. Но Моран отказал и вытеснил из своего разума назойливого и требовательного собеседника. И с того момента стали приходить дурные сны, коим не было конца.
Никто этого не знал, кроме самого Морана – голос показывал неоднократно смерть матери. Он прокручивал это снова и снова и убеждал, что избавиться от вины за преступления, которое парень совершил, можно только приняв силу, предлагаемую незнакомцем.
Моран прикрыл глаза, избавляясь от неотстающих тревог. Не стоит кликать беду и торопить её с приходом. Она лучше знает, когда появиться. А потому, чтобы не взывать мысленно к манящему голосу, юный арди укрылся одеялом и понадеялся на спокойную ночь до самого рассвета.
Ородон привычно проснулся с рассветом. Он поднялся, укрыл Схеванию одеялом понадёжнее и распахнул ставень, чтобы проветрить комнату. Быстро одевшись и прибрав густые рыжеватые волосы в тугую косу, мужчина вышел из опочивальни. Иррам он оставил отдыхать на постели. У неё была очередная тяжёлая ночь. По долгу службы он Арай и быстро понял, коснувшись живота новой жены, что та носит двойню. Невиданная радость и тяжёлое бремя одновременно: от этого постоянные головные боли после заката, ломота в спине и ногах, слабость. Дети во чреве осушают ма… ану.
Пора бы выбросить из своей головы руатские словечки. Ардиец вздохнул, потому что не мог по сей лик забыть Даллу. Он намеревался совершить ещё один ритуал призыва, чтобы попрощаться. В который раз. Слишком глубоко милая смуглая коренастая руат засела в его сердце. Она нашла ключ, отпирающий любовь и беспрекословную верность, подчинила своей воле непокорного байсара. Он пал перед ней ниц и до сих пор не может подняться с колен.
Хейланта продолжает напоминать о первой иррам, покорившей туаримца. Она схожа характером с Даллой. Вот только действия её противоположны материнским. Не принимает дочь новую супругу, как бы Ородон не уговаривал.
Хм… Уговоры… Чисто руатская черта. В былые времена он просто бы стукнул кулаком по столу и одним лишь недобрым взглядом заставил подчиняться решению главы семьи. Но не теперь, когда первая иррам изменила его. В груди остро кольнуло и внутри разлилась и осела вниз тяжесть. Вот они, чувства, разбуженные лаской и словом, заботой и улыбкой.
Ородон распахнул ставни и хватанул ртом воздух. Он ничуть не охладил нутро, кипящее от чувств, вылившихся потоком. Симеоково бедствие! Как он мог! Поворачивать голову очень тяжело: внезапно Арай подумал, что там, на постели лежит Далла. Она крепко спит, однако от одного лёгкого касания пальцев и от одного поцелуя может чарующе улыбнуться и открыть глаза…
Мужчина сжал пальцы в кулаки, длинные острые ногти процарапали подоконник и впились в кожу. Теперь он понимал руат как никогда хорошо. Как они стенают осемьями по погибшим, как мучаются и поддерживают друг друга в трудную альрону. Но жить с этим… невозможно. Братский народ отнюдь не слаб, он силён. Сильнее, чем арди.
Входная дверь хлопнула, выведя Ородона из глубины страданий. Жгучие слёзы на щеках он вытер тыльной стороной ладоней, постарался вернуться в прежнее состояние невозмутимого главы семьи и непокорного сурового байсара и вышел из спальни.
Хейланта подошла к столу и положила несколько пергаментных свёртков. Тут же метнулась к чану с водой, наполнила кипятник и подвесила на жерди. Лицо её осунулось и потемнело. Снова ная плохо спала. Тревоги захлестывали её. Ардиец понимал дочь – впервые такое с ним. Однако не зря опасалась девушка ритуала Йанри. Ородон и сам в этот миг испытал невероятный испуг – что, если она покинет Туарим навсегда?
Тарсар давно покинул родовое гнездо – последняя весть от него была на следующий лик после погребения. Ньин отправился в экспедицию к далёким мирам, познавать звёзды и открывать новые планеты вместе с тури. Афайимы нынче не сидят на месте, бороздят космос в поисках ответов на давно заданные вопросы.
Неури далеко. Шам находится на берегу Ардария, но там довольно холодно и сыро. Хотя она регулярно шлёт свёртки, уже порадовала отличной новостью – родила двойню и скоро отправится на военный постой в храм Земли. Хоть её Ородон увидит и сможет обнять в ближайшее время.
Ритуал помазания два годичных цикла назад определил и судьбу Коринии. Ная стала стражем и отныне стихия её Небо. Каждый свёрток из Каларима мужчина раскрывал и читал с содроганием. Не приведи Мудрейший с ней что случится… Стена ныне не крепка. После сильнейшего урагана её пришлось восстанавливать самому Аарису. Столько праведных воинов полегло в горах!
И теперь Хейланта. Уже скоро… Завтра на закате сама Кироса будет проводить обряд. Это великая честь, однако Арай боялся за неё так сильно, что едва удержал грозящие вновь политься слёзы. А если она тоже покинет его навсегда? Или того хуже – не очнётся?
Ардиец бросился к дочери и заключил её в крепкие объятия. Пусть это лишнее проявление эмоций, но так хотя бы одна из его дочерей узнает, как он её любит!
- Оин? – несмело спросила Хейланта. Она замерла, не смея ни отпрянуть, ни прижаться к Ородону. – Что с тобой случилось, пока ты спал? – поинтересовалась девушка дрогнувшим голосом.
- Ничего, - улыбнулся Арай. Он погладил наю по спине и поцеловал в тёмную макушку, по-прежнему не выпуская из кольца сильных и надёжных рук. – Просто сегодня понял, наконец, то, чему всегда учила твоя мать.
Всё перестало иметь значение в этот миг. Он короток, и ардиец им дорожил, словно собственной жизнью. И корил себя за то, что никогда не обнимал своих детей, не показывал чувства, стойко отрицая само их существование. И жалел, что нельзя вернуться назад и всё исправить.
Хейланта несмело ответила на объятия отца. Она скользнула ладонями по жилету, потом сцепила руки на спине мужчины и не отпускала его, лишь крепче прижималась. Без слов понятно, какие чувства испытывает девушка.
Ородон неожиданно для себя вспомнил Турна, его метания и уничтожение убранства дома, мебели, посуды. Ифия тоже изменила его. И так сильно, что лишь Кироса смогла справиться с его яростью и безумием. В отличие от Торай, маг был готов к смерти иррам, однако теперь самому хотелось отправиться за Грань. Но поздно – Схевания понесла и ещё долго не придётся вспоминать о ритуале ухода. Но он будет ждать, не отпустит Даллу, пока не придёт срок, когда можно остаться с ней… с неугомонной руат, которая была сильнее любого байсара.
- Нужно разобрать вести, - вдруг сказала Хейланта. Как вовремя. – Мельком видела пергамент с почерком Коринии. Она всегда пишет ровно и ставит галочку в верхнем уголке.
- Да, конечно, - Ородон выдохнул, в очередной раз приводя мысли в порядок. Нужно завтракать и начинать заниматься делами. – Её весть прочтём первой, да?
- Непременно! – обрадовалась ная, подпрыгнув и заулыбавшись. – Сиэ всегда так красочно описывает Каларим, что… ни одна книга с этим не сравнится, оин! – затараторила она, уже начав раскладывать сложенные в несколько слоёв листы.
Моран резко подскочил на постели. Его разбудил грохот закрывшихся ставней. С трудом проснувшись и продрав глаза, парень откинул одеяло, оделся и вышел из спальни. Первая мысль, которая посетила разум – вернулся из столицы оин. А он, как немощный алака проспал восхождение Илсаяна. С одной стороны, его радовало то, что ночные видения не наполнены кошмарами и можно отдохнуть как следует. А с другой – лучше бы они, можно было бы хотя бы встать пораньше, чтобы успеть встретить Турна и помочь ему разгрузить широкую телегу.
Юный арди вышел на улицу испуганно отшатнулся к порогу. Скот и птица до единой головы лежали выпотрошенные и изодранные на траве возле законов и сараев. Над ними, предвкушающе жужжа, уже летали насекомые, а некоторые ползали по окровавленным внутренностям.
Кто мог такое сотворить? Неужто каарши и найгуны нарушили границы поселения и принялись забивать всю скотину? Моран откинул первую же версию – падальщики не вспарывают ради удовольствия, им важна еда и желательно уже с тухлинкой. Хотя в период голода они не брезгуют и живой добычей. Оин часто рассказывал страшные истории, когда байсарам приходилось дежурить на границах поселений и убивать озверевших хищников.
Но если не они это сделали, то кто? Соседи не стали бы так издеваться над хозяйством. В крайнем случае, они бы просто увели живыми и туяров, и юнимов, и ашур, даже смор затолкали бы в клетки и перевезли в свои дворы. Торай дал указания Ородону – если они не вернутся через три с половиной годичных цикла, то дом можно разобрать по брёвнам до основания, а утварь и скотину разделить между арди.
Парень ходил меж трупов животных. Пахло смертью. Страх витал в воздухе, он курился вокруг. Внезапно в нос ударило премерзкой гнилью, и Моран закрыл рот и нос рукавом рубахи. Но зловоние просачивалось сквозь ткань и вызывало приступ тошноты. Глаза слезились. К саднящему от вони горлу подступил ком, и стало буквально нечем дышать. Илсаян припекал нещадно, будто бы стремилось спалить всё, что находилось на земле.
Моран упал на четвереньки и его тут же стошнило на траву. Голова закружилась от накатившей слабости, а перед глазами начало всё расплываться. Ужас поселился в душе, когда он увидел, что прямо перед ним блестят и засыхают красные сгустки. Он коснулся пальцами стянутых коркой губ. Это его кровь. В груди расплескалась боль, будто бы опрокинули чан с кипятком. Она обжигала лёгкие и желудок, и парень кашлял, выплёвывая новую порцию крови.
- И Мооран… «Моран», - насмешливо, даже с издёвкой позвал знакомый до отвращения голос.
Юный арди скривился от очередной вспышки боли и всхлипнул. Он сжал пальцами рубашку и оттянул, словно это могло ему помочь сделать полный вдох. Тем временем голос продолжал издеваться. Незнакомец смеялся, но этот смех не был отголоском – он реален. Настолько, что даже показалось, будто его обладатель стоит неподалёку и наблюдает.
Звон перьев могучего саимского крыла и ровные шаги по траве, сопровождающиеся слабым лязгом шпор солдатских сапог, укрепили подозрения. С трудом подняв голову и привстав, парень обратил свой взор на незнакомца. Острые мыски и высокие голенища обуви покрыты растрескавшимся присохшим пеплом, гунры и зранхан расшиты красными нитями, которые мерцают алым. За спиной чёрные крылья. Костлявые руки закрывают длинные широкие рукава. А на кистях – узкие и короткие перчатки.
Незнакомец остановился и хмыкнул. Моран поднял взгляд так высоко, как смог. Лучи Илсаяна слепили его и юный арди не мог рассмотреть лица, спрятанного под глубоким капюшоном. Но даже таким, безликим, он казался невероятно страшным и непобедимым. Устав смотреть на пришедшего наяву мучителя, парень уронил голову и снова закашлялся. Тут же заметил, как под сапогами незнакомца начала жухнуть трава, пожираемая чёрным туманом.
Моран отпрянул и попытался встать. Слабость сваливала его, но он пробовал снова. Раз за разом арди отскакивал назад, наблюдая, как гниют и иссыхают изуродованные животные, как сараи превращаются в хрупкую труху и осыпаются, а дом медленно рушится под тяжестью ускорившегося времени.
- М`эку зумаг схоганан? «Ну как, нравится?» - спросил незнакомец, демонстративно разведя руки в стороны. Он не поднимал головы, но Моран и так знал – собеседник ехидно ухмыляется, будто бы ему приятно видеть испуг на лице беззащитной жертвы.
Юный арди нашёл в себе силы подняться на ноги. Он пятился назад, а взгляд то и дело цеплялся за рассыпающиеся скелеты и труху, что осталась от построек. Нужно бежать. Как можно дальше и как можно быстрее. И Моран рванул в Туаримский бор. Он по-прежнему чувствовал, как опасный незнакомец преследует его. Торопиться некуда, размеренные шаги по лесной подстилке и стоны мощных деревьев поселяли чувство безысходности в груди. Парень понимал, что как бы далеко он ни оказался, враг всё равно догонит.
- Мос лео скарофу ат мои яр хэ Мооран! «Ты не убежишь от меня, Моран!» - пренебрежительно бросил в спину преследователь. Его надменный смех разносился ветром по умирающему бору вместе со звуком падающих разлапистых шавин и придавал сил. – Ати бирус нан «Тебе не удастся», - шёпот слышался так явно, будто незнакомец был прямо за спиной.
Поворачиваться страшно. Всего несколько фоз отделяло его от неминуемой смерти. Снова одолел сильный кашель с кровью. В лёгких забурлила жижа, стало трудно дышать. Но Моран не остановился. Он терпел страшную боль и бежал, уворачиваясь от разлапистых макушек и необъятных стволов с тёмной морщинистой корой, которые валились то сбоку, то впереди, преграждая путь.
Очередная шавина с треском сломалась и повалилась прямо перед парнем. Он отклонился назад, согнул ноги в коленях и съехал в глубокий овраг. Острый сук разорвал ткань и прорезал плечо. Ардиец поначалу не почувствовал боли, но на пришла вместе с теплом, стекающим по руке и груди. Он всхлипнул и обернулся – ствол осыпался трухой под атаками чёрных щупалец и по густо-серым остаткам прошагал незнакомец. Он никогда не был далеко. Его шаги настолько быстрые, что даже бегущего мог он догнать, не утруждаясь.
Моран повернул голову и тут же встретился всем телом с преградой из торчащих длинных корней. Разум помутился, чёрные пятна пошли перед глазами. Подстилка хрустела от шагов преследователя и вот, он приблизился и остановился. Чёрные крылья перекрыли темнеющее беззвёздное небо, незнакомец склонился над парнем и грозно прорычал. Полыхнули алым глаза и на миг осветили опасным блеском серебряное лицо с диагональными шрамами от правого виска до левой скулы.
- Мохран ияр Мооран! «Подчинись мне, Моран!» – прошипел он злобно. – Мойи ятри шкуум «Или я заставлю».
- Нхэ «Нет», - из последних сил бросил юный арди.
- Кун гупи… Чанхаи «Что ж… Зря». – Незнакомец выпрямился и вытянул руку вперёд раскрытой ладонью вниз. Он сжал пальцы в кулак, и сеть из корней ожила, сковывая по рукам и ногам. Острый деревянный кол навис над грудью и тут же опустился, пронзая тело насквозь и углубляясь в землю…
Моран замахал руками и выгнулся от боли в груди. Он резко поднялся на кровати и закричал, пытаясь отбиться от настойчивых рук, которые пытались его схватить за плечи. Глаза он открыл не сразу, одолевший кашель вызывал настолько сильный страх, что смотреть снова на собственную кровь и испытывать мучения не хотелось вовсе.
- Моран, открой глаза! Моран! – уговаривал знакомый голос.
Они стали приходить с тех пор, как юный арди впервые услышал таинственный голос, зовущий его к себе. Бархатный и низкий, он был прекрасен, так манил своим тембром и обещанием силы, что отказаться просто невозможно. Незнакомец не называл своего имени, однако сулил небывалое величие. Стоя на площади в Пербосе, на прощании с Даллой и последующем погребении, он впервые ощутил прилив сил познал, что такое магическое зрение, наблюдая, как прежде заключённый в теле дух отправляется за приоткрытую Грань. А незнакомец вещал всё настойчивее, призывая поддаться и… подчиниться. Но Моран отказал и вытеснил из своего разума назойливого и требовательного собеседника. И с того момента стали приходить дурные сны, коим не было конца.
Никто этого не знал, кроме самого Морана – голос показывал неоднократно смерть матери. Он прокручивал это снова и снова и убеждал, что избавиться от вины за преступления, которое парень совершил, можно только приняв силу, предлагаемую незнакомцем.
Моран прикрыл глаза, избавляясь от неотстающих тревог. Не стоит кликать беду и торопить её с приходом. Она лучше знает, когда появиться. А потому, чтобы не взывать мысленно к манящему голосу, юный арди укрылся одеялом и понадеялся на спокойную ночь до самого рассвета.
Глава 7. Последний лик
Ородон привычно проснулся с рассветом. Он поднялся, укрыл Схеванию одеялом понадёжнее и распахнул ставень, чтобы проветрить комнату. Быстро одевшись и прибрав густые рыжеватые волосы в тугую косу, мужчина вышел из опочивальни. Иррам он оставил отдыхать на постели. У неё была очередная тяжёлая ночь. По долгу службы он Арай и быстро понял, коснувшись живота новой жены, что та носит двойню. Невиданная радость и тяжёлое бремя одновременно: от этого постоянные головные боли после заката, ломота в спине и ногах, слабость. Дети во чреве осушают ма… ану.
Пора бы выбросить из своей головы руатские словечки. Ардиец вздохнул, потому что не мог по сей лик забыть Даллу. Он намеревался совершить ещё один ритуал призыва, чтобы попрощаться. В который раз. Слишком глубоко милая смуглая коренастая руат засела в его сердце. Она нашла ключ, отпирающий любовь и беспрекословную верность, подчинила своей воле непокорного байсара. Он пал перед ней ниц и до сих пор не может подняться с колен.
Хейланта продолжает напоминать о первой иррам, покорившей туаримца. Она схожа характером с Даллой. Вот только действия её противоположны материнским. Не принимает дочь новую супругу, как бы Ородон не уговаривал.
Хм… Уговоры… Чисто руатская черта. В былые времена он просто бы стукнул кулаком по столу и одним лишь недобрым взглядом заставил подчиняться решению главы семьи. Но не теперь, когда первая иррам изменила его. В груди остро кольнуло и внутри разлилась и осела вниз тяжесть. Вот они, чувства, разбуженные лаской и словом, заботой и улыбкой.
Ородон распахнул ставни и хватанул ртом воздух. Он ничуть не охладил нутро, кипящее от чувств, вылившихся потоком. Симеоково бедствие! Как он мог! Поворачивать голову очень тяжело: внезапно Арай подумал, что там, на постели лежит Далла. Она крепко спит, однако от одного лёгкого касания пальцев и от одного поцелуя может чарующе улыбнуться и открыть глаза…
Мужчина сжал пальцы в кулаки, длинные острые ногти процарапали подоконник и впились в кожу. Теперь он понимал руат как никогда хорошо. Как они стенают осемьями по погибшим, как мучаются и поддерживают друг друга в трудную альрону. Но жить с этим… невозможно. Братский народ отнюдь не слаб, он силён. Сильнее, чем арди.
Входная дверь хлопнула, выведя Ородона из глубины страданий. Жгучие слёзы на щеках он вытер тыльной стороной ладоней, постарался вернуться в прежнее состояние невозмутимого главы семьи и непокорного сурового байсара и вышел из спальни.
Хейланта подошла к столу и положила несколько пергаментных свёртков. Тут же метнулась к чану с водой, наполнила кипятник и подвесила на жерди. Лицо её осунулось и потемнело. Снова ная плохо спала. Тревоги захлестывали её. Ардиец понимал дочь – впервые такое с ним. Однако не зря опасалась девушка ритуала Йанри. Ородон и сам в этот миг испытал невероятный испуг – что, если она покинет Туарим навсегда?
Тарсар давно покинул родовое гнездо – последняя весть от него была на следующий лик после погребения. Ньин отправился в экспедицию к далёким мирам, познавать звёзды и открывать новые планеты вместе с тури. Афайимы нынче не сидят на месте, бороздят космос в поисках ответов на давно заданные вопросы.
Неури далеко. Шам находится на берегу Ардария, но там довольно холодно и сыро. Хотя она регулярно шлёт свёртки, уже порадовала отличной новостью – родила двойню и скоро отправится на военный постой в храм Земли. Хоть её Ородон увидит и сможет обнять в ближайшее время.
Ритуал помазания два годичных цикла назад определил и судьбу Коринии. Ная стала стражем и отныне стихия её Небо. Каждый свёрток из Каларима мужчина раскрывал и читал с содроганием. Не приведи Мудрейший с ней что случится… Стена ныне не крепка. После сильнейшего урагана её пришлось восстанавливать самому Аарису. Столько праведных воинов полегло в горах!
И теперь Хейланта. Уже скоро… Завтра на закате сама Кироса будет проводить обряд. Это великая честь, однако Арай боялся за неё так сильно, что едва удержал грозящие вновь политься слёзы. А если она тоже покинет его навсегда? Или того хуже – не очнётся?
Ардиец бросился к дочери и заключил её в крепкие объятия. Пусть это лишнее проявление эмоций, но так хотя бы одна из его дочерей узнает, как он её любит!
- Оин? – несмело спросила Хейланта. Она замерла, не смея ни отпрянуть, ни прижаться к Ородону. – Что с тобой случилось, пока ты спал? – поинтересовалась девушка дрогнувшим голосом.
- Ничего, - улыбнулся Арай. Он погладил наю по спине и поцеловал в тёмную макушку, по-прежнему не выпуская из кольца сильных и надёжных рук. – Просто сегодня понял, наконец, то, чему всегда учила твоя мать.
Всё перестало иметь значение в этот миг. Он короток, и ардиец им дорожил, словно собственной жизнью. И корил себя за то, что никогда не обнимал своих детей, не показывал чувства, стойко отрицая само их существование. И жалел, что нельзя вернуться назад и всё исправить.
Хейланта несмело ответила на объятия отца. Она скользнула ладонями по жилету, потом сцепила руки на спине мужчины и не отпускала его, лишь крепче прижималась. Без слов понятно, какие чувства испытывает девушка.
Ородон неожиданно для себя вспомнил Турна, его метания и уничтожение убранства дома, мебели, посуды. Ифия тоже изменила его. И так сильно, что лишь Кироса смогла справиться с его яростью и безумием. В отличие от Торай, маг был готов к смерти иррам, однако теперь самому хотелось отправиться за Грань. Но поздно – Схевания понесла и ещё долго не придётся вспоминать о ритуале ухода. Но он будет ждать, не отпустит Даллу, пока не придёт срок, когда можно остаться с ней… с неугомонной руат, которая была сильнее любого байсара.
- Нужно разобрать вести, - вдруг сказала Хейланта. Как вовремя. – Мельком видела пергамент с почерком Коринии. Она всегда пишет ровно и ставит галочку в верхнем уголке.
- Да, конечно, - Ородон выдохнул, в очередной раз приводя мысли в порядок. Нужно завтракать и начинать заниматься делами. – Её весть прочтём первой, да?
- Непременно! – обрадовалась ная, подпрыгнув и заулыбавшись. – Сиэ всегда так красочно описывает Каларим, что… ни одна книга с этим не сравнится, оин! – затараторила она, уже начав раскладывать сложенные в несколько слоёв листы.
***
Моран резко подскочил на постели. Его разбудил грохот закрывшихся ставней. С трудом проснувшись и продрав глаза, парень откинул одеяло, оделся и вышел из спальни. Первая мысль, которая посетила разум – вернулся из столицы оин. А он, как немощный алака проспал восхождение Илсаяна. С одной стороны, его радовало то, что ночные видения не наполнены кошмарами и можно отдохнуть как следует. А с другой – лучше бы они, можно было бы хотя бы встать пораньше, чтобы успеть встретить Турна и помочь ему разгрузить широкую телегу.
Юный арди вышел на улицу испуганно отшатнулся к порогу. Скот и птица до единой головы лежали выпотрошенные и изодранные на траве возле законов и сараев. Над ними, предвкушающе жужжа, уже летали насекомые, а некоторые ползали по окровавленным внутренностям.
Кто мог такое сотворить? Неужто каарши и найгуны нарушили границы поселения и принялись забивать всю скотину? Моран откинул первую же версию – падальщики не вспарывают ради удовольствия, им важна еда и желательно уже с тухлинкой. Хотя в период голода они не брезгуют и живой добычей. Оин часто рассказывал страшные истории, когда байсарам приходилось дежурить на границах поселений и убивать озверевших хищников.
Но если не они это сделали, то кто? Соседи не стали бы так издеваться над хозяйством. В крайнем случае, они бы просто увели живыми и туяров, и юнимов, и ашур, даже смор затолкали бы в клетки и перевезли в свои дворы. Торай дал указания Ородону – если они не вернутся через три с половиной годичных цикла, то дом можно разобрать по брёвнам до основания, а утварь и скотину разделить между арди.
Парень ходил меж трупов животных. Пахло смертью. Страх витал в воздухе, он курился вокруг. Внезапно в нос ударило премерзкой гнилью, и Моран закрыл рот и нос рукавом рубахи. Но зловоние просачивалось сквозь ткань и вызывало приступ тошноты. Глаза слезились. К саднящему от вони горлу подступил ком, и стало буквально нечем дышать. Илсаян припекал нещадно, будто бы стремилось спалить всё, что находилось на земле.
Моран упал на четвереньки и его тут же стошнило на траву. Голова закружилась от накатившей слабости, а перед глазами начало всё расплываться. Ужас поселился в душе, когда он увидел, что прямо перед ним блестят и засыхают красные сгустки. Он коснулся пальцами стянутых коркой губ. Это его кровь. В груди расплескалась боль, будто бы опрокинули чан с кипятком. Она обжигала лёгкие и желудок, и парень кашлял, выплёвывая новую порцию крови.
- И Мооран… «Моран», - насмешливо, даже с издёвкой позвал знакомый до отвращения голос.
Юный арди скривился от очередной вспышки боли и всхлипнул. Он сжал пальцами рубашку и оттянул, словно это могло ему помочь сделать полный вдох. Тем временем голос продолжал издеваться. Незнакомец смеялся, но этот смех не был отголоском – он реален. Настолько, что даже показалось, будто его обладатель стоит неподалёку и наблюдает.
Звон перьев могучего саимского крыла и ровные шаги по траве, сопровождающиеся слабым лязгом шпор солдатских сапог, укрепили подозрения. С трудом подняв голову и привстав, парень обратил свой взор на незнакомца. Острые мыски и высокие голенища обуви покрыты растрескавшимся присохшим пеплом, гунры и зранхан расшиты красными нитями, которые мерцают алым. За спиной чёрные крылья. Костлявые руки закрывают длинные широкие рукава. А на кистях – узкие и короткие перчатки.
Незнакомец остановился и хмыкнул. Моран поднял взгляд так высоко, как смог. Лучи Илсаяна слепили его и юный арди не мог рассмотреть лица, спрятанного под глубоким капюшоном. Но даже таким, безликим, он казался невероятно страшным и непобедимым. Устав смотреть на пришедшего наяву мучителя, парень уронил голову и снова закашлялся. Тут же заметил, как под сапогами незнакомца начала жухнуть трава, пожираемая чёрным туманом.
Моран отпрянул и попытался встать. Слабость сваливала его, но он пробовал снова. Раз за разом арди отскакивал назад, наблюдая, как гниют и иссыхают изуродованные животные, как сараи превращаются в хрупкую труху и осыпаются, а дом медленно рушится под тяжестью ускорившегося времени.
- М`эку зумаг схоганан? «Ну как, нравится?» - спросил незнакомец, демонстративно разведя руки в стороны. Он не поднимал головы, но Моран и так знал – собеседник ехидно ухмыляется, будто бы ему приятно видеть испуг на лице беззащитной жертвы.
Юный арди нашёл в себе силы подняться на ноги. Он пятился назад, а взгляд то и дело цеплялся за рассыпающиеся скелеты и труху, что осталась от построек. Нужно бежать. Как можно дальше и как можно быстрее. И Моран рванул в Туаримский бор. Он по-прежнему чувствовал, как опасный незнакомец преследует его. Торопиться некуда, размеренные шаги по лесной подстилке и стоны мощных деревьев поселяли чувство безысходности в груди. Парень понимал, что как бы далеко он ни оказался, враг всё равно догонит.
- Мос лео скарофу ат мои яр хэ Мооран! «Ты не убежишь от меня, Моран!» - пренебрежительно бросил в спину преследователь. Его надменный смех разносился ветром по умирающему бору вместе со звуком падающих разлапистых шавин и придавал сил. – Ати бирус нан «Тебе не удастся», - шёпот слышался так явно, будто незнакомец был прямо за спиной.
Поворачиваться страшно. Всего несколько фоз отделяло его от неминуемой смерти. Снова одолел сильный кашель с кровью. В лёгких забурлила жижа, стало трудно дышать. Но Моран не остановился. Он терпел страшную боль и бежал, уворачиваясь от разлапистых макушек и необъятных стволов с тёмной морщинистой корой, которые валились то сбоку, то впереди, преграждая путь.
Очередная шавина с треском сломалась и повалилась прямо перед парнем. Он отклонился назад, согнул ноги в коленях и съехал в глубокий овраг. Острый сук разорвал ткань и прорезал плечо. Ардиец поначалу не почувствовал боли, но на пришла вместе с теплом, стекающим по руке и груди. Он всхлипнул и обернулся – ствол осыпался трухой под атаками чёрных щупалец и по густо-серым остаткам прошагал незнакомец. Он никогда не был далеко. Его шаги настолько быстрые, что даже бегущего мог он догнать, не утруждаясь.
Моран повернул голову и тут же встретился всем телом с преградой из торчащих длинных корней. Разум помутился, чёрные пятна пошли перед глазами. Подстилка хрустела от шагов преследователя и вот, он приблизился и остановился. Чёрные крылья перекрыли темнеющее беззвёздное небо, незнакомец склонился над парнем и грозно прорычал. Полыхнули алым глаза и на миг осветили опасным блеском серебряное лицо с диагональными шрамами от правого виска до левой скулы.
- Мохран ияр Мооран! «Подчинись мне, Моран!» – прошипел он злобно. – Мойи ятри шкуум «Или я заставлю».
- Нхэ «Нет», - из последних сил бросил юный арди.
- Кун гупи… Чанхаи «Что ж… Зря». – Незнакомец выпрямился и вытянул руку вперёд раскрытой ладонью вниз. Он сжал пальцы в кулак, и сеть из корней ожила, сковывая по рукам и ногам. Острый деревянный кол навис над грудью и тут же опустился, пронзая тело насквозь и углубляясь в землю…
***
Моран замахал руками и выгнулся от боли в груди. Он резко поднялся на кровати и закричал, пытаясь отбиться от настойчивых рук, которые пытались его схватить за плечи. Глаза он открыл не сразу, одолевший кашель вызывал настолько сильный страх, что смотреть снова на собственную кровь и испытывать мучения не хотелось вовсе.
- Моран, открой глаза! Моран! – уговаривал знакомый голос.
