Турн поднялся рано. Илсаян только окрашивал небосвод в алый, но ардийцу не спалось. Несколько ликов минуло с той поры, как в его доме развернулась настоящая битва, едва не кончившись трагедией. Он подошёл к окну и распахнул ставни шире, позволив утреннему ветерку принести свежесть в комнату. Поселение Арту ещё не пробудилось после ночного сна, хотя живность уже заметалась в загонах. Скотина и птица чувствовали приход нового лика.
Вдохнув полной грудью прохладный воздух, арди прикрыл глаза и несколько мгновений постоял, опёршись о широкий деревянный подоконник. Он тут же вспомнил, как строил этот дом. Турн неторопливо скользнул ладонью по отполированной поверхности, повторил пальцем линии узора древесины и окинул взглядом внушительный проём со ставнями на литых петлях.
Участок достался ему в дар от самой Киросы. Она благосклонна как к своим магам, так и ко всем арди, поэтому народ в Арту, да и во всём крае Земли ни в чём не нуждался. Закладывая первый камень в почву, которая ещё не совсем оттаяла после коротких, но сильных холодов, Турн уже тогда думал о том, как будет жить здесь с семьёй. Фундамент он отлил быстро, работал день и ночь. А бревенчатые стены ему помогали возводить его соседи. Мужчины укрепили сруб, сделали крышу, устелили чердак соломой, вырыли рядом подвал и установили опоры: работа спорилась под песни, которые лирично, сидя рядышком на пеньках, напевали женщины.
- Красною румяною зарёй стыдливо небо возвещало о приходе радостного лика. Спорится работа, брёвнышко за брёвнышком, от коры свободных тесной. Ссохнется, окрепнет каждая стена под ликом Илсаяна… - Турн не сразу заметил, что стал напевать всплывшие в памяти слова.
Он замолчал и резко обернулся, посмотрев на массивную кровать, устеленную простынями густо коричневого цвета. Его пение не разбудило Ифию – та по-прежнему крепко спала, однако Турн несколько минут внимательно вглядывался в ее лицо. Бывало, что жена исподволь наблюдала за ним, особенно, если он рано вставал. Но сейчас её глаза закрыты, даже не подрагивают светлые ресницы.
Турн принялся медленно одеваться. Он натянул штаны с короткими – до колена – брючинами, застегнул коричневый жилет, как всегда скользнув напоследок пальцами по яшмовым пуговицам, всунул стопы в открытые сандалии и тихо, насколько это возможно для байсара ростом в четыре с небольшим миралы , выскользнул из почивальни в главную комнату.
Далла привалилась к стене в дальнем углу и, положив руку на бортик колыбели, дремала, сидя на лавке. Кровница всю ночь успокаивала Морана, лишь пять иларов назад он угомонился, позволив всем отдохнуть. И сама уснула прямо тут, видимо, боясь, что дитя вновь проснётся, почувствовав, что его оставили в одиночестве в огромной комнате.
Ардиец на цыпочках прошёл к столу, налил в кипятник с носиком ковш воды и повесил на жерди, прямо над пылающим камином. Он отправился к полкам, чтобы приготовить себе цветочного чая, но задел ногой древко громоздкого ухвата, отчего тот с грохотом и шумом упал на пол и пару раз отскочив, перевернулся. «Неуклюжий алака! - отругал себя Турн. Он замер, как рынь , паскудно жрущая зерно в амбаре. – Сорок годичных циклов на военном постое ничему тебя не научили, байсар!» - продолжал злиться он.
Малыш не издал ни единого звука. Только колыбель начала плавно раскачиваться от его слабых движений и раздалось шуршание ткани вперемешку с глубоким вдохом кровницы. Далла проснулась.
- Мм-м-м… - кровница потянулась и зевнула, сидя на скамье. – Светлого дня, Турн, - она разлепила веки и уставилась на него сонным взглядом. – Долго я спала?
- Если ты никуда не отлучалась с ночи, то почитай пять иларов, - ответил Турн.
Далла прикрыла глаза и покачала головой, несколько раз зевнув. Она медленно поднялась со скамьи, расправила примятый подол сарафана, разгладив выделяющиеся складки, и развернула широкие лямки. Кровница на миг потеряла равновесие и ухватилась за бортик колыбели, отчего та сильно качнулась. Звон маленьких погремушек, нависших над младенцем, едва уловимо пронёсся по комнате.
- Ты не здорова? – с беспокойством поинтересовался Турн. Он напрягся, готовый тут же броситься к Далле на помощь. Её бледность вызывала у него сильную тревогу.
- Моя спина этого не выдержит, - поморщилась кровница и приложила ладонь к пояснице. Немного размялась, покачавшись из стороны в сторону, и снова зевнула.
«Да уж, сидеть на скамье столько иларов в одной позе – такого никому не пожелаешь!» - Турн покивал своим мыслям. Он вспомнил, как в далёкой молодости, когда он был ещё совсем юным туаримом, его наставник жёстко тренировал байсаров. Отбрасывая от своего разума назойливые наставления сурового учителя, все его взгляды, ругань и тяжесть кулака, которую даже сейчас, через столько годичных циклов помнил ардиец, он выудил из памяти занятия по стойкости. Тогда нужно было выдерживать несколько ликов сидения на одном месте, равно как и стояния, лежания и зависания в воздухе. Последнее давалось Турну тяжелее всего. Он обладал сильной магией, но даже её не хватало на то, чтобы уметь сохранять постоянный приток магии в ноги и спину и держать себя в нуне над землёй.
- Разделишь со мной утреннюю трапезу? – после недолгих раздумий предложил арди.
- С радостью, - улыбчиво ответила кровница, подошла к столу и села.
Во всей Ардии не сыскать более непокорного народа, чем туаримы. Они отступают от правил всегда, почти каждый лик, словно специально с малых лет взращивают в груди бунтарство. По законам и правилам, Далла, как кровница, обязана заботиться не только о малыше малыша, но и о его родителях. Однако Турн всегда всё делал сам, когда представлялась возможность. И сейчас решил тоже накрыть на стол собственными руками.
Далла сидела молча, дожидаясь, когда глава семьи приготовит травяной чай, залив сушёные листья кипятком, нарежет сваренные яйца и свежие овощи. Арди постоянно следил за кровницей – она бросала на него колкие и недовольные взгляды, однако молчала. И правильно: объяснять ей в который раз, что приличиям здесь не место, мужчина устал за сто два цикла. Именно столько он знал сиэ Ифии. И именно столько пытался втолковать ей, что Туарим – свободный от жёстких устоев край.
По комнате разнёсся приятный аромат пряных трав, смешавшись со свежестью собранных после вечери плодов и запахом варёных яиц. Колыбель закачалась. Но младенец не спешил просыпаться. Турн улыбнулся – он никак не мог нарадоваться своему первенцу, который находится под защитой самой Киросы, да и всех Вахди.
- Она назвала его Моран, - с ноткой обиды произнесла Далла, кинув взгляд на прекратившую колебаться кроватку. – Похоже, она прониклась духом своеволия в Туариме. – Она хмыкнула и с вызовом посмотрела на Турна.
«Опять решила потягаться со мной. Неугомонная руат», - покачал головой он и несколько раз предупредительно поцокал языком. Люди всегда отличались излишним недовольством от других представителей населённых миров. Даже суримы с ними не сравнятся. А уж они-то горды и высокомерны настолько, что можно дивиться до скончания веков!
- Уйми, наконец, свой гнев, - миролюбиво сказал Турн. – Ты забыла, в каком мире живёшь, Далла. Уж больше отлика минуло с тех пор, как ты обитаешь в Туариме. Сколько мы ещё будем ссориться по пустякам? А? – улыбнулся он, насмешливо сощурив большие, пестрящие ржой на радужке, глаза. – Ты кровница моему первенцу. Большей чести и представить нельзя. Как для меня, так и для тебя.
Далла открыла рот… но с языка её не сорвалось ни единого слова. Она примирительно покивала, улыбнулась и отпила глоток из внушительной деревянной кружки. Оторвала ещё одну веточку ложжи – местного кустарника-пряности – и кинула в напиток, отчего до носа Турна донёсся аромат хвойной смоляной свежести.
Они просидели так до самого позднего утра, когда Илсаян на небосводе уже вошёл в полную силу. Смеялись, рассуждали о жизни, о своих семьях и о труде. Когда пришла пора браться за работу по хозяйству, Далла всё же настояла на том, чтобы самой поухаживать за Турном. Он был не против, хотя и мысленно порицал такое рвение: его дом – его правила. Но это Далла… ничего не поделаешь с её отчаянными суждениями и приверженностью всегда безукоризненно выполнять правила.
Нагрев воды, Далла начала мыть в тазу посуду. Заметив, что она внезапно замерла, Турн нахмурился. Он почувствовал её напряжение и страх.
- Ифия поднималась с постели? – неожиданно тихо и испуганно спросила она, медленно повернувшись к нему. Тот словно забыл обо всём на свете. Из разума выветрились все до единой мысли, а перед глазами возник образ иррам. Тревога внутри забилась подобно завывающей каарши.
- Быть может, она сильно устала, - ардиец словно пытался успокоить сам себя этой догадкой. – Она жаловалась на недомогание в последнее время. На неё сильно повлиял поступок Лавны, - имя Торай Воды он произнёс с нескрываемой ненавистью. Слишком много она натворила, великое зло и боль принесла в его дом.
- Не замечала в ней таких перемен, - с сомнением произнесла Далла. – Как она рвалась с постели сразу после родов, ты и сам знаешь. Что бы ни случилось, какая б хворь не накрыла, Ифия вставала с рассветом.
Несколько фоз молчания и прямых взглядов, наполненных страхом и сомнением… Оба – и Турн, и Далла – не сговариваясь бросились в спальню, едва не столкнувшись в дверях.
Ифия по-прежнему лежала в постели, укрытая одеялом. Она не поворачивалась, Турн бы сразу понял. Лицо жены покрыла мертвенная бледность. Ресницы не подрагивали. Грудь едва вздымалась, только колыхание пёрышка на подушке у самого лица говорило о том, что Ифия ещё дышит. Турн чувствовал нутром, что супружеская связь Немьерси исчезала. Альроны остались до момента смерти его иррам.
Ардиец был не в силах что-либо сказать или сделать. Он слышал, как рванулась прочь Далла, видел её через проём с отворёнными ставнями, знал, что она побежала к арай за помощью. Но сам сдвинуться с места не мог – будто прибитый к полу стоял и смотрел на умирающую жену. Как он мог не почувствовать, что она захворала? Раньше он всегда знал даже то, сколько раз она чихнула, понюхав букет полевых цветов. А сейчас… пустота внутри.
Он ощущал боль её и смятение, когда она лишилась чувств от поступка Лавны. Но после того, как Кироса… Нет, она не могла. Не посмела бы вредить семье, лишать ребёнка матери, а Турна - любимой.
«За жизнь нужно отдать жизнь… Ифия знала это», - голос в его разуме прозвучал так громко, что он рухнул на колени и сжал виски ладонями. Кироса говорила с ним, она всегда открывала свой разум для общения, когда Турн ещё был её приближённым магом. И говорит сейчас… потому что им он и остался.
«Ты всегда был и будешь моим Торай», - снова зазвенел голос Киросы.
В душе Турна всколыхнулся гнев. Он пульсировал по венам, пробуждая магию.
Своеволие руат воистину превышает все рамки дозволенного. Злость на себя поразила Турна… Жена, видимо, говорила с Киросой тогда… в доме, просила её о какой-то услуге. И получила ответ. Ифия хранила тайну, которая погубила её, разрушила семью. Может быть, она надеялась, что муж поймёт её, простит однажды. Но нет. Турн не поймёт и не простит – прежде всего самого себя накажет за то, что не углядел за ней. И он казнил себя прямо сейчас, стоя на коленях возле кровати и наблюдая за тем, как пёрышко шевелится всё меньше и в один миг замирает. Ифия умерла.
Твёрдая ладонь легла на плечо Турна. Он не сразу почувствовал касание. Только когда в тело полилась магия арай, немного отрезвляя и снимая пелену с глаз, повернул голову и увидел Ородона, своего соседа и друга, мужа Даллы.
- Разорви брачные узы, Турн. Пока не поздно, - голосом, полным скорби, посоветовал Ородон. – К вечере её дух отправится за Грань, а Райнатара ты не дождёшься, сгинешь следом. Тебе ли не знать, Торай? Ну же, освободи себя!
Но Турн не желал расставаться со своей иррам. Он жаждал бродить по светлым тропам за Гранью вместе с ней. Илсаян поднимался выше, медленно отсчитывая каждый миг до момента, когда уже ничего невозможно будет исправить.
- Оставьте меня, - хрипло проговорил арди.
- Но время… - попытался возразить Ородон.
Турн вскинул руку в останавливающем жесте и указал кивком на дверь, опустив гневный взгляд в пол. Послышались приглушённые шаги и полный горечи вздох.
- Как знаешь, друг, – напоследок сказал арай. – Мы позаботимся о Моране, если тебя не станет. Для Хейланты он будет братом, не меньше. Родной кровью, как и для нас.
***
Далла поспешила следом за мужем. Её трясло от подступающих рыданий, и она едва стояла. Ей хотелось упасть на колени и кричать от боли, которая рвала изнутри на куски. Столько времени вместе прожили бок о бок, были как единое целое, даже внешне походили друг на друга. В детстве часто менялись местами, и путали своих друзей и соседей, которые не сразу могли отличить девочек. Только родителям это удавалось, ведь дочери были для них отрадой и опорой.
Когда родителей не стало, Ифия и Далла долго горевали, а после отправились на Ардос, в Вириим, чтобы начать жизнь с нового листа, писать свою историю, создать семьи, родить детей. Ифия первой вышла замуж и отправилась с Турном сюда, в Туарим, где и проиграла ему на ритуальном поле. Ещё бы! Победить байсара не дано никому, порой даже соратники не в силах справиться с таким великаном!
Сиэ часто отправляла вести в Вириим, где долгое время жила Далла. Она попыталась улыбнуться, вспомнив, как та ярко описывала жизнь в поселении Арту, как тут работается, отдыхается, а Далла сравнивала эти рассказы с тем, как ей спокойно среди леров.
Вместо улыбки предательски потекли слёзы. Далла покачнулась и, опёршись о стену, закрыла рот рукой, чтобы не разреветься в голос. Силы покидали её. Тогда как Далла родила уже четвёртого ребёнка, девочку, у сестры не было детей долгие годы. Она скрывала свои страхи и мысли от Даллы, но глаза не обманешь, ведь сёстры были близки настолько, что порой понимали друг друга без слов.
Ощущение внезапной пустоты оборвало дыхание. Далла рухнула на колени и согнулась в рыданиях, смяв подол сарафана дрожащими пальцами. Ифии нет. Она умерла. Мысли ранили так больно, что перед глазами плыли тёмные круги. Как жить, зная, что самого близкого человека вот так внезапно забрала смерть? Как смириться с потерей?
Сильные руки приподняли Даллу. Она не сопротивлялась, просто рыдала и шла туда, куда её вёл Ородон. Села на край лавки, едва не промахнувшись. Муж придерживал её, но Далле сейчас было всё равно.
- Иррам, - сочувственно начал Ородон, присев перед ней на корточки. – Уйми свои слёзы. Грядёт беда похуже. Турн отказался разрывать узы Немьерси. Он угаснет ещё перед приходом Бури-Матери.
Далла взглянула на мужа. Его родное серебряное лицо, полные тревоги черные глаза, что-то шепчущие темно-синие губы… Она сумела понять его даже сквозь давящую глухоту охватившей ее боли.
- Ты должна помочь ему принять правильное решение. Негоже младенцу лишиться отца и матери в самом начале пути. Он сгинет от пустоты внутри, - продолжал говорить Ородон. Он коснулся её колена и тихо добавил: - Турн заслуживает права жить.
- Я не справлюсь, - всхлипнула Далла. Она даже не представляла себе, что будет говорить Турну. – Он меня не послушает, Ородон. Я ему не ровня.
