Незнакомец схватил меня за запястье и потащил на улицу. Упираться не имело смысла, силы благодетелю было не занимать.
Завернув за угол, незнакомец приподнял шляпу, и я наконец-то смогла рассмотреть знакомые черты.
- Вольфган! Но как?
- Тсс! – баронет приложил указательный палец к губам и начал полушепотом объясняться. – Мария, я решил проследить за тобой. – сбивчиво оправдывался он. – Не пойми неправильно, я тебе полностью доверяю, но мне было жуть до чего интересно, как же ты будешь продавать. Когда ты поднялась на помост и стала не просто хвалить и продавать мои творения. Нет! Ты повела за собой толпу! Я восхищаюсь тобой! Я бы так никогда е смог.
- Это точно! – усмехнулась я. – Хотя бы в силу половой принадлежности. Но почему ты внес залог только через три часа?
- Понимаешь, - Вольт нервно теребил край плаща, - герцог был в участке. Он бы опознал меня… А мне бы этого не хотелось. Поэтому пришлось целый час прождать, пока он уйдет. Потом в участке начался ужин и пришлось ждать еще час.
- Понятно… - пробурчала себе под нос. – Спасибо, но сколько обошелся залог?
- Тридцать серебряников. – вздохнул Вольфган. – Почти все, что у меня было с собой.
Я прикинула сегодняшнюю выручку. Сумма была такая, что если я верну долг баронету из своей половины, то у меня останутся деньги, чтобы внести залог за Мадлен. Негоже леди ночевать в тюрьме, ее поди дома ждут.
Я открыла корзинку, и мы начали делить выручку прямо в пустом переулке. Потом я настояла на том, чтобы баронет забрал сумму залога. Он, конечно, сперва отказывался, но потом сгреб деньги в карман.
Так было правильно. Годы научили меня одной простой истине: дружба дружбой, а денежка любит счет и не любит долг. Тогда и друзья никуда не затеряются. Настоящие…
- Ты ужинала? – спросил Вольфган. – Если нет, то приглашаю в гости.
- Это конечно, здорово, но мне еще нужно внести залог за Мадлен. Подождешь меня здесь.
- Хорошо. – согласился мужчина, и я поспешила назад в тюрьму.
- Пять серебряников. – сказал дежурный, когда я попросила отпустить под залог Мадлен.
- А почему так дешево? – не удержалась я. Не то чтобы я была против экономии, но меня стали одолевать сомненья…
- Стандартная сумма залога за нарушителя общественного спокойствия и порядка. – ответил дежурный.
- Почему тогда за меня целых тридцать?
- Не знаю. Личное распоряжение герцога. Так вы оплачивать будите или как?
Тот факт, что мужчина меня высоко ценит, впервые вызвал смешанные чувства.
Я отсчитала монеты и расписалась в журнале: «Красная Шапочка» и поставила размашистую «Z».
Мадлен привели сразу.
- Я внесла залог. Идем.
Дважды предлагать не пришлось, и через пару минут мы уже были в переулке, где нас дожидался Вольфган.
- Надо внести залог за Берту и Лиру. – Мадлен никуда уходить не собиралась.
- Вот внесешь ты за них залог, и что дальше? – я посмотрела скептически на новоявленного борца за свободу.
- Их отпустят! Не дело же им ночевать в тюрьме.
- Хорошо. – я сложила руки на груди. – И куда они пойдут? В подворотню? В портовые склады? А завтра их опять арестуют за бродяжничество. Сейчас у них хотя бы на несколько дней есть крыша над головой. И трехразовое питание.
Мадлен смотрела на меня с мольбой, словно я была в состоянии решить всю вселенскую несправедливость.
- Нет-нет! Я их к себе взять не могу! Я сама на попечении у Потапчуков.
- Я тоже не могу! – вмешался в разговор баронет. – Мне жена не разрешит.
Операция «отдам бродяг в хорошие руки» зашла в тупик.
- Ладно. – махнула рукой Мадлен. – Завтра сама что-нибудь придумаю.
Когда мы, проводив сперва Мадлен, дошли до дома Вольфгана, солнце уже клонилось к закату. В ярко освещенном холле нас встретил дворецкий. По сравнению с тем, что было утром, дом ожил. Из гостиной доносилась музыка и женский смех.
- Пойдем, я тебя представлю. - баронет потянул меня в гостиную. – Все рано, мне нужно поприветствовать гостей супруги.
Когда мы вошли в гостиную, музыка стихла и все уставились на нас. Компания, надо заметить, была преинтереснейшая. Во-первых, уже известная мне Мальвина-Анабэль – любовница герцога, у фортепиано сидела рыжая девица с острыми хищными чертами лица и полувываливающимся из декольте бюстом четвертого размера. У кресла «Мальвины» стоял рыжий хлыщ с такими же хищными чертами лица. Сразу было понятно – скользкий тип! А у распахнутого окна находился коренастый мужчина с необычной прической – пышную черную шевелюру посередине разделяла широкая полоса белоснежных волос. Мужчина постоянно нюхал какой-то фиолетовый цветок и возводил глаза к потолку, будучи в полном восторге.
Вольфган подошел к худощавой кучерявой брюнетке в изумрудно-зеленом платье, развалившейся полулежа на софе со скучающим видом и слегка чмокнул ее в щеку.
- Дорогая, позволь представить тебе Марию Медведеву – гостью наших соседей Потапчуков, и просто хорошего человека.
«Дорогая» бросила на меня равнодушный взгляд и едва заметно кивнула.
- Мария, позволь тебе представить мою супругу. Альбина Вольт. – затем баронет представил остальных присутствующих. – госпожа АнабэльБодур, маркиз ЛансСнофолк и его сестра Лукреция, господин Вильям Штрац. – баронет назвал мне странного дяденьку и тихо, но язвительно шепнул на ухо. – Поэт. Творческая личность с тонкой душевной организацией!
Интересные у них тут порядки. Пока муж шляется не пойми где, жена преспокойно принимает гостей.
- Ужин накрыт в красной столовой. – объявил незаметно появившийся в дверях дворецкий.
Меня усадили за стол со всей компанией, как полноценную гостью, рядом с хозяином и странным дяденькой. На том, что я остаюсь в капюшоне, пока никто внимание не заострял. Я была девушкой-невидимкой.
Беседа текла на странные темы: мода на мохноухих комнатных собачек, количество любовников рыжей девицы (странно, но она совсем не стеснялась этой темы и активно ее развивала), выращивание на подоконнике гиацинтов и нарциссов, и прочая муть. Хозяйка заливисто смеялась, подначивала рыжего и (или это мне только показалось) гладила его под столом ногой. Поэт-эстет налегал на вино, занюхивая каждый бокал фиолетовым цветком.
Вольфган молча ел бифштекс, тяготясь обществом друзей жены.
Когда странный обед закончился, все вновь вернулись в гостиную, а Вольфган вызвался проводить меня до дома Потапчуков.
- Это не мое дело… - я начала разговор, хотя это действительно было не мое дело. – но почему ты позволяешь Альбине так себя вести, словно ты лишний в собственном доме?
- Она – альфа. – печально вздохнул баронет. – И моя истинная пара. Я никуда от нее не денусь… Люблю-у-у-у-у я ее, стерву-у-у-у!
- А она тебя?
- А она говорит: «Докажи, что ты истинный вервольф! Соверши в мою честь подвиг!» Какой, вот какой подвиг тут совершишь? Герцог даже самую мелкую нечисть на сто лиг вокруг истребил.
Мы сами не заметили, как дошли до особняка Потапчуков. Ни в одном окне не горел свет – это настораживало. Я постучала в дверь, потом еще постучала, и еще… Дверь открыла экономка в спальном колпаке.
- А! Госпожа Михайлова! – узнала она меня. – А господа укатили в свою летнюю усадьбу. Часа три уж, как укатили.
И захлопнула дверь перед моим носом. За…мечательно!
Мне оставался один путь – напрямик через поля.
Баронет проводил меня до черты города, потом подумал, и рванул со мной дальше.
- Прогуляюсь перед сном. – заявил он.
Но я поняла, что домой ему не очень-то хотелось. Назад в город Вольфган повернул лишь когда вывел меня на лесную дорогу, ведущую напрямую к усадьбе Потапчуков.
В избушке не было ни души…
Куда подевались медведи – для меня так и осталось загадкой, разгадывать которую совсем не осталось сил.
Я на автопилоте сходила к умывальнику, затем навестила светлячков, и рухнула без сил на постель в своей коморке. Впервые за последние ночи я провалилась в спокойный, тихий, безмятежный сон.
Чтобы посреди ночи проснуться от тревожного давящего ощущения…
У моей постели, скрестив руки на груди, стояли три неимоверно рассерженных медведя.
- Паршивка! – первой напряженного молчания не вынесла Сташа. – Да я ей сейчас голову оторву!
- Сташа! – Тадеуш ловко сгреб супругу в кольцо крепких лап.
- Вот где она шлялась, а? Мы с ног сбились, весь город оббегали! Упрашивали герцога не наказывать строго!
К кому конкретно герцог собирался применять строгое наказание, не уточнялась. Скорее всего, достаться могло и моим попечителям. Ой, как неудобно получилось-то…
- Мы кое-как добились у герцога отмены наказания и твоего освобождения, приехали в тюрьму, а ее там уже нет! – не унималась Сташа. – За нее уже внес залог какой-то «Инкогнито в Черном»! Ты с кем успела снюхаться?
- Это был ваш сосед Вольфган Вольт. – мне впервые удалось вставить фразу в свое оправдание в словесный поток разъяренной медведицы.
- А ты знаешь, что его жена якшается с рыжемордыми?
- Мам! –вмешался в разговор Мишаня. – Но баронет вроде нормальный двуликий…
- Он подкаблучник! – отрезала Сташа. – Это еще хуже, чем дружба с рыжемордыми!
- Всё-всё, успокойся. – прервал супругу Тадеуш. – Спать давно пора. Пойдем уж. Видишь, Мария жива, здорова, с ней все в порядке…
С этими словами чета Потапчуков покинула мою каморку.
- Ты это, на мать не серчай… - Мишаня задержался на пороге. – Она не со зла.
Я кивнула в ответ.
- Когда ты успела познакомиться с Вольтом? – Мишаня стал серьезным.
- Повстречались в лесу. – ответила я как ни в чем не бывала. – Он делает классные фигурки из бронзы, а я пообещала ему помочь с продажами.
- Понятно… Значит поэтому ты полезла на трибуны? А я еще не мог допереть, откуда у тебя эти побрякушки.
- Между прочим, - заметила я с укоризной. – очень красивые и оригинальные авторские изделия!
– Ты знаешь, что Снофолки пытаются перехватить у нас контракт на поставки для дворца?
- Нет. Я этих рыжих вчера впервые у Вольфгана на ужине увидела. И о контрактах там разговоров не было.
- Значит, ты у них еще и ужинала? – вопрос был скорее риторическим. – Баронет, в принципе, не плохой, честный малый. Но вот его окружение… Тебе лучше держаться от них подальше. И это не только из-за нашего дела. Я о тебе беспокоюсь.
- Понятно. – я тяжко вздохнула. – Мне самой они не понравились. Такие сожрут – не дорого возьмут.
- То-то же! Ладно, спи давай, а то скоро уж светать начнет.
С этими словами Мишаня отправился к себе в мансарду, оставив меня наедине со своими мыслями. За стеной тихо шептались Потапчуки, все еще не могли уснуть. Я откинулась на подушку и провалилась в сон.
Проснулась я от непонятного тарахтения и поняла, что за окном уже светло, а госпожа Потапчук, вместо того, чтобы будить меня и готовить завтрак, преспокойно выводит рулады за стенкой. Проспала.
Поэтому завтраком я решила заняться сама. Растапливать русскую печь я умела, дрова нашла в дальнем углу двора, поставила опару, замочила сушеные грибы и села перебирать гречу.
Когда на столе уже стоял большой горшок с ароматной гречей, а в печи доспевал сладкий пирог, в столовой появились хмурые, не выспавшиеся Потапчуки. Сташа окинула тяжелым взглядом свои владения и удовлетворенно вздохнула.
Завтракали молча. Медведи ели пирог и запивали крепким травяным взваром, постепенно просыпаясь.
Сразу же после завтрака Мишаня с главой семейства укатили в город. Дела. А Сташа выдала мне кучу работы по дому.
Только после обеда у меня появилось свободное время, и хозяйка отпустила меня в лес собирать землянику, полянки которой я заметила, когда относила гостинцы госпоже Топтыгиной.
Прогретый на солнце лес встретил меня трелями птиц, запахом смолы и цветущей душицы (надо будет нарвать пучок для чая). Спелые сочные ягоды крупной лесной земляники так и скатывались с длинных стеблей в туесок, словно ароматные бусины, блестящие на солнце темными семечками.
В сосновом бору мне попалась полянка молодых маслят, чистых, со светло-коричневыми скользкими шляпками. Грибы отправились в лукошко к паре подосиновиков, которые я нашла часом ранее.
Можно было уже направляться домой, но я немного задержалась у прозрачного родника. Села на прогретый на солнце камень, закрыла глаза и предалась мечтам… У меня никогда не было солнечного деревенского детства, моя мать никогда не отправляла меня в летний лагерь, где можно было бы гулять в лесу или убегать купаться на речку. Сколько себя помню – я всегда была моделью. И даже выезжая летом на море, снималась то в рекламе мороженого, то в рекламе солнцезащитного крема с повышенной степенью защиты…
Сейчас я могла сидеть на камне и ни о чем не думать, не беспокоиться, никуда не спешить. А потом, подхватив лукошко и туесок с ягодой, не спеша пойти по тропинке в сторону избушки, где вместе со Сташей буду варить земляничное варенье.
От размышлений меня отвлек громкий шорох в зарослях калины. Затем послышалось частое дыхание и какие-то влажные не то причмокивания, не то вылизывания…
Сейчас у ручья я точно была лишней. Надо драпать!
Кусты зашевелились сильнее, под чьей-то ногой хрустнула сухая ветка. Из кустов показалась огромная башка светло-коричневого дога. На меня уставились умные глаза темно-вишневого цвета, из открытой пасти алой тряпочкой свисал язык, с которого обильно капала слюна. Псу было жарко, и скорее всего, его мучала жажда.
- Жарко! – произнес пес низким голосом. – Гамлет пить!
- Ну так пей. – пожала я плечами и указала на родник.
- Ты хороший. – отрывисто сказал дог. – Страшный, но хороший. Гамлет чует. Он не ошибаться.
Речь давалась собаке тяжело. Создавалось такое ощущение, что разговаривать он начал не так давно.
- Я – Маша. Я тут отдыхаю.
- Гамлет! – гаркнул пес. – Потерялся!
Он вытащил из кустов мощную переднюю лапу, затем вторую, тяжело переступил, словно что-то ему мешало.
- Киса! Фу! – рявкнул пес в кусты.
- Мяяя-яааа-ааа! – донеслось из зарослей на одной ноте, и дог таки выбрался из кустов, вытягивая за собой огромного рыжеватого кота за… кота.
Помогите мне это развидеть!
Там, где у всех приличных собак должны были находиться задние ноги, хвост и соответствующие половой принадлежности причиндалы, у Гамлета была пума. Точнее половина пумы, истошно орущая и цепляющаяся передними лапами за дерн.
Пумадог! – заключил мой маленький перфекционист.
Пума не хотела к ручью и отчаянно сопротивлялась, но дог был сильнее. Гамлет начал заходить в воду, намереваясь окунуться и порезвиться от души так, как это любят делать собаки.
- Стой! – окликнула я пса. Он повернул ко мне морду, вопросительно навострил уши. – Видишь, ей не нравиться. Она же боится воды!
- Гамлет плескаться! Гамлет вода!
- Да не будь ты эгоистом. Остановись. Я тебя помою, а потом ты напьешься в волю.
Пес задумался и остановился.
- Гамлет грязный. Тяжко. Купай Гамлет!
С этими словами дог улегся своей половиной в прохладную воду на мелководье, оставив замолчавшую пуму в напряжении лежать на берегу. Я нарвала высокой травы, сделав мочалку, разулась и, зайдя в ручей, принялась мыть пса. По завершении омовения, Гамлет вдоволь напился воды и выйдя на лужайку, резво отряхнулся. Брызги воды полетели в разные стороны, блестя и переливаясь на солнце. Пума зашипела и принялась брезгливо вылизываться.
- Да… - я задумчиво смотрела на это чудо природы. – Кого только не сотворила Великая Проматерь.
Завернув за угол, незнакомец приподнял шляпу, и я наконец-то смогла рассмотреть знакомые черты.
- Вольфган! Но как?
- Тсс! – баронет приложил указательный палец к губам и начал полушепотом объясняться. – Мария, я решил проследить за тобой. – сбивчиво оправдывался он. – Не пойми неправильно, я тебе полностью доверяю, но мне было жуть до чего интересно, как же ты будешь продавать. Когда ты поднялась на помост и стала не просто хвалить и продавать мои творения. Нет! Ты повела за собой толпу! Я восхищаюсь тобой! Я бы так никогда е смог.
- Это точно! – усмехнулась я. – Хотя бы в силу половой принадлежности. Но почему ты внес залог только через три часа?
- Понимаешь, - Вольт нервно теребил край плаща, - герцог был в участке. Он бы опознал меня… А мне бы этого не хотелось. Поэтому пришлось целый час прождать, пока он уйдет. Потом в участке начался ужин и пришлось ждать еще час.
- Понятно… - пробурчала себе под нос. – Спасибо, но сколько обошелся залог?
- Тридцать серебряников. – вздохнул Вольфган. – Почти все, что у меня было с собой.
Я прикинула сегодняшнюю выручку. Сумма была такая, что если я верну долг баронету из своей половины, то у меня останутся деньги, чтобы внести залог за Мадлен. Негоже леди ночевать в тюрьме, ее поди дома ждут.
Я открыла корзинку, и мы начали делить выручку прямо в пустом переулке. Потом я настояла на том, чтобы баронет забрал сумму залога. Он, конечно, сперва отказывался, но потом сгреб деньги в карман.
Так было правильно. Годы научили меня одной простой истине: дружба дружбой, а денежка любит счет и не любит долг. Тогда и друзья никуда не затеряются. Настоящие…
- Ты ужинала? – спросил Вольфган. – Если нет, то приглашаю в гости.
- Это конечно, здорово, но мне еще нужно внести залог за Мадлен. Подождешь меня здесь.
- Хорошо. – согласился мужчина, и я поспешила назад в тюрьму.
- Пять серебряников. – сказал дежурный, когда я попросила отпустить под залог Мадлен.
- А почему так дешево? – не удержалась я. Не то чтобы я была против экономии, но меня стали одолевать сомненья…
- Стандартная сумма залога за нарушителя общественного спокойствия и порядка. – ответил дежурный.
- Почему тогда за меня целых тридцать?
- Не знаю. Личное распоряжение герцога. Так вы оплачивать будите или как?
Тот факт, что мужчина меня высоко ценит, впервые вызвал смешанные чувства.
Я отсчитала монеты и расписалась в журнале: «Красная Шапочка» и поставила размашистую «Z».
Мадлен привели сразу.
- Я внесла залог. Идем.
Дважды предлагать не пришлось, и через пару минут мы уже были в переулке, где нас дожидался Вольфган.
- Надо внести залог за Берту и Лиру. – Мадлен никуда уходить не собиралась.
- Вот внесешь ты за них залог, и что дальше? – я посмотрела скептически на новоявленного борца за свободу.
- Их отпустят! Не дело же им ночевать в тюрьме.
- Хорошо. – я сложила руки на груди. – И куда они пойдут? В подворотню? В портовые склады? А завтра их опять арестуют за бродяжничество. Сейчас у них хотя бы на несколько дней есть крыша над головой. И трехразовое питание.
Мадлен смотрела на меня с мольбой, словно я была в состоянии решить всю вселенскую несправедливость.
- Нет-нет! Я их к себе взять не могу! Я сама на попечении у Потапчуков.
- Я тоже не могу! – вмешался в разговор баронет. – Мне жена не разрешит.
Операция «отдам бродяг в хорошие руки» зашла в тупик.
- Ладно. – махнула рукой Мадлен. – Завтра сама что-нибудь придумаю.
Когда мы, проводив сперва Мадлен, дошли до дома Вольфгана, солнце уже клонилось к закату. В ярко освещенном холле нас встретил дворецкий. По сравнению с тем, что было утром, дом ожил. Из гостиной доносилась музыка и женский смех.
- Пойдем, я тебя представлю. - баронет потянул меня в гостиную. – Все рано, мне нужно поприветствовать гостей супруги.
Когда мы вошли в гостиную, музыка стихла и все уставились на нас. Компания, надо заметить, была преинтереснейшая. Во-первых, уже известная мне Мальвина-Анабэль – любовница герцога, у фортепиано сидела рыжая девица с острыми хищными чертами лица и полувываливающимся из декольте бюстом четвертого размера. У кресла «Мальвины» стоял рыжий хлыщ с такими же хищными чертами лица. Сразу было понятно – скользкий тип! А у распахнутого окна находился коренастый мужчина с необычной прической – пышную черную шевелюру посередине разделяла широкая полоса белоснежных волос. Мужчина постоянно нюхал какой-то фиолетовый цветок и возводил глаза к потолку, будучи в полном восторге.
Вольфган подошел к худощавой кучерявой брюнетке в изумрудно-зеленом платье, развалившейся полулежа на софе со скучающим видом и слегка чмокнул ее в щеку.
- Дорогая, позволь представить тебе Марию Медведеву – гостью наших соседей Потапчуков, и просто хорошего человека.
«Дорогая» бросила на меня равнодушный взгляд и едва заметно кивнула.
- Мария, позволь тебе представить мою супругу. Альбина Вольт. – затем баронет представил остальных присутствующих. – госпожа АнабэльБодур, маркиз ЛансСнофолк и его сестра Лукреция, господин Вильям Штрац. – баронет назвал мне странного дяденьку и тихо, но язвительно шепнул на ухо. – Поэт. Творческая личность с тонкой душевной организацией!
Интересные у них тут порядки. Пока муж шляется не пойми где, жена преспокойно принимает гостей.
- Ужин накрыт в красной столовой. – объявил незаметно появившийся в дверях дворецкий.
Меня усадили за стол со всей компанией, как полноценную гостью, рядом с хозяином и странным дяденькой. На том, что я остаюсь в капюшоне, пока никто внимание не заострял. Я была девушкой-невидимкой.
Беседа текла на странные темы: мода на мохноухих комнатных собачек, количество любовников рыжей девицы (странно, но она совсем не стеснялась этой темы и активно ее развивала), выращивание на подоконнике гиацинтов и нарциссов, и прочая муть. Хозяйка заливисто смеялась, подначивала рыжего и (или это мне только показалось) гладила его под столом ногой. Поэт-эстет налегал на вино, занюхивая каждый бокал фиолетовым цветком.
Вольфган молча ел бифштекс, тяготясь обществом друзей жены.
Когда странный обед закончился, все вновь вернулись в гостиную, а Вольфган вызвался проводить меня до дома Потапчуков.
- Это не мое дело… - я начала разговор, хотя это действительно было не мое дело. – но почему ты позволяешь Альбине так себя вести, словно ты лишний в собственном доме?
- Она – альфа. – печально вздохнул баронет. – И моя истинная пара. Я никуда от нее не денусь… Люблю-у-у-у-у я ее, стерву-у-у-у!
- А она тебя?
- А она говорит: «Докажи, что ты истинный вервольф! Соверши в мою честь подвиг!» Какой, вот какой подвиг тут совершишь? Герцог даже самую мелкую нечисть на сто лиг вокруг истребил.
Мы сами не заметили, как дошли до особняка Потапчуков. Ни в одном окне не горел свет – это настораживало. Я постучала в дверь, потом еще постучала, и еще… Дверь открыла экономка в спальном колпаке.
- А! Госпожа Михайлова! – узнала она меня. – А господа укатили в свою летнюю усадьбу. Часа три уж, как укатили.
И захлопнула дверь перед моим носом. За…мечательно!
Мне оставался один путь – напрямик через поля.
Баронет проводил меня до черты города, потом подумал, и рванул со мной дальше.
- Прогуляюсь перед сном. – заявил он.
Но я поняла, что домой ему не очень-то хотелось. Назад в город Вольфган повернул лишь когда вывел меня на лесную дорогу, ведущую напрямую к усадьбе Потапчуков.
В избушке не было ни души…
Куда подевались медведи – для меня так и осталось загадкой, разгадывать которую совсем не осталось сил.
Я на автопилоте сходила к умывальнику, затем навестила светлячков, и рухнула без сил на постель в своей коморке. Впервые за последние ночи я провалилась в спокойный, тихий, безмятежный сон.
Чтобы посреди ночи проснуться от тревожного давящего ощущения…
У моей постели, скрестив руки на груди, стояли три неимоверно рассерженных медведя.
Глава седьмая. Это негуманно, Вермон! Или помогите мне это развидеть…
- Паршивка! – первой напряженного молчания не вынесла Сташа. – Да я ей сейчас голову оторву!
- Сташа! – Тадеуш ловко сгреб супругу в кольцо крепких лап.
- Вот где она шлялась, а? Мы с ног сбились, весь город оббегали! Упрашивали герцога не наказывать строго!
К кому конкретно герцог собирался применять строгое наказание, не уточнялась. Скорее всего, достаться могло и моим попечителям. Ой, как неудобно получилось-то…
- Мы кое-как добились у герцога отмены наказания и твоего освобождения, приехали в тюрьму, а ее там уже нет! – не унималась Сташа. – За нее уже внес залог какой-то «Инкогнито в Черном»! Ты с кем успела снюхаться?
- Это был ваш сосед Вольфган Вольт. – мне впервые удалось вставить фразу в свое оправдание в словесный поток разъяренной медведицы.
- А ты знаешь, что его жена якшается с рыжемордыми?
- Мам! –вмешался в разговор Мишаня. – Но баронет вроде нормальный двуликий…
- Он подкаблучник! – отрезала Сташа. – Это еще хуже, чем дружба с рыжемордыми!
- Всё-всё, успокойся. – прервал супругу Тадеуш. – Спать давно пора. Пойдем уж. Видишь, Мария жива, здорова, с ней все в порядке…
С этими словами чета Потапчуков покинула мою каморку.
- Ты это, на мать не серчай… - Мишаня задержался на пороге. – Она не со зла.
Я кивнула в ответ.
- Когда ты успела познакомиться с Вольтом? – Мишаня стал серьезным.
- Повстречались в лесу. – ответила я как ни в чем не бывала. – Он делает классные фигурки из бронзы, а я пообещала ему помочь с продажами.
- Понятно… Значит поэтому ты полезла на трибуны? А я еще не мог допереть, откуда у тебя эти побрякушки.
- Между прочим, - заметила я с укоризной. – очень красивые и оригинальные авторские изделия!
– Ты знаешь, что Снофолки пытаются перехватить у нас контракт на поставки для дворца?
- Нет. Я этих рыжих вчера впервые у Вольфгана на ужине увидела. И о контрактах там разговоров не было.
- Значит, ты у них еще и ужинала? – вопрос был скорее риторическим. – Баронет, в принципе, не плохой, честный малый. Но вот его окружение… Тебе лучше держаться от них подальше. И это не только из-за нашего дела. Я о тебе беспокоюсь.
- Понятно. – я тяжко вздохнула. – Мне самой они не понравились. Такие сожрут – не дорого возьмут.
- То-то же! Ладно, спи давай, а то скоро уж светать начнет.
С этими словами Мишаня отправился к себе в мансарду, оставив меня наедине со своими мыслями. За стеной тихо шептались Потапчуки, все еще не могли уснуть. Я откинулась на подушку и провалилась в сон.
Проснулась я от непонятного тарахтения и поняла, что за окном уже светло, а госпожа Потапчук, вместо того, чтобы будить меня и готовить завтрак, преспокойно выводит рулады за стенкой. Проспала.
Поэтому завтраком я решила заняться сама. Растапливать русскую печь я умела, дрова нашла в дальнем углу двора, поставила опару, замочила сушеные грибы и села перебирать гречу.
Когда на столе уже стоял большой горшок с ароматной гречей, а в печи доспевал сладкий пирог, в столовой появились хмурые, не выспавшиеся Потапчуки. Сташа окинула тяжелым взглядом свои владения и удовлетворенно вздохнула.
Завтракали молча. Медведи ели пирог и запивали крепким травяным взваром, постепенно просыпаясь.
Сразу же после завтрака Мишаня с главой семейства укатили в город. Дела. А Сташа выдала мне кучу работы по дому.
Только после обеда у меня появилось свободное время, и хозяйка отпустила меня в лес собирать землянику, полянки которой я заметила, когда относила гостинцы госпоже Топтыгиной.
Прогретый на солнце лес встретил меня трелями птиц, запахом смолы и цветущей душицы (надо будет нарвать пучок для чая). Спелые сочные ягоды крупной лесной земляники так и скатывались с длинных стеблей в туесок, словно ароматные бусины, блестящие на солнце темными семечками.
В сосновом бору мне попалась полянка молодых маслят, чистых, со светло-коричневыми скользкими шляпками. Грибы отправились в лукошко к паре подосиновиков, которые я нашла часом ранее.
Можно было уже направляться домой, но я немного задержалась у прозрачного родника. Села на прогретый на солнце камень, закрыла глаза и предалась мечтам… У меня никогда не было солнечного деревенского детства, моя мать никогда не отправляла меня в летний лагерь, где можно было бы гулять в лесу или убегать купаться на речку. Сколько себя помню – я всегда была моделью. И даже выезжая летом на море, снималась то в рекламе мороженого, то в рекламе солнцезащитного крема с повышенной степенью защиты…
Сейчас я могла сидеть на камне и ни о чем не думать, не беспокоиться, никуда не спешить. А потом, подхватив лукошко и туесок с ягодой, не спеша пойти по тропинке в сторону избушки, где вместе со Сташей буду варить земляничное варенье.
От размышлений меня отвлек громкий шорох в зарослях калины. Затем послышалось частое дыхание и какие-то влажные не то причмокивания, не то вылизывания…
Сейчас у ручья я точно была лишней. Надо драпать!
Кусты зашевелились сильнее, под чьей-то ногой хрустнула сухая ветка. Из кустов показалась огромная башка светло-коричневого дога. На меня уставились умные глаза темно-вишневого цвета, из открытой пасти алой тряпочкой свисал язык, с которого обильно капала слюна. Псу было жарко, и скорее всего, его мучала жажда.
- Жарко! – произнес пес низким голосом. – Гамлет пить!
- Ну так пей. – пожала я плечами и указала на родник.
- Ты хороший. – отрывисто сказал дог. – Страшный, но хороший. Гамлет чует. Он не ошибаться.
Речь давалась собаке тяжело. Создавалось такое ощущение, что разговаривать он начал не так давно.
- Я – Маша. Я тут отдыхаю.
- Гамлет! – гаркнул пес. – Потерялся!
Он вытащил из кустов мощную переднюю лапу, затем вторую, тяжело переступил, словно что-то ему мешало.
- Киса! Фу! – рявкнул пес в кусты.
- Мяяя-яааа-ааа! – донеслось из зарослей на одной ноте, и дог таки выбрался из кустов, вытягивая за собой огромного рыжеватого кота за… кота.
Помогите мне это развидеть!
Там, где у всех приличных собак должны были находиться задние ноги, хвост и соответствующие половой принадлежности причиндалы, у Гамлета была пума. Точнее половина пумы, истошно орущая и цепляющаяся передними лапами за дерн.
Пумадог! – заключил мой маленький перфекционист.
Пума не хотела к ручью и отчаянно сопротивлялась, но дог был сильнее. Гамлет начал заходить в воду, намереваясь окунуться и порезвиться от души так, как это любят делать собаки.
- Стой! – окликнула я пса. Он повернул ко мне морду, вопросительно навострил уши. – Видишь, ей не нравиться. Она же боится воды!
- Гамлет плескаться! Гамлет вода!
- Да не будь ты эгоистом. Остановись. Я тебя помою, а потом ты напьешься в волю.
Пес задумался и остановился.
- Гамлет грязный. Тяжко. Купай Гамлет!
С этими словами дог улегся своей половиной в прохладную воду на мелководье, оставив замолчавшую пуму в напряжении лежать на берегу. Я нарвала высокой травы, сделав мочалку, разулась и, зайдя в ручей, принялась мыть пса. По завершении омовения, Гамлет вдоволь напился воды и выйдя на лужайку, резво отряхнулся. Брызги воды полетели в разные стороны, блестя и переливаясь на солнце. Пума зашипела и принялась брезгливо вылизываться.
- Да… - я задумчиво смотрела на это чудо природы. – Кого только не сотворила Великая Проматерь.
