- Что смотришь? – Я присела рядом, и он тут же обнял меня, притянув к себе.
- Пока не понял. Фильм какой-то.
- Не смотрел, давно идет?
- Не-а. Просто включил. Можешь что-нибудь другое выбрать. Мне все равно.
- Мне тоже.
Вовка гладил мою руку, и я постепенно расслаблялась, а вскоре и вовсе пристроила голову на его плечо.
Фильм оказался детективом, и мои мысли вернулись к погибшей девушке.
- Вов, что теперь будет?
- Что будет? Ты о чем?
- О Полине, о расследовании... Как думаешь, их найдут?
- Не знаю, Яр.
- А что в полиции говорят?
- Думают, что в прошлый раз задержали не всех.
- Ты с ними не согласен? - поняла по голосу.
- Нет. Я видел фотографии, видел жертву - здесь иное.
- Что?
- Яр, мне, честно, не хочется сейчас об этом. Давай поговорим о другом.
- О чем? - не особо разочарованная.
- Не знаю... Например, о моем предложении. Ты подумала? Поедешь со мной?
Он продолжал наглаживать мою руку, и даже не сбился с ритма, а вот я моментально напряглась. Вовка не мог не почувствовать.
- Прости... Зря я, наверное, да? Тороплю?
- Нет-нет... Я... я думала, - вновь опустив голову на мужское плечо.
- И ни к чему не пришла. Так ведь?
- Я... Мне сложно. - Смысл отнекиваться? - Все так быстро и неожиданно.
- Думаешь, неожиданно? - Он развернул меня лицом к себе. - Как по мне, так очень даже своевременно, если не с опозданием.
Я не успела ничего сказать, как и подумать о том, что он собирается сделать. И не сразу ответила на поцелуй.
Нужно отдать должное Владимиру, он не торопил. Дважды коснувшись губами губ, отстранился, заглянул в глаза, провел пальцем по щеке, вновь поцеловал, и лишь когда я подалась навстречу, позволил себе углубить.
Наши языки встретились. Сперва осторожно - пробуя, изучая, привыкая, а затем сошлись в знакомом каждому танце. Не помню, как обхватила руками его шею, как оказалась на коленях, очнулась, лишь почувствовав спиной тепло ладони, и заерзала, ища возможности заговорить.
- Вов...
- Что? - Он прижался лбом к моему плечу и замер, ожидая. И хоть права была Ольга, советовавшая отключить голову, мне это не удалось.
- Я давно не была с мужчиной, - сознавая, насколько глупо и не к месту, но все же сказала. - Мы с Толиком последний год не жили как... как семья. - И застыла, страшась непонятно чего.
Владимир наоборот расслабился, обжег дыханием кожу сквозь футболку и, кажется, улыбнулся. А затем на место лба пришли губы, и рука продолжила путешествие по оголенной спине, поднимаясь все выше и выше.
Я запрокинула голову, открывая доступ к шее, и охнула от неожиданности, взмыв в воздух.
- Ты куда? - когда он направился прочь из комнаты.
Владимир улыбнулся:
- Собираюсь проверить, закрыта ли входная дверь - ты никогда ее не запираешь, а совсем скоро нам будет не до нежданных гостей вроде твоей сестры или племянника. - Он подмигнул, а когда я зарделась, остановился и со словами «такая румяная» впился в губы, теперь уже без всяких проб, просьб и сомнений, напористо и немного жестковато, будто клеймил.
Постепенно мы добрались до «холодной». Это заняло некоторое время: Вовка чередовал шаги с поцелуями.
Уже там я поинтересовалась:
- А не проще было оставить меня на диване? Быстрее вышло бы.
- Ни за что! – Он еще раз отвлек нас обоих до спертого дыхания и уже потом занялся дверью.
Я хохотала едва ли не до слез, когда Владимир в полуприседе, на ощупь пытался справиться с изредка заедающим замком и поминал того недобрым словом, обещая завтра же выбросить на помойку. И позже, когда, скрипя зубами, он прыгал на одной ножке, потому-то, спасая мою голову от удара, сам напоролся мизинцем на косяк. А потом веселилась и жалела обиженку, осыпая поцелуями лоб, щеки, плечи, покуда Вовка не решил, что этого ему недостаточно, и не взял инициативу в свои руки. Тогда нам обоим стало не до смеха.
***
Этой ночью я просыпалась не единожды: от того, что Вовка ворочался (отвыкла), закидывал на меня руки, передвигал ради собственного удобства, но ни разу причиной моего пробуждения не стали кошмары, что было приятным исключением.
Утром я вновь проснулась благодаря Вовкиным усилиям. Его руки блуждали по моему телу, выписывая замысловатые узоры, и оно откликалось мурашками, сладостной негой, томлением внизу живота. И совершенно не хотелось думать, открывать глаза, прерывать удовольствие.
- Привет… - стоило мне запустить пальцы в его волосы, чтобы удержать на уровне груди.
Я не смогла ответить, ибо задохнулась, ощутив влажное касание, и застонала, когда зубы чуть прикусили кожу.
В отличие от меня, Владимир был вполне способен на разговоры, и принялся делиться, чередуя мысли с поцелуями.
- Я смотрел на тебя… Такую безмятежную… Красивую… И не мог просто лежать рядом… А ты улыбалась во сне… И вздыхала, когда отстранялся… И стремилась ко мне, как сейчас…
Он убрал руку, демонстрируя мне реакцию собственного тела, а я неосознанно выгнулась, стремясь сохранить соприкосновение, приподняла бедра, желая вернуть жар его пальцев.
Но Вовка рассудил иначе – вместо нежных касаний подарил нечто еще более сладостное.
Я заметалась, застонала, не понимая, чего хочу больше – отстраниться или прильнуть сильнее, и оказалась вжата в диван с раскинутыми в стороны ногами, а он творил сказку… Мою личную сказку, когда взмываешь ввысь, чтобы познать небеса и там взорваться, а затем с криком рухнуть куда-то и раз за разом переживать момент полета, разлетаться на части и собираться вновь, становиться собой и заново распадаться на молекулы – счастья, страсти, благодарности.
Словно виртуозный музыкант он проник в меня, едва натяжение струн внутри стало ослабевать, и вновь довел мелодию страсти до крещендо. Сплетение тел, слияние губ, толчки-аккорды, и я рассыпаюсь на осколки, принимая в себя свидетельство его нужды во мне. И кричу при последнем погружении – насыщенная, опаленная, принадлежащая ему, потому что никогда, ни разу в своей жизни не испытывала ничего подобного. Потому что это больше, чем просто секс.
А потом мы мыли друг друга, сооружая пенные башенки на разных частях тела. И готовили завтрак, используя не по назначению сливки. И проверяли на прочность кухонный стол, чтобы хохоча повалиться на пол, испугавшись стука в дверь. И обнимали друг друга, ожидая, когда непрошеный гость отправится восвояси. Жили лишь для того, чтобы любить.
***
К вечеру я созрела для откровений. Не потому что сама решилась, а случайно включила «ТНТ», где на тот момент показывали столь популярную среди народа «Экстрасенсы ведут расследование». И завязался разговор.
- Вов, а ты веришь в это?
Мы валялись на диване, после очередного «обмена жидкостями», как говорила Ленина Хаксли устами Сандры Буллок в фильме «Разрушитель» - один из нас, однозначно, ненасытен. Вовка просматривал какие-то бумаги, я развлекала себя просмотром телевизора. До этого момента.
- Во что? – опустив распечатки на живот.
- В это… - я ткнула пальцем на телевизор. – В паранормальные способности.
- Ну… скажем так, я их не исключаю.
- А ты когда-нибудь встречал таких?
- Встречал тех, что выдавал себя за таких, но реального подтверждения не видел. А что?
- В целом ничего. Просто…
- Просто? – он приподнялся на локте, ловя мой смущенный взгляд.
- Похоже, я тоже одна из этих, - торопливо, чтобы не передумать.
- Серьезно? – Вовка опустился обратно на диван. – Что ты имеешь в виду?
Он отреагировал достойно, можно даже сказать ровно, но я все же услышала хорошо скрываемый скепсис, и стушевалась.
- А-а-а… ничего. Все это ерунда, - вновь обратившись к телевизору, где вызывающе накрашенная женщина бродила по комнате со свечой в руках, то и дело закатывая глаза и что-то бормоча. Я попыталась представить себя на ее месте – не получилось.
Тем временем Владимир завозился, выпутываясь из пледа, повернулся на бок, сбросил бумаги на пол и пристроил пятерню на мой живот.
- Яр…
- А? – не отрываясь от экрана.
- Ну ты чего? – заискивающе. - Не дуйся.
- Я не дуюсь, - невольно заулыбнувшись.
- Расскажешь?
- Что рассказать?
- Обещаю быть хорошим мальчиком, слушать внимательно и не смеяться, - с просительными интонациями.
- А ты так умеешь? – Мы встретились взглядами.
- Естественно! Перед тобой самый лучший слушатель на свете! – нарочито клятвенно, но смотрел вроде бы заинтересованно.
Я погнала прочь неуверенность. Поделиться безумно хотелось, ибо хранить подобное в себе тяжело. Да и мысль о том, что мои сны могут помочь приблизиться к разгадке убийства улыбчивой девушки с листовки «разыскивается» настырно свербела внутри.
- Не расскажу, покажу, - решилась я и, убрав с живота его руку, соскочила с дивана. Почему-то казалось, что написанное Вовка воспримет быстрее и лучше, нежели очередное словесное упоминание о снах.
Но на обычном месте – за пальмой дневника не оказалось. Я вернулась в «общую», задумчиво хмуря лоб. Куда дела?
- Что-то не так?
- Да, нет… - изучая поверхности на предмет зеленой обложки. – Куда-то положила… Вспомнила! - и помчалась на кухню, слыша, как он поднимается. Заинтересовала! Но и там застыла в недоумении, глядя на пустой стол.
- Яр?.. – Владимир притопал следом.
- Ты не видел мой ежедневник?
- Нет вроде. А…
В дверь забарабанили. Не сговариваясь, мы развернулись к «холодной», а затем пересеклись взглядами. Вовка окинул меня выразительным: слипы и майка – весь наряд.
- Оденься, я открою. – Мужчина может себе позволить показаться на людях в шортах, с голым торсом.
Меня не было около двух минут - найти домашние шорты в устроенном нами бардаке непростое занятие, а когда вернулась, увидела в доме людей в форме и онемела, услышав:
- Могу я хотя бы одеться?
- Можете. Только без глупостей. Леша… – Вчерашний знакомец – Дима. Я узнала его сию секунду. Еще двоих полицейских видела впервые.
- Без глупостей, - Владимир бесстрастен. Направляясь в жилую часть дома, оглядывается конвоира.
- Вов, что происходит? – Я отступила, чтобы освободить проход.
- Все будет хорошо, не волнуйся, - мимолетом коснувшись моей щеки, но натужная улыбка говорит об обратном.
- В чем дело? Что опять вам от него надо?
Я направилась к Дмитрию, но напоровшись на безразличный взгляд, остановилась.
- А вы, собственно, кем приходитесь задержанному? – словно видел впервые.
- Задержанному? – внутри все оборвалось. Как устояла на ногах, одному Богу известно. – За что?
Меня все также бесстрастно изучали, и пришлось лихорадочно соображать. Обозначить свою принадлежность Владимиру показалось правильным, и я соврала:
- Невеста. Я его невеста. А почему вы спрашиваете? – не в состоянии скрыть дрожь в голосе.
Во взоре служителя закона промелькнуло что-то вроде сочувствия, но в голосе, когда заговорил, такового не было. Только жесткость.
- Ваш жених подозревается в убийстве.
***
Нам не дали поговорить, попрощаться. Вовку увезли, а в доме устроили обыск. Я пребывала в полнейшем ступоре и лишь мельком глянула на врученную мне копию постановления, безропотно позволив переворачивать все вверх дном. И лишь на осуждающие взгляды соседей реагировала ожесточенным:
- Владимир не виноват!
Когда вандалы в погонах, забрав с собой Вовкин ноутбук, документы и понятых, убрались восвояси, я первым делом бросилась к сестре. Звала, барабанила в дверь, стучала в окна – безрезультатно. Сотовый Ольги также молчал – «абонент вне зоны доступа» докладывал безучастный ко всему автоответчик.
Вернувшись на бабушкину половину, я, сухо всхлипнув, рухнула на колени в «общей» и долго смотрела на разобранный диван. Слез не было. Вернее были где-то внутри, но выливаться не желали – рвали душу. И думалось только об одном – о вчерашнем плохом предчувствии, которое я, глупая, не смогла правильно трактовать.
Два дня я мучилась в неизвестности, обивала пороги, пыталась взять штурмом кабинет следователя, а потом ревела, обнимаясь с Вовкиной подушкой, и терроризировала сотовый в попытках дозвониться до сестры, которая словно в Лету канула: гудки шли, но абонент не отзывался.
На третий день мне, наконец, удалось встретиться со служителем закона. Случай помог – столкнулись у входа в полицейский участок. И благодаря собственной настойчивости, я оказалась приглашена в кабинет.
- Владимир не мог этого сделать. Он не убийца, он ученый! – я прикладывала максимум усилий, чтобы говорить спокойно, и, тем не менее, иногда не сдерживалась и повышала тон. Даже принятое перед выходом успокоительное не помогало. - Вы же прекрасно знаете, что он специализируется на… на сектологии, пишет докторскую. Конечно Владимир мог бывать на кладбище. Я тоже бывала, но ведь это не говорит о моей причастности к смерти Полины!
Меня словно не слышали.
- Следствие разберется, - безэмоционально.
- И сколько оно будет разбираться? Да, поймите вы, Владимир невиновен!
- Все так говорят. Знаете, сколько с виду порядочных людей оказываются преступниками?
- Вовка не преступник!
- Ярослава Витальевна, это, конечно, замечательно, что вы настолько верите в своего жениха, но есть улики, показания свидетелей. От них никуда не денешься.
- Какие улики? Какие свидетели? О чем вы?
- Я не имею права раскрывать вам эту информацию. Вы даже не родственница.
- Но…
- Давайте, вы не будете отнимать мое время и позволите спокойно работать. Если ваш жених невиновен, мы обязательно найдем этому подтверждение, а пока… Будьте добры. Вас вызовут для дачи показаний, тогда и поговорим. - Мне вежливо, но неуклонно указали на дверь.
Понимая, что еще немного и разревусь прямо на глазах у этого сухаря, я поднялась, но уйти не смогла и еще некоторое время переминалась с ноги на ногу, не представляя, чтобы такого сказать, дабы пробиться сквозь стену отчуждения. И, видимо, проняла, потому что на выходе меня остановили.
- Ярослава Витальевна, не переживайте вы так. Разберемся. А пока соберите передачу для жениха – сменная одежда, щетка, паста, я распоряжусь, чтобы приняли.
***
Как известно, беда не приходит одна. После обеда объявилась Ольга. Позвонила.
- Яр, прости, что не отвечала, не перезванивала. Не хотела портить вам медовый месяц, - услышала в телефонной трубке.
- Нечего портить, - отозвалась я, пребывая в эмоциональном ступоре. Сбор посылки для Вовки вновь спровоцировал рыдания, и сейчас безумно болела голова.
- Как это нечего? Вы что, так и не…
- Лель, вы где? Я тыщу раз звонила, – не желая вспоминать о том, что было. Больно.
- Мы? Мы в Саратове, в больнице. Мама упала с крыльца, расшиблась. Ты только не переживай. Ничего страшного. Кровоизлияние, слава Богу, не подтвердилось! Яр, а что у тебя с голосом? Ты заболела?
- Пока не понял. Фильм какой-то.
- Не смотрел, давно идет?
- Не-а. Просто включил. Можешь что-нибудь другое выбрать. Мне все равно.
- Мне тоже.
Вовка гладил мою руку, и я постепенно расслаблялась, а вскоре и вовсе пристроила голову на его плечо.
Фильм оказался детективом, и мои мысли вернулись к погибшей девушке.
- Вов, что теперь будет?
- Что будет? Ты о чем?
- О Полине, о расследовании... Как думаешь, их найдут?
- Не знаю, Яр.
- А что в полиции говорят?
- Думают, что в прошлый раз задержали не всех.
- Ты с ними не согласен? - поняла по голосу.
- Нет. Я видел фотографии, видел жертву - здесь иное.
- Что?
- Яр, мне, честно, не хочется сейчас об этом. Давай поговорим о другом.
- О чем? - не особо разочарованная.
- Не знаю... Например, о моем предложении. Ты подумала? Поедешь со мной?
Он продолжал наглаживать мою руку, и даже не сбился с ритма, а вот я моментально напряглась. Вовка не мог не почувствовать.
- Прости... Зря я, наверное, да? Тороплю?
- Нет-нет... Я... я думала, - вновь опустив голову на мужское плечо.
- И ни к чему не пришла. Так ведь?
- Я... Мне сложно. - Смысл отнекиваться? - Все так быстро и неожиданно.
- Думаешь, неожиданно? - Он развернул меня лицом к себе. - Как по мне, так очень даже своевременно, если не с опозданием.
Я не успела ничего сказать, как и подумать о том, что он собирается сделать. И не сразу ответила на поцелуй.
Нужно отдать должное Владимиру, он не торопил. Дважды коснувшись губами губ, отстранился, заглянул в глаза, провел пальцем по щеке, вновь поцеловал, и лишь когда я подалась навстречу, позволил себе углубить.
Наши языки встретились. Сперва осторожно - пробуя, изучая, привыкая, а затем сошлись в знакомом каждому танце. Не помню, как обхватила руками его шею, как оказалась на коленях, очнулась, лишь почувствовав спиной тепло ладони, и заерзала, ища возможности заговорить.
- Вов...
- Что? - Он прижался лбом к моему плечу и замер, ожидая. И хоть права была Ольга, советовавшая отключить голову, мне это не удалось.
- Я давно не была с мужчиной, - сознавая, насколько глупо и не к месту, но все же сказала. - Мы с Толиком последний год не жили как... как семья. - И застыла, страшась непонятно чего.
Владимир наоборот расслабился, обжег дыханием кожу сквозь футболку и, кажется, улыбнулся. А затем на место лба пришли губы, и рука продолжила путешествие по оголенной спине, поднимаясь все выше и выше.
Я запрокинула голову, открывая доступ к шее, и охнула от неожиданности, взмыв в воздух.
- Ты куда? - когда он направился прочь из комнаты.
Владимир улыбнулся:
- Собираюсь проверить, закрыта ли входная дверь - ты никогда ее не запираешь, а совсем скоро нам будет не до нежданных гостей вроде твоей сестры или племянника. - Он подмигнул, а когда я зарделась, остановился и со словами «такая румяная» впился в губы, теперь уже без всяких проб, просьб и сомнений, напористо и немного жестковато, будто клеймил.
Постепенно мы добрались до «холодной». Это заняло некоторое время: Вовка чередовал шаги с поцелуями.
Уже там я поинтересовалась:
- А не проще было оставить меня на диване? Быстрее вышло бы.
- Ни за что! – Он еще раз отвлек нас обоих до спертого дыхания и уже потом занялся дверью.
Я хохотала едва ли не до слез, когда Владимир в полуприседе, на ощупь пытался справиться с изредка заедающим замком и поминал того недобрым словом, обещая завтра же выбросить на помойку. И позже, когда, скрипя зубами, он прыгал на одной ножке, потому-то, спасая мою голову от удара, сам напоролся мизинцем на косяк. А потом веселилась и жалела обиженку, осыпая поцелуями лоб, щеки, плечи, покуда Вовка не решил, что этого ему недостаточно, и не взял инициативу в свои руки. Тогда нам обоим стало не до смеха.
***
Этой ночью я просыпалась не единожды: от того, что Вовка ворочался (отвыкла), закидывал на меня руки, передвигал ради собственного удобства, но ни разу причиной моего пробуждения не стали кошмары, что было приятным исключением.
Утром я вновь проснулась благодаря Вовкиным усилиям. Его руки блуждали по моему телу, выписывая замысловатые узоры, и оно откликалось мурашками, сладостной негой, томлением внизу живота. И совершенно не хотелось думать, открывать глаза, прерывать удовольствие.
- Привет… - стоило мне запустить пальцы в его волосы, чтобы удержать на уровне груди.
Я не смогла ответить, ибо задохнулась, ощутив влажное касание, и застонала, когда зубы чуть прикусили кожу.
В отличие от меня, Владимир был вполне способен на разговоры, и принялся делиться, чередуя мысли с поцелуями.
- Я смотрел на тебя… Такую безмятежную… Красивую… И не мог просто лежать рядом… А ты улыбалась во сне… И вздыхала, когда отстранялся… И стремилась ко мне, как сейчас…
Он убрал руку, демонстрируя мне реакцию собственного тела, а я неосознанно выгнулась, стремясь сохранить соприкосновение, приподняла бедра, желая вернуть жар его пальцев.
Но Вовка рассудил иначе – вместо нежных касаний подарил нечто еще более сладостное.
Я заметалась, застонала, не понимая, чего хочу больше – отстраниться или прильнуть сильнее, и оказалась вжата в диван с раскинутыми в стороны ногами, а он творил сказку… Мою личную сказку, когда взмываешь ввысь, чтобы познать небеса и там взорваться, а затем с криком рухнуть куда-то и раз за разом переживать момент полета, разлетаться на части и собираться вновь, становиться собой и заново распадаться на молекулы – счастья, страсти, благодарности.
Словно виртуозный музыкант он проник в меня, едва натяжение струн внутри стало ослабевать, и вновь довел мелодию страсти до крещендо. Сплетение тел, слияние губ, толчки-аккорды, и я рассыпаюсь на осколки, принимая в себя свидетельство его нужды во мне. И кричу при последнем погружении – насыщенная, опаленная, принадлежащая ему, потому что никогда, ни разу в своей жизни не испытывала ничего подобного. Потому что это больше, чем просто секс.
А потом мы мыли друг друга, сооружая пенные башенки на разных частях тела. И готовили завтрак, используя не по назначению сливки. И проверяли на прочность кухонный стол, чтобы хохоча повалиться на пол, испугавшись стука в дверь. И обнимали друг друга, ожидая, когда непрошеный гость отправится восвояси. Жили лишь для того, чтобы любить.
***
К вечеру я созрела для откровений. Не потому что сама решилась, а случайно включила «ТНТ», где на тот момент показывали столь популярную среди народа «Экстрасенсы ведут расследование». И завязался разговор.
- Вов, а ты веришь в это?
Мы валялись на диване, после очередного «обмена жидкостями», как говорила Ленина Хаксли устами Сандры Буллок в фильме «Разрушитель» - один из нас, однозначно, ненасытен. Вовка просматривал какие-то бумаги, я развлекала себя просмотром телевизора. До этого момента.
- Во что? – опустив распечатки на живот.
- В это… - я ткнула пальцем на телевизор. – В паранормальные способности.
- Ну… скажем так, я их не исключаю.
- А ты когда-нибудь встречал таких?
- Встречал тех, что выдавал себя за таких, но реального подтверждения не видел. А что?
- В целом ничего. Просто…
- Просто? – он приподнялся на локте, ловя мой смущенный взгляд.
- Похоже, я тоже одна из этих, - торопливо, чтобы не передумать.
- Серьезно? – Вовка опустился обратно на диван. – Что ты имеешь в виду?
Он отреагировал достойно, можно даже сказать ровно, но я все же услышала хорошо скрываемый скепсис, и стушевалась.
- А-а-а… ничего. Все это ерунда, - вновь обратившись к телевизору, где вызывающе накрашенная женщина бродила по комнате со свечой в руках, то и дело закатывая глаза и что-то бормоча. Я попыталась представить себя на ее месте – не получилось.
Тем временем Владимир завозился, выпутываясь из пледа, повернулся на бок, сбросил бумаги на пол и пристроил пятерню на мой живот.
- Яр…
- А? – не отрываясь от экрана.
- Ну ты чего? – заискивающе. - Не дуйся.
- Я не дуюсь, - невольно заулыбнувшись.
- Расскажешь?
- Что рассказать?
- Обещаю быть хорошим мальчиком, слушать внимательно и не смеяться, - с просительными интонациями.
- А ты так умеешь? – Мы встретились взглядами.
- Естественно! Перед тобой самый лучший слушатель на свете! – нарочито клятвенно, но смотрел вроде бы заинтересованно.
Я погнала прочь неуверенность. Поделиться безумно хотелось, ибо хранить подобное в себе тяжело. Да и мысль о том, что мои сны могут помочь приблизиться к разгадке убийства улыбчивой девушки с листовки «разыскивается» настырно свербела внутри.
- Не расскажу, покажу, - решилась я и, убрав с живота его руку, соскочила с дивана. Почему-то казалось, что написанное Вовка воспримет быстрее и лучше, нежели очередное словесное упоминание о снах.
Но на обычном месте – за пальмой дневника не оказалось. Я вернулась в «общую», задумчиво хмуря лоб. Куда дела?
- Что-то не так?
- Да, нет… - изучая поверхности на предмет зеленой обложки. – Куда-то положила… Вспомнила! - и помчалась на кухню, слыша, как он поднимается. Заинтересовала! Но и там застыла в недоумении, глядя на пустой стол.
- Яр?.. – Владимир притопал следом.
- Ты не видел мой ежедневник?
- Нет вроде. А…
В дверь забарабанили. Не сговариваясь, мы развернулись к «холодной», а затем пересеклись взглядами. Вовка окинул меня выразительным: слипы и майка – весь наряд.
- Оденься, я открою. – Мужчина может себе позволить показаться на людях в шортах, с голым торсом.
Меня не было около двух минут - найти домашние шорты в устроенном нами бардаке непростое занятие, а когда вернулась, увидела в доме людей в форме и онемела, услышав:
- Могу я хотя бы одеться?
- Можете. Только без глупостей. Леша… – Вчерашний знакомец – Дима. Я узнала его сию секунду. Еще двоих полицейских видела впервые.
- Без глупостей, - Владимир бесстрастен. Направляясь в жилую часть дома, оглядывается конвоира.
- Вов, что происходит? – Я отступила, чтобы освободить проход.
- Все будет хорошо, не волнуйся, - мимолетом коснувшись моей щеки, но натужная улыбка говорит об обратном.
- В чем дело? Что опять вам от него надо?
Я направилась к Дмитрию, но напоровшись на безразличный взгляд, остановилась.
- А вы, собственно, кем приходитесь задержанному? – словно видел впервые.
- Задержанному? – внутри все оборвалось. Как устояла на ногах, одному Богу известно. – За что?
Меня все также бесстрастно изучали, и пришлось лихорадочно соображать. Обозначить свою принадлежность Владимиру показалось правильным, и я соврала:
- Невеста. Я его невеста. А почему вы спрашиваете? – не в состоянии скрыть дрожь в голосе.
Во взоре служителя закона промелькнуло что-то вроде сочувствия, но в голосе, когда заговорил, такового не было. Только жесткость.
- Ваш жених подозревается в убийстве.
***
Нам не дали поговорить, попрощаться. Вовку увезли, а в доме устроили обыск. Я пребывала в полнейшем ступоре и лишь мельком глянула на врученную мне копию постановления, безропотно позволив переворачивать все вверх дном. И лишь на осуждающие взгляды соседей реагировала ожесточенным:
- Владимир не виноват!
Когда вандалы в погонах, забрав с собой Вовкин ноутбук, документы и понятых, убрались восвояси, я первым делом бросилась к сестре. Звала, барабанила в дверь, стучала в окна – безрезультатно. Сотовый Ольги также молчал – «абонент вне зоны доступа» докладывал безучастный ко всему автоответчик.
Вернувшись на бабушкину половину, я, сухо всхлипнув, рухнула на колени в «общей» и долго смотрела на разобранный диван. Слез не было. Вернее были где-то внутри, но выливаться не желали – рвали душу. И думалось только об одном – о вчерашнем плохом предчувствии, которое я, глупая, не смогла правильно трактовать.
Глава 14
Два дня я мучилась в неизвестности, обивала пороги, пыталась взять штурмом кабинет следователя, а потом ревела, обнимаясь с Вовкиной подушкой, и терроризировала сотовый в попытках дозвониться до сестры, которая словно в Лету канула: гудки шли, но абонент не отзывался.
На третий день мне, наконец, удалось встретиться со служителем закона. Случай помог – столкнулись у входа в полицейский участок. И благодаря собственной настойчивости, я оказалась приглашена в кабинет.
- Владимир не мог этого сделать. Он не убийца, он ученый! – я прикладывала максимум усилий, чтобы говорить спокойно, и, тем не менее, иногда не сдерживалась и повышала тон. Даже принятое перед выходом успокоительное не помогало. - Вы же прекрасно знаете, что он специализируется на… на сектологии, пишет докторскую. Конечно Владимир мог бывать на кладбище. Я тоже бывала, но ведь это не говорит о моей причастности к смерти Полины!
Меня словно не слышали.
- Следствие разберется, - безэмоционально.
- И сколько оно будет разбираться? Да, поймите вы, Владимир невиновен!
- Все так говорят. Знаете, сколько с виду порядочных людей оказываются преступниками?
- Вовка не преступник!
- Ярослава Витальевна, это, конечно, замечательно, что вы настолько верите в своего жениха, но есть улики, показания свидетелей. От них никуда не денешься.
- Какие улики? Какие свидетели? О чем вы?
- Я не имею права раскрывать вам эту информацию. Вы даже не родственница.
- Но…
- Давайте, вы не будете отнимать мое время и позволите спокойно работать. Если ваш жених невиновен, мы обязательно найдем этому подтверждение, а пока… Будьте добры. Вас вызовут для дачи показаний, тогда и поговорим. - Мне вежливо, но неуклонно указали на дверь.
Понимая, что еще немного и разревусь прямо на глазах у этого сухаря, я поднялась, но уйти не смогла и еще некоторое время переминалась с ноги на ногу, не представляя, чтобы такого сказать, дабы пробиться сквозь стену отчуждения. И, видимо, проняла, потому что на выходе меня остановили.
- Ярослава Витальевна, не переживайте вы так. Разберемся. А пока соберите передачу для жениха – сменная одежда, щетка, паста, я распоряжусь, чтобы приняли.
***
Как известно, беда не приходит одна. После обеда объявилась Ольга. Позвонила.
- Яр, прости, что не отвечала, не перезванивала. Не хотела портить вам медовый месяц, - услышала в телефонной трубке.
- Нечего портить, - отозвалась я, пребывая в эмоциональном ступоре. Сбор посылки для Вовки вновь спровоцировал рыдания, и сейчас безумно болела голова.
- Как это нечего? Вы что, так и не…
- Лель, вы где? Я тыщу раз звонила, – не желая вспоминать о том, что было. Больно.
- Мы? Мы в Саратове, в больнице. Мама упала с крыльца, расшиблась. Ты только не переживай. Ничего страшного. Кровоизлияние, слава Богу, не подтвердилось! Яр, а что у тебя с голосом? Ты заболела?
