- Выпустят? Ну коли выпустят… - старушка виновато потупилась. – Ты уж прости меня, Ярочка. Не серчай шибко. Наслушалась народу разного, вот и несу околесицу. Своей головы, видать, нет, - сокрушенно.
Меня также обуял стыд. Нехорошо срываться на пожилых людях, пусть даже неправых! Старость уважать нужно!
- Это вы простите, теть Варь. Я не должна была так… не по-доброму, - неуклюже извиняясь. – Давайте, помогу, - предлагая донести сумку с покупками.
Проводила до дома, но заходить не стала.
- Пойду я, теть Варь. Дел целая куча.
- Я как же чайку с вареньицем попить? – расстроилась бабушкина подруга.
- В другой раз. Вот Ольга вернется, вместе придем. Тогда и посидим, - пообещала я.
- Ну, смотри, смотри… А Оленька когда собирается-то? Любушка-то как? Не спросила, запамятовала.
- Ничего. Должны вот-вот выписать. Только они, наверное, сперва в Лопуховку.
- И правильно, - закивала старушка. – Родные стены – что лекарство. Быстро на ноги поставят. - На том и распрощались.
Махнув рукой, я заторопилась домой. А по пути поняла, что опять улыбаюсь. Мысли вернулись к завтрашнему дню, к Вовкиному возвращению, и стало казаться, что жизнь налаживается. Даже петь захотелось.
А ночью мне приснилась бабушка. Будто идем мы по улице – я нынешняя и она двадцатилетней давности, а навстречу нам Варвара Ильинична – как сегодня, с клюкой и сумкой холщовой. Бабушка остановилась, взяла подругу за руку и говорит: «Возвращаю я тебе твое обещание, Варенька. Не нуждается моя девочка в присмотре. Выросла. Пускай сама дорогу выбирает. Чему быть, того не миновать».
Есть вещи, которые невозможно забыть! Их не отложить на потом, не вытравить радостью долгожданной встречи, не утопить в океане счастья. Они - данность, в каждое из мгновений пребывающая с тобой. Вот и я, наблюдая за Вовкой, с аппетитом поглощающим мясной рулет, не могла не думать о пережитом в последние дни. Слова бабы Дуси о последней жертве довлели надо мною, словно Дамоклов меч.
Я сдалась, когда мы, насытившись друг другом, валялись на диване, под бубнящий о чем-то телевизор.
- Вов, а когда полиция найдет этого парня, они опять тебя не закроют?
- Какого парня? – Он пробежался рукой по моему боку и остановился на уровне бедра, ненавязчиво поглаживая.
- Которого убили... Помнишь, я говорила? – с невольной хрипотцой в голосе.
Интересно, нам всегда будет мало друг друга?
- Говорила? Когда? – убрав руку.
Искры вновь зарождающегося желания оказались погашены недоумением. Обескураженная вопросом, я недоверчиво воззрилась на него.
- Как «когда»? Когда на свидание к тебе приходила. Ты еще сказал, никому об этом не рассказывать. Вов?..
Вдруг стало бесконечно обидно – не ожидала подобного! Я столько раз пыталась поделиться, излить душу, а он не только ни разу не захотел выслушать до конца, но и пропустил мимо ушей!
- Стоп, погоди. Ты сейчас о чем? Опять о снах? – с осторожностью.
Чувствуя себя обманутой, я кивнула и отвернулась к телевизору. Все-таки отложилось! Но легче не стало – этот скепсис в голосе, яснее всяких слов!
Владимир моего настроения не понял.
- Яр, но ведь это же…
- Что? – Высвободившись из его объятий, я села. Посмотрела с вызовом. – Нелогично? Глупо?
А далее сакраментальный вопрос, не озвучить который выше моих сил. Горький опыт последних лет отпечатался на подкорке - задавать вопросы мужчине нужно сразу и в лоб, иначе передумаю, найду оправдание или пущу все на самотек.
- Ты мне не веришь?! – требовательно.
Вовка думал недолго.
- Яр, я тебе верю, но… - втянув обратно на диван скинутое мною одеяло. - Не кажется, что сны – это чересчур?
- Нет, не кажется! – невольно повысив голос. – Я видела его тогда.
- Хорошо… - пасуя, Владимир вскинул руки. – Признаю, помню плохо – не до того было. Расскажешь еще раз? – не столько спрашивая, сколько утверждая. Так мне показалось.
Ведомая раздражением, я поднялась на ноги. Дошла до окна.
- Уверен? – оглянувшись.
- Конечно, - Вовка смотрел на меня пристально и вопросительно. – Сомневаешься?
- Честно? Да. Ты не слушал раньше. Боюсь, сейчас ничего не изменилось.
Внезапно засмущавшись собственной наготы, я вернулась к дивану, чтобы забрать валяющуюся на полу одежду, но поднять не успела. Владимир повалил на прежнее место.
- Яр… Не дуйся! – нависнув надо мною. – Мне простительно, я в кутузке был, - смеясь глазами.
- И что? В кутузке он был… - уже не обижаясь – делая вид. – Мне тоже нелегко пришлось, знаешь ли.
- Не знаю, но очень хочу узнать, - опершись на согнутую в локте руку. – Я слушаю…
Я молчала достаточно долго, собиралась с мыслями. Вовка, слава Богу, не торопил, терпеливо ждал. Наконец, заговорила, но не о себе – о предках.
- Оказывается, у моей бабушки был дар. И у прабабушки тоже. И у прапрабабушки тоже. Они могли чувствовать, видеть, как совершается убийство. И не только его – все, что происходит с жертвой, с момента, как она попала к ним. Я не знала об этом, даже не подозревала, пока не вернулась обратно из Петербурга.
Я не торопилась, подбирала слова и смотрела в потолок. Боялась столкнуться с недоверием с его стороны.
- Первый мой сон был о бабушке. Я тогда подумала, что разочаровала ее своим решением жить здесь. А сейчас кажется, что она предупреждала. Или гнала прочь, - припомнив откровения бабы Дуси. – А потом были похороны. Я видела их глазами Ульяны. Помнишь? Моя прабабка.
Не сдержавшись, покосилась на Вовку. Тот бесконечно серьезен и, кажется, внимательно слушает.
- Я чувствовала ее скорбь, переживала вместе с ней, прощалась, и не понимала, почему это происходит со мной. Наверное, тоже бабушка постаралась. Показывала, что меня ждет, если останусь, - продолжила я и говорила, говорила, говорила, где-то в процессе покинув диван, потому что лежать без движения не получалось. И принялась бродить из угла в угол, садиться, вставать, вновь садиться, не прекращая рассказывать, то переходя на услышанное от бабы Дуси, то возвращаясь обратно к снам или делясь собственными переживаниями, и, странным образом, на душе становилось легче. Все же открыться перед другим человеком – иное, нежели изукрасить словами страницы ежедневника.
Кстати о дневнике…
- Вов, мне кажется они не только наблюдают за мной… Они где-то рядом. Совсем близко.
- В смысле?
- В прямом. Я так и не смогла найти дневник. Все перевернула и ничего. Он словно растворился в воздухе.
Владимир сдвинул брови.
- Хочешь сказать, кто-то побывал в доме?
Я ответила тяжелым вздохом.
- Иди сюда.
Вовка поманил меня к себе на диван. Я послушно присела рядом и прильнула к мужскому боку.
- Что ты думаешь обо всем этом?
- Пока не знаю, - честно признался он, поцеловав меня в макушку. – Если ты не против, я бы побеседовал с этой твоей бабой Дусей. Что скажешь?
- Не уверена, что она захочет с тобой разговаривать, - засомневалась я.
- И все же стоит попробовать. Еще ни одна женщина не устояла перед моим сногсшибательным обаянием! - совсем другим тоном.
Я невольно улыбнулась.
- По-моему, кое-кто слишком много мнит о себе.
***
Но застать бабу Дусю на следующий день нам не удалось. А после обеда мы отбыли провожать Павла и позволили себе задержаться на одну ночь в Саратове. Не только мне хотелось сменить обстановку, Вовке тоже. Кому-то подобное поведение может показаться недальновидным, но жить в постоянном напряжении невозможно. Человек должен отдыхать: и физически, и эмоционально.
Мы устроили романтический тет-а-тет в уютном кафе, до полночи гуляли по набережной, а затем предавались любви, открывая неизведанные стороны друг друга, даря и принимая наслаждение, отдаваясь без остатка.
Единственный вопрос, который я за эти сутки позволила себе задать о произошедшем, касался Павла. Мы вышли на балкон полюбоваться на ночную Волгу, когда я вспомнила о требовании Владимира.
- Почему ты не захотел, чтобы Пашка остановился у нас? – Сейчас, когда тот не слышит, я позволила себе сократить его имя, а до этого называла, как представился, или же вовсе предпочитала не обращаться. Мы так и не нашли общего языка.
- Думал, ты догадалась, - ответил Владимир, приняв меня под свое крыло: с воды веяло прохладой.
- Одно дело догадываться, другое знать наверняка, - отозвалась я.
Вовка молчал некоторое время, прежде чем заговорить.
- Пашка – неплохой человек, преданный друг, отличный товарищ, но его отношение к женщинам с некоторых пор… кхм… по меньшей мере специфическое.
- Почему?
- Обжегся. Что называется, влюбился не в ту женщину, - просветил меня Владимир.
- Она … - хотела сказать «изменяла», но Вовка опередил.
- Использовала, чтобы обеспечить себе безбедную, комфортную жизнь: Пашка вполне себе высокооплачиваемый специалист. Ну и гуляла, конечно, но он долго отказывался в это верить, предпочитал быть слепцом, хотя многие пытались открыть глаза. А потом ушла, хлопнув дверью и прихватив с собой приличный кусок совместно нажитого. Даже на адвокатов бывает проруха, - с сожалением.
- Так он что… озлобился? – поняла я.
- Очень. И изменился с тех пор сильно. Ты, возможно, не поверишь, но когда-то это был очень открытый, общительный человек. Обожал компании, травил анекдоты, а теперь разве что на мальчишник вытащишь, и то не всегда.
- Ясно. - Не то, чтобы после этих слов я прониклась симпатией к Павлу в свете нашего с ним общения, но пожалела однозначно. – И все равно не понимаю, почему в гостиницу, - вернулась к тому, с чего начали.
И получила исчерпывающий ответ.
- Не хотел, чтобы он тебя обидел. Он мог.
Услышав, я не стала делиться впечатлениями от нашей встречи, а потянула Вовку обратно в номер, придя к умозаключению, незачем портить такую замечательную ночь. Мою инициативу поддержали. И не раз. А перед отбытием мы, точнее я, решили навестить тетю Любу, и, как выяснилось, этим походом поставили точку в незапланированном и столь отрадном «отпуске».
Начиналось все предсказуемо. Тетя Люба, хоть сейчас готовая на передовую, с искренним возмущением жаловалась на врачей:
- Не отпускают, Ярочка! Представляешь, не отпускают! А у меня огород бесхозный! Зелененькие, пикули, капустка! Останемся на зиму без закаток. Как будем?!
- Нормально будем, мам. Нормально, - Ольга закатила глаза. – Сейчас не девяностые. Пошел в магазин и купил все, что нужно.
- Тебе бы только в магазин, отраву всякую есть! – возмутилась Любовь Андреевна.
- Мама! – сестра сокрушенно покачала головой.
- Теть Люб, да не переживайте вы так. Выпишут скоро. Я вот только с доктором разговаривала, говорит, что вы умница. На днях домой отправитесь, - чуток приукрасив. С врачом я не общалась, но слышала, как сестра на посту говорила о готовящейся выписке пациентки из двенадцатой, где лишь одна койка занята временным постояльцем – тетей Любой.
- Выписать-то выпишут, - согласно закивала Любовь Андреевна. – Куда денутся? Что положено отлежала, дольше держать не станут. Так вот другой Цербер! – ткнув пальцем в дочь. – Не пускает до дому!
- Мам, мы это уже обсуждали! – возмутилась Ольга.
- И чего? Я своего согласия не давала! – отрезала тетя Люба.
- Мама! Мне на работу нужно! Я место потеряю!
- Подумаешь! Было б чего терять! - взглядом ища у меня поддержки.
Я невольно попятилась, не желая принимать участие в семейных разборках. Благо Вовка остановил, всучил пакет с гостинцами.
- Теть Люб, нам пора. Таксист ждет, - умудрившись опередить сестру и недалеко от истины: до заранее оговоренного времени отъезда осталось менее часа. – Мы вам тут вишневый рулетик принесли, соломку сладкую и фрукты. Покушаете, - пристраивая пакет на тумбочку возле кровати.
- Заберите! Не нужно мне ничего, - воспротивилась тетя Люба.
- Но…
- Святику отдай. Худющий, недокормыш. А матери дела нет!
Я с сочувствием глянула на сестру. Та покачала головой, мол, не настаивай. Послушалась.
- Как скажете, теть Люб. Отдам Святу, - пятясь обратно к Вовке. Тот внешне невозмутимый стоял в пяти шагах от кровати и делал вид, что его здесь нет. – Ну, мы пойдем? Выздоравливайте, - поравнявшись.
- Конечно идите. Спасибо, что навестили, - сменила гнев на милость Любовь Андреевна и даже заулыбалась. – Рада была тебя видеть, Ярочка. Ты приезжай ко мне в Лопуховку. Навещай. И друга своего бери. Я вас таким супчиком накормлю, с домашней-то курочки. Не то, что Ольгин с магазинной! Сплошные антибиотики!
- А ты чего передумала? Хотела же к матери? – спросила я у сестры, когда мы вышли из палаты.
- Ты же видишь, Яр. Ее здесь в постели не удержать, а там что делать? Привязывать? – с раздражением отозвалась Ольга. – Она мне всю плешь проест своим огородом, - оправдываясь. – Да и на работу надо. Не уволят, конечно, но пора и честь знать.
Я молча посочувствовала, думая о том, что где бы тетя Люба не оказалась после больницы, сестре придется несладко.
- Ну а ты как, мучитель невинных девиц? – Ольга временно переключилась на Владимира. – Вы вообще знаете, что у вас совести нет? Позвонить, обрадовать не судьба?
- Лель…
- Да ладно. Шучу! Понимаю, не до меня было, - подмигнув обоим. – Кстати, очень рада за вас. Наконец-то перестали ходить вокруг да около.
- Спасибо, - Вовка приобнял меня. – И за свидание тоже.
- А-а-а, ерунда, - Ольга направилась к выходу из отделения. – Но ты все же расскажи, как тебя угораздило-то? – обернувшись перед лестничным пролетом.
Владимир плечами пожал. Ольга усмехнулась.
- Отличный ответ, - начав спускаться. – И как только тебя выпустили?
- Найденная рядом с телом вещь не доказательство убийства, - ответил Вовка.
- Конечно-конечно…
- Может, объясните, о чем спич? – встряла я.
- Как о чем? Об улике из-за которой твоего ненаглядного замели, - Ольга глянула на нас с нижнего пролета. – Она что, не знает? – Вовке.
- Видимо, нет, - отозвался тот.
- Ну вы даете! – Сестра возвела очи к небу, прежде чем зашагать дальше.
- Эй! Я, кажется, спросила! – ухватив Вовку за руку.
Он остановился.
- Я часы потерял, - ответив на мой вопросительный взгляд. – Отцовские, именные. Подарок матери на юбилей. У них застежка слабая, собирался починить, но руки так и не дошли.
- Ага. Удачно так потерял, - продолжила за него Ольга, уже выходящая в холл первого этажа. - Ты прям везунчик!
- Часы?
- Да. Их нашли рядом с телом. Яр, я сотню раз бывал на этом кладбище!
- И поэтому тебя арестовали? – пропустив мимо ушей его настойчивость. Пыталась вспомнить что-то важное, но вместо этого воскресила слова сестры – зовет тебя с собой, даже не попробовав.
Почему - стало ясно, когда расслышала ответ Владимира. Уже не мне – Ольге:
Меня также обуял стыд. Нехорошо срываться на пожилых людях, пусть даже неправых! Старость уважать нужно!
- Это вы простите, теть Варь. Я не должна была так… не по-доброму, - неуклюже извиняясь. – Давайте, помогу, - предлагая донести сумку с покупками.
Проводила до дома, но заходить не стала.
- Пойду я, теть Варь. Дел целая куча.
- Я как же чайку с вареньицем попить? – расстроилась бабушкина подруга.
- В другой раз. Вот Ольга вернется, вместе придем. Тогда и посидим, - пообещала я.
- Ну, смотри, смотри… А Оленька когда собирается-то? Любушка-то как? Не спросила, запамятовала.
- Ничего. Должны вот-вот выписать. Только они, наверное, сперва в Лопуховку.
- И правильно, - закивала старушка. – Родные стены – что лекарство. Быстро на ноги поставят. - На том и распрощались.
Махнув рукой, я заторопилась домой. А по пути поняла, что опять улыбаюсь. Мысли вернулись к завтрашнему дню, к Вовкиному возвращению, и стало казаться, что жизнь налаживается. Даже петь захотелось.
А ночью мне приснилась бабушка. Будто идем мы по улице – я нынешняя и она двадцатилетней давности, а навстречу нам Варвара Ильинична – как сегодня, с клюкой и сумкой холщовой. Бабушка остановилась, взяла подругу за руку и говорит: «Возвращаю я тебе твое обещание, Варенька. Не нуждается моя девочка в присмотре. Выросла. Пускай сама дорогу выбирает. Чему быть, того не миновать».
Глава 17
Есть вещи, которые невозможно забыть! Их не отложить на потом, не вытравить радостью долгожданной встречи, не утопить в океане счастья. Они - данность, в каждое из мгновений пребывающая с тобой. Вот и я, наблюдая за Вовкой, с аппетитом поглощающим мясной рулет, не могла не думать о пережитом в последние дни. Слова бабы Дуси о последней жертве довлели надо мною, словно Дамоклов меч.
Я сдалась, когда мы, насытившись друг другом, валялись на диване, под бубнящий о чем-то телевизор.
- Вов, а когда полиция найдет этого парня, они опять тебя не закроют?
- Какого парня? – Он пробежался рукой по моему боку и остановился на уровне бедра, ненавязчиво поглаживая.
- Которого убили... Помнишь, я говорила? – с невольной хрипотцой в голосе.
Интересно, нам всегда будет мало друг друга?
- Говорила? Когда? – убрав руку.
Искры вновь зарождающегося желания оказались погашены недоумением. Обескураженная вопросом, я недоверчиво воззрилась на него.
- Как «когда»? Когда на свидание к тебе приходила. Ты еще сказал, никому об этом не рассказывать. Вов?..
Вдруг стало бесконечно обидно – не ожидала подобного! Я столько раз пыталась поделиться, излить душу, а он не только ни разу не захотел выслушать до конца, но и пропустил мимо ушей!
- Стоп, погоди. Ты сейчас о чем? Опять о снах? – с осторожностью.
Чувствуя себя обманутой, я кивнула и отвернулась к телевизору. Все-таки отложилось! Но легче не стало – этот скепсис в голосе, яснее всяких слов!
Владимир моего настроения не понял.
- Яр, но ведь это же…
- Что? – Высвободившись из его объятий, я села. Посмотрела с вызовом. – Нелогично? Глупо?
А далее сакраментальный вопрос, не озвучить который выше моих сил. Горький опыт последних лет отпечатался на подкорке - задавать вопросы мужчине нужно сразу и в лоб, иначе передумаю, найду оправдание или пущу все на самотек.
- Ты мне не веришь?! – требовательно.
Вовка думал недолго.
- Яр, я тебе верю, но… - втянув обратно на диван скинутое мною одеяло. - Не кажется, что сны – это чересчур?
- Нет, не кажется! – невольно повысив голос. – Я видела его тогда.
- Хорошо… - пасуя, Владимир вскинул руки. – Признаю, помню плохо – не до того было. Расскажешь еще раз? – не столько спрашивая, сколько утверждая. Так мне показалось.
Ведомая раздражением, я поднялась на ноги. Дошла до окна.
- Уверен? – оглянувшись.
- Конечно, - Вовка смотрел на меня пристально и вопросительно. – Сомневаешься?
- Честно? Да. Ты не слушал раньше. Боюсь, сейчас ничего не изменилось.
Внезапно засмущавшись собственной наготы, я вернулась к дивану, чтобы забрать валяющуюся на полу одежду, но поднять не успела. Владимир повалил на прежнее место.
- Яр… Не дуйся! – нависнув надо мною. – Мне простительно, я в кутузке был, - смеясь глазами.
- И что? В кутузке он был… - уже не обижаясь – делая вид. – Мне тоже нелегко пришлось, знаешь ли.
- Не знаю, но очень хочу узнать, - опершись на согнутую в локте руку. – Я слушаю…
Я молчала достаточно долго, собиралась с мыслями. Вовка, слава Богу, не торопил, терпеливо ждал. Наконец, заговорила, но не о себе – о предках.
- Оказывается, у моей бабушки был дар. И у прабабушки тоже. И у прапрабабушки тоже. Они могли чувствовать, видеть, как совершается убийство. И не только его – все, что происходит с жертвой, с момента, как она попала к ним. Я не знала об этом, даже не подозревала, пока не вернулась обратно из Петербурга.
Я не торопилась, подбирала слова и смотрела в потолок. Боялась столкнуться с недоверием с его стороны.
- Первый мой сон был о бабушке. Я тогда подумала, что разочаровала ее своим решением жить здесь. А сейчас кажется, что она предупреждала. Или гнала прочь, - припомнив откровения бабы Дуси. – А потом были похороны. Я видела их глазами Ульяны. Помнишь? Моя прабабка.
Не сдержавшись, покосилась на Вовку. Тот бесконечно серьезен и, кажется, внимательно слушает.
- Я чувствовала ее скорбь, переживала вместе с ней, прощалась, и не понимала, почему это происходит со мной. Наверное, тоже бабушка постаралась. Показывала, что меня ждет, если останусь, - продолжила я и говорила, говорила, говорила, где-то в процессе покинув диван, потому что лежать без движения не получалось. И принялась бродить из угла в угол, садиться, вставать, вновь садиться, не прекращая рассказывать, то переходя на услышанное от бабы Дуси, то возвращаясь обратно к снам или делясь собственными переживаниями, и, странным образом, на душе становилось легче. Все же открыться перед другим человеком – иное, нежели изукрасить словами страницы ежедневника.
Кстати о дневнике…
- Вов, мне кажется они не только наблюдают за мной… Они где-то рядом. Совсем близко.
- В смысле?
- В прямом. Я так и не смогла найти дневник. Все перевернула и ничего. Он словно растворился в воздухе.
Владимир сдвинул брови.
- Хочешь сказать, кто-то побывал в доме?
Я ответила тяжелым вздохом.
- Иди сюда.
Вовка поманил меня к себе на диван. Я послушно присела рядом и прильнула к мужскому боку.
- Что ты думаешь обо всем этом?
- Пока не знаю, - честно признался он, поцеловав меня в макушку. – Если ты не против, я бы побеседовал с этой твоей бабой Дусей. Что скажешь?
- Не уверена, что она захочет с тобой разговаривать, - засомневалась я.
- И все же стоит попробовать. Еще ни одна женщина не устояла перед моим сногсшибательным обаянием! - совсем другим тоном.
Я невольно улыбнулась.
- По-моему, кое-кто слишком много мнит о себе.
***
Но застать бабу Дусю на следующий день нам не удалось. А после обеда мы отбыли провожать Павла и позволили себе задержаться на одну ночь в Саратове. Не только мне хотелось сменить обстановку, Вовке тоже. Кому-то подобное поведение может показаться недальновидным, но жить в постоянном напряжении невозможно. Человек должен отдыхать: и физически, и эмоционально.
Мы устроили романтический тет-а-тет в уютном кафе, до полночи гуляли по набережной, а затем предавались любви, открывая неизведанные стороны друг друга, даря и принимая наслаждение, отдаваясь без остатка.
Единственный вопрос, который я за эти сутки позволила себе задать о произошедшем, касался Павла. Мы вышли на балкон полюбоваться на ночную Волгу, когда я вспомнила о требовании Владимира.
- Почему ты не захотел, чтобы Пашка остановился у нас? – Сейчас, когда тот не слышит, я позволила себе сократить его имя, а до этого называла, как представился, или же вовсе предпочитала не обращаться. Мы так и не нашли общего языка.
- Думал, ты догадалась, - ответил Владимир, приняв меня под свое крыло: с воды веяло прохладой.
- Одно дело догадываться, другое знать наверняка, - отозвалась я.
Вовка молчал некоторое время, прежде чем заговорить.
- Пашка – неплохой человек, преданный друг, отличный товарищ, но его отношение к женщинам с некоторых пор… кхм… по меньшей мере специфическое.
- Почему?
- Обжегся. Что называется, влюбился не в ту женщину, - просветил меня Владимир.
- Она … - хотела сказать «изменяла», но Вовка опередил.
- Использовала, чтобы обеспечить себе безбедную, комфортную жизнь: Пашка вполне себе высокооплачиваемый специалист. Ну и гуляла, конечно, но он долго отказывался в это верить, предпочитал быть слепцом, хотя многие пытались открыть глаза. А потом ушла, хлопнув дверью и прихватив с собой приличный кусок совместно нажитого. Даже на адвокатов бывает проруха, - с сожалением.
- Так он что… озлобился? – поняла я.
- Очень. И изменился с тех пор сильно. Ты, возможно, не поверишь, но когда-то это был очень открытый, общительный человек. Обожал компании, травил анекдоты, а теперь разве что на мальчишник вытащишь, и то не всегда.
- Ясно. - Не то, чтобы после этих слов я прониклась симпатией к Павлу в свете нашего с ним общения, но пожалела однозначно. – И все равно не понимаю, почему в гостиницу, - вернулась к тому, с чего начали.
И получила исчерпывающий ответ.
- Не хотел, чтобы он тебя обидел. Он мог.
Услышав, я не стала делиться впечатлениями от нашей встречи, а потянула Вовку обратно в номер, придя к умозаключению, незачем портить такую замечательную ночь. Мою инициативу поддержали. И не раз. А перед отбытием мы, точнее я, решили навестить тетю Любу, и, как выяснилось, этим походом поставили точку в незапланированном и столь отрадном «отпуске».
Начиналось все предсказуемо. Тетя Люба, хоть сейчас готовая на передовую, с искренним возмущением жаловалась на врачей:
- Не отпускают, Ярочка! Представляешь, не отпускают! А у меня огород бесхозный! Зелененькие, пикули, капустка! Останемся на зиму без закаток. Как будем?!
- Нормально будем, мам. Нормально, - Ольга закатила глаза. – Сейчас не девяностые. Пошел в магазин и купил все, что нужно.
- Тебе бы только в магазин, отраву всякую есть! – возмутилась Любовь Андреевна.
- Мама! – сестра сокрушенно покачала головой.
- Теть Люб, да не переживайте вы так. Выпишут скоро. Я вот только с доктором разговаривала, говорит, что вы умница. На днях домой отправитесь, - чуток приукрасив. С врачом я не общалась, но слышала, как сестра на посту говорила о готовящейся выписке пациентки из двенадцатой, где лишь одна койка занята временным постояльцем – тетей Любой.
- Выписать-то выпишут, - согласно закивала Любовь Андреевна. – Куда денутся? Что положено отлежала, дольше держать не станут. Так вот другой Цербер! – ткнув пальцем в дочь. – Не пускает до дому!
- Мам, мы это уже обсуждали! – возмутилась Ольга.
- И чего? Я своего согласия не давала! – отрезала тетя Люба.
- Мама! Мне на работу нужно! Я место потеряю!
- Подумаешь! Было б чего терять! - взглядом ища у меня поддержки.
Я невольно попятилась, не желая принимать участие в семейных разборках. Благо Вовка остановил, всучил пакет с гостинцами.
- Теть Люб, нам пора. Таксист ждет, - умудрившись опередить сестру и недалеко от истины: до заранее оговоренного времени отъезда осталось менее часа. – Мы вам тут вишневый рулетик принесли, соломку сладкую и фрукты. Покушаете, - пристраивая пакет на тумбочку возле кровати.
- Заберите! Не нужно мне ничего, - воспротивилась тетя Люба.
- Но…
- Святику отдай. Худющий, недокормыш. А матери дела нет!
Я с сочувствием глянула на сестру. Та покачала головой, мол, не настаивай. Послушалась.
- Как скажете, теть Люб. Отдам Святу, - пятясь обратно к Вовке. Тот внешне невозмутимый стоял в пяти шагах от кровати и делал вид, что его здесь нет. – Ну, мы пойдем? Выздоравливайте, - поравнявшись.
- Конечно идите. Спасибо, что навестили, - сменила гнев на милость Любовь Андреевна и даже заулыбалась. – Рада была тебя видеть, Ярочка. Ты приезжай ко мне в Лопуховку. Навещай. И друга своего бери. Я вас таким супчиком накормлю, с домашней-то курочки. Не то, что Ольгин с магазинной! Сплошные антибиотики!
- А ты чего передумала? Хотела же к матери? – спросила я у сестры, когда мы вышли из палаты.
- Ты же видишь, Яр. Ее здесь в постели не удержать, а там что делать? Привязывать? – с раздражением отозвалась Ольга. – Она мне всю плешь проест своим огородом, - оправдываясь. – Да и на работу надо. Не уволят, конечно, но пора и честь знать.
Я молча посочувствовала, думая о том, что где бы тетя Люба не оказалась после больницы, сестре придется несладко.
- Ну а ты как, мучитель невинных девиц? – Ольга временно переключилась на Владимира. – Вы вообще знаете, что у вас совести нет? Позвонить, обрадовать не судьба?
- Лель…
- Да ладно. Шучу! Понимаю, не до меня было, - подмигнув обоим. – Кстати, очень рада за вас. Наконец-то перестали ходить вокруг да около.
- Спасибо, - Вовка приобнял меня. – И за свидание тоже.
- А-а-а, ерунда, - Ольга направилась к выходу из отделения. – Но ты все же расскажи, как тебя угораздило-то? – обернувшись перед лестничным пролетом.
Владимир плечами пожал. Ольга усмехнулась.
- Отличный ответ, - начав спускаться. – И как только тебя выпустили?
- Найденная рядом с телом вещь не доказательство убийства, - ответил Вовка.
- Конечно-конечно…
- Может, объясните, о чем спич? – встряла я.
- Как о чем? Об улике из-за которой твоего ненаглядного замели, - Ольга глянула на нас с нижнего пролета. – Она что, не знает? – Вовке.
- Видимо, нет, - отозвался тот.
- Ну вы даете! – Сестра возвела очи к небу, прежде чем зашагать дальше.
- Эй! Я, кажется, спросила! – ухватив Вовку за руку.
Он остановился.
- Я часы потерял, - ответив на мой вопросительный взгляд. – Отцовские, именные. Подарок матери на юбилей. У них застежка слабая, собирался починить, но руки так и не дошли.
- Ага. Удачно так потерял, - продолжила за него Ольга, уже выходящая в холл первого этажа. - Ты прям везунчик!
- Часы?
- Да. Их нашли рядом с телом. Яр, я сотню раз бывал на этом кладбище!
- И поэтому тебя арестовали? – пропустив мимо ушей его настойчивость. Пыталась вспомнить что-то важное, но вместо этого воскресила слова сестры – зовет тебя с собой, даже не попробовав.
Почему - стало ясно, когда расслышала ответ Владимира. Уже не мне – Ольге:
